Зона отчуждения

Четырнадцатый тупик носил гордое имя «улица Железнодорожная», а четыре вагона сизо-зеленого цвета звучно именовались домами.

Николай жил в последнем вагоне, загнанном в тупик до упора. Там скапливалась вся грязь, а осенью тропинка вдоль вагонов, на которых вместо «Москва – Уфа» значилось «ул. Железнодорожная», превращалась в небольшое болото. В мутные окна просвечивали номера «домов».

Николай поднялся по скрипучим ступеням деревянного крыльца и вошел в свой тамбур. Во второй половине вагона, куда вел противоположный тамбур, жил его школьный друг Петр, который постоянно заходил в гости после работы.

Николай закрыл за собой дверь, разулся и прошел в «квартиру» – половину вагона, поделенную на кухоньку, спальню матери и небольшой зал, где Николай ночевал, устроившись на сохранившейся нижней полке. Сейчас на «диванчике» сидела мама, постаревшая раньше времени, и смотрела телевизор, не отрываясь от вязания.

- Явился! – завела она старую пластинку, – в доме опять есть нечего, а он по помойке шляется, железяки подбирает! И не надейся – золота там точно нет!

Николай, не обращая внимания, привычно сбросил потертый серый плащ с большими карманами, в которые помещались не только руки, но и еще много чего полезного. Он придвинул столик и стал выгребать из карманов свои находки: гайки, болты, большую скобу из латуни, несколько шариков от подшипников, почти не тронутых ржавчиной. Горка на столе росла. Мать ворчала. Николай не обращал внимания.

Когда карманы опустели, и плащ занял привычное место на спинке стула, Николай стал придирчиво рассматривать добычу. Почти сразу гайки находили свои болты, шарики отправились в отдельную коробку, где их накопилось уже штук сорок. Самое пристальное внимание Николай уделил латунной скобе. Она тускло поблескивала в свете заходящего за окном солнца. Непонятно, для чего она предназначалась в прошлом, но в будущем Николай обязательно найдет ей применение – в этом не было никаких сомнений.

Мать медленно поднялась и направилась к холодильнику:

- Сколько я тебя, дармоеда, еще кормить буду?! Это ж немыслимо – вдвоем на одну пенсию жить!!! А ты – ни копейки в дом! Только железяки всякие!!! Уже весь дом ими завален, а ты все тащишь и тащишь!!! Хоть бы на металлолом сдавал, так нет же – все под кровать! Куда они тебе?!

- Мама! – перебил ее Николай, – ты ведь знаешь, что в седьмом тупике?

- Знаю, – устало согласилась она. В седьмом тупике с незапамятных времен стоял громадный паровоз, некогда выкрашенный в ту же зеленую краску, что и вагоны на улице Железнодорожной. Поговаривали, что он стоял там еще до того, как вагоны стали называть домами, а тупик – улицей. Мама и сама в детстве любила там поиграть в машиниста бронепоезда.

- А ты знаешь, что он настоящий?!

- Он всегда там стоял…

- Потому, что никто не хотел на нем ехать! – перебил Николай, – кроме детей.

- Ты его и с места не сдвинешь, – проворчала она, – да и куда ты на нем поедешь?!

- Не знаю, – хмуро ответил Николай.

- А я знаю! – всхлипнула мама, – в психушку! Вот куда!!!

В дверь постучали, и, не дожидаясь приглашения, ввалился Петр – румяный, запыхавшийся, в синей спецовке сортировочной станции, на груди которой значилось: «Петр Васнецов. Машинист II кат.»

Все, кто жил на Железнодорожной улице, работали на сортировочной станции. Поезда давно отошли в прошлое, как дорогие и нерентабельные механизмы. Теперь их заменила СВТ – система вакуумной транспортировки. Рядовые работники просто сортировали контейнеры для отправки, стараясь отправить каждый раз не больше и не меньше допустимой массы грузов. Петру же посчастливилось дослужиться до машиниста маневровки – он подводил готовые составы к нужным шлюзам СВТ и осторожно загонял их в трубу. Работа сложная и ответственная, но желающих занять привилегированное место было хоть отбавляй. Поэтому на работе Петр был сосредоточен и никого к себе не подпускал. Зато после смены он выпивал сто грамм и лучился счастьем.

Таким Петр был и сегодня, значит, еще один день прошел успешно, и, похоже, он рассчитывал на небольшую премию…

Петр вынул из кармана бутылку «Пшеничной», стилизованную под старую, советскую, и кусок колбасы. Потом добавил к ним буханку хлеба и макароны. Несмотря на то, что, по его мнению, и Николай мог тоже неплохо зарабатывать, - с его-то тягой к технике, - он старался помогать, как мог.

Мама забрала макароны и ушла в кухоньку греметь кастрюлей и дуршлагом. Петр присел на краешек стула напротив Николая. Тот отложил скобу на полочку, где уже громоздилась куча непонятных деталей, смел рукавом со стола оставшийся металлолом в коробку и уставился на друга. Не каждый день Петр приходил вот так, с бутылкой. Тем более, что зарплата еще не скоро – неужто премию дали?

- Что, добрый начальник деньжат подкинул? – съехидничал Николай.

- Не… Премия только в четверг будет. Давно просто не сидели. Мать все ругается?

Николай неохотно кивнул.

- Я ее понимаю, – вздохнул Петр, – и тебя я тоже понимаю…

Николай недоуменно посмотрел на друга. Тот свинтил крышку с бутылки и разлил в подставленные Николаем рюмки. Сам Николай не очень любил выпить, но с лучшим другом был не против.

- Иду я, значит, сейчас мимо седьмого тупика. Ну, вроде, все как обычно: детишки резвятся, стреляют, крутят что-то. Тут гляжу – стоит хмырь какой-то, рассматривает. Я сначала подумал, из наших механиков кто-нибудь. Но ведь я их всех в лицо знаю, а этого в первый раз вижу! И одет странно – вроде форма какая-то, да только не знаю я такой формы: брюки, китель, кажется. Синее, поношенное, но чистое. Странный хмырь, короче. Ну, я возле него притормозил, дай, думаю, от греха подальше шугану его. А он поворачивается ко мне и говорит: «Паровоз должен ездить!» И глаза как-то странно блестят – ну прямо, как у тебя, когда ты в железках своих копаешься!

- Паровоз должен ездить, – задумчиво произнес Николай, протянулся к полочке и достал оттуда замасленную книжку с пожелтевшими страницами.

- Паровоз должен ездить, – повторил он и чокнулся с Петром.

***

Свалка начиналась у третьего тупика и тянулась вдоль железнодорожного полотна, уходящего в неизвестность. В далеком детстве – не то в три года, не то в пять – отец сказал Николаю: «Запомни, все, что нужно тебе, не нужно простым людям, и они это выкидывают. А ты можешь найти это на свалке!» Отца Николай почти не помнил, образ практически стерся. Он только помнил, что после этих слов через день или через неделю отец исчез. Мать не желала о нем говорить, но иногда Николаю казалось, что она замечает в нем какое-то сходство с отцом. Но какое?!

Николай шел по свалке, как обычно, в своем потрепанном плаще, засунув руки глубоко в карманы, перебирая пальцами подобранные детали. Он смотрел под ноги, и не сразу заметил, что очутился слишком близко к городу, почти на краю свалки. Его увидели раньше и окликнули.

Два милиционера, не то охранявшие город от крыс со свалки, не то просто забредшие сюда по малой нужде. Тот, что повыше, с тремя звездочками на погонах, махнул призывно рукой и повелительно крикнул:

- Молодой человек! Подойдите-ка сюда!

Николаю ничего не оставалось, как подчиниться. Он прошел мимо крайних куч мусора и остановился перед блюстителями порядка. Те брезгливо рассматривали его.

- Документы есть?

Николай молча засунул руку запазуху, доставая из внутреннего кармана плаща паспорт. Низенький настороженно положил руку на кобуру. Судя по двум лычкам на погонах, опыта у него было еще мало, и он не знал, кого действительно стоит бояться, а кого можно и забрать в участок «до выяснения». В другой руке он держал рацию, которая время от времени шипела, пытаясь что-то поведать ее обладателю.

- Улица Железнодорожная, – прочитал высокий, – что-то я не помню, где у нас такая..

- Там, – неопределенно махнул рукой Николай, – четырнадцатый тупик.

- Это, где в вагонах живут? – спросил низенький и почесал антенной рации в затылке.

Николай молча кивнул.

- Место работы? – поинтересовался старший по званию.

- Не работаю.

Оба милиционера насторожились.

- Разрешите досмотреть?

Николай снова кивнул.

Низенький стал вынимать из карманов плаща все только что собранное. Взгляд его заинтересованно остановился на маленькой пластиковой иконке с изображением Николая-Угодника. Брови его приподнялись, но он промолчал. Ничего более интересного не обнаружив, он поковырял антенной рации в ухе и посмотрел на Николая :

- А здесь чего делаешь?

- Так… Хожу, ищу…

- Чего ищешь? – встрепенулся старший.

- Да вот, винтики, гаечки… Может, что ценное попадется…

- Ценное? На помойке?! – удивился низенький и снова ковырнул антенной рации в ухе, – может, его того, забрать до выяснения?

- Он же ненормальный! – прошептал напарник, но так, чтобы Николай услышал, – только возни с ним будет! Сначала в участок, потом в психушку, потом, не дай бог, его еще и отпустят! Думаешь, тебя за это похвалят?

Низенький потупился, поковырял антенной рации в носу, пожевал ее:

- Вроде, не буйный.

Старший вернул паспорт:

- Постарайтесь больше здесь не ходить, а то тут всякое случается… – и многозначительно посмотрел на Николая.

Николая потупился, попрощался и двинулся вглубь свалки.

***

Николай не помнил, что его толкнуло вернуться пораньше – то ли внезапно зарядивший дождь, то ли какая-то большая железяка, которую было лень таскать за собой весь день.

Подходя к дому, он встретил Петра. Тот шел как во сне, осунувшийся, посеревший, постаревший. Ни о чем не спрашивая, Николай взял друга под руку и затащил к себе.

Мама, глядя в телевизор и не переставая вязать, попыталась начать свою тираду про работу и прочее, но, взглянув на вошедших, осеклась и юркнула в кухоньку. Было заметно, что она испугалась.

Николай усадил друга на свое любимое место за столиком, быстро достал рюмки и открыл заветный шкафчик. Там, помимо инструментов и ценных деталей, хранились две бутылки водки – одна «Пшеничная», давным-давно принесенная Петром, да так и не выпитая, другую подарил в шестнадцать лет какой-то странный мужик в старой железнодорожной форме с аккуратно споротыми знаками различия. Николай достал «Пшеничную», посмотрел на друга и заменил его рюмку стаканом.

Мама появилась из кухни и, поставив на столик нехитрую закуску, снова скрылась за переборкой.

Петр почти автоматически влил в себя водку и, не закусывая, взглядом попросил еще. Николай налил.

После второго стакана Петр чуть ожил, взгляд его слегка прояснился. Николай вздохнул с облегчением.

- Живой, – проговорил Петр тихо.

Николай незамедлительно поднял рюмку и чокнулся с другом. Оба выпили, и Петр повторил:

- Живой! – с нажимом.

Помолчали.

Николай убрал пустую бутылку со стола и потянулся к закуске. Петр так и не закусил ни разу.

- Живой!!! – вдруг взревел Петр и дико расхохотался. Вот теперь Николаю стало жутко. Он еще никогда не видел друга таким. Наконец, Петра перестала бить нервная дрожь.

- А ведь мог и не вернуться, – тихо проговорил он, опустив взгляд, – хорошо, Коль, что ты там не работаешь, – ты слишком добрый. Тебя там сразу бы загнали сортиры чистить, – Петр кисло улыбнулся.

Николай молчал. Он ждал, когда друга, наконец, прорвет, и он выложит все как есть и успокоится.

И его прорвало:

- Ни одна сволочь не помогла! Все стояли и смотрели, успею или нет. Смогу или сдохну в этой чертовой трубе! Хорошо, что диспетчер догадался отрубить автоматику. Но это не его заслуга, а того, кто составлял инструкции, – чтоб потом все начальство по судам не затаскали!!! Этот гад тоже на все это смотрел и нажал на кнопку только когда понял, что мне не хватает двух секунд, чтобы выгнать тягач. Сволочи. Все они сволочи! А у меня сцепку заклинило! На составе! С маневровкой-то все в порядке – я всегда проверяю. Пришлось выскакивать и вручную расцеплять. А они стоят и смотрят. Ты бы не стоял!

Петр посмотрел в пустой стакан и потянулся к закуске. А Николай вдруг задумался: а он сам бросился бы помогать, зная, что может погибнуть вместе с другом? Петру, наверное, и бросился бы. А кому постороннему, незнакомому?

Но друг, не замечая этих метаний, продолжал:

- Всего на пару секунд не успел! Просто врубил все сирены и – полный задний дал! А там уже шлюз закрывается! Если б на кнопку не нажали, разнес бы ко всем чертям!!! Да и хрен с ними!!! Они ж сразу набросились: зачем так гоняешь, почему за тягачом следишь плохо? А я просто жить хочу!!! – взревел Петр, – и этот, Мишка, механик главный! Сразу стал придираться: зачем так жестко цепляюсь, почему неосторожно вожу? Я ему чуть всю морду не разбил – еле оттащили! А состав отправили. Так что ничего теперь не докажешь… – он тяжело вздохнул и махнул рукой, – теперь велели на работу не ходить пока во всем не разберутся. Считай, уволили… Есть еще?

Николай достал вторую бутылку. Она уже покрылась пылью, но бережно хранила налитую в нее прозрачную жидкость. На этикетке был нарисован стилизованный паровоз на черном фоне. Луч света от фары уходил за край этикетки, внизу которой было написано «НАШ ПАРОВОЗ» и маленькими буквами по краю «вперед лети!».

- Ого! – удивился Петр – откуда?

- Не помню, – соврал Николай, разливая.

Он задумался. Потом поднял рюмку и провозгласил шепотом:

- Паровоз…Должен… Ездить!

- Ездить! – пьяно покачнувшись, подхватил Петр.

***

Низкие тучи опустились, наливаясь дождем. Свалка казалась бесконечной. Только с одного края виднелась насыпь железной дороги.

Николай медленно переставлял ноги, выискивая взглядом среди мусора ценный материал. Распрямляясь после очередной неудачной попытки выудить нечто интересное, он уперся взглядом в человека. Тот был невысок, плотно сложен, в старой синей форме железнодорожника. Их глаза встретились, и Николаю вдруг на мгновение показалось в лице незнакомца что-то знакомое, родное. Но наваждение исчезло, потому что тот произнес:

- Не там ищешь! И не то.

Николай недоуменно смотрел в лицо человека столь странного и, кажется, столь близкого.

- Ты уже нашел! Просто пока не видишь. Хватит смотреть под ноги! – велел он и, развернувшись, двинулся в сторону железнодорожного полотна.

Николай замер в непонимании. Он смотрел на удаляющегося незнакомца, а мысли неслись вскачь.

- Подожди! – крикнул он и, когда незнакомец обернулся, бросился к нему.

Подойдя почти вплотную, Николай посмотрел в его глаза и тихо спросил:

- Паровоз должен ездить?

Незнакомец улыбнулся, едва заметно кивнул и снова направился к насыпи.

***

Потрепанная книжка с пожелтевшими страницами лежала в кармане. В одной руке ящик с инструментами, в другой – ящик с деталями. Как всегда, сутра Николай шел через туман в седьмой тупик. Ноги уже намокли от росистой травы. Солнце едва просвечивало сквозь туман, отрываясь от горизонта большим красным диском.

Паровоз стоял на месте, выплывая из тумана несуразным пятном. Он был большой, почти не поржавевший, все еще покрытый выцветшей зеленой краской.

Николай старался приходить каждое утро, пока дети в школе, и он может быть один на один с этим гигантским механизмом. Он уже почти все проверил, подготовил, смазал. Еще немного, и останется только залить воды, раскочегарить топку, и паровоз сдвинется с места.

Сегодня Николай проверял все подшипники и сочленения. Все везде надежно закреплено и хорошо смазано. Иногда он открывал книгу и сверялся с ней.

После обеда, когда все было в очередной раз проверено, стали прибегать дети, вернувшиеся с учебы. Все они хорошо знали Николая, иногда он даже играл с ними, становясь почти настоящим машинистом, заодно закрепляя все знания об управлении паровозом.

Когда дети уже стали забираться в кабину, Николай влез в тендер и начал выкидывать оттуда скопившийся мусор. Дети сначала были заняты кручением колесиков и дерганием рычагов, но вскоре отвлеклись и сгрудились вокруг тендера:

- Дядя Коля! А что Вы делаете?

- Ищу.

- А что? – заинтересовались дети, загомонили, запрыгали.

- Пока не знаю. Но, как найду, обязательно скажу.

- А покажете?

- Да.

- А можно мы тоже поищем?

- Конечно!

И дети шумной гурьбой ринулись в тендер. А через минуту оттуда во все стороны радостно летел мусор. Тендер быстро опустел, осталась только кучка угля в дальнем углу. Николай выпрямился и довольный улыбнулся:

- Вот! Нашли!

Дети разочарованно посмотрели на кучу черных камней:

- А мы думали, там клад…

- Это и есть клад! Просто его надо правильно использовать, – улыбнулся Николай.

- А как?

- Паровоз должен ездить, – загадочно произнес он.

- А мы видели! Видели! – неожиданно загомонили все разом, – там! Паровоз! Другой! Ехал!!!

- Где?! – встрепенулся Николай.

- По телевизору! И гудел: «ту-ту»!!! И с вагонами! Как наши дома!!!

- А этот поедет?!

- Несомненно! – вставил Николай в разноголосый гвалт.

- Мы тоже хотим! Ехать! Вы нас возьмете с собой?! А когда?!

- Скоро, – улыбнулся Николай.

***

Николай лазил под вагонами-домами, продираясь через многолетние заросли бурьяна, кустарника и небольшие деревца, успевшие пустить здесь корни. Он, как учила книга, проверял ходовые механизмы вагонов, стуча молотком по колесам и крышкам подшипников. Колеса отзывались радостным звоном, как и положено, а вот в подшипниках смазка вся высохла и те звучали неправильно.

После третьей колесной пары Николай плюнул, вернулся в свое жилище и взял с собой гаечные ключи.

Болты от долгой неподвижности прикипели и отказывались отворачиваться. Николай с остервенением колотил по ключу молотком, заставляя двигаться древние болты по миллиметру.

На шум стали стягиваться женщины, которые сидели дома без работы и смотрели по старым телевизорам сериалы. Они уже образовали внушительную толпу недалеко от Николая, наконец открутившего болты с одной крышки и теперь пытавшегося отодрать саму крышку, которая тоже не желала покидать привычное место.

- Да он сейчас тут все сломает! – донеслось до него из толпы.

Потом громче:

- И шуму поднял!

- Это наш дом! Ну-ка перестань его ломать! Иди на свою свалку, там и раскручивай, и стучи в свое удовольствие!

- А если наши дома потом упадут?

- Давайте его отсюда палками! Только сначала пусть все вернет, как было!

Николай старался не обращать на них внимания. Он поддел крышку отверткой, ударил молотком, та неохотно отлепилась и с лязгом упала на шпалы.

- Сломал! – загомонили женщины, – теперь точно упадет! А там же все! Дети, телевизор!!!

На шум из своего тамбура высунулся Петр. Окинул происходящее мутным взглядом и пьяно прохрипел:

- Ну-ка, бабы! Цыц!

Все притихли. Даже Николай, рассматривавший то, что хранила за собой тяжелая крышка, посмотрел на него.

- Вы что, Кольку не знаете? Он что, ломал когда чего? По-моему, он только и знает, что все время чего-нибудь чинит! И тебе, Люська, кран починил; и тебе, Наташ, телевизор сделал, чтобы ты сериалы свои дурацкие смотрела, а не делом занималась; и у тебя, Свет, он тоже чего-то крутил. А теперь вы вдруг решили, что он ничего не соображает в этом?! Дуры! – он икнул, – идите-ка по домам и смотрите дальше свои сериалы! А Колька, он знает, что делает, – Петр выразительно посмотрел на друга. Тот кивнул.

Женская демонстрация нехотя, гомоня в пол голоса, стала потихоньку разбредаться. До Николая доносилось только «Чокнутые!», «Оба ненормальные», «Пусть только чего сломает!», «Бедняга, эк его после аварии…» Он благодарно посмотрел на Петра, достающего из кармана дешевые сигареты. Тот тоже глянул на друга, и спросил, прикуривая:

- А ты-то чего расшумелся! – и подмигнул.

- Солидолу бы сюда, – невпопад ответил Николай.

- Этого добра раздобыть несложно, – Петр расплылся в улыбке, – много надо?

- Примерно, как в прошлый раз.

- Пузырь есть?

- Раздобудем, – согласился Николай.

- Сейчас оденусь, – и Петр исчез в своем тамбуре, не закрывая двери.

Николай ворвался в дом Петра вовремя. Тот только что проснулся и собирался начать очередной день со стакана. С того дня, когда он очутился один на один со смертью в трубе СВТ, прошло больше недели, а он все пил.

- Петь, подожди! – тот хмуро глянул на Николая налитыми кровью глазами и попытался налить в стакан водку из початой бутылки.

- Не вздумай!

- Это еще почему? Я свободный человек! Значит, мне можно!

- Нихрена ты не свободный! Пойдем! Если я не прав, можешь потом хоть до конца жизни пить, не просыхая!

Петр посмотрел на бутылку, на стакан. Задумчиво махнул рукой и взял со стола чайник. Он пил прямо из носика, долго, жадно, большими глотками. Потом подумал и налил воды во флягу, сунул ее в карман.

- Ладно, пошли. Но если ты обманываешь...

Николай не дослушал, схватил друга за рукав и, не дав даже завязать шнурки, потащил за собой по знакомой до боли тропинке к седьмому тупику. Петр по дороге прихлебывал из фляги.

Когда до паровоза оставалось совсем немного, Петр встал, как вкопанный. Николай обернулся. Да! Получилось! Старый хмель выходил из друга прямо на глазах. Он замер и, не веря глазам, смотрел туда, где раньше стоял паровоз, словно памятник прошедшей эпохе. Но там было пусто, только гора мусора.

- А-а-а… Где? – удивленно пробормотал Петр.

- Вон! – Николай улыбнулся и ткнул пальцем. Громада паровоза стояла метрах в двадцати. Николай лучился счастьем:

- Он ездит!!!

- Паровоз должен ездить!!! – радостно завопил Петр и бросился к машине. Движения его были все еще похмельно медленны и неуклюжи, но уже наполнялись жизнью. Николай немного постоял, любуясь заново рождающимся другом, и припустил вслед за ним.

Он догнал Петра уже возле паровоза. Тот ходил вокруг, подлезал под него. Потом забрался в кабину, постоял перед топкой, вылез, обошел вокруг котла. И все время щупал, щупал, словно не верил своим глазам. Да и рукам, похоже, не очень.

- Коль, это не горячка? Я не сошел с ума?

- А как сам думаешь?

- Он теплый! – констатировал Петр, ощупывая котел.

- Да. То ли воды мало налил, то ли угля не хватило… Короче, он только до сюда проехал. Ну, да это только начало! Он ездит!!!

Весь оставшийся день они ведрами таскали воду с ближайшей колонки. Дети, вернувшись из школы, стали помогать, но все равно им не удалось заполнить котел до конца. Николай потом вспомнил, что это не обязательно, и, если что, можно будет подогнать паровоз прямо к колонке. Но это не самое главное. Проблема заключалась в том, что нужного топлива – каменного угля – нигде не было, кроме той кучки в тендере, которая ушла на эти несколько метров пути. Но Петра это не смутило, и он предложил попробовать воспользоваться мусорными брикетами, которыми уже давно топили печки в домах-вагонах в холодный сезон. Решили, что стоит попробовать, вот только сейчас конец лета, и брикетов еще не завезли. Но и эту проблему можно было уладить. Воодушевленный Петр был готов на все. Он, как и все, в детстве мечтал ехать на паровозе по-настоящему, а не просто стоять у окна, представляя проплывающий мимо пейзаж, и кричать: «Ту-ту!»

- А как же стрелки? – вдруг осекся он и испуганно посмотрел на Николая.

Николай улыбался широко и радостно. Он снял с крючка ручку с квадратным пазом:

- Я уже испытал ее. Все стрелки перевел как надо! Тяжело, конечно, но зато просто и надежно. Старую электрику не починить – все, что можно, давно растащили. Но можно и вручную!

- Тогда, значит, завтра?

- Хотелось бы сегодня, – вздохнул Николай, – да, видно, никак…

- Значит, завтра, – подытожил Петр.

***

Николай медленно, осторожно подводил паровоз к «домам» на улице Железнодорожной. Петр следил со стороны. Он внимательно наблюдал, как автосцепка с лязгом защелкнулась, и вагоны содрогнулись, вспоминая, для чего к ним давным-давно были приделаны колеса. Паровоз замер, Николай что-то покрутил, передвинул рычаг и спрыгнул на тропинку, носившую имя «улица Железнодорожная». Он легко подлез под сцепку и стал скручивать шланги, соединяя вагоны с локомотивом.

Локальное землетрясение не осталось без внимания. Из всех вагонов повалили жильцы. Некоторые были даже в нижнем белье. Пока Николай и Петр нашли топливо и раскочегарили топку, наступил вечер. Зато теперь тендер был заполнен брикетами отходов, котел залит по максимуму, а на втором пути стояли несколько цистерн, вагонов и платформ, подготовленных к долгой дороге и заполненных водой и топливом. Их решили зацепить в конце состава, после жилых вагонов.

- Что происходит?

- Вы с ума сошли?!

- Мы уже спать ложимся!

Николай, вылезая из-под паровоза, запнулся за колодку, все эти годы державшую вагоны-дома в четырнадцатом тупике.

- Башмаки! – спохватился он.

- Он еще и про обувь вспомнил!

- А носки дома не забыл?!

Но Николай пытался вытащить колодку, вросшую в рельс. Петр уже бежал, неся громадную кувалду. Несколько богатырских ударов – и башмаки с обоих рельсов лежат на насыпи. Николай бережно подобрал оба и бросил в кабину паровоза.

- Все по домам! Поехали! – крикнул он.

- Совсем рехнулся?!

- Нам завтра на работу!

- А дети?!

- Куда поехали?!

- А ну верни все на место!!!

Кто-то уже бросился с кулаками к Николаю, забиравшемуся в кабину. Но путь преградил Петр, держа кувалду наперевес, словно скандинавский бог.

- Какая работа?! На меня посмотрите! Вот вам и вся работа! Школа?! Сами вы много со школы помните?!

Все жильцы улицы Железнодорожной застыли в изумлении. Петр был для них примером. Он добился большего, чем кто бы то ни было, и в их глазах он был авторитетом. Правда, потом случилась авария, но с кем не бывает. Не может же такая мелочь, как сломанная сцепка, так изменить человека! Или может?

Значит может.

Все стояли и молчали, а из тамбуров уже высовывались детские головы и радостно между собой перекрикивались.

Николай уже собирался дать гудок, предзнаменующий отправление, когда вперед сквозь замершую толпу протиснулась мать.

- Нельзя так, сынок, – тихо проговорила она, глядя в упор на Николая. Потом перевела взгляд на Петра, – нельзя.

Оба замерли. Молчаливое противостояние продолжалось недолго. Заметив замешательство, жильцы вновь загомонили:

- Зачем нам ехать – нам и тут неплохо!

- Послезавтра премия!

- Пусть едут, если хотят, только нас пусть оставят!

Мать повернулась к толпе, и те неожиданно притихли.

- Нельзя, – еще раз повторила она, – у вас, Коленька, своя жизнь, у нас своя. Здесь. Сейчас. Что ты сможешь им дать взамен? Здесь мы уже все знаем, здесь мы привыкли. А что там?

Петр опустил кувалду и вопросительно посмотрел на Николая. Тот медленно спускался из кабины.

- Не знаю. Но здесь не могу я! Здесь все… неправильно.

- А там правильно? – спросила мать, и толпа, готовая вновь разразиться криками, одобряюще промолчала.

- Не знаю. Но точно по-другому.

- А ты, Петенька, что молчишь?

- Мне здесь делать нечего, – угрюмо произнес он, – может, конечно, и там тоже мне делать нечего. Но про там я не знаю, а про здесь – уверен.

- Мама, ну ты-то разве не хочешь поехать?

Мать только отрицательно качнула головой.

- Твоего отца я тоже не смогла удержать, и он исчез. Я так надеялась, что хоть ты станешь нормальным человеком.

- А что такое нормальный?! – и, не дожидаясь ответа, Николай полез расцеплять состав. Петр, так же молча, вернул на место колодки. Не говоря больше ни слова, оба поднялись в паровоз и медленно двинулись ко второму пути – прицеплять остальные вагоны, на которые никто не претендовал.

- Сделаем дом в крытом вагоне, – только и сказал Николай.

Уже в полной темноте они прицепили грузовые вагоны, пыхтя, перевели стрелку. Желание ехать куда-то пропало, настроение испортилось.

- А может, и вправду, не стоит нам ехать неизвестно куда? – грустно спросил Петр, присаживаясь на нижнюю ступеньку, ведущую в кабину, и доставая сигареты из кармана.

- А что нам делать здесь?

- Да, здесь мы уже никому не нужны.

Но и Николай не стремился отправляться. Что-то держало, не отпускало. Пропали тот азарт, та целеустремленность, с которыми он прежде готовился к путешествию. Чтобы хоть как-то отсрочить неизбежное, он пошел вдоль небольшого состава, делая вид, что проверяет колеса и сцепки. Петр курил, глядя в черные провалы выбитых окон мертвого вокзала. Было удивительно тихо, только удаляющийся скрип щебенки под ногами Николая. С противоположной стороны донесся шорох и тихое шушуканье. Петр обернулся, но в темноте больше не раздалось ни звука. Только когда Николай окликнул его с той стороны, Петр поднялся и пролез под сцепкой.

- Странно. Я, кажется, плотно закрывал все двери, – пожал он плечами, глядя на щель в проеме двери крытого вагона, прицепленного первым.

- Да и хрен с ним! Поехали! – решительно перебил Петр, – больше нам здесь делать нечего.

Они поднялись в кабину. Паровоз издал громкий свист, тоскливый, словно прощался с родными местами, с родным седьмым тупиком, где все знакомо, где все привычно. Машинист с помощником тоже прощались – с улицей Железнодорожной, так и не ставшей вновь четырнадцатым тупиком, с жильцами домов, так и не ставших вновь вагонами, с нормальными детьми, так и не ставшими по-настоящему свободными, и их нормальными родителями-соседями, так и не ставшими пассажирами.

Возле последней стрелки мигал зеленый огонек. Вскоре свет фары выделил из тьмы фигуру человека, держащего в руке старый железнодорожный фонарь. А когда паровоз медленно проезжал мимо, друзья сумели заметить на нем старую железнодорожную форму без знаков различия – синие брюки и китель. Его глаза блестели.

- Это он! – закричал Петр, – Останови!

- Не останавливайтесь! – прокричал тот в ответ, – Паровоз должен ездить!!!

P.S.

Два милиционера в темноте дошли до края улицы. Дальше начиналась свалка. Нечего там делать не то, что ночью – днем. Хотя оба помнили странного парня, который собирал там всякую чепуху. Было уже поздно, никого не было видно. Со стороны бывшего вокзала донесся странный свист. Оба переглянулись и неспеша двинулись обратно. За их спинами по насыпи, набирая ход, перестукивал по стыкам рельс поезд. Но они не обратили внимания. Зашипела рация:

- Пропали дети, возможно похищение. Адрес: улица Железнодорожная дома один, два, три.

- Улица Железнодорожная? – задумался тот, что повыше, – что-то я не помню, где у нас такая.

- Это, где в вагонах живут, – напомнил низенький и почесал антенной рации в затылке.