... И темнота

В дебрях было темно, а свет фонариков запутывался в ветках. Колючие кусты рвали брюки и джемпер, репейник лип к рукавам, крупные корни бросались под ноги, норовя, чтобы об них споткнулись. Тело Николая Ивановича больно давило на плечи.

Юра выдохнул, выпрямился и перебросил Николая Ивановича на другое плечо.

— Ты не торопись, Юрок, к рассвету успеем, - раздался хриплый голос Карасева.

— Заткнись, - огрызнулся Юра, - если так торопишься, вот сам и неси.

Карасев ничего не ответил. Он плёлся позади, и от раза к разу втыкал лопату в землю, проверяя на плотность. Скоро послышался характерный сыпучий хруст — лопата ушла глубоко.

— Здесь? - спросил Юра, не оборачиваясь.

— Попробуем, - сплюнул Карасев.

Николай Иванович рухнул на землю, подняв тем самым пыль и прошлогодние листья. Он и при жизни был… весьма тяжёлым человеком, что говорить о нём теперешнем. Юра смахнул со лба пот, потёр плечи. На левом нашёл бурое липкое пятно. За джемпер было обидно, как-никак новогодний подарок от матери (и который, кстати, ненавидел отец), а теперь его необходимо уничтожить в какой-нибудь печи.

Карасев копал сам, Юра ему не помогал — такой уговор. Один тащит тело, второй хоронит.

Юра машинально взглянул на запястье и скоро вспомнил, что часы они оставили в машине. Как и телефоны. Который час, можно было только гадать.

Юра не удержатся и посмотрел на часы Николая Ивановича. Механические, надёжные, настоящий раритет! Обидно было бы их закапывать в этой глуши, но ничего не поделаешь.

Стрелки показывали полчетвёртого. Три с половиной часа назад они с Карасевым подкараулили в лаборатории задержавшегося Николая Ивановича, заболтали и совершили задуманное. Юра, вооружившись лабораторным шилом, подошёл к нему со спины, пока Николай Иванович с жаром что-то доказывал Карасеву. Удар пришёлся на шею, оттого крика почти не было. Как и свидетелей. Охранник к этому времени крепко спал (Юра заглянул к нему накануне), а камеры охватывали не все помещения. Но когда всё случилось, дальше действовать пришлось второпях.

Юра тащил тело через чёрный ход, Карасев оттирал кафель от крови. Договариваться о распределении обязанностей получалось легко, одной фразой, а то и жестом. Хотя раньше о какой-нибудь мелочи могли спорить месяцами Или совсем не мелочи — к примеру о том, что делать с Николаем Ивановичем. Карасев настаивал, что нужно его отговорить, Юра — что дискредитировать. Об убийстве не было и речи, пока Николай Иванович не зашёл чересчур далеко.

— Мы его вещи не проверили, - сказал Юра запыхавшемуся Карасеву.

— И что ты надеешься там найти? Телефон? Он его всегда в портфель убирал.

— И в этот раз? - Юра посмотрел на него так пронзительно, что это можно было заметить даже в непроглядной тьме дикого леса.

Карасев засомневался. Портфель Николай Иванович оставил в кабинете, а прятал ли он туда телефон, не вспомнить. А если телефон при убитом обнаружится, можно дальше не копать, - тут бежать надо на все четыре стороны. Заметят пропажу ныне покойного, в первую очередь по GPS телефон будут пробивать.

— Осмотри карманы, - сказал Карасев, не подавая вида о своём беспокойстве. Хотя он сам в ту минуту для себя решил: в такой ситуации лучше копать, а не думать.

Юра принялся лазить по карманам. Два билета на оперу. Калькулятор. Записка от жены с требованием не задерживаться на работе, написанная с месяц назад (судя по пожелтевшей бумаге). Пачка счетов на оплату. Жвачка Ригли Спирмент. Три тысячи двести пятьдесят три рубля наличными. Детская фотография сына. Рецепт врача от несварения. Скидочная карточка из продуктового. Пейджер. Пейджер?

Юра не помнил, чтобы Николай Иванович пользовался пейджером. Юра не помнил, чтобы хоть кто-нибудь пользовался пейджером.

— Саша! - окликнул Юра Карасева и показал находку. Карасев побледнел в лице.

Наработки Николая Ивановича вызывали интерес не только в научном сообществе. Несмотря на приличный индекс Хирша, Николай Иванович заинтересовался проектом в околовоенной сфере и даже выбил солидный бюджет. Юра с Карасёвым работали с ним ещё в НИИ имени Иванченко и были в числе первых ассистентов, приглашённых на новый проект. Долгие годы ассистенты занимались исключительно математическими моделями, а Николай Иванович всех карт не раскрывал. Пока расчёты Юры не показали реакцию, схожую с термоядерной. Николай Иванович рассерчал.

— Перепроверьте, где-то у вас тут ошибка, уважаемый, - ругался он, сильно себя сдерживая, но при этом раскрасневшись как спелое яблоко.

— Сделаем, но… Николай Иванович, у вас всё хорошо? - опешил Юра.

— Юрий Николаевич, вы русский язык не понимаете? Я что вам только что поручил?

Юра озадаченным покинул кабинет научного руководителя, по пути повстречал Карасева и пожаловался ему.

— Какая вошь его укусила?

— Бросьте, Юрий, Николай Иванович всегда строг со своими подчинёнными. Это к вам у него всегда лояльное отношение… было.

Тем не менее Юра не отказал себе в удовольствии обозвать научрука хамлом и старым дебилом, пока об этом слышал только один Карасев.

А затем Юра стал себя перепроверять. Снова и снова, снова и снова. И не находил ошибку. О чём рассказал Николаю Ивановичу.

— Дурак! Ну не может быть такого, - ревел Николай Иванович. Юра в тот момент нашёл его возле какого-то железного ящика, подключённого к сети и снабжённого непонятного назначения трубками.

Юра обиделся сильно и пошёл жаловаться коллегам, попутно сверяя свои расчёты. Коллеги его поддержали. Во всём.

В коллективе была прочная уверенность в том, что они работают над энергетическим проектом. Эффективным, компактным, мобильным. К такому, где область применения найдётся. Но у Юры закрались сомнения. То ли Николай Иванович заблуждался. То ли намеренно водил за нос. Позднее Юра всё-таки нашёл ошибку в своих расчётах. Но выходило, что реакция превышала термоядерную в десять в шестой степени раз. В тот день Юра нашёл на голове свой первый седой волос.

Был сентябрь. Пожелтевшие листья танцевали вальс на ветру. Первые ледяные корки на лужах по утрам. Запах свежести, рябины и разлапистой осины. Прохладный ветер и рыжий закат. Время года, которую ненавидел Николай Иванович, так как имел привычку простужаться, а в этот раз совсем слёг. Юра воспользовался его отсутствием. Он порылся в его кабинете, отыскал талмуд схем, проектов и расчётов, но вдоль и поперёк не успел их изучить. Зато нашёл визитку с номером телефона и фамилией куратора проекта, некого Гордона Ш.В. Юра решил не тянуть время и почти сразу же ему позвонил.

— Николай Иванович болеет, но он просил связаться с вами. Говорил о каких-то отчётах, - врал Юра неизвестному из визитки.

— Тот, который Жукинский? Он потерял голос? Почему я слышу не его? - отвечал некий Гордон Ш.В.

— Я тоже Жукинский, - пошёл ва-банк Юра, - младший, Юрий Николаевич.

Гордон Ш.В. предложил встретиться на перекрёстке Толстого и Стругацких в восемнадцать ноль-ноль.

Место было из тех, которые не по карману Юре, но делать было нечего. Он опоздал на пятнадцать минут, попал под дождь и словил презрительный взгляд швейцара, который всё-таки проводил его к куратору.

— Шукрат Валентинович, - протянул руку куратор.

Юра представился и ответил рукопожатием. Ладонь Шукрата Валентиновича была твёрдой, а у Юры — словно лист на ветру.

— У вас ко мне какое-то дело, - без прелюдий начал куратор.

— Да-да, верно, - замялся Юра. - Николай Иванович, мой отец, он вскользь упомянул о каких отчётах перед вами, но не объяснил, каких, прежде чем слёг.

— Таааак, - Шукрат Валентинович цедил коньяк.

— И я решил предоставить расчёты. Вот они.

Юра достал из-за за пазухи мятые и промокшие страницы. Шукрат Валентинович обескуражено на них взглянул, а затем поднял недоуменный взгляд на Юру.

— Реакция: бум, бдыщ, и всё пропало, - разъяснил Юра. По-свойски.

— Молодой человек, присаживайтесь. Хотите что-нибудь заказать? Ознакомьтесь с меню.

— Нет, спасибо, - ответил Юра и голодно уставился на изображения блюд из меню.

— Вы говорите, может быть реакция. Насколько пагубная?

— Очень. Даже представить себе не можете.

— А вы знаете, как удержать процесс?

— Отменить! Остановить все наработки и ни в коем случае не начинать практический эксперимент!

— А кроме отмены?

— Да как же, такой риск!..

— Так вы знаете или нет?

Юра потупил взгляд, а Шукрат Валентинович с наслаждением цедил коньяк.

— Вы меня совсем за идиота держите, Юрий Николаевич? После вашего звонка я списался с вашим отцом. Николай Иванович любезно попросил меня с вами встретиться и узнать, чего вы так добиваетесь всем донести.

Юра оробел и вперился в грязные носки своих ботинок.

— Риск проекта чрезвычаен.

— О котором вы знаете только по тому кусочку проекта, что вам доверили?

— Но вы не понимаете…

— Нет, это вы не понимаете, Юрий Николаевич. Стоимость исследования довольно высока и проводится весьма уважаемым экспертом. Как вы думаете, кому я поверю, признанному профессору, или какому-то замшевому ассистенту?

Юра отобрал бокал из рук Шукрата Валентиновича, допил залпом и покинул заведение, не попрощавшись.

Юра знал, что будет дальше: отец отстранит его от проекта, вышвырнет из института, а то и из квартиры. Но он надеялся, что хотя бы его институтский друг, Карасев, продолжит его дело. Тем же вечером они встретились и поспорили. Юре должны были аннулировать пропуск следующим днём, и решалось, как дальше действовать, хитро или решительно.

Юра стал действовать решительно.

А потом Николай Иванович вернулся после болезни в лабораторию. Он много суетился возле своего железного чемодана с трубками и то охал, покачивая головой, то по-отечески гладил металлические бока.

Карасев следил на научруком и нашёптывал Юре, обжившим бытовку возле охраняемого объекта. Говорил, что Николай Иванович стал задерживаться дольше обычного. И что прям-таки сверкает красными глазами, словно приближается к какому-то прорыву. Юра здраво решил организовать откровенный разговор с Николаем Ивановичем, но такой, на котором бы присутствовали только он, Карасев и сам научрук.

— И что же вам не спится, господин Карасев? - покачал головой Николай Иванович, когда вечером столкнулся с ассистентом в дверях лаборатории.

— Сны снятся всякие… Кошмарные, - ответил Карасев, - о реакции в пятьдесят восемь и шесть на десять в шестой степени мегатонн в тротиловом эквиваленте.

— Опять бредни моего сына наслушались?

— Признайтесь! Хоть не открыто, но вы согласны с его расчётами.

— Это вы не понимаете, Карасев! Мне за шестьдесят, а в таком возрасте врачи не дают хороших прогнозов на ремиссию, а за моими плечами — ничего! Ни открытий, ни прорывов!

— Слушайте, но это смешно: некий прорыв с таким-то риском…

— Я оставляю после себя лишь одного бесталанного оболтуса, - и это вместо дела всей моей жизни! Не вам, молодой человек, читать мне нотации. Побудьте на моём месте.

— Я правильно Вас услышал, Николай Иванович, ради собственных амбиций вы готовы уничтожить всё?

— А начну я с вашей карьеры. Где это чёртова охрана — вас нужно немедленно вышвырнуть отсюда.

Юра, притаившийся в соседнем помещении, всё слышал и понимал, что его бездействие в эту минуту приведёт к немыслимым последствиям. Во всём мире никто, кроме него, не знал о потенциальной катастрофе. И потом… его до глубины души возмутили слова Николая Ивановича. Юра вспоминал, как тот будил его, ещё подростка, спозаранку сматывать удочки и в тайне от матери вёз на рыбалку. Как отец воодушевлённо читал фантастические приключения про отважных профессоров, изобретающих невероятные вещи, и тем самым привил любовь к исследованиям. Теперь же это был другой человек. Совсем ему чужой. Юра, наскоро порывшись в в лабораторных шкафчиках, искал шприц и какие-нибудь опиаты. Но под руку, как назло, попалось только шило.

В тот момент, когда Юра осматривал карманы отца, он был немного тронут найти свою детскую фотку. Но больше его обеспокоил пейджер, о котором никто ничего не знал.

— Сигнала я не вижу, значит, к сети он, скорее всего не подключен, - вслух размышлял Юра, - и нужен наверняка только для уведомлений. Но каких?

— Уведомления часто устанавливают для приёма лекарств. У Николая Ивановича что-то же было, - поинтересовался запыхавшийся Карасев.

— Нет. Не для этого пейджер.

— А может быть…

— Отец собрал экспериментальный прототип и настроил уведомления для его стабилизации? - перебил Юра. - Очень на него похоже.

Пейджер зашумел. Юра вспомнил, что изредка слышал этот звук дома, но не передавал ему значения. Они с Карасевом тревожно переглянулись. Вспомнился железный ящик в лаборатории с непонятными трубками.

— Тут написано время — четыре-сорок-пять.

— А сейчас сколько? - дрожащим голосом произнёс Карасев.

— У нас есть час пятнадцать, чтобы добраться до лаборатории.

Юра с Карасёвым всё побросали и кинулись интуитивно в обратную сторону.

— Успеем?

— Должны!

В голове проскальзывали мысли: зачем так глубоко забрались в чащу? Сколько времени заняла дорога и смогут ли наверстать? И правильно ли идут? Набегу Юра открыл компас — он показывал на запад, когда как раньше шли они на юг. Заблудиться! В такой момент! Уму непостижимо!

Юра постарался успокоиться, выдохнуть. В голове он прикинул расчёты: чтобы вернуться на маршрут, нужно представить треугольник из двух известных величин (запад и юг), и выходило, что третье направление…

— Сюда! - скомандовал Юра.

Манёвр стоил им двадцати минут. Налегке вышло действительно быстрее, но ещё дорога, ограничение скорости…

Карасёв часто страдал, что его старенькая Нива порой не заводилась. И глубоко в душе он надеялся, что не выйдет как в дурацкий голливудских фильмах. Зря.

Завести Карасёвскую Ниву заняло ещё пятнадцать минут.

— Мы сможем где-нибудь срезать? - Юра нервно изучал карту на телефоне.

— Если свернуть тут, должна быть просёлочная. Главное — не увязнуть, - ответил Карасёв.

Но через триста метров дорога оказалась перекрыта поваленным деревом.

Юра заревел сквозь зубы.

В дороге друзья вместе высчитывали, сколько времени при такой-то скорости займёт дорога. Не хватало десяти минут.

Юра обмяк на сидении, отпустил телефон с треснутым от напряжения экраном, откинулся на спинку.

— Смотри, придорожное кафе, - заметил он, - тормози.

— Но мы…

— Мы не успеваем.

Карасев съехал на обочину, заглушил мотор.

Светало. Кафе, расположенное на скалистом отступе, переливалось разноцветными лампочками. Внизу волнами накатывал на верхушки деревьев утренний туман. Доносился птичий щебет. Вдали монументами стояли городские высотки, среди которых затесалась небольшая, но очень важная лаборатория.

— По кофе? - предложил Юра.

— Давай.

Какое-то время сидели молча.

— Как ты думаешь, что самое красивое из здешнего канет в лету? - спросил Карасев.

— Вон та девушка за прилавком. Ты видел её глаза? Неописуемые!

— А кроме неё?

— Знаешь, как-то давно я с отцом ходил в лес. Да-да, с Николаем Ивановичем. Он в то время ещё любил походы и моё несчастное общество. Вот там вот, километра три на юго-восток, есть горная река. Вода хрустальная, чистая. Рыбы — море. И песок вдоль берега. Отец разводил костёр, мы садились у огня и… иногда мы доставали удочки, а бывало, он рассказывал всякие истории, а ещё… Да всего и не вспомнить. Понимаешь, для меня это было как сказка. Если бы я мог вознестись над сингулярностью, я бы жалел именно о той горной реке. Там красиво.

— А у меня Пашка в первый класс пошёл, - подавился словами Карасев, - мы так его готовили…

— Ах это… - потерялся Юра.

Запищал пейджер. Прошла минута. Другая. Третья.

— Пронесло? - обрадовался Юра.

Ослепительный блеск вдали. Яркий свет. Взрыв. И темнота.