Один
Это был чудесный солнечный день! Город утопал в густой летней зелени, город шумел и бурлил. Проспекты и улицы заполонили радостные люди в светлых, легких одеждах — они пели, кружились, взявшись за руки, смеялись. Мимо мчались разноцветные автомобили, битком набитые автобусы и троллейбусы, гремели расписные трамваи. На перекрестке у магазина папа, наконец, купил мороженое у пышного хохочущего снеговика, возвышающегося над толпой. Свернули в узкий переулок. Взгляд невольно скользнул вверх, вдоль древних, могучих каменных стен каких-то зданий с многочисленными башенками, пристройками, оплетенных вьюном и розами балконами. Жаркие лучи отражались в зарешеченных окнах, от гладкой брусчатки, уходили в темные арки. И вот уже городская площадь, и снова толпа, клоуны на ходулях, купол шапито, колесо обозрения и тысячи ярких воздушных шаров. Папа — большой, ослепительно белый, сильный — держит за руку и ведет куда-то вперед, мимо праздника, мимо смеха и танцев... И уже виден берег, причал, паруса, а в огромном ослепительно-синем небе вместо облаков, танцуя и вращаясь, плыли эти нескончаемые шары — большие и маленькие, белые, красные, голубые, серебристые, золотые. От радости хотелось кричать и беситься. И действительно, все вдруг стали бежать, подпрыгивать, кричать, размахивать руками. И папа тоже стал скакать... и раз... два... прыг - они в лодке под огромным белоснежным парусом... а мимо проносятся дома, дворцы, мосты и такие же лодки, катера и яхты. Брызги ледяной, речной воды обжигают лицо, скорость все нарастает, а город, тем не менее редеет, переходя в густые прибрежные заросли, прерываемые сочными молодыми лугами. А там вдали — оно! Бескрайнее синее море! Линия бесконечно далекого горизонта в ослепительной россыпи золотисто-серебристых бликов. Лодка свободно гуляет по волнам, берег исчез, а впереди показались первые айсберги. И вот уже солнце садится, и над горизонтом засверкали первые звезды. Айсберги стали приближаться... но что это? Это вовсе не айсберги... а что? Что это?
–Пааа-пааа! Это же торты! Смотри! Смотри! Это настоящие торты! - но обернувшись, оказалось, что вместо папы на корме сидит проволочное чучело с горящими гирляндными лампочками. В белой шляпе, белой рубашке с коротким рукавом и таких же белых брюках. Голова из смотанной проволоки безвольно склонилась на грудь, лампочки еле мигают красным, желтым и зеленым, скрюченные проволочные руки держат вытекшее мороженное...
***
Мальчик открыл глаза. С минуту он лежал неподвижно, успокаиваясь, но волнение скоро сменилось привычной немой тоской. Уже полгода или около того так начиналось каждое утро. Серое, однообразное, пыльное с мерзким сладковато-затхлым душком. Мальчик стянул липкое, замусоленное одеяло, нашарил на тумбочке сигареты, зажигалку и закурил. Это его окончательно пробудило, и он стал что-то соображать. Потом вскочил с постели и поспешил на балкон. Справляя малую нужду с шестого этажа, он заметил в кустах какую-то возню. Послышался громкий визг, затем рычание и вдруг из кустов в сторону песочницы рванула мелкая болонка, за ней две крупные собаки. Этих собак мальчик здесь раньше не видел. Болонка, визжа и петляя, заметалась по детской площадке и наконец завалилась в ямку под качели, обнажив розовый живот. Две собаки скорой рысью подошли к жертве, завиляли хвостами и, недолго думая, принялись драть болонку на куски. Мальчик с балкона завороженно наблюдал картину — это было настоящее событие за долгие дни и недели. Псы набрасывались и отступали поочередно, обнажая желтые клыки, волтузили и драли, возили в пыли и подкидывали визжащую собачонку. Душераздирающий визг болонки стал переходить в почти человеческий надрывный крик такой силы, когда, похоже, обнажается самая последняя суть любого живого существа, за которой лишь жилы, связки и куски мяса. Одна из собак вырвала болонку из пасти другой и принялась рьяно мотать и вертеть из стороны в сторону бело-алую тушу, разбрызгивая вокруг кровь. Мальчик съежился — неприятные мурашки побежали по спине, но он, разинув рот, еще пристальнее уставился на происходящее. Наконец болонка отлетела в сторону и забилась в судорогах, но раззадоренные кровью и агонией псины вновь набросились на нее и уже быстро прикончили жертву, разрывая хрипящую кровавую тушу на клочья, как кусок резины или старой тряпки...
Началась трапеза, и мальчик покинул балкон.
Столь яркие впечатления еще долго не отпускали душу ребенка. Однако скоро возникло недоумение: а где все остальные? Где вся эта знакомая свора собак, которая уже много недель сосуществует рядом с ним в этом дворе, и с которой у мальчика сложились весьма непростые отношения? Тридцать с лишним собак, видимо, со всего микрорайона с некоторых пор стали хозяйничать во дворе, карауля мальчика, когда тот в очередной раз отправлялся в магазин.
Двести метров, отделяющих парадную от входа в супермаркет, стали теперь настоящей проблемой в походе за даровыми продуктами — оживленная, голодная стая с каждым разом проявляла больше недовольства, провожая мальчика к магазину и лая у его стеклянных дверей, в ожидании какой-нибудь копченой колбасы или с десяток мясных или рыбных консервов. Корм для животных давно закончился, ценнейшая с точки зрения питательности и срока хранения копченая колбаса и консервы заметно поредели на полках, а идти в следующий, дальний супермаркет в окружении такой опасной компании мальчик пока не решался. Выходя из магазина, он сперва забрасывал свору подтухшими сосисками и плесневым хлебом, и, пока те набрасывались на жратву, сам бежал к парадной, отгоняя палкой оставшихся, не самых матерых псов. Драться с псами с помощью ножа означало радикально настроить их против себя, а пока они только рычали при встрече, морща носы и скаля зубы. Видно, понимали — мальчик полезен. Ноша из магазина была всегда внушительной, больше всего проблем было с водой — больше четырех канистр мальчик вынести за раз не мог.
Мальчик зашел на кухню, в последней канистре осталось чуть менее четверти воды. Значит, пора идти в магазин. Он налил в кружку, почистил зубы в ванной, умылся. Еда и сигареты еще были, но вода определяла все. Когда последние трупы на улице были съедены, собаки уничтожили дворовых кошек и теперь караулили мальчика, бродя под его окнами и около парадной. Сложилась непростая ситуация: чем реже мальчик спускался в магазин, тем голоднее и агрессивнее становились собаки, но часто выходить на улицу мальчик боялся и, насколько возможно, оттягивал момент, ведь избежать укусов удавалось редко. Но сегодня во дворе, кроме двух новеньких никого не было, даже привычного воя и лая не было слышно. Мальчик решил заглянуть в «страшное» окно. Мальчик, волнуясь, открыл дверь родительской спальни, где все осталось по прежнему — неубранная пастель, тумба с чашкой и лекарствами, пуфик у окна. Он подошел к окну, распахнул, с волнением посмотрел вниз. Там по прежнему лежало то, что осталось от мамы — разодранный полуистлевший халат и обглоданный череп с прядями волос и клочками серой маски на шее. А вокруг были они — Щерб, Белый, Нейджи, Нурлан, Дудя, Хаски, Собчик, Конг, также Хова, Дэн, Милоха, Ируко ну и, конечно, Годзила — самый крупный и матерый вожак. Чуть в стороне, ближе к магазину Морген быстро и ритмично совокуплялся со Штерной. Эта парочка была неразлучна. Чуть дальше отдыхали Хината, Савко, Фара, Дина, Какаси, Бузя и другие. Все разношерстные, разномастные, крупные и поменьше, поджарые и коренастые с отвисшими животами валялись на газоне, высунув, похожие на тонкие ломти вареной колбасы, языки. Имена были подобраны точно, по характеру кумиров из богатой виртуальной жизни мальчика.
Когда он распахнул окно, собаки повернули в его сторону морды, но не издали ни единого возмущенно-вопросительного возгласа: мол, жрать давай уже! По всему было видно, что собаки хорошенько откормились. Но где? Как, если трупы давно закончились? О них напоминали разодранные ворохи одежды и обглоданные черепа в респираторах и масках, лежащие тут и там. Мальчик почесал затылок. В любом случае лучшего времени для похода в супермаркет и представить нельзя.
Мальчик сунул за щеку карамельку и стал одеваться. Сентябрь был теплый — бабье лето и, возможно, сегодня стоило одеться полегче, но, несмотря на неожиданную сытость стаи, на всякий случай мальчик решил не изменять правилу - зимние штаны и куртка защищали хоть как-то мальчика от укусов собак. Да и появление двух новичков, разодравших в клочья сбежавшую откуда-то болонку, настораживало.
Как всегда, с двумя пакетами мусора и без ключей, мальчик вышел на улицу. Отдыхающие собаки тут же обратили на него внимание, вяло завиляли хвостами, некоторые даже привстали и побрели по привычке к нему.
–Конг, стопэ! - предупредил мальчик, когда громадная черная и взъерошенная псина с отвисшим брюхом подошла слишком близко, - сиди тут!
Собака отстала, и мальчик быстро добежал до супермаркета. Он отворил дверь и сразу догадался в чем было дело. В тусклом запыленном свете, струящемуся из окон, он различил разорванные коробки на полу, в нос ударил запах спирта и уксуса. Он вошел. Вокруг был полный разгром: большинство продуктов с полок было сброшено, валялись разодранные картонные и пластиковые упаковки, рассыпаны крупы и макароны, конфеты, шоколад и печенье тоже; консервы, битое стекло, лужи рассола, алкоголя, лимонада и... сожрана почти вся колбасная продукция, начиная от портящейся вареной до дорогих сырокопченых сортов. Липкий полиэтилен шуршал под ногами. Сосиски, сардельки, сало, паштеты, копченая курица, ветчина — все к черту! Разбитые стеклянные банки из под тушенки аккуратно вылизаны. К счастью собаки не смогли добраться до верхних полок, и кое-что осталось, но насколько этого хватит? И самое главное — как? Как собаки умудрились проникнуть внутрь магазина, если он всегда был плотно закрыт? Дверь открывается наружу, и представить сам способ проникновения своры внутрь помещения мальчик не мог. Все другие двери магазина были заперты, окна целы, значит собаки научились открывать дверь! И это было невообразимо. Как всегда здесь было душно, полно мошек, мух и каких-то личинок, прело-гнилостный запах не позволял подолгу возиться с продуктами. Сгнившие овощи и фрукты он выкинул давно, в остывшие холодильники догадался не заглядывать вообще — сгнившее мясо, печень, заморозка, пельмени и мороженное так и остались похороненными под их стеклянными плотно закрытыми створами. Мальчик, напихав в рюкзачок консервов, сыра, хлебцев, сладостей и, взяв, четыре канистры воды, поспешил выйти.
Дома он стал думать, как быть дальше. С одной стороны открытый магазин гарантировал некоторое время миролюбие со стороны стаи, но, с другой, это означало, что запасы быстро закончатся. Ожидать от прожорливых собак какой-то рациональной экономии не приходилось. И это касалось не только белковых продуктов, но и сладостей, и мучного — они жрали всё. Значит, нужно было оккупировать следующий супермаркет, который был в полукилометре от дома. Но возникало одно важное обстоятельство — мальчик помнил, что супермаркет был заперт, поэтому придется разбивать окно, а это означает еще более простой доступ собак к продуктам..., а что если притащить стремянку и разбить окно высоко? Тогда «все дело в шляпе»? Но не все так просто — расстояние. Собаки не покусают, а раздерут мальчика на части еще на полдороги к дому. А вариант забрасывать на всем пути стаю колбасой и пряниками — значит брать еду только для них и прийти домой ни с чем.
Подумав, мальчик пришел к выводу, что лучше всего по-максимуму перенести продукты домой со обоих супермаркетов — воду из ближнего, еду из дальнего - и спокойно с головой уйти на месяц-два в свой смартфон, а там будь, что будет. Но работу эту сделать необходимо именно сегодня, пока «волки сыты». Мальчик вытащил из кладовки стремянку, снова вышел на улицу, гремя ею о железную дверь парадной. Собаки по-прежнему грелись на травке, а Годзила «залез» на Бузю.
На проспекте было мертвенно глухо. Гробовая тишина никак не сочеталась с городским пейзажем, с вставшими навсегда авто, в некоторых из которых окна были запотевшими от разложения водителей. Повсюду разодранные шмотья одежды, обглоданные черепа в респираторах и масках. Если бы клыки псов не соскальзывали по гладким костям, и черепов бы не было. Все пошло впрок... А там, за теми домами, был водопой — канава со стоячей, вонючей водой. Но собачьи, словно луженые, желудки выносили любую тухлятину и падаль. Могучая сила жизни реализовывалась сполна через собачье племя в этом вымершем городе.
Подойдя к супермаркету, мальчик пристроил к окну стремянку, подобрал большой камень. Он забрался на самый верх, со второго удара стекло треснуло, с третьего осыпалось. Застрявшие в раме осколки, мальчик аккуратно вынул, в нос ударил тошнотворный гнилостный запах, и он без труда проник в полутемное душное помещение, свалив какие-то полки с порошками и шампунем. Над ящиками с месивом из овощей и фруктов кружилась туча какой-то мельчайшей мошки. Мальчик осмотрелся, зажав нос — выбор был богат. Он тут же схватил банку «фанты», щелкнул колечком и жадно высосал теплое и приторное содержимое. Потом быстро нашел лоток с любимыми конфетами и набил ими щеки. Что-то сообразив, он пошел в складское помещение и притащил оттуда такую же стремянку. Воспользовавшись ею, буквально за полчаса ему удалось очистить помещение от всего гнилья. Ящики с липкой черной субстанцией летели вниз на улицу и с треском разбивались об асфальт. Этот процесс доставил мальчику массу удовольствия, как и восторг от вновь завоеванного богатства. Вскоре в магазине стало гораздо свежее, и мальчик решил прямо здесь позавтракать. Весь хлеб был просрочен, из раскрытого пакета исходил затхлый кисловатый дух, а давно забытый вкус почти не угадывался из-за пригоркло-вяжущего шлейфа. С тортами дело обстояло еще хуже: под прозрачными пластиковыми куполами, словно вата, буйно разрослась белая плесень. Зато вся сухая мучная продукция была вполне сносна. Хлебцы, вафельные торты, вся эта фитнес-требуха, сухари, сушки и многое другое, где на упаковках срок годности исчислялся не сутками, а месяцами — все годилось, хоть и порядком надоело. Также ужасно хотелось свежих овощей и фруктов, но в качестве жалкой замены остались лишь консервы. Витамины в достаточном количестве предлагал широкий ассортимент соков и детских пюре. Но все это сейчас мальчик, не задумываясь, променял бы на миску горячих пельменей со сметаной или тарелку домашнего борща, несколько яблок и чашку горячего чая со свежим пирожком.
За полчаса были съедены пара банок детского пюре, банка красной икры с хлебцами, копченая куриная ножка, выпит пакет сока. После он забился в угол, закурил, принялся листать телепанораму полугодовой давности. На обложке было фото ведущего одной из популярных передач в навороченном респираторе, его указательный палец грозно предупреждал. Большая часть статей посвящалась не столько культурной жизни страны, сколько проблеме пятой волны covid-а. Мальчик пережил седьмую, последнюю. В этот страшный, короткий период мальчик быстро привык к табаку. После вынужденного избавления от тела матери, он решил напиться, как взрослый, но девятилетний организм не принял второго стакана вина: его стошнило, и потом долго болела голова. Курение поначалу спасительно дурманило, а теперь стало новой потребностью.
Мальчик откинул журнал, чувствуя погружение в жуткое прошлое. Он стал невольно вспоминать как из клиники пришло известие о смерти отца, новости тогда кишели страшной статистикой — люди умирали сотнями тысяч в день. Волны разных штаммов накрывали города по всей планете, внезапно просыпались какие-то «спящие» штаммы, спонтанные мутации вируса сводили на нет все эффекты от бесконечных прививок, за которыми выстраивались дикие очереди. Каждая следующая волна была разрушительней и быстрей предыдущей. Еще вчера здоровые люди, спешащие на помощь больным и врачам, гибли на следующий день. Жертвы шестой волны уже не вставали с постелей, а на помощь им приходили жертвы седьмой, последней волны. Казалось, что все человечество стало всего лишь питательной средой для развития этой дьявольской заразы, которая находила самые изощренные способы измывательства над человеческим иммунитетом.
После, словно по щелчку, стали выходить из строя все блага цивилизации: исчезла картинка с телеэкранов, вырубился интернет, отключилось электричество, затем в кранах и туалете пропала вода. Люди падали прямо на улице, застывали навсегда в автомобилях, вываливались в приступах дикого кровавого кашля с балконов... потом умерла мама. Она просто не проснулась. Это был самый страшный день, тяжелым тесаком рассекавшим его жизнь на две половины: до и после. Мальчик подолгу тряс мать за плечо, рыдал у постели..., но неизбежно появился запах. Несмотря на холодную раннюю весну все окна квартиры были настежь открыты. Мальчик боялся ночей, он не мог спать и, забившись в угол, трясясь, подолгу светил фонариком вокруг, кричал и плакал, видя жутких призраков, смиксованных из сотен героев интернетовских мультиков и глупых «ужастиков». А иногда хватал давно разрядившийся смартфон, крепко закрывал глаза и начинал тыкать пальцами по экрану, чтобы успокоиться. Что в этот момент рождала его психика — одному богу или дьяволу известно. Когда под утро его силы иссякали, он вырубался, но вновь чувствовал запах, просыпался под вечер, ночная пытка продолжалась. Так продолжалось несколько дней, он сходил с ума. И вот кончилась припасенная питьевая вода, и вот первый поход в магазин через двор с собаками, возящимися возле мертвецов, и снова невыносимый запах мертвого тела матери. Наконец, ничего не оставалось, как избавиться от тела. Несколько часов потребовалось для того, чтобы подтащить разлагающуюся мать к окну, взгромоздить на пуфик. Мальчик блевал и плакал. Он помнил, как кое-где под его пальцами стала отслаиваться ее кожа, обнажая зловонные участки плоти, как на бок валилась голова с полуприкрытыми стекляшками глаз, как белели зубы из полуоткрытых губ, торчал кончик языка. Но более всего в памяти отпечатался «полет»: мать тюфяком летела с шестого этажа, как бы прощально взмахнув над головой руками. Купол пестрого халата и вихор темных волос добавили взмаху какого-то потустороннего приветствия. Собаки почти сразу приступили к ней, а он еще долго плакал навзрыд, гладя остывшую мамину подушку.
Потом несколько недель он заходил в родительскую комнату, подолгу сидел на смятой постели, смотрел на тумбочку и плакал — на ней так же стояли флакончики с лекарствами, упаковка с масками, пустая чашка. Эта картина недавнего родного присутствия вызывала гложущую внутреннюю боль, тягостную тоску и мальчик стал все реже посещать комнату, назвав ее про себя «страшная комната» со «страшным окном»...
После этого «перелома» мальчик из живого и чуткого ребенка стал превращаться в грубого дикаря, обладающего рациональной смекалкой. А мама навсегда исчезла из снов.
***
Сегодня весь день мальчик таскал продукты и воду из супермаркетов. Некоторые собаки то ли по привычке, то ли от сытой скуки сопровождали его, вяло повиливая хвостами. К вечеру он понял, что жутко устал, половина кухни было завалено всякой снедью. В коридоре стояло двадцать канистр с питьевой водой. Он вылил одну в таз, насыпал порошка и замочил трусы, пару футболок и носки. После он покрутил рукой белье в тазу несколько раз по часовой стрелке и оставил, чтобы через пару часов все сполоснуть. Для экономии воды посуду он старался не использовать, тем более при данном ассортименте продуктов она была и не особо нужна. Один раз он решился на противне разжечь костер, чтобы вскипятить воды и заварить лапшу быстрого приготовления, но когда кухня быстро наполнилась едким черным дымом от скомканных старых рисунков, он отказался от этой затеи, выплеснув пол канистры на огонь. Туалетом ему служил балкон, ведро и пакеты для мусора, помойкой — все пространство двора под балконом.
Мальчик взял ложку, с трудом открыл банку с консервированной клубникой, прошел в гостиную, прыгнул с ногами на диван и съел несколько ягод. Затем он надел на голову маску для сна, воткнул в уши беспроводные наушники, взял со столика заляпанный смартфон. Несмотря на то, что без электричества все приборы стали мало отличаться от обычных бытовых предметов типа коробок и ящиков, мозг мальчика каким-то таинственным образом сумел адаптироваться, выделив часть своей энергии на симуляцию виртуальной жизни в воображении. Повязку для сна он догадался использовать недавно, когда начал ощущать усталость и напряжение глазных и лицевых мышц. Привычным движением пальцев мальчик «включил» смартфон, ввел код и стал настраиваться, загружая в самого себя весь необходимый контент. Это могло занимать около часа и более. Тьма, которая заполнила его сознание, должна была превратиться в привычную картинку включенного экрана с заставкой, временем и всеми иконками приложений. Изображение никогда не получалось достаточно полным и четким, как в прошлой, электрической жизни. Наиболее явно проступала лишь та часть экрана, на которую фокусировалось внимание. Удивительным было то, что все манипуляции пальцев не отражались в воображении — мальчик их не видел, а «тыкал» в приложение или на ссылку как бы своей волей. Так происходило, вероятно, благодаря фундаментальному принципу «пути наименьшего сопротивления» - психика мальчика «решила» не тратить энергию на проекцию его пальцев в воображении. Хотя для максимального психологического комфорта, сенсорные ощущения были все же необходимы. Пальцы бегали и скользили по темному экрану, как и раньше. Поэтому сами изображения всплывали из небытия и выбирались исключительно волевыми импульсами детской души.
Также и теперь, когда проступили с той или иной степенью ясности почти все иконки, мальчик сперва выбрал ю-туб, прослушал новый хит репера «Гонфлада»: «Все идут в ...!». Даже возникла размытая картинка клипа — парень закрытый наглухо капюшоном, прогуливался по сцене, держа в кулаках микрофон и чуть ли не во рту, бубнил матом что-то про коронавирус. Внизу, в дыме и огнях, ревела толпа. Затем мальчик «загрузил» свою любимую игру и на добрых два часа ушел в какое-то мелькающе-скачущее занятие со множеством вспышек, взрывов, восклицаниями типа «Ок!», «Wow», «Ups...» и прочее. И, наконец, зашел во вконтакт, обнаружив два сообщения — от Ксюхи и Мегамакса.
Ксюха:
–Кудаааа пропаллл...? Ась???
–Тута я-ааа! - ответил мальчик.
–(ряд из десяти смайликов)
Мегамакс:
–Наруто последние зырил? (ряд смайликов)
–Не-а, скинь (смайл)
–(ссылка)
Мальчик «тыкает» на ссылку и просматривает новую серию мультфильма за полсекунды.
–Круттяааааккк!!!
–Чё делаишь?
–Чилю, клубнику хаваю
–(ряд смайликов)
Мальчик перешел в чат группы «Анимемания», зарегистрированный здесь под именем «Хот-дог». Началась длительная переписка. Виртуальные друзья ни слова ни сообщали по поводу темы чата — аниме, а обсуждали такую несусветную чушь, словно весь смысл общения был в предельном дебилизме и дегенерации.
Маришка:
–Я б.. чуствую себя нубом каким-то (ряд смайликов)
Мегамакс:
–ОМГ!!!!!
Курилка:
–Ни сцать!!!! (ряд смайликов)
Элик:
–АХАХАЭХАЭХАХАХАХА!!!!!!!!
Хот-дог:
–Стопэ рофлить! Чё за прикол? (ряд смайликов)
Ксюха:
–Она посли удара о парту не можит на третий уровинь в сакур-варсе выдти (ряд смайликов)
Хот-дог:
–Лмао! Геймись в одивалки! (ряд смайликов)
Мегамакс:
–Лол! Лмао!!! (ряд смайликов)
Маришка:
–С..ка насилоют! Зашкварррр!!!
Ксюха:
–Харэ падру шеймить!
Хот-дог:
–А где кстати Греймер?
Курилка:
–Кажись рипнулся на пятой валне (грустный смайлик)
Хот-дог:
–ОМГ!!! Пипяо!!! (ряд грустных смайликов).
Мальчик вдруг остановил процесс, снял с глаз повязку. Греймер умер? Что-то ему показалось странным. Он поел еще клубники и снова погрузился в чат.
Ход-дог:
–Как умер? А вы все жывые?
Маришка:
–АХЭАХАХАХ!!! (ряд смайликов в виде черепов)
Курилка:
–Лично я сдохххх (ряд черепов)
Ксюха:
–АХАХАХАХА!!! И я-аааааа! (ряд черепов)
Мегамакс:
–Я тожы рипнулся!!! (ряд черепов)
Ход-дог:
–Пахоже на пранк...
Маришка:
–Нет! Вправду! (ряд черепов)
Ход-дог:
–Крипово...
Маришка:
–А ты чё, жывой????
Мальчик испугался, снова отключился и снял повязку. Он посмотрел на смартфон в своей руке — разводы от пальцев так и переливались на его темном экране. Вдруг надел повязку, тут же вошел в чат.
Ход-дог:
–Стопэ кекать! Как же вы пишыте?
Ксюха:
–Как и ты — пальчиками!!!! (ряд смайликов)
Хот-дог:
–Я жывой!!! А вы все где???
Вместо ответа мальчик увидел ссылку на ролик. Он включил, появился огромный во весь экран смайлик-череп с рожками, который реверберирующим басом произнес:
–А мы там, мальчик, где тебя нет.
Мальчик отбросил смартфон, скинул повязку, слез с дивана, пятясь. Что-то пошло не так. До сих пор он успешно зависал в чатах и соцсетях, общаясь и прикалываясь со своими школьными друзьями. Но в этот раз в беседу проникла смерть, природа которой была не ясна. Мальчик осознавал, что в реальности никого из друзей в живых не осталось — пандемия выкосила абсолютно всех. По крайней мере полугодовые наблюдения говорили именно об этом. В районе жили только мальчик, свора собак и насекомые. Однако абсурдность смерти давала мощный психологический толчок для веры в то, что в виртуальном пространстве все осталось по прежнему. И вдруг такие новости: Греймер — в жизни одноклассник Генка Углов — умер! Нельзя же умереть дважды! А далее еще круче — друзья один за другим открыто признаются в том, что их давно нет на белом свете. Однако же в соцсетях они есть! Тогда куда подевался Генка? Может быть, умерев в соцсетях, он воскрес в жизни?
Мальчик выбежал на балкон и закричал что есть силы в сторону окон дома напротив, где была его квартира:
–Генкаааааа!!! - но лишь лай нескольких собак прервал тишину. Мальчик вернулся в комнату, взял сигареты и закурил.
***
На долгое время он забросил смартфон и ушел в рисование и чтение учебников — других книг в доме не было. Когда бумага кончилась, он откопал в кладовке моток оставшихся от ремонта обоев. Он прочел весь материал по окружающему миру и литературе, с удовольствием решал задачки по математике. Он следил за чистотой в квартире, подъедал запасы, много спал, курил, сочинял письма маме и папе, рисовал. Но что-то не давало ему покоя. Все чаще он стал задумываться о забытом смартфоне. Наконец он решился «вернуться». В этот раз у него очень долго не получалось из тьмы сознания вызволить хоть какую-нибудь мало мальски четкую картинку экрана. Любимая игра никак не загружалась и пришлось начать с «лоховского» тетриса, словно для того, чтобы «размяться». Наконец, когда из-за плохой поворотливости фигур выстроилась корявая башня и выскочила надпись «game over», вошел в чат, где не был уже три недели.
Маришка:
–Хот-дооооог!!! Ты где!!!
Мегамакс:
–Куды пропааааал???
Курилка:
–Комон ИЗИ!!! (ряд смайликов)
Хот-дог:
–Спок! Я тута!!! (ряд смайликов)
Элик:
–Ауф!!! Жывооооой!!!
Ксюха:
–Знакомся, у нас тута новинький! Гендос! (ряд смайликов)
Гендос:
–Это я! (ряд смайликов)
Хот-дог:
–Греймер, это ты???
Гендос:
–Греймер рипнулся, я Гендос! (ряд смайликов)
Хот-дог:
–Я знаю — ты Гена Углов! (ряд смайликов)
Элик:
–Гена Углов умир (ряд грустных смайликов)
Ксюха:
–Умир! Умир! УУУУМИИИИИРРРР!!! (ряд грустных смайликов)
Гендос:
–Он умир. Я Гендос! А ты задрал нас всех чекать!!! (ряд смайликов)
Мегамакс:
–Лючьше даввай чилить про тетрадь смерти!!! (ряд смайликов-черепов)
Маришка:
–ДААААААА!!!
Ксюха:
–Меня дико Лайт стенит!!!
Гендос:
–Ауф! А чье там имя записоннно???
Мегамакс:
–Йя последниью ссеррриью ни видил (грустные смайлики) чиё-чиё имя там???
Ксюха:
–Да! Чье? (ряд черепов)
Маришка:
–Очинь интерес....
Курилка:
–А я знаю чиё!!! (ряд черепов)
Элик:
–Гиде новая сцерия?
Гендос:
–Тута (череп и ссылка)
Мальчик тыкает на ссылку, за доли секунды видит вспыхнувшие огнем первые буквы своего имени и резко сдирает маску. Хватает сигарету, чувствует как колотится сердце...
***
Мальчик снова на несколько дней выпал из процесса. Он нарисовал в подробностях свой двор и всех собак. Они как будто бы стали чуть оживленней, что навело его на тревожные мысли, и он стал задумываться о том, как отправится в дальний супермаркет, ведь запасы воды и пищи подходили к концу, и, похоже, не только у него. Но сильнее его заботил чат. Он понимал, что боится туда выходить, но какая-то скрытая сила постоянно подталкивала его, заставляя думать о смартфоне больше, чем о продуктах. И ему, наконец, пришла спасительная мысль о другом чате, благо их было миллион, и он мог зарегистрироваться, например, в группе посвященной смешарикам.
Так он и сделал, на всякий случай выбрав себе другой ник — Мегабургер.
Мегабургер:
–Приветики-писталетики! (ряд смайликов)
Собакин:
–УПС! Приветик! А ты хто???
Мегабургер:
–Ай эм Мегабургерррр! (ряд смайликов)
Марика:
–Нет, ты сам кто? (ряд черепов)
Мегабургер:
–Бывший Хот-дог йя! Стопэ троллить (ряд черепов) Как дилишки? В чем движ?
Марика:
–Ни агрись, Бургер. Тут ауфный вайб (ряд черепов)
Курехин:
–А энто хто???
Страшный ЭД:
–Энто Сырожа
Мальчик опешил, и даже не успел ничего написать, он сильно зажмурился, пошел водопад сообщений:
Мегамикс:
–Что ты делаишь, Сырожа? (ряд черепов)
Oxyannna:
–Я пипяо как в тоске по пруфам (череп) Ты кто такой, мальчик?
Крокус-ген-демос:
–Шо ти дилаишь, сцука?
Страшный ЭД:
–А ты хто?
Марика:
–А щито ты делать? Сам?
Oxyannna:
–Будишь опять умирать??? (ряд черепов)
Крокус-ген-демос:
–Ты кто?
Мегамикс:
–Что ты делаишь по-настаящиму, близко??? (череп)
Страшный ЭД:
–Это хто??? Хто энто??? Ты хто??? На самам дели, хто??? Ась???
Собакин:
–сцууууккооо.... (ряд черепов)
Марика:
–ТЫ КТО ТАКОЙ? (ряд черепов)
Дальше поток словесно-черепушного водопада полился с бешеной скоростью, содержание которого в общем сводилось к двум уродливо написанным вопросам: «ты кто?» и «что ты делаешь?». Мальчик не вынес этого и от отчаянья за кричал:
–Я?! Я - Сережа Иванов!!! А вы-то все кто?!
Тут экран вспыхнул туманным, расплывающимся словом «смертшарики» и вдруг потух. Мальчик, рыдая, побежал в ванную и уставился в зеркало, все повторяя шепотом: «Я Сережа Иванов, Сережа Иванов... Сережа Иванов... Что я делаю?... я... я... живу....». В отражении на него смотрело детское, очень усталое лицо все в слезах. Он вдруг осознал, что совсем-совсем один на всем белом свете, что нужен лишь собакам, как источник пропитания и каким-то неведомым темным силам, жаждущим сожрать его в другом, духовном смысле. Способность концентрировать свое сознание, натренированная на сеансах погружения в чаты, сыграла свою роль и с зеркалом. Мальчик надолго застыл перед своим отражением, перестав плакать. Вопрос кто он такой на самом деле крутился в голове и достиг такой точки, что его собственное имя стало отслаиваться от овала лица, глаз, рта и носа. Мальчик приблизил лицо вплотную и начал различать тонкие сосудики в своих глазах, каждую ресницу, каждую пору на коже, каждый волосок. «Это все я» - думал он, - «как «я» попало в это тело?». От мысли, что весь этот набор мелких деталей в отражении и есть он, живой, а все другие люди с такими же деталями умерли, привел мальчика в ужас. С одной стороны, набор из глаз, кожи, волосков, сосудов, готовый в любую минуту начать гнить, а с другой - само это «я» не совпадали. Все умерли и больше никогда не будут. А он есть, один...
Мальчик впал как бы в ступор, не понимая толком существует ли он на самом деле или ему все кажется. И по всему выходило, что именно он и существует, на самом деле, а все остальное ему лишь кажется. Или ему показывают. С самого рождения. Всю его короткую жизнь ему постоянно что-то показывают, даже его собственное отражение в зеркале. Мальчик неуверенно протянул руку к зеркалу прислонил большой и указательный палец к нему, где отражался глаз, и раздвинул пальцы, как это делают на планшетках и смартфонах, чтобы увеличить изображение. Но ничего не произошло — глаз остался прежним по размеру. Он опустил голову, побрел в комнату, завалился на диван.
Сомнамбулический ступор был прерван полувоем, полулаем с улицы. Звуки напоминали жалобные завывания «уа-уа», «уа-уа» и доносились со стороны «страшного» окна. Мальчик воткнул посильнее наушники себе в уши и, повернувшись лицом к стенке, крепко уснул.
***
Полет был плавный и невысоко от земли. Один за другим менялись ландшафты — леса, перелески, поселки, озера и реки, холмы, луга... На одном цветущем лугу мальчик увидел стайку резвящихся зверушек. Он подлетел поближе, мягко рухнул, закувыркался в колокольчиках и васильках. Зверушки сразу подбежали, начали, резвясь и вскрикивая, покусывать мальчика, дразнить. Мальчик смеялся и тоже кусался, кувыркался, радуясь чистому небу и солнцу. Зверушки были забавные — каштанового цвета, похожие на тощих поросят с большими, торчащими треугольниками ушей и забавными носами-пятачками. Шерсть короткая, хвостики голые с пушистыми кончиками, глаза большие с лиловым отливом. Кто знает сколько продлилась бы эта забавная возня, если бы не прогудел в стороне гудок. Все замерли, повернув морды в сторону, и мгновенно ринулись на странный звук, высунув языки-колбаски. Мальчик побежал на четвереньках за ними. Впереди показался одноэтажный, серый и длинный дом, напоминающий совхозное хозяйство. Вся стая проследовала в темный дверной проем и мальчик тоже. Сначала ничего видно не было, но потом он понял, что остался один в лабиринте из коридоров, проходов и пустых комнат. Мальчик испугался и понесся по всем закоулкам бетонного здания с голыми стенами пока не попал в большое помещение, напоминающее бассейн без воды. В огромном количестве в нем копошились зверушки, визжа и лая. Мальчик остолбенел на краю этой жуткой ямы, выложенной казенным кафелем. На противоположном конце он увидел ведьму. Мальчик не знал почему именно это слово возникло, когда показалась лохматая с перекошенном от злобы лицом пожилая женщина в пестром халате. Она быстро двигалась вдоль борта «бассейна», приговаривая: «сейчас-сейчас, сейчас-сейчас... где ты мой родимый? Сейчас...». Наконец она наклонилась — и в этот момент вся груда тел зверьков, словно волна, попыталась откатить от ее крючковатых пальцев, но она зацепила одного зверька за лапу. «Иди-ка сюда, мой миленький! Ох, какой хорошенький!». Зверек неистово заверещал: «не хочу-не хочу-не хочу-не хочу!!! А-а-а-а-а!!!», замотал головой, затряс ушками и хвостиком. «ну-ну-ну-ну-ну, мой хороший, сейчас-сейчас... пелемешки сделаем...». У мальчика сжалось сердце, он схватился за стену. Старуха побрела в какой-то отсек, все это время животное пищало единственное «не хочу!». Мальчик поспешил следом и увидел в этом полутемном помещении грубый деревянный стол. На нем лежал предмет напоминающий огромную мышеловку — рамка с какими-то перекладинами, пружинами и крючками. Мальчик застыл в проеме, а ведьма умело расположила бьющееся тело зверька на боку на этом адском приспособлении, закрепила все необходимые детали, зажав лапы, хвост и голову так, что подвижными остались только глаза. Челюсти лишь еле шевелились и доносился тихий, хриплый писк: «не хочу-не хочу...». Испуганный, слезящийся лиловый глаз вращался, ожидая самого ужасного. В ее руках показался тяжелый топор, глаз зверька бешено забегал, следя за лезвием, язык нервно двигался в зажатых челюстях. Мальчик задрожал. Последовал удар, краткий писк-хрип. Изо рта вышла густая белая пена, глаз, отразив последний ужас, потух и остекленел.
–На-ка, похорони, - ведьма протянула голову мальчику. На миг он увидел две дырки глазниц в ее желтом, морщинистом лице, закричал и тут же проснулся.
***
С улицы до сих пор доносился ноющий вой «уау-уау», мальчик вскочил с постели и вбежал в «страшную» комнату. Он распахнул окно и увидел как внизу короткошерстная собака с длинными полу-висячими ушами лизала и обгладывала череп мамы. Никаких других собак рядом не было. Мальчик побежал в противоположную комнату, на балкон — на той стороне тоже не было ни единого пса. «Где же все собаки?» - недоумевал он. Его снова накрыло уже привычное состояние ступора — он опять один на всем белом свете, безмолвный мир от него опять чего-то ждет. Но что ему делать? «Надо похоронить маму...» - внезапно влетела мысль в его сознание. Он долго бродил по квартире туда-сюда в растерянности, вдруг полез в кладовку, стал все разбрасывать с полок, пока, наконец, не нашел детскую лопатку для игры в песочнице. Похоже, это был единственный подходящий инструмент в доме для этой, внезапно возникшей, но уже экзистенциально необходимой задачи. Мальчик оделся, открыл дверной замок..., но вдруг десятки горящих глаз вспыхнули из тьмы дверной щели, он тут же захлопнул дверь. «О, нет!» - он встал на цыпочки, посмотрел в глазок и обомлел — вся свора тут, отдыхает у его дверей. Вот Фас, вот Настя, вот Дудя, Морген, Собчик, Гной, Белый, Фара, Нурлан, Бузя, Оксик, Моня и Боня и все, все... - вся компашка собралась, он сразу понял - пришли за ним. За дверьми раздался лай, заскребли лапы. Мальчик рухнул на коридорный пуфик, поджег сигарету.
***
Уже ближе к вечеру он собрал небольшой рюкзачок с надежными веревками от папиной надувной лодки, минимумом одежды, бутылкой воды и лопаткой. На всякий случай захватил самый большой кухонный нож. План был такой — спуститься с помощью веревок до третьего балкона, привязывая каждую к перилам (ниже балконов не было). Потом проникнуть в квартиру третьего этажа и пробежать оставшиеся по лестнице. Он хорошо понимал, что вся шайка ринется за ним, поэтому дверь внизу надо было надежно замуровать. Для этой цели он рассчитывал сдвинуть тяжелую урну, стоявшую внизу, и плотно придвинуть ее к парадной двери, и навсегда отрезать голодную стаю от своей жизни.
Мальчику было страшно, его колотило, руки тряслись, ноги подкашивались, но делать было нечего. Маму надо было хоронить, еда и вода почти кончились, а собак и снов ему уже не пережить — он это хорошо сознавал.
Мальчик вошел на балкон. Трясущимися руками он привязал первую веревку, вздохнул, посмотрел в сторону начинавшегося заката и с помощью табуретки стал перелезать наружу. Это было очень страшно. Когда он оказался по ту сторону балконных перил, он ощутил до сих пор неведомое, странное чувство, словно спина превратилась в оголенный беззащитный нерв. Голова кружилась. Его руки крепко обхватывали металлическую перекладину, ноги надежно держали тело — щель между полом и балконной оградой была не заделана. Подергав с силой, он проверил прочность веревки, ее нижний конец свисал до следующего, пятого, этажа, и он, вспомнив школьные уроки физкультуры, стал соскальзывать вниз...
Все получилось просто великолепно, мальчик также надежно встал на балкон пятого этажа. Теперь страх ушел, он чувствовал прилив каких-то бодрящих, свежих сил. Чтобы привязать вторую веревку, нужно было перелезать к соседям. Он с трудом подтянулся и закинул ногу за перекладину, слез. От любопытства мальчик заглянул в запыленное стекло окна. Темная комната была пуста и прибрана — похоже соседи скончались в больнице. Мальчик повторил операцию, начал спускаться, как вдруг холод ужаса пронзил его позвоночник — ноги ударились о стекло. Балкон на четвертом этаже оказался застекленным! Об этом мальчик не подумал. Он висел на полпути и чувствовал, как в шее стучит кровь. Он изо всех сил стал подтягиваться, но тонкая веревка резала ладони, скользила. Он зацепился за щель, подтянулся, рыча, закинул ногу и кое-как, еле-еле ему удалось вернуться. На этот раз он внимательно исследовал свой путь и убедился, что с третьим балконом все в порядке, значит надо связывать две веревки сразу с пятого на третий этаж. Он вспомнил рыбалку, один из папиных узлов и без проблем спустился на третий этаж.
Здесь балконная дверь в квартиру была приоткрыта. Оттуда шел знакомый затхлый, сладковатый дух. В комнате на кровати лежал ворох истлевшего тряпья, мальчик увидел прядь седых волос, свисающую кисть руки скелета, на полу множество мелких экскрементов, кошачий скелет с клочками не истлевшей шерсти.
Мальчик, решившись, толкнул балконную дверь, вошел в квартиру. Его тут же стало подташнивать и он быстро миновал комнату. Однако на полу в коридоре его ошарашил еще один сгнивший труп — прислонившись к стене в тряпье, в котором едва узнавался спортивный костюм, сидела коричневая почти мумия, а рядом с ней несколько пустых бутылок.
Сдерживая приступ рвотного рефлекса, мальчик подошел к входным дверям, заглянул в глазок. Площадка была пуста, и он тихонько повернул дверной замок. Прислушался, все было тихо. Затем, собравшись с духом, он надавил на дверную ручку и снова прислушался. Убедившись, что все по прежнему, он стал приоткрывать дверь и, когда образовалась подходящая по размеру щель, скользнул в нее. Медлить было нельзя, собаки очень чутки. Он засеменил к ступеням в жутком волнении и сразу услышал возню наверху. Мальчик, словно школьник, узнавший об отмене занятий, прыжками стал преодолевать по нескольку степеней вниз и к концу первого проема услышал громкий лай. На удивление, мальчик, быстро достиг первого этажа, тогда как собаки в совместной суете и возне, мешая друг другу на поворотах, семеня по неудобным для лап и собачьей координации ступеням, еле добрались лишь до третьего. Он захлопнул тяжелую дверь и тут же со всей силы свалил урну. Лай быстро приближался, мальчик со яростным рычанием толкал тяжелый бетонный куб к дверям. Скорей, скорей... И вот осталось всего лишь пару десятков сантиметров, когда дверь грохнула об урну. Мальчик тут же придавил ее всем своим весом, скидывая рюкзак. Сдерживая мощные толчки, кое-как свободной рукой он нашарил нож, и сразу вернулся к урне, подтолкнув ее еще чуть-чуть, но в этот момент в щели показалась морда самого свирепого пса стаи — Годзилы — его сморщенный нос, налитые кровью глаза, страшно вращаясь, желтые клыки, фиолетовый язык, вырвали из мальчика нечеловеческий звериный вопль, и он вонзил нож псу куда-то под глаз, потом сразу в нос. Хлынула темная кровь, раздался душераздирающий визг и морда скрылась, а урна припечаталась к дверям намертво. Мальчик в ярости вырвал какую-то палку-подпорку от худого деревца рядом и подпер ею в дополнение железную дверь. После по-мужицки сплюнул, выпил воды, закурил с облегчением: все кончено! Биение в дверь и зверский лай его не волновали...
Уже в сумерках с помощью жалкой лопатки и ножа, рыдая и размазывая грязь и слезы по лицу, мальчик похоронил маму. Из палочек сделал крестик, положил рядом рюкзачок, побрел в сторону дальнего супермаркета, где, перекусив, крепко уснул в корзине с носками и футболками.
***
Он очень долго ехал в электричке. Пролетали леса, залитые солнцем луга, мелькали сине-золотые зеркала озер. Проезжая на тихой скорости какой-то сад в открытые окна пышными охапками лезли, ломаясь, белые цветы. Крупные стрекозы кружили по вагону, порхали бабочки и мелкие птахи. Мальчик смеялся...
Он сошел в бескрайнем поле на закате. В густом теплом воздухе царило безмолвие. Где-то вдали он различил мелкую фигуру. Он побежал к ней, чувствуя сильное притяжение. Вскоре он различил маму в бежевом плаще, его сердце сжалось, совсем далеко за ней в рыжем закатном свете сверкал не то поселок, не то городок с башенками и куполами. Мама остановила его предупреждающим жестом метрах в тридцати от себя. Ее лицо освещалось каким-то древним прощально-закатным светом, взгляд был благостно-печальным, очень добрым и родным. Мальчик почувствовал волну нежности, комок подступил к его орлу, но сделать шаг он не мог — ноги словно вросли в землю. Послышался звук далекого горна. Мама раскрыла большое белое крыло, обернулась им и вспорхнула белой птицей в сторону городка...
Мальчик открыл глаза. Слезы снова были на его глазах, но чувство было совершенно особенным. Благостная грусть сочеталась с какой-то неимоверной мощью, по сравнению с которыми весь прошлый мир чатов, игр и мультфильмов показался ему невероятно ничтожным и убогим. Что-то навсегда изменилось в душе мальчика, он чувствовал вектор силы. И вдруг раздался снова звук горна из сна. Мальчик удивился и привстал. Звук повторился еще и еще раз и, оказалось — это был звук сирены. Мальчик в волнении подбежал к окну супермаркета. Откуда-то с улицы грянула музыка — что-то такое слушал папа в машине. Это группа «Europa» и начало песни «Final Countdown» со своим знаменитым победоносными синтезаторным вступлением. Мальчик не поверил своим ушам...
–Внимание! Внимание! - раздалось громогласное в мегафон, - если есть живые, выходите на звук или подайте сигнал! Внимание! Внимание! Есть кто-либо живой? Внимание! Внимание! - звук «заворачивал» за угол, снова открывался, снова заглушался, но музыка звучала громко. Мальчик влетел на стремянку, крича и плача — о, как он устал от этих бесконечных волнений за последнее время! Но это было счастье! Настоящее! Оно!
На проспект вывернул невозможный белый пикап скорой помощи с мигалками и пристроенным на крышу мегафоном. Мальчик, упав с последних ступенек уличной стремянки, захлебываясь слезами, понесся к машине, та остановилась и из нее выскочил высокий мужик в камуфляже, с банданой на голове, затем девушка, одетая также, туристически. Все кричали, несясь на встречу друг другу, а когда встретились — вцепились друг в дружку, смеясь и рыдая.
–Сынок! Дружище! Живой!!!...
Эпилог
Вася, не отрываясь от дороги, понюхал куртку сидящего рядом мальчика.
–Серега, ты чё? Куришь?
–Ну... я так...
–Ты даё-ёшь... надеюсь бухать еще не начал? - он глотнул бурбона из горла, стал поворачивать руль налево. Девушка держала термос и любовно гладила мальчика по голове, тот жевал пирожок и с удовольствием глотал из крышки горячий чай.
–Кушай, кушай... соскучился по горяченькому? А?
–Хорошо, когда плитка газовая есть! Правда, Серж?
–Гм-м!
–Чего хочешь? Повернуть туда?
–Угу!
–Зачем?
Машина остановилась у парадной мальчика. Он выскочил, откинул от дверей палку, стал отодвигать урну, мужик пришел на помощь. Собаки выбежали, когда они уже захлопнули дверь машины.
–Это что ж, ты сам их так?
–Угу!
–Ну ты даешь, парень! А мы отстреливались, канавы доместосом травили. Люд, вруби хадуэй, что ли...
–Да ну эту попсню, лучше пинк-флойд! Правда, Серж? Чего слушаешь?
–Ну-у, типа Тимати, Моргенштерн, Бузова как бы...
–Не-е-е! - запротестовали оба, - это не музыка!
–Давай хоть сборник восьмидесятых! Альфавильчик, Инэксэз, Секрет-сервиз, Дипешов там...
–Да ну это форева-тюгева-эннэва задолбала! Ставь Боба Марли!
Спор затянулся.
–Не, я тебе говорю, вся эта пандемия из-за того, что люди музыку хорошую сочинять перестали!
–Паранойя, - девушка обратилась к мальчику, крутя пальцем у виска, - что тут скажешь.
Мужик расхохотался:
–Не, Серег, ты слыхал? Вот женщина! - хлопнул он ладонями по рулю, - она не понимает тонких нитей связи, недавно только интернет-ломка закончилась. А у тебя как?
–Я чего... я не...
–А сон-то видел?
–Да! - сразу ответил мальчик.
–Ну вот и славно! Значит все в порядке будет! Мы ща с тобой еще пару районов просканируем, бензинию где-нибудь сцедим, а опосля в другой город рванем! - он приобнял мальчика, тот заулыбался.
–Господи, всего один мальчик здесь..., - задумчиво проговорила девушка.
–Я ради человека готов всю оставшуюся жизнь так колесить! - он поднял указательный палец.
–Я тоже, - вздохнула она.
–Ставь короче, сборник! Серега, порулить хочешь?
–Ага!
–Садись ко мне на колешки!
Мальчик сел, вцепился в руль, радостно и азартно уставился на дорогу, раскрыв широко рот. Из колонок полилось: «Засыпает синий Зурбаган, оу-о, оу-о...».
–О, Пресняк, лирическое. Пойдет! Вот так, вот так... держи, сынок... - смеялся рыжебородый Вася.
Машина набирала скорость по пустой улице, мальчик видел бегущих собак в зеркальце. Они отстали лишь когда машина вырулила на магистраль...