Кое-что из жизни роз...
— Доброе утро, девочки!
Мужчина средних лет, опрятной внешности, с интеллигентными манерами школьного учителя любовался розами: всматривался в хитросплетения лепестков, проникал взглядом в глубину соцветий, скользил по причудливым изгибам. Словно откликаясь на приветствие, цветы одарили его изысканным ароматом, и он, вдохнув полной грудью, прикрыл глаза от удовольствия.
— Спасибо! Спасибо, дорогие! Как спалось? Вижу, ночная прохлада на пользу юным леди. Вы очаровательны!
Утренний ветерок, порывистый и непостоянный, как студент-первокурсник, заигрывал с садовыми красавицами: то нежно трепетал в листве, то принимался кружить цветочные головки. Наблюдая за этой игрой, мужчина испытал легкое волнение и немного смутился. Чувствуя себя лишним, невольным свидетелем первых знаков внимания, поспешил удалиться:
— Что ж, сварю кофе, и за дело. Красота — великая сила, но…
Будто заканчивая фразу только на своем цветочном языке, бутоны на гибких стеблях мерно закачались.
— Все так, мои умницы. Но ученье — свет.
Довольный, он направился к дому. Походка его была затруднена: левая нога не совершала полноценный шаг, подтаскивалась за правой, и движения левой руки были скованы, неуверенны — последствия инсульта. Несмотря на это, мужчина ловко управлялся на кухне. Неспешно вращая ручку мельницы, с наслаждением прислушивался к хрусту кофейных зерен. На слабом огне прогрел турку, насыпал смолотое, сосчитал про себя до пяти и вдохнул ароматный пар открывшихся от жара кофейных масел.
— Аш-ш! — вскрикнула раскаленная турка от соприкосновения с холодной водой, мужчина улыбнулся. Он умел добывать радость из любой мелочи: будь то нудный дождь, моросящий сутки напролет, или приветливые лучи солнца, он с чувством неподдельного восторга принимал движение мира вокруг себя. Звуки, запахи и вкусы не оставались без внимания, а становились источниками наслаждения. Так обычно ведут себя люди, которые по-новому осмыслили существование, постигли истину: каждый миг достоен участия, отклика и одобрения. Нельзя игнорировать жизнь, она ценна и сама по себе, и взаимодействием с тобой.
Тосты с яйцом и кресс-салатом насытили в меру и подарили еще одну возможность испытать удовольствие от простой и полезной пищи. Кофе… Этот господин — просто волшебник, наполнил энергией, прояснил мысли. Многие сами портят себе настроение, если что-то идет вразрез с их планами. Но зачем раздражаться или впадать в уныние, если, к примеру, в холодильнике закончилось молоко? В мире засилия молочных продуктов черный кофе — вымирающий вид. Латте, капуччино, флэт уайт — надоевшая обыденность, а истинный вкус — редкость. Так напротив, нужно благодарить за такую возможность.
Что ж, пора возвращаться к девочкам. Как говорил мыслитель: «Сколько б ты не жил, всю жизнь следует учиться».
Они ждали. Бордовые, белые и нежно-розовые бутоны к полудню раскрылись и благоухали.
— Пока все бодры, начнем с математики. Только глупцы говорят о женской логике. Логика едина. И математика способствует ее развитию, как никакая другая из наук.
Они начали с устного счета. Лучше всех справлялась Кэтрин. У нее были способности к точным наукам. В средних классах она побеждала на всех городских олимпиадах, готовилась на округ. Кэтрин нашли под железнодорожным мостом. Она была истерзана и задушена собственным бельем. Эта мразь изувечила ее личико настолько, что похороны были в закрытом гробе.
Но девочка попрежнему прекрасна: небольшие бутоны плотно уложены, кончики лепестков закручиваются, создавая заостренный вид, глубокий бордовый тон притягивает взгляд и не дает оторваться. А еще она попрежнему умница.
Он закончил читать условия задачи.
— Ну-с, юные леди, задачка не из легких. Кэт, дорогая, не спеши. Предоставим девочкам возможность подумать, а ты можешь шепотом сообщить мне ответ. Только, пожалуйста, как можно тише.
По отсыпанной гравием дорожке он подошел к бордовой розе, наклонился, прислушался, кивнул.
— Верно! И решение весьма изящное. Ах, Эмили, — обратился он к кусту, сплошь усыпанному белыми цветами, — не стоит дуться. У всех свои преимущества, этим и славен мир. Скоро мы перейдем к литературе, и ты сможешь нам прочесть что-нибудь из Илиады.
Эмили была звездой театрального кружка. Блистала в роли Корделии в школьных постановках. Злые языки говорили, что роль ей досталась за роскошные светлые локоны. Но это неправда. Когда она читала стихи, казалось, в сердцах открываются потайные дверцы, забытые или даже неизвестные самим хозяевам. Рифмы и ритмы, оживленные ее интонациями, добрыми гостями входили в эти распахнутые двери, а вслед за ними появлялось счастье, счастье от соприкосновения с настоящим искусством. Это талант, дар божий, и локоны тут не причем. Лучше бы их вообще не было, этих локонов. Он снял с нее скальп и бросил умирать в яме.
— Эмили, не хочешь прочесть Шекспира? Детка, мы очень просим. Что? Байрона? О! Это будет чудесно.
Он замер в предвкушении, и до его внутреннего слуха донеслось:
«Она идет во всей красе —
Светла, как ночь её страны.
Вся глубь небес и звёзды все
В её очах заключены.»
Губы шевелились, повторяя слова, на глазах выступили слезы.
— Чудесно, Эмили!
Подруги аплодировали трепетом листьев.
В сад прилетели бабочки.
— О, кажется пришло время перерыва. А у нас гости. Вы только посмотрите! Махаон и Павлиний глаз, а где же… Ах, вот и Монарх. Что ж, милости просим. Общайтесь, пока не наступило время обеда. А я ненадолго оставлю вас, меня ждут кое-какие дела.
Он вернулся в дом, убрал учебники и журнал в верхний ящик комода. Не спеша поднялся на второй этаж, прошел в детскую.
На подоконнике сидела маленькая, хрупкая женщина и смотрела в окно. В ее внешности было нечто нелепое и завораживающее одновременно: она была еще весьма не старой для такого количества седины. Густые волосы, гладко зачесанные в пучок на затылке, абсолютно лишенные пигмента, словно потеряли его все в один раз. Черты лица утонченные и даже красивые, но выражение, словно женщина испытывала постоянную, изматывающую боль. Такие складки между бровей и у крыльев носа оставляют незаживающие раны.
На его появление она никак не отреагировала, продолжала любоваться розами.
— Дорогая, не хочешь послушать об успехах девочек? Кэтрин щелкает задачки, как орешки, а Эмили прочла нам Байрона. Знаешь, просто до слез!
— А Сара?
— О, она внимательна и активна. После обеда мы приступим к истории, и у нее будет возможность себя проявить.
Он положил руку ей на плечо, она слегка повернула к нему голову и прижалась щекой к ладони.
— Знаешь, я все думаю, он не достаточно страдал.
— Ах, ты опять… Ну зачем, скажи, зачем ты все время думаешь об этом?
— Он слишком быстро умер. Надо было поднять дозу, а я все экономила, хотела, чтобы хватило на долго, чтобы он оставался в сознании.
— Я прошу…
— Моя Сара… Малышка билась в проруби, как маленькая рыбка, она не сдавалась, боролась за жизнь.
— Хватит!
— Крошево льда застревало у нее в горле…
— Перестань! Ты все сделала правильно. Я горжусь тобой, своей решительной и беспощадной женой. Но теперь все. Нужно жить дальше. Господи! Да я говорю это тебе каждый день, а ты, как не слышишь!
Она действительно не слышала. Перестала замечать его присутствие, хотя он обнимал ее острые плечи, то легко встряхивая хрупкое тело, то бережно раскачивая из стороны в сторону. Но она продолжала ругать себя, что не рассчитала пытки. Она блуждала в своем мраке и никак не могла выйти на свет или не хотела.
Рядом с ней его радость, бережно собранная из мелочей, вытекала, словно воздух из надувной игрушки. Он покупал такие Саре. Ярко раскрашенные котята или единороги рвались в небо, будто от переполняющего их счастья, и дарили его всем вокруг весь ярмарочный день. А потом болтались под потолком в этой самой комнате, постепенно съеживались, скукоживались. Плача от досады, малышка разглаживала опустевшую, смявшуюся оболочку.
Так и он опустошался, и поплакать над ним некому. Это было невыносимо, но страшно деже представить, какого же при этом его жене. Маленьким кулачком она яростно била себя по бедру. На этом месте, должно быть, уже наливался синяк.
Он собрал последние силы, чтобы придать голосу, готовому сорваться на рыдания, непринужденность:
— Кстати, время обеда. Ты вообще, собираешься готовить?
Вопрос словно вытянул ее из кошмарной мути.
— Да-да, ты прав. Что ж это я…
— Давай-ка, поторопись. Девочки растут, им нужно хорошо питаться.
Она надела резиновый фартук и длинные защитные перчатки, отправилась разводить подкормку, туда, в глубину сада, к отстойной яме, на дне которой обрел пристанище Джек-изувер, вернее то, что от него осталось. Уловками ушлого адвоката маньяк избежал должного приговора, но не ее возмездия. Больше он никому не причинит страдания, никого не обречет на муки, не отнимет ничьей жизни. Напротив, теперь он приносит пользу, как может, каждым фунтом своего разлагающегося тела.
И раны около носа — это же морщины? А у меня сомнения, вдруг и правда порезы…
Хороший рассказ. Светлое и тёмное, тихая радость и глубокая печаль. Ужасное позади, но жизнь изменилась бесповоротно. Браво!
Похороны в гробУ быть не могут. Похороны — это процесс. Можно хоронить в закрытом гробу.
То есть, было у них три дочки, как я поняла, и каждую из них жестоко лишил жизни один и тот де маньяк?
Подать трагедию, кмк, стоило ближе к финалу… на месте разрыва реальности, в которой существует дед, и реальности его жены. Это самое точное место, для раскрытия сути роз… Эмоционально бы… сорвало крышу, не побоюсь этого сравнения.
Так же, из-за размазанного по тексту житейского ужаса, который обрушился на несчастных людей… испытываешь горечь, но не ужас, а именно он, опять же кмк, тут более уместен.
Такие дела.
Несмотря на вышеизложенное, текст более цельный и логичный. Но, не мое. Одноногих собачков заменили детишками Но, за «выписанных стариков» — Голос
Роза-мимоза… как вот теперь?
Миленько. Не страшно. В середине стало все ясно-понятно.
Спасибо за палачиху. А то все какие-то гендерные перевертыши.
И кому в голову такая тема пришла?
Или на срочной сами дуэлянты темы предлагают? Я забыла.
Ужас происходящего, трагедия семьи не освобождает автора от обязанности проверять свой текст перед выкладкой. Указанная ошибка не единственная, есть ошибки фактические и стилистические, а то и два в одном, типа открывшихся от жара масел. Это о картине за поворотом или о воротах?
Концовка сильная, или просто на душу легла. Есть сочувствие героям и даже симпатия.
Рассказ понравился. ГОЛОС
Контраст умиротворенности ГГ, его способности «добывать радость из любой мелочи» и жуткой реальности прошлого, в которой живут герои, очень сильно играет на создание атмосферы «тихого ужаса». Понравилось и в некотором роде противопоставление способа адаптации отца и матери (когда она не может продолжать жить дальше, пусть и в воображаемом мире), но при этом эдакое сумасшествие одно на двоих — ассоциация роз с убитыми детьми.
И ещё вопрос. В том фильме он между строк. А если ошибка и вместо маньяка медленно убивали невинного. Вспомните как часто расстреливали невинных якобы маньяков. Чисто теоретически и в этом случае возможна ошибка и в вы гребной яме разлагается невиновный человек.
Понравилась композиция и такое постепенное раскрытие масштабов трагедии.
ГОЛОС