Упёртый

Дырку в заборе искать не понадобилось. Спрыгнув с платформы, Валерка повёл Пашку прямо по путям. Топать пришлось порядочно, и Пашка начал уже ворчать:

– А говорил, отвечаешь… Ваще, готовь пятихатку...

– Ага, пятихатку, тебе на жо… заплатку. Пришли.

И пришлось смолчать, потому что они и вправду стояли меж двух составов. Пассажирские вагоны, без паровоза, как предпочитал говорить Пашка. В отличие от Валерки. Тот-то знал все марки тепловозов и электровозов. Батя – бригадир вагонников. И мама работала здесь, где вагоны снаряжали в путь.

– Ну, что стоишь? Этот? – указал Пашка на первый попавшийся вагон.

– Ну, антилопа гну, – усмехнулся Валерка. Понимая, что здесь главный он, а не сын портфельного инвестора Пашка. – Не подключён, видишь? Надо подключённый.

Пашка опять промолчал. Уж очень хотелось отжать пятихатку. Поспорили с Валеркой, когда всем классом ездили на экскурсию. Тогда долго не пускали никого на посадку, потом выкатили откуда-то безногого в коляске, при медалях. Некий тип в форме и фуражке отдал честь, а проводник встал в вагоне около какой-то рукоятки, взялся, провернул – и поехала вся площадка вагона. Словно раздвоилась. Высунулась на асфальт платформы, и коляску закатили на неё. А потом всё вместе, площадка и коляска, поднялось, перенеслось по воздуху, въехало в вагон, и дальше уже за кресло взялся проводник. А их бегом погнали садиться, потому что вся эта церемония заняла прорву времени, они уже опаздывали.

– Вот это прокатился, прям ВИП, – хмыкнул тогда Пашка, а Валерка пожал плечами:

– Да ну. На отстое хоть укатайся…

Тогда-то и поспорили.

Пашка точно знал, что у Валерки нет пятихатки: он даже не обедает. А вот поди ж ты.

– Сюда ныряй, – снова скомандовал Валерка и полез под вагон. Пашка замялся, но в итоге повторил, хоть и неуклюже, Валеркино движение. Слегка измазав куртку.

– Ну вот, теперь и ты как вагонник, – хохотнул Валерка.

За составом стоял ещё состав, и над вентиляцией воздух подрагивал. Вагоны топились. Готовилась выдача под посадку.

Валерка обошёл вагоны с хвоста. Влез, уверенно хватаясь за железки, повис на торцевой двери, в руке его появился ключ-трёхгранка. Дверь открылась.

– Полезай! – и подал приятелю руку.

Отдуваясь от непривычных физических усилий, Пашка стоял рядом с Валеркой в тамбуре, а тот открывал наружную дверь.

– А теперь – аттракцион века!

С этими словами Валерка взялся за рукоятку здесь же, в тамбуре, проработал ею, и пол под Пашкой поплыл. Тот чуть не шлёпнулся на блестящую рифлёнку, но удержал равновесие. Квадрат пола высунулся из вагона, проделав движение вверх-вперёд-вниз. И завис. Вокруг Пашки посвистывал ветерок, несший колючие снежинки. Было неуютно.

– Встр-р-рэчный маршрут! – провозгласил Валерка из тамбура, и железная площадка поехала обратно.

Не успел Пашка отпыхтеться от впечатления, как неугомонный знаток вагонной механики схватил его за руку:

– Мотаем!

Даже не запер дверей. Кубарем скатились через торец, дальше – под вагон, дальше – под соседний состав. Валерка мчался, как лось, Пашка отставал. Наконец поравнялись с высокой пассажирской платформой, обежали её. Пашка чуть не налетел на Сеньку, разнималу их спора.

– Ффууу… Ну, гони пятихатку! Вот он всё видал.

И пришлось отдать.

Онлайн-заседание обязательного факультатива – клуба «Наука управлять» шло своим чередом. Только что сити-менеджер приветствовал, как он выразился, нашу юную смену. Инспектриса гороно произнесла подобающие слова о том, что исключительно благодаря помнящему заветы Христа руководству у сегодняшней молодёжи есть возможность прорепетировать роль будущих избирателей. А затем актёр городской команды КВН, приглашённый на роль председателя виртуального горсобрания депутатов, открыл виртуальное заседание. С темой «Если бы депутатом был я».

Пашка поднял руку.

Сзади, помимо колонок, донёсся чей-то гыгык:

– Как на уроке...

– Удалю из класса и из зума! – громыхнула классная одиннадцатого «А».

– Совершенно правильно, молодой человек! – ободрил поставленным голосом виртуальный председатель. – На заседаниях горсобрания просить слова принято именно так! Слово предоставляется виртуальному депутату Сундукову!

– Вношу предложение, – сказал Пашка. Всё шло по рассчитанному. Не зря тренировался перед зеркалом. – Дополнить устав города, параграф «права почётных граждан», положением: почётные граждане города при совершении железнодорожных поездок имеют право пользоваться средствами комфорта, предназначенными для лиц с ограниченными возможностями.

Пошёл лёгкий шумок. За которым обычно так гоняются режиссёры, заставляя ради этого артистов наперебой молоть ерунду. На лице актёра КВН отобразилось неподдельное удовольствие. Аудитория-то завелась. Успех, однако. Губы инспектрисы застыли в гримасе неодобрения. Классная кивнула. Поднялась ещё одна рука. Актёр предоставил слово и второму желающему.

– И, это, дополняю, – прозвучало в зуме, – переписать формулировку, чтоб не ограниченных возможностей, а лиц с особыми потребностями!

Сити-менеджер у себя в кабинете слушал в одно ухо, подписывая бумаги. Слово «инвалид» всегда резало ему слух, означая, как правило, назойливого и вонючего нищего. «Ограниченные возможности» очень быстро стали ассоциироваться с этим же запахом. Ну не успевают они вовремя до туалета. А убрать их всех куда-нибудь на Валаам или на Соловки… Был, говорят, опыт, да теперь считается позором страны. Повторять ни-ни. А вот юнцы-то, кто-то же нашёлся умный – особые потребности. Ну-ка, кто, кто там...

– Сундуков, – услужливо повторил референт, – портфельного инвестора Сундукова сынишка… А второй...

Сити-менеджер нетерпеливо махнул рукой, и референт выключился.

В тесном зальце ожидания вокзала народ давился, как кильки в банке. Московский поезд стоял под посадкой, но на платформу не пускали.

– Випы, випы, – шелестело в толпе.

Минуты тикали. До отправления оставалось всё меньше.

Наконец к поезду выкатилось кресло, похожее на инвалидное. Большие колёса, подножка, пульт управления, встроенный в подлокотник. И даже зонтик-парасолик: небо сияло – миллион на миллион. Но не моторизованное, как самые крутые модели этого ряда. Сзади кресло толкал малый в железнодорожной форме, фуражке, при нагрудном жетоне. А восседал в нём прямой, как палка, ноги на подножке, командир расквартированного в городе батальона Росгвардии. Вполне строевой годности, при некотором наборе юбилейных медалей, при почётном оружии.

Кресло подогнали к вагону-люкс, малый при жетоне ловко впрыгнул в тамбур, и подъёмный механизм пошёл. Кресло совершило эволюции – вверх-вперёд-вниз. И только когда оно, толкаемое проворным лакеем-железнодорожником, исчезло в коридоре вагона, открыли двери вокзала. Народ хлынул к поезду. До отправления оставалось полторы минуты. Погрузиться успели не все, проверку документов-то никто не отменял. Храбрые проводники принимали последних уже на ходу, багаж летел в тамбуры с пробежки, как гранаты в фильмах об обороне Москвы. Пунктуальные – заперли двери, как только поезд тронулся. Перед вокзалом осталось порядочно народу. Пришлось поработать полиции. Кто не успел сесть в поезд, того упаковывали полицейскими силами в какие-то газельки – начальник горотдела оказался предусмотрителен.

В городе было три больницы: нашмашзаводская, железнодорожная и веянье новейшей эпохи – частная поликлиника «Рецепт от всего». Её директор-совладелец тоже был депутатом городского собрания.

Последнее время он активно сотрясал воздух на заседаниях, чтобы остальные депутаты и сити-менеджер подписали ему прошение в верха – разрешить открытие при заведении стационара.

– Наши граждане хотят быть в тренде. Они озабочены совершенством тела.

– Косметическая хирургия? – переспрашивали депутаты.

Их самих, в силу сидячего образа жизни, более интересовала проктология. Но ведь вслух такого не огласишь. Директор «Рецепта», вроде как, понимал намёки. Усердно кивал. Прошение подписали. А вскоре и удовлетворили.

– У меня очередь на операции расписана на год и более.

– Какая будет прибыль от подоходного… – сытой кошкой жмурилась председательница комитета по финансам, одна из двух – второй была завгороно – дама в сити-менеджменте. Ей самой косметическая медицина тоже была неинтересна. Вследствие полной мумификации.

Городское телевидение показывало заседания собрания обычно в режиме говорящих голов. Как вдруг, в одну из сессий, начали с показа прибытия депутатов в зал. Впереди катилось кресло, в котором восседал сити-менеджер.

Ног не было. Колени на месте, а ступней ни следа. Ни родных, ни протезных.

Нацгвардеец вкатил кресло в зал заседаний, отдал честь и удалился. В двери уже вдвигалось следующее кресло. С председателем комитета по промышленности. Тоже безногим. Тоже нацгвардеец. До соответствующей таблички. Щелчок фиксации в предусмотренном положении, руку к козырьку, чёткий шаг к дверям. И так всех по очереди, кроме предкульткомиссии. С которым было всё понятно: он обычно выступал в качестве конферансье на мероприятиях для ветеранов и приезжих шишек.

Горожане растерянно переводили взгляды с экранов на лица близких. И их ноги. Вот ведь зигзаг моды. Но на московском поезде было не уехать уже давно. К посадке допускались только лица с особыми потребностями.

Да и местный «Магнит» на днях вывесил в витрине: «Только для лиц с особыми потребностями». И кинотеатр, в здании которого также находились бильярд-клуб, кальянная, ресторан, единственный оставшийся в городе после небезызвестного февраля, тогда же обретший вывеску «русская кухня» – тоже обзавёлся такой табличкой. Вкупе с подъёмником по образцу железнодорожного. И местные филиалы столичных вузов.

Очередь в «Рецепт» на операцию скачком удлинилась ещё в несколько раз, когда городской загс выставил огромный плакат:

ЛИЦАМ БЕЗ ОСОБЫХ ПОТРЕБНОСТЕЙ ВХОД ВОСПРЕЩЁН

ВКЛЮЧАЯ НОВОРОЖДЁННЫХ

– Ну? Когда статистику перестанешь мне портить? – допытывался Пашка.

Валерий молчал, глядя под ноги. Собственные.

Стоять-то было не в труд. И что в московский поезд не посадят – плевать. Мало, что ли, поездов на свете. Даже на зачуханном «Нашенском-Центр.». Есть хозяйственные. Довезут – свои же – до ближайшего райцентра, а там уж куда надо. Можно – пешком до федеральной трассы, а там междугородные автобусы. Если надо не в Москву. Перемещение по городу пешком занимало существенно меньше времени, чем ожидание городского автобуса и все последующие формальности с предъявлением разных ксив. Мол, в виде исключения, как работник первого медсписка, стратегическое федеральное предприятие РЖД. И даже магнитовские каверзы последнего времени не очень оскорбляли. Ну их со всей их соей. Картошка-моркошка своя, с огорода, мясо и южные фрукты с базара в райцентре.

– Знаю я про первый список, – снова нарушил молчание хозяин внушительного кабинета. – А как же другие? Ты русский человек или как? Родился русским – терпи!

Другие, то есть товарищи-железнодорожники, насколько было известно Валерию, как раз терпеть не стали, а перебрались в близлежащие деревни. Станция всё равно не совсем в городе. Не один ли леший – добираться из основной жилой застройки или с другой какой стороны.

Валерий посмотрел Пашке в лицо. Депутат Сундуков. Председатель комиссии горсобрания по совершенству тела и духа.

Даже имя на табличке не то, что было в классном журнале одиннадцатого «А». Панацей. Вот каков депутат Сундуков.

Поперёк себя шире. Три подбородка. Глаза жёлтые, с красными прожилками. Нос сливой. На нём прожилки лиловые. Совершенство. Тела и особенно духа.

В дверь постучали.

– Горотдел, – прозвучало из-за двери.

– Ну? – недовольным тоном бросил Сундуков.

Дверь распахнулась, и молоденький полицейский доложил:

– Опечатал согласно постановлению, шеф расписался, вот акт.

– Сюда смотри, пеш-шеход упэртый, – удавом прошипел депутат Сундуков.

Перед Валерием лежал акт об опечатывании его квартиры. Что к этому шло, Валерий знал. И заранее вынес-вывез всё ценное на работу. Депо – хабунища та ещё. Несколько ящиков и шкафчиков с барахлом там и видны-то не будут.

– Пользуйся, – выпрямился Валерий. – Проценты на ту пятихатку, так, что ль? Тебе нужней, ты ж убогий. Я, пока руки-ноги есть, на жизнь заработаю.

Повернулся и пошёл, скользнув взором по отвешенной челюсти юного блюстителя порядка.

На выходе из города по направлению к станции обогнал автобус, молотивший вхолостую на переезде. Перешёл переезд в виду приближавшегося мощного «тапка» – тепловоза ТЭП. Помахал машинисту. И прежде чем поезд отделил его от автобуса, успел ещё услышать:

– Ма-а-ам! Песаход! Я тоза песком хацу!