Андрей Лакро

Говорящая сигарета

Говорящая сигарета
Работа №216. Дисквалификация в связи с отсутствием голосования

Вероника плохо слышит. Однажды, на истории искусств вместо «эпоха возрождения» она написала «эпоха вожделения». Мы были на карандаше у школьного психолога и часто оставались после уроков. Чтобы не расстраивать родителей, мы записались на кружок танцев и просиживали в раздевалке допоздна, а деньги тратили на шоколадные батончики и лаки для ногтей.

В тот самый вечер, когда мы развонялись на всю раздевалку ацетоном, Вероника сказала, что ей нравится парень из класса на отшибе третьего этажа. Там учились те, кто, как говорит наш директор, скоро сядет. Недавно там кто-то выбил окно и на время починки тридцать будущих уголовников расформировали по параллельным классам. За один день количество влюбленных девушек захлестнуло учебный процесс «эпохой вожделения». Парни не церемонясь, забили стрелки девочкам в подвале соседнего дома, подрались на переменке и снова были загнаны в тупой край третьего этажа.

– Он классный, – сказала Вероника, снимая второй туфель и носочек в мелкую сетку. – Он потерся своей штаниной о мою ногу. Я говорила?

– Не-а, – сказала я, откручивая флакон с едкими фиолетовыми блестками. – Штанина? Там хоть была нога, или он просто задел тебя под партой?

– Нога! Я, конечно, имела ввиду, что нога! Говорю тебе, потерся. Вот так, – она сложила две ладошки вместе и потерла их одну о другую, будто они мерзли. – Это просто кайф, какой у него голос! У него уже изрядные гормональные перемены, раз он так баритонит. У него, наверное, волосы растут везде. И знаешь, что? Он самый красивый и даже похож на англичанина, например. Он будто не отсюда, понимаешь?

– Ты с ним даже не разговаривала.

– А вот и нет, – Вероника выставила вперед ноги, рассматривая длинные пальцы с зелеными ногтями. – Он сказал мне кое-что. Причем такое, интересное. Я знаю, на кого положить глаз, – Вероника подмигнула.

Я развернулась на узкой скамейке и приготовилась слушать какую-нибудь влюбленную ахинею, но Вероника тихо сказала, что этот парень, которого все звали Псарня, любит посидеть и спокойно послушать, «как тлеет говорящая сигарета».

Мне понадобилось минуты три, чтобы прокрутить, что Псарня на контроле в полиции, поэтому явно ничего не употребляет, и что Вероника глуха на одно ухо после падения в воду с большой высоты.

– С какой стороны он сидел от тебя?

– Слева. Я сидела на твоем месте, будешь знать, как болеть.

– Почему ты пересела?

– Потому, что он буквально залез на меня, и я ретировалась на соседний стул. Говорю же, он терся об меня два часа.

– Как ты его вообще услышала? – я щелкнула пальцем перед носом Вероники. – Как в тупом пне запели птицы?

– Эй, вот эта метафора полная фигня, поняла?

– Я извинюсь, если скажешь правду!

Эхо разнеслось по пустым коридорам, девочки притихли и даже расслышали счет учителя танцев и гром колонок музыкального проигрывателя. Вероника теребила левое ухо.

– Он так сказал мне, Зизи. клянусь, чем хочешь.

– Может, он сказал «как тлеет горящая сигарета»?

– Нет, Зизи, он сказал «говорящая».

– Может, они тоже участвуют в конкурсе метафор? У них же класс полный отстой. На что им продвинутая программа? Как он пишет? Ты видела его почерк?

Вероника осторожно проверила, высох ли лак, и виновато поглядывала.

– Он не писал, просто сидел, а потом я услышала, как его штанина, то есть нога трется о мое колено. Так потихоньку раскачивал, а потом толкнул. Я оглянулась на него, а он на меня не посмотрел и говорит: «хочешь посмотреть?».

– На что посмотреть?

– Я же говорю, «как тлеет говорящая сигарета».

– Где посмотреть?

– В подвале, в этом страшном.

В коридоре лязгнули двери и толпа вспотевших танцовщиц в пестрых лосинах, обмахиваясь полотенцами, в развалку хлынули к раздевалкам.

– Пора сматываться.

– Не хочу домой, – я протянула Веронике куртку.

– Хочешь, пойдем в подвал?

– Нет, знаешь, что там может быть?

– Что, например, – Вероника довольно ухмыльнулась. – Нас изнасилуют? Я лично сопротивляться не буду, лишь бы симпатичный был парень.

– Псарня?

– Да. А что? Правда, он мне этого не предлагал! Может ничего страшного и не случится, если мы зарулим на полчасика на этот тлеющий огонек?

Я посмотрела на Веронику в короткой куртке, распущенными волосами и рдеющими щеками. Глаза у нее блестели не здоровым блеском, и лицо было похоже на то, какое бывает после визита к стоматологу. Перекошенное, но довольное.

– Идем, но сотри эту помаду.

– Я не красилась, я накусала себе на литературе.

– Скажи метафорой.

– Кусала, как оса впивается в маслянистую кожу.

– Нет, еще.

– Как раскаленное олово по нелуженым ободам.

– Ну, еще. Проще, все гениальное просто.

– Как грызет кровавые кости сука на псарне. А! – Вероника от испуга закрыла рукой рот.

– Вотвот. Метафора – это психология, понимаешь? Наука о душе.

На улице весеннее солнце пошло на спад и розовые облака очертили на небе четкую восьмерку. Я шла вслед за Вероникой, след в след по узкой дорожке к двенадцатиэтажному дому за школьным стадионом.

– Бесконечность, – сказала Вероника.

– Что?

– Я имею ввиду, что облако, как две петли, прорвавшие сонные артерии.

– Скорее уж, как горящая лента Мебиуса.

– Ого, эдак ты выиграешь! – рассмеялась Вероника.

– Эдак ты.

Мы вошли в тень дома, обсаженного вытоптанными кустиками, и остановились возле ржавой двери в подвал.

– Что теперь? Постучать?

– Может, надо знать код?

– Нет, Псарня сказал, чтобы попасть внутрь, нас должны пригласить.

Я закатила глаза от возмущения и заметила надо мной лица, выглядывающие из форточек. Это были странные головы, согнутые вниз.

– Они стекают на нас, – сказала я, немного присмотревшись.

– Да? А мне так не кажется, – Вероника тоже посмотрела наверх.

– Кто живет в этом доме?

– Шахтеры, беженцы. Побежали отсюда…

Я всмотрелась в лицо мальчика, который медленно стекал с четвертого этажа вниз. Еще минута и он плюхнется об асфальт.

– Что это за фигня, Вероника?

Еще несколько лиц высунулись из окон повыше и тоже начали сползать вниз. Мальчик достиг второго этажа. К этому времени его лицо трансформировалось и потеряло человеческий вид. Нос, уши и рот сместились и сплыли, шея тянула за собой невнятные плечи, как карамель с тех шоколадных батончиков, которые мы покупали на переменках.

– Зизи, мне совсем не страшно.

Я посмотрела вниз, ноги мои стояли отдельно, будто я уже хотела давно убежать. Мальчик стек до моего уровня и повис, как капля бордовой смолы. Внутри я заметила ветвящиеся сосуды. Когда в каплю опустился один глаз, маленькая воронка открылась, и из нее пошел звук.

– Фшш…

Вероника крикнула, но как-то нерешительно. Ноги стояли на месте, мое туловище сместилось довольно сильно, и я застыла от шока. Вернуться назад, к ногам или стоять, а точнее уже почти лежать? Сверху продолжали стекать лица. Вероника кричала, но получалось очень тихо.

– Заходи, – сказал кто-то из-за двери в подвал.

Дверь в подвал со скрипом открылась, лица втянулись обратно. Мое тело тоже вернулось к ногам. Вероника, наконец, оторвав ноги от втоптанной земли, вбежала в подвал. Я побежала вслед, по пути мысль о втоптанных кустах не покидала меня. Их вытоптали люди стоящие, как вкопанные. Дверь закрылась сама собой, и темнота полностью скрыла нас.

– Вот чего вы там стоите? – вспыхнул фонарик, – Заходи.

Парень в очках посветил на нас.

– Я тебя знаю, – сказала Вероника.

Парень улыбнулся, подсветив фонариком и себя. Я подумала, что ни на какого англичанина он не похож.

– А где Псарня?

– Он там сидит, – махнул парень, – пошли дальше.

Мы шли вдоль труб с горячей водой по бетонному тоннелю, по которому шмыгали кошки и крысы.

– Что там было? Ты видел это? – спросила я.

– Крысы, – ответил парень.

– Нет, из окон. Там капали… люди. Не знаю, как даже сказать.

Вероника нервно рассмеялась.

– Как свечной воск, как мед из перевернутых сот, как слюна бешеной собаки.

– Заткнись! – не выдержала я.

Парень в очках засмеялся.

– Я тоже готовлюсь к этому конкурсу. Там можно выиграть поездку и посмотреть на вулкан. Это интересно, мне кажется. Вы тоже хотите поехать?

Мы молчали, спускаясь по металлической лестнице вниз.

– Давай руку, не бойся. Мы тусуемся там, – парень, блеснув отражением от очков, указал на свет вдали. – А Псарня и все старшие вон за той трубой. Мы к ним не ходим, они странные.

– В каком смысле?

– Ну, не пьют даже, просто сидят тихо, – он протянул фонарик. – Держи. Я по памяти дойду, отдадите потом.

– Спасибо, – улыбнулась Вероника.

– А вы из этого приличного класса, где одни девчонки?

– Ну, у нас есть и парни.

– Ай, – перебил парень, – какие там парни. – Может, встретимся еще? – он посмотрел на меня и подмигнул. – Какая ваша самая крутая метафора? Я не сворую, у меня по литературе тройка, вряд ли я способен.

– Я не скажу, – сказала Вероника.

– Ясно, а ты?

– Буду молчать, как будто каждое слово, что я думаю сейчас о тебе, покрыто золотом.

– Круто, у тебя есть шанс. Буду голосовать за тебя. Как тебя зовут?

– Зизи, – сказала я.

– Зиззззззи. Класс, а мне не нравится мое имя. Вы главное не бойтесь, тут ничего страшного не случается, а то начнете рассказывать, что тут сумасшедшие шахтеры докопались до ада.

Парень свернул в сторону луча фонарика и исчез.

– Это Ваня Вонь, – сказала Вероника. – Сказал, поменяет фамилию, когда вырастит. А мне кажется, нормально.

– Тебе не страшно?

– Нет, странно, правда?

– Как черная ночь, среди белого дня, – постаралась улыбнуться я.

За трубой была дыра в стене. Через нее проглядывали ковры на стенах с плакатами и надписями, свечи на трубах, затекшие воском и два дивана.

– Заходи, – послышался низкий голос.

Мы пролезли в дыру в стене и выключили фонарик. Псарня закрыл вход занавеской, сел на диван и указал нам на место напротив. Мы с Вероникой осторожно сели на прокуренный диван, застеленный покрывалом.

– Зачем пришли?

– Ты позвал меня, помнишь? Ты спросил про сигарету…

Псарня посмотрел на Веронику внимательнее.

– Я всех зову, мало ли. Обычно никто не приходит. Почему пришли?

Вероника пожала плечами.

– Интересно.

– А что это за люди там из форточек?

– Это я не знаю, спросите у кого-нибудь другого. Какие–то странные они, да? Вам так показалось?

– Очень.

– Я не знаю, может души какие-нибудь или призраки.

– Там был мальчик, он сказал нам кое-что, – сказала я.

Псарня, который зажигал погасшую свечу, покрылся длинными прыгающими тенями от пальцев и замер.

– Они не разговаривают.

– А вот и сказал! Он сказал вот так: «пшшшш…».

– Пшшшш… Это еще не слово. Вы, когда выйдете, обойдите все квартиры. Не бойтесь, дом пустой, но его нельзя сносить. Тут под нами шахта. Его надо наклонить или взорвать. Тут под нами большой колодец. Они с ума сошли, эти переселенцы. Тут копать нечего, а они хотели копать. Потихоньку, копали себе в подвале. Надевали фонарики, – Псарня постучал по фонарю в руках Вероники, – вот такие и спускались в шахту. Хотите я вам покажу?

– Нет, мы верим.

– Шахту засыпало, дом признали аварийным.

– Подожди, свет же горит в квартирах – неуверенно сказала я.

– Какой свет? Дом же заброшенный. Ну, ладно, будете слушать?

– Что? – растерялась я.

– Говорящую сигарету, - положив руки на спинку, и довольно развернулась ко мне.

– А? Что я говорила! – вытянула шею Вероника.

Псарня насыпал крупный табак на зеркало, затем достал кусок папиросной бумаги и засунул его в специальную машинку. Он намочил край тонкой бумажки слюной и покрутил ручку. Вышла аккуратная сигарета без фильтра.

– Готово, – сказал Псарня.

Я наблюдала за его ловкими движениями. Темные волосы с золотым отблеском упали ему на глаза, он лизнул бумажку, заложил прядь за ухо, вздохнул и сказал бархатным голосом, чтобы мы сели к нему ближе.

Я оказалась с краю, Вероника заняла место возле англичанина местного происхождения. Я отметила, что он еще и высокий, и что у него красивые пальцы, и что голос, голос прекрасен. Через минуту, я уже обожала его и стала косо смотреть на Веронику, которая чуть ли не истекала слюной, следя за пальцами, которые проделывали что-то странное.

Псарня положил сигарету на небольшой постамент на низком столике между диванами. Рядом он поставил штатив, на котором был прикручен маленький микрофон-петличка. Тонкий провод Псарня обвел вокруг сигареты, а прищепкой от микрофона прикусил сигарету.

Зрелище было странное, будто пластиковая змея держит во рту сигарету. Головка от микрофона без глаз таращилась на нас, Псарня вспыхнул спичкой и поджег сигарету. Она начала тлеть. Тонкий едкий дымок поплыл, гоняемый сквозняком, и овеял нас, будто потрогал.

Сигарета дымила, Псарня откинулся на диване и не сводил с нее глаз. Я подумала, почему у него такая кличка, совсем не подходящая. Вероника липла и даже от страха взяла его за руку, но он приложил палец к губам и указал на говорящую сигарету.

Раздался тихий вкрадчивый звук. Это был скрип, похожий на скрежет ржавых ворот, который я слышала в детстве. Ворота скрипнули, за ними послышалось протяжное «эээээ». Вероника вытянула голову, чтобы расслышать лучше. Так бывает, когда ты боишься высоты, и сам хочешь спрыгнуть вниз, чтобы не мучиться или когда тебе мерещится призрак, и ты хочешь выглянуть, не идет ли он за тобой.

– Эээ…экзаааааа…лиии..та..аация…

Голос протягивал это слово несколько раз, также скрипя на звуке «э–э». Несколько раз мне казалось, что это насмешка и сейчас кто–то выскочит и рассмеется, но сигарета тлела, звук шел в микрофон, выходил через небольшую колонку, которая стояла на пустой коробке изпод пива. Псарня внимательно слушал, сведя брови, и покусывал нижнюю губу. Я догадалась, он не знал этого слова.

– Экзальтация, – повторила я. – Ты знаешь, что это? – спросила Вероника шепотом у парня.

– Неа, – тихо ответил он, – но у меня есть словарь.

Псарня достал одной рукой из-под дивана словарь и пролистал несколько страниц с конца книги.

– Восторженность, восхищение кем-то или чем-то.

– Восхищение?

– Вы по дороге сюда чем-нибудь восхищались?

– Нет, – коротко ответила я.

– А вообще?

– Иногда, – промямлила Вероника, покусывая губу.

Псарня посмотрел на нас и задумчиво покачал головой. Сигарета не умолкала, протягивая «э». Псарня откинулся на диване, и потрогал меня за плечо.

– Откуда идет звук? В чем там дело? – спросила я. – Не из сигареты же?

– Конечно, нет. Он просто любит покурить.

– А кто говорит?

Псарня посмотрел на меня и кивнул.

– Так спроси у него.

Я уставилась на сигарету. Дымок медленно плыл вверх, исчез сквозняк. В тусклом освещении подрагивали тени труб от свечей, пахло парафином и плесенью. Сзади шуршали мыши, и капала вода. В детстве в шалаше, где мы прятались с друзьями от мамы, было похожее ощущение. Скрипнули ворота, и раздался шепот листьев…

– Кто ты? – осторожно спросила я.

– Тсс… не так, – перебил Псарня, – скажи сначала, кто ты!

– Я? Я – Зизи, Зина из девятого класса. Я девочка, человек.

– Шшшшш…., – шумели листья из шалаша.

– Я хочу выиграть конкурс метафор в школе и поехать посмотреть на вулкан. В него я хочу бросить камень, моя мама умерла и не успела, а я...

Псарня посмотрел на меня с сочувствием, и Вероника перестала улыбаться, скрывая смех, который накрывал ее в страшных ситуациях. Мне кажется, ей знакомы только смех и спящее опухшее лицо с бегающими глазами, как сейчас.

– Круг – это квадрат, – сказал голос. – Кккк, – прохрустело в колонках.

– Вы слышали? – спросила я.

– Нет, а что там было, – Вероника наклонилась ближе.

– Он говорит только важные вещи, – прошептал Псарня. – Только то, что нужно знать. Например, «разбей окно».

Сквозняк снова качнул дымок дотлевающей сигареты. Мне стало жаль, что она догорает.

– Кто ты? – спросила я снова.

– Я взял стул и разбил. Зачем, не знаю, так надо, – улыбнулся Псарня.

– Ты что–то просил у него?

– Нет, – улыбнулся Псарня, – просто сказал, что школа уже задолбала.

– Пойдем завтра на конкурс? После уроков в актовом зале?

– Кто ты?

– Я могу, – сказал Псарня.

– Кто же ты такой? – повторила я.

Пепел падал, начала коптить прищепка, разнося запах жженого пластика. Вероника и Псарня скрылись в дыму.

– Иии…идите, – сказал голос, – ззззз…звезда.

– Кто ты?

– Зззз…звезда…

Сигарета погасла. Мы вышли из подвала, пробираясь вдоль труб с утеплителем, под звуки лифта, который ездил вверх–вниз, заводя мотор. Я вспомнила о стекающих людях. Зачем им вообще лифт? Дверь скрипнула, как протяжное «эээ..». Я оглянулась. Звуки очень похожи. Может, мне все показалось? За мной вышли Вероника и Псарня, который пошел нас проводить. Я посмотрела наверх. Форточки были закрыты, а на небе горели тысячи ярких, как пайетки, звезды и одна большая искрящаяся звезда.

– Луна?

– Нет, звезда…

Мы шли домой несколько часов, ноги не шли, казалось, от этого дома было невозможно уйти. Открывались и закрывались форточки, спускался вниз лифт, горели звезды. Мы совсем не смотрели под ноги, такое было красивое небо.

– Смотрите, отключили на улицах свет, поэтому видны звезды. Не горят фонари, – показала я на улицу впереди, до которой мы так и не могли дойти.

– Это он, – сказал Псарня.

Когда я, наконец, дошла до дома, попрощавшись на углу с Вероникой, ощутила, что как-то быстро наступила ночь, неоправданное время для гуляний. Я вставила ключ в замок и вспомнила, как Псарня шел по школьному стадиону, медленно переставляя ноги, и долго дымил сигаретой.

– Мне в другую сторону, – сказал он и свернул с нашей дорожки.

– Увидимся, – крикнула Вероника.

– Почему все же его зовут Псарня? Наверное, он любит животных?

– Возможно, он предан, как пес. Предан, как целая псарня!

– Четко, надо записать, – зевнула я, – не знаю, что за бред сегодня с нами случился, но мы очень устали.

Он махнул нам рукой. Я открыла двери в квартиру. На пороге стояли, кто, в чем одетые спросони, мои дети. Две девочки и ползающий малыш. Я сразу поняла, что эти дети мои. Я бросила сумку на пол и сказала, что очень устала. В пустой комнате я растянулась на холодной кровати и закрыла глаза. Что происходит?

– Мама? Мам, послушай, – сказал детский голос из-за двери.

– Потом, потом, – сказала я.

Что случилось? Надо посмотреть на себя в зеркало. При этой мысли кожа на голове сжалась, и зачесались волосы. Псарня, подвал, сигарета…

С утра кошмар не закончился. На автомате я отвела младшего ребенка в сад, а старших детей в школу поблизости.

– Мама, – голос просто топил все мои надежды. – Скорее, мы хотим посмотреть на конкурс.

– Какой еще конкурс?

В школьном коридоре, толпилась группа шестиклассниц, исписывая листок бумаги, и ссорясь. Мимо, как в тумане, пробегали учителя в приличных сменных туфлях и старшеклассники. С утра я посмотрела в зеркало на сорокалетнюю женщину. Смутно представился мой жизненный путь. Неужели, ничего нельзя повернуть назад.

– Скорее, начинается!

Я, подгоняемая своим выводком, двинулась к актовому залу. Там на сцене объявляли конкурс метафор. Каждый год, одно и то же. Я уставилась на надпись на плакате: «Конкурс метафор. Приз – кубок и путешествие». К микрофону выстроилась очередь. Жюри, расположившееся за столами внизу, вело запись, шурша бумажками. То и дело дергали микрофонную стойку. Выступающие были то ниже, то выше нормы. Муж вероники, лысоватый и улыбающийся очкарик, продекламировал «ночь рассеялась, как дым, но я зажигал снова этот огонь». Судьи посчитали это выступление не подходящим для школьного соревнования и возмущались, но Вероника отчаянно хлопала со всеми, кто просто ждал своей очереди.

– Это же Ваня, очкарик из подвала, – вспомнила я.

Люди все подходили, заполняя дверной проем. Я заметила еще несколько знакомых лиц. Псарня, все такой же молодой, посмотрел на меня из толпы. Мне хотелось закричать. Это был обман, страшный сон.

– Мам, может, попробуешь? – отрезвил детский голос.

Псарня пальцем указал на сцену. Пальцы похолодели на моих ногах. Я встала, чтобы дойти до него, стала пробираться между рядов с сидящими друг на друге родителями и детьми. Однако, Псарня все время оказывался от меня на расстоянии, будто я шла по радиусу, а он стоял в центре. Наконец он достал сигарету и закурил. Дым поплыл между людей, но они его не замечали. Я с усилием продиралась через толпу, однако меня не пускала какая–то похожая на резину невидимая волна.

– Ваша очередь? – спросил меня мужчина, раздающий нарезанные бумажки с номерками. – Вот держите, – он сунул мне в руку клочок с цифрой «110».

Псарня сверлил меня взглядом из-за дымной завесы. Я оглянулась на очередь и встала в строй. Псарня улыбнулся и съел сигарету. Затем его лицо стало медленно стекать, пока не провалилось за спины толпящихся конкурсантов. Я закрыла глаза, чтобы ничего не видеть. Проклятый кошмар, сумасшедший сон. Мой листок весь промок от вспотевших рук, я стала его расправлять, стараясь не порвать номер. Что говорить? Я должна сказа метафору! Только не это, я совсем об этом забыла! В голове никакой метафоры, ни одной мысли.

Три человека до микрофона. Вероника смеется и машет мне рукой с золотыми кольцами, на коленях у нее ребенок в рубашке и бабочке. У нее все сложилось. Мне почему-то показалось, что мы давно уже не дружим. Я махнула ей в ответ, она улыбнулась.

– Вероника, что с нами случилось?

Два человека до микрофона. Мне стали видны судьи.

– Это ошибка, – хотела все им рассказать я, – так получилось, что жизнь промелькнула слишком быстро. Я просто хотела, чтобы снова была жива мама, и начать жить без обид.

Судьи шуршали бумагами, кряхтели и поправляли очки. Школьный конкурс, призванный укрепить семейные узы и развить фантазию, набирал обороты. В комиссию поступали жалобы, просьбы дать второй шанс и прочее. Я подошла к микрофону, раздались аплодисменты. Я назвала свое имя, Вероника крикнула мне что-то ободряющее, в толпе не было никаких ужасов.

– Назовите свой номер, – сказал председатель жюри.

Я посмотрела на бумажку. Цифры «110» расплылись и сформировались с совершенно отчетливый квадрат и круг. Судья записал номер и уставился на меня, все замерли, я приблизилась к микрофону так, что стало слышно мое дыхание. Псарня, подвал, дым, дети, звезды, фонари, капли, лестница вниз и вверх, любовь, улыбка, знаки, окна со светом и без, дороги, горы и фонари, самая яркая звезда, мама…

– Круг – это квадрат, – сказала я в микрофон, он засвистел и весь зал вскрикнул, как от зубной боли, прикрывая уши.

Судьи переглянулись, что-то записали и стали шептаться.

– Спасибо, – сказал судья, и я отпустила микрофон.

Когда я спускалась с лестницы, меня обдавали смешками, учтиво пропускали и оглядывались. Конкурс шел своим чередом, к микрофону, дергая его, туда-сюда подходили взрослые, дети, малыши и бабушки.

– Отличный конкурс, – сказала я кому-то, уходя в просвет дверей актового зала, и потеряла сознание.

Вероника выгнала всех зевак из медкабинета и села рядом на стул. Я лежала на узкой, обшитой клеенкой, белой скамье и рассматривала сверху вниз улыбающуюся медсестру.

– Поздравляю, какой месяц? – спросила Вероника.

Я села на скамейку. Понятия не имею, о чем речь. Вспомнить хотя бы, как появились те дети, что уже жили в моей квартире.

– Не знаю, – сказала я.

– У моей сестры, – сказала медсестра, громко шлепая печать, – тоже четверо. Ну и балаган там у них, – она улыбнулась.

– Мама! – в кабинет вбежали девочки и обняли меня, – как хорошо, что ты жива!

Я замерла, перебирая эти слова.

– Пойдем скорее, сейчас объявят победителя!

Домой я вломилась с кубком в руках, в сумке, сложенная вдвое, лежала путевка в Индонезию. Я закрылась в комнате, включила телефон и обнаружила в нем кучу фотографий в обнимку с Псарней. Он улыбался, держал наших детей, курил сигареты и исполнял все мои желания.

– Что я наделала? – улыбнулась я.

Другие работы:
-1
13:21
757
23:51
-1
Весь рассказ, несвязные психоделические обрывки мысли. Большая часть диалогов пустые, в них просто нет смысла. В разговоре двух девушек, почти сразу перестаешь их различать. Да и вообще: «У него уже изрядные гормональные перемены, раз он так баритонит.», это что речь девушки подростка? У нее самой гормоны бушуют. От одной мысли о парнях, трусы мокрые. Как в ее мозгу, вообще это предложение сформировалось.
Оценка: 3-
Комментарий удален
13:26
лицо было похоже на то, какое бывает после визита к стоматологу. Перекошенное, но довольное.


Не думаю, что сквозь грохот музыки можно расслышать счет, сидя не в зале, а в раздевалке. Это, наверное, уже фантастика началась.

лицо было похоже на то, какое бывает после визита к стоматологу. Перекошенное, но довольное.


Хотела бы я посмотреть на того, кто выходит от стоматолога с довольным выражением лица :)))
– Говорящую сигарету, положив руки на спинку, и довольно развернулась ко мне.


Странно оформлено предложение

Я, честно говоря, не очень поняла сути рассказа. И метафоры основной не поняла. Стекающие люди — кто это, или что это?

16:16
если идти по радиусу, то придёшь как раз в центр.
Комментарий удален
21:39
перечитал ещё раз! Ну что сказать…
Лучший рассказ группы, однозначно. Есть и чувства, и фантдоп, и история.
Удачи автору на конкурсе и в творчестве!
06:21
+1
На каждый текст, найдется свой извращенец)))
Комментарий удален
15:24
Ваще не люблю фэнтези, заглянула случайно и… дочитала до конца. Значит, вещь стоящая!
Автору огромное спасибо!
22:42
Занятно. Но, безусловно, что-то в этом есть, помимо ошибок. Наверное, неформат.
Загрузка...

Достойные внимания