Отшельник или Нова абхазская сказка

Часть 1.

Наталья забиралась все дальше. Холмы, начинавшиеся за рекой Гумистой, теперь превратились в низкие сопки с оголенными россыпями обветренных камней. Ей все здесь было интересно: виды Сухуми издалека, метелки желтых цветов, узкие горные дороги, логи между холмами, сырые от пережидавшего в них день тумана, ржавые остовы разбитых и уже разобранных грузовиков, сброшенных когда-то под откос, нечастые россыпи гильз.

Кажется, что прошедшая война превратила пространство вокруг в застывший натюрморт. Как застывают узоры линий на горячей руке или шрамы от осколков мины на еще трепыхающемся теле. К этому нельзя подготовиться или понять сразу.

Ее до сих пор удивляют прогулки по Сухуми, страшно и навеки провинциальному постсоветскому городу, когда вдруг утыкаешься, как в тупик, в продуваемую насквозь серую, выщербленную высотку с пустыми провалами черных окон. А вокруг, как ни в чем не бывало, шумят машины, ходят люди, реклама пестрит заголовками.

Или, едва оказавшись за городом, находишь мальчика лет семи, играющего в куче ржавого металлолома, кое-где еще сохранившем камуфляжную окраску и подтянутые очертания УАЗа, возглавлявшего колонну и первому получившему наотмашь брошенную автоматную очередь.

Поначалу этого просто не понимаешь. Будто с глаз никак не хочет сниматься радужный фильтр. Но учишься видеть и это. Оптика меняется незаметно, сама.

На крутом повороте, когда выбеленная дорога резко метнулась вверх по крутому склону, Наталья нос к носу столкнулась с высоким абхазом. Весь в черном, с черными волосами до плеч и посеребрившейся бородкой, он смотрел ей в глаза прямым, немигающим взглядом. Большие черные зрачки на уставшем лице не выражали ни капли удивления от встречи.

Зато удивлению девушки никаких пространственных границ не было.

- Чем ты здесь занимаешься? - спросил незнакомец медленным степенным голосом, кивнув на фотоаппарат, который Наталья инстинктивно сильнее прижала к груди.

Ответить на такой простой вопрос, заданный в добром десятке километров от первых признаков наличия вокруг людей, на пустой горной дороге было ох как непросто.

Однако контакт состоялся. Представилась, мол, журналистка, интересуюсь, как живет этот край после обретения независимости, делаю проект на эту тему, хочу отвести его в Москву, если получится и в Европу. Так и разговорились. Оказалось, незнакомец живет тут же, недалеко. На собственной делянке. Единственный живой человек на несколько десятков километров вокруг. Один. Уже двадцать с лишним лет.

Часть 2.

- Хорошо. Я согласна. - После тщательных раздумий огласила свое решение Наталья при следующей встрече. Физиономия отшельника ничего не выражала и для пущего эффекта девушка начала кивать, смотря куда-то в сторону его лица. Она и раньше-то не часто решалась смотреть ему прямо в глаза, а теперь ей вообще было запрещено это делать. Разговаривать тоже было нельзя, только подав специальный знак и получив его согласие. Те же правила распространялись на передвижения и попытки что-нибудь взять.

Зато можно было вволю наблюдать и фотографировать. Правда, если это непосредственно не мешает ему. Его дом - куда она напросилась, показав Отшельнику уже отснятый материал - его правила. А показать было что: любопытнейшие пейзажи, замерший, как в ожидании атаки, Сухуми, рассказы очевидцев. "Шрамы" - обмолвилась Наталья, листая перед ним снимки. И нечто вроде понимания дрогнуло в глубине больших черных глаз.

Имя свое он так и не назвал. Сказал обращаться к нему "Волк", мол эту кличку получил еще в юности. Отшельник вообще смущал: с его лица не сходило задумчивое выражение, он ничему не удивлялся и всегда смотрел в глаза, пока она говорила. В городе о нем знали, однако гостем он там был не частым.

"Ну что ж, господин "Волк", как скажете..." - подумал про себя девушка. Мозг уже нарисовал ей живописное полотно будущего успеха: неординарный сюжет, выстреливший как из пушки, шквал обсуждений, и она, в центре, уверенным голосом с кафедры просвещает массы, напрочь растерявшие моральные ориентиры, об уникальном феномене изолированной жизни.

В дом Отшельника двинулись еще засветло. Недалеко, как это он назвал, оказалось длинным переходом через крутые склоны сопок, поля папоротников, сырые, под вечер холодящие до костей, низины. Весь путь занял пару-тройку часов, но приближающийся вечер уже чернил все щели. Даже воздух в этих краях был колючим. Наталья заметно отставала.

Под самый конец путешествия, преодолев очередной подъем, девушка неожиданно заметила вдалеке белый всполох, спускающийся вдоль склона. "Ну все, подруга, приехала..." - подумала про себя Наталья. Вокруг заплясали белые искорки. Коленки, дрожащие от тяжелого перехода, попробовали чуточку подогнуться. Получилось. Ее зашатало. Девушка серьезно испугалась, что сейчас потеряет равновесие.

- Наверное, еще не скоро, да? - слабеющим голосом прошептала Наталья, растягивая момент передышки.

- Скоро уже. - Терпеливо пробасил издали Отшельник. - Склон спускается дальше. Упадешь - костей не соберешь.

Всеми силами она старалась взять себя в руки. Опасность и его голос подстегивали, придавая сил.

Часть 3.

"Кто-нибудь когда-нибудь серьезно размышлял, как будет выглядеть его дом, например, на необитаемом острове, если к тому же он там проведет двадцать лет?" - думала Наталья, удивленно рассматривая жилище Отшельника изнутри.

Было уже темно. Отшельник ушел во двор кормить гусей и еще какую-то мычащую скотину в сарае. А она осталась под наблюдением трех пар кошачьих глаз в комнатке с заботливо включенным стареньким телевизором.

Дом стоял на вершине холма и был сложен из камней и шлакоблоков. Стены в комнатах выбелены, а многочисленные щели в стенах тщательно замазаны. Газа не было, только электричество. Вода в ведрах. Удобства на улице. За темными стеклами иногда мелькает налобный фонарик Отшельника, что-то соображающего по хозяйству.

"Что тут, Господи, происходит?!?!" - Наталья почувствовала, как от впечатлений кружится голова. - "Жить здесь… Он же сумасшедший, просто сумасшедший!"

Пару раз Отшельник забегал. Организовал какую-то похлебку, чай. Поставил перед девушкой огромную миску овощей, она сделала салат. После ужина, прошедшего в неловком молчании, ее отчаянно потянуло в сон. Уснула на какой-то тахте. Сам Волк лег за полночь.

На следующий день Наталья медленно передвигалась по его дому. Училась ходить заново, под этим внимательным взглядом, в отсутствии случайных слов. Училась проползать между не своими вещами и реагировать на сиплое, вдруг напоминающее о себе, дыхание за спиной. Изучала под скрип досок осколки не своей жизни.

Все вокруг казалось искаженным отражением виденной в другом месте, но такой знакомой жизни. Спецовка, рукавицы, посуда, какие-то картины на белых стенах, фотокарточки. Гогот гусей во дворе. Мычание в сарае. И абсолютнейшая пустота за порогом.

Так он проводит часы. Готовит дрова или сено, которое косит сам и возит издалека на тачке, потом останавливается и долго-долго смотрит в бескрайнюю даль. Часы становятся днями и днями. Дни становятся годами. Собираются, как струйки на стеклах в дождливую пору собираются в крутой горный ручей. Так он заходит домой, готовит, ест, смотрит, как огромный простор, гибко и незаметно вползает через окна. На окошках даже ставней нет. Наталья почувствовала, как хрупки эти стены, как неуклюжи и неуютны. Они ни от чего не защищают на самом деле. Пространство внутри и пространство снаружи так мало отличались - не поняла, а скорее почувствовала девушка. "Здесь не безопасно! Ни фига не безопасно!" - сверкнула в голове паническая мысль.

Пришлось приложить максимум усилий, чтобы задавить в себе желание закричать и выскочить на улицу под белесое небо и бежать, бежать туда, где люди, постоянный шум, хамят в лицо, а потом сразу же об этом забывают, туда, где никто тебя не видит и никому нет до тебя дела.

"Я никогда его больше не увижу. Все закончится послезавтра. Я уйду и никогда, ни за что больше не увижу этого человека!" - повторяла про себя Наталья, когда чувствовала, что вот-вот сорвется на истерику.

Когда Отшельника не было в доме, она замечала, как мягок рассеянный дневной свет из окон. Становилось легче, но острое ощущение неловкости не отпускало. Он приходил, молча садился где-то в углу и девушка снова ощущала тяжесть внимательных глаз.

С какого-то момента она стала различать детали. Какие-то предметы личного характера. То есть она и раньше их видела, точнее вспоминала, что видела, когда блуждающим взглядом натыкалась на них. Но не осознавала, что они значат. Например, картину с изображение волка в зимнем лесу. Наталья остановилась перед ней и долго разглядывала морду зверя, его напряженные янтарные глаза.

За спиной послышалось шевеление, она на мгновение забыла, что не одна в помещении. Этот вопрос - почему именно Волк? - витал в воздухе. Наталья почти собралась с духом, чтобы задать его. Однако не выдержала и пошла на кухню... и остановилась как вкопанная на пороге.

Гулко раздавался звук медленно капающей воды. Светлый блик светился на мутной двухлитровке из-под колы. Над столиком, рядом с умывальником, в вертикальном луче белого, тонкого, как игла, света летало на уровне груди белое перышко. Оно кружилось вокруг собственной оси, а когда замедляло вращение, то поднималось немного вверх, чтобы, ускорившись, спуститься вдоль луча. Струей рассыпающейся по полу крупы зазвенели чьи-то голоса. Капли срывались с неплотно воткнутой пробки умывальника со злым пулеметным чавканьем и, сердито жужжа, летели вниз. Ее сейчас догонят и расстреляют.

"Бежать!" - полыхающей лисицей бесится мысль в темноте головы, и уносится под длинные следы трассеров. С диким визгом Наталья выбежала из дома, открыв с ноги входную дверь, и понеслась куда-то туда, вниз, через россыпи камней, хлесткие голые кусты, подальше от пулеметного стука, под калейдоскоп кружащегося то черного, то белесого неба.

Бежала долго, пока не выбилась из сил и не рухнула в траву. Здорово приложилась сразу всем телом об камни. Как-то сразу пришла в себя. "Здесь Вам не равнина, здесь климат иной..." - не к месту вспомнилось с досады. Забралась в какие-то кусты и горько ревела непонятно от чего.

Выплакалась, когда уже начало смеркаться. Сидела на корточках, уставившись в пространство, обхватив колени руками и тихим воем баюкая пустоту внутри. Такой ее и нашел Волк. Молча сел в двух шагах. Посмотрел в упор:

- Ты чего побежала? - грозно спросил. Вопрос заставил ее встрепенуться, как от подзатыльника. Мгновенно включилась рефлексия: где я и что я тут делаю?

Наталья путано, все менее доверяя себе с каждым сказанным вслух словом, рассказала, о кухне, о волне первобытной паники и как она бежала, не соображая, как неслась с какими-то людьми, в ночи, под пулеметную трескотню.

" Это... было? Было со мной?" - лихорадочно думала девушка. Ни объяснений, ни оправданий не находилось. - "Бред..."

Отшельник долго молчал, не меняясь в лице.

- Мда, хлебнула чужой судьбины... - наконец выдал он. Наталья его не поняла, ее била дрожь, да и на земле сидеть было холодно.

Часть 4

Вернувшись домой, стали греться чаем. Наталья задержалась взглядом на картине, волк не мигая смотрел на нее. Девушка вспомнила, с чего все началось, и захотелось лезть на стенку от стыда и досады. В воздухе не заданным вопросом звенела тишина.

Отшельник вдруг кашлянул и кивнул на картину.

- Друзья подарили. Ну, и дом тоже...

В тот вечер он рассказал много любопытного. Родился и рос в Сухуми. Была семья: отец, мать, сестренка. Служил в советской армии. Показал черно-белую карточку: молодые парни в шинелях и гимнастерках на фоне снежного поля. Вернулся в девяностом.

А в девяносто втором грянула война с Грузией. Воевал в отряде ополчения. Бегал по этим же сопкам с автоматом. Весь мир зовет их теперь сепаратистами.

Там же он получил свое прозвище. Достал из шкафа маленький сверток - в нем он хранил все, что осталось от униформы: несколько пуговиц, нашивка с крылышками и пропеллером, кокарда с серпом и молотом на фоне красной звезды. Все остальное Отшельник сжег сразу по окончании боевых действий.

- Чтобы не вспоминать никогда. - Пояснил он.

- А как же ты тут... - запнулась Наталья, неопределенно поведя рукой вокруг.

В девяносто третьем война окончилась. Оказалось, что семья Отшельника погибла в первые дни войны - их накрыло в доме неуправляемым реактивным снарядом. Друзей детства потерял в боях. Знакомые, как и все, бежали или в город или прочь из республики.

Отшельник пробовал жить среди людей. Много пробовал. Не получалось. Ушел сюда, подальше. Работает на износ, снабжает почти всем себя сам, зато никто его здесь не тревожит.

На следующий день Отшельник надолго ушел. Во дворе его видно не было. Про вчерашнее Наталье вспоминать не хотелось. Сразу брала оторопь и растерянность - это состояние ей не нравилось, хотелось от него избавиться.

За утро девушка успела сделать множество фотографий дома изнутри. Полюбопытничала, тихонько заглянула в шкаф. Там на одной из полок, видимо, были сложены его личные вещи. Не вскрытая упаковка с белой рубашкой, на ней чистое полотенце с листком, вырванным из какой-то книги, на нем два длинных локона, светлый и темный. Сбоку расческа. В глубине полки чистое белье. Лицо у Натальи вытянулось, будто она увидела заранее заготовленный гроб. Ей даже в голову не приходило, как ее будут хоронить в случае чего.

В одной из комнат нашла портрет молодой женщины. Чуть вздернутый нос, яркая косметика, завитые волосы, смешная блузка с острыми плечиками - все, чем пестрил образ современной женщины восьмидесятых. Прям как с киноэкрана. Портрет был выполнен маслом.

За окном, широко шагая, прошла чья-то тень. Наталья страшно перепугалась. Это вернулся Отшельник.

Сначала Наталья исподтишка фотографировала Отшельника из-за окон. Но постепенно осмелела и вышла во двор. В прицел объектива успели попасть уборка урожая в небольшом саду, кормление теленка, рубка дров.

А потом Отшельник внезапно замер, посмотрел удивленными глазами на девушку, а потом куда-то вдаль. На склоне недалекой сопки мелькало что-то белое. У Натальи легонько закружилась голова, и в глазах замелькали маленькие искорки.

"О, Боже, опять... Это что, вот так, да? На пороге своего успеха и сходят с ума?" - додумать она не успела.

- Вон там! - Отшельник побежал, крича на ходу что-то еще.

Девушка бросилась за ним. Ничего не понимая, боясь отстать.

- Не переверни! - неожиданно бросил он ей через плечо, обегая перевернутое дном вверх ведро в подтеках извести. Впечатление оно производило отталкивающее.

Силы, от бега по пересеченной местности, очень скоро изменили ей. Но издалека она видела, как носится по склону Отшельник, останавливается, вертит головой из стороны в сторону, и снова бросается куда-то бежать. Нагнала она его уже еле дышащим, оттирающим обильный пот со лба.

- Видел! Видел их! - задыхался Отшельник.

- Что тут, черт подери, происходит? - еле выдохнула она. - Кого ты тут увидел?

- Все как вчера было! Снова они бегут! Беженцы!

Теперь задыхаться настала очередь Натальи. Только задыхалась она от паники. "Бред-бред-бред..." - зачастило пульсом в голове.

- Что, мать твою, тут у тебя происходит? - лицо у девушки исказилось до неузнаваемости. Она медленно начала опускаться на корточки, но Отшельник цапнул ее за руку и потащил куда-то обратно. Отбежать от делянки они смогли достаточно далеко.

Он привел ее к ведру. Старое, побелевшее от времени, на перевернутом дне собралось немного темной воды. Отшельник присел, взглядом пригласив сделать то же самое. Он взял ведро за бока, приподнял и очень медленно стал отодвигать его в сторону.

Под ведром, среди примятой травы на белом ноздреватом камне покоился красный уголек, размером с советскую монету в десять рублей.

- Поднеси руку. - Велел Отшельник.

От уголька шел ощутимый жар.

- Не. Держи еще. - Остановил он ее, когда она робко шевельнулась.

Наталья продолжила держать свою руку над угольком. Это было кстати, в низине становилось холодно. От уголька шел ровный неослабевающий жар.

Наверное, на лице девушки отобразилось что-то странное.

- Вооот... - протянул Отшельник и быстро перевернул ведро набок так, чтобы вода окатила уголек.

Влаги было-то на пригоршню, однако от яростно шипящего уголька поднимались плотные клубы белого пара. Успокоившись, уголек так же молчаливо замер, даже и не думая затухать.

У Натальи отвисла челюсть, и она вперила непонимающий взгляд в лицо отшельника.

-Это... это что?! А?! - прошипела возмущенно от удивления девушка. Отшельник недовольно сипел, отвечая ей взглядом исподлобья.

- Да было тут... - сказал он, медленно оглядываясь вокруг. - В свое время...

В этот момент взгляд его стал беззащитным.

Часть 5

"Ну, все! Крыша двинулась! Ой, мамочки... Он двинутый, а теперь и я тоже!" - мрачно думала про себя Наталья. Она отправилась бродить. Ей нужно было побыть одной.

- Внизу заросли папоротников, а еще ниже луг. Туда не спускайся, нечего там делать. Ходи только там, где скошено. - Объяснял ей Отшельник немного позднее. Сам он остался на делянке и хотел сходить к роднику, единственному здесь.

"Ой, да что тебя слушать, псих! Тоже мне..." - раздражению девушки не было предела.

Пройдя заросли папоротников, до пояса высотой, Наталья вышла на обширный луг.

Невероятно густая изумрудная трава, не тронутая прежде косой, пружинила под ногами. В воздухе был разлит непередаваемо сладкий аромат.

Наталья присела на мягкую кочку. Оставшись одна, она сразу почувствовала тяжесть последних двух суток. С каким облегчением откинулась девушка на спину! Коснулась головой мягкой травы и огромное бескрайнее небо сжалось для нее в протяженную, неширокую щель.

Вокруг очень холодно. Под лопатками, похоже, острые камни. Тело не отзывается. Все, что он может, это постанывать, звать своих, вращая глазами на неподвижной голове и смотреть, бесконечно долго смотреть на неширокую щелочку неба. Автомат лежит тут же, крепко удерживаемый уже не подконтрольной ему рукой. Он хороший солдат: провалившись под землю, не выпустил его из рук. Даже удар спиной об острые камни не смог лишить его оружия. Именно так, как учили, как принято. Так встречает свой конец настоящий воин, с оружием в руках.

Наверху эхо множит отзвук автоматных очередей. Небо над расщелиной все в узорах от трассеров.

Сюда постоянно долетают чьи-то слова. Кто-то перебегает, кто-то проходит совсем рядом. В семи метрах над ним раздаются автоматные очереди. Но все, что у него теперь есть - тонкая полоска неба над головой.

Бои переместились в соседний район. И все что ему теперь осталось - далекие перекаты грома, льющиеся из щелочки в другой мир.

Когда он заметил, что умер, и тонкая сетка мельчайших капель воды покрыла его неподвижные зрачки? От сырости истлел бушлат. Надломился отсыревший деревянный приклад. Ночи и дни превратились в смазанную грязную полосу, да и есть ли до сих пор они?

В этот момент Наталья проснулась от ужаса и холода. В этот момент она все-все поняла. И всех.

Поняла этих людей, двадцать с лишним лет назад слишком поздно решивших уходить, и мечущихся теперь под пулеметным огнем. Для них тогда все закончилось тем, что ... не закончилось. Они снова, раз за разом, бегут, рядом дети, в руках котомки и все небо, и весь воздух испещрены длинными следами низко жужжащих пуль. Они бегут, каждое мгновение ожидая, что затылок впереди бегущего разлетится кровавой кашей и светлая детская косынка набухнет кровавыми пятнами.

Поняла этот комок спрессованной ярости, однажды, на вылазке, начавшего бой, и уже не умеющего его закончить. Загоревшегося единожды, но так и не догоревшего. Один в поле не воин? Да ярости одного хватит на нескольких. На несколько поколений вперед хватит.

Поняла того, кто где-то тут, совсем рядом. Солдат, который на перебежке незамеченным ухнул в разлом и с неестественно вывернутой шеей пролежал несколько дней среди дикого холода, не видя перед собой ничего, кроме выхода наверх. Сколько их таких осталось лежать по горам, случайно сбившихся с пути, оступившихся, потерявшихся, просто отошедших покурить и не вернувшихся?

Поняла эти заросшие временем, как бурьяном, деревянные дома на фоне многоэтажек. Слепые провалы окон, среди ярких рекламных щитов. Брошенные здания и целые комплексы, больше похожие на бетонные могильники. И на шрамы одновременно. Куда ни кинь взгляд, везде можно уловить следы заросших, погребенных под прошедшими днями , потрясений. Разлетевшиеся по углам осколки трудами взращенной, взлелеянной жизни, будто кем-то без сожаления брошенной с большой высоты. Как напоминая, остающиеся на теле.

Часть 6

Встретились уже под вечер. Оба в хлопотах. Он по хозяйству. Она борется с растерянностью от ощущения болезненности происходящего, болезненности самого существования здесь.

Что-то изменилось, и это чувствовали оба.

Наталья просто начала говорить о том, что произошло на лугу.

- Ты это видишь? - спросил Отшельник, пару раз проведя пятерней перед лицом. - Картинки?

Наталья кивнула.

- Ты знал про того... что под ведром. А про других?

Отшельник остановился и посмотрел на нее внимательно. Наталья отвела взгляд и уточнила:

- Про тех, кто бежал. Под пулеметами.

- Про этих не знал. Они мне не показывались. Утром все излазил - не нашел их. Думаю, они только теперь появляются. - Он бросил на девушку выразительный взгляд. - А про других... Про других знал. Про многих.

- А про того, что на лугу?

- Догадывался. Потому и не косил там никогда. Дальше все время ходил.

- И что теперь? Это как-то можно... - Наталья начала бешено жестикулировать, не находя подходящих слов.

"Это как-то можно объяснить? Наташ, ты серьезно?!?" - подумала девушка про себя.

Отшельник пожал плечами.

- Иногда можно. Иногда нет. Не знаю. Нет рецепта. В этих краях много чего было. Как-то так происходит, что делаю что-то... Иду за яблоками или за водой, или в город, и понимаю, что на этом месте произошло что-то с человеком... Что-то такое, с чем справиться было не под силу. - Отшельник сбился и бросил долгий взгляд вдаль. - Чувствую, как чувствовал он и вижу, как видел он.

Отшельник провел несколько раз открытой пятерней перед глазами.

- Иногда что-то происходит или что-то делаю и их... отпускает.

- Отпускает?

- Да. Беда, как бы, заканчивается. Как эмоции. Чувствуешь что-то сильное внутри, ненависть например, или любовь, а потом раз и отпускает тебя. Как освобождает. И внутри так, будто что-то вытащили и унесли. И картинок того больше нет.

Наталья во все глаза смотрела на Отшельника, говорившего такие дикие вещи, и спокойно насыпающего корм гусям.

- И их уже больше нет. - Отшельник провел пятерней перед лицом. - И эмоций их больше нет.

- Ты уже делал так, чтобы их... отпустило?

- Да.

- Много раз?

- Много-то много... - Он глубоко вздохнул. - Да осталось еще больше.

Часть 7

Говорили до ночи. Договорились до того, что на следующий день отправятся на луг.

"Боже, только бы никуда не пошли!" - Утром Наталья проснулась от его ходьбы.

Потом смотрела, натянув одеяло почти до глаз, как он долго-долго сидел на стуле без движения. Кофта, которую хотел одеть, покоилась на коленях.

- Может... не пойдем - робко начала Наталья. Ее страшила мысль о помощи мертвецу. Видимо, ему тоже было не по себе.

- Нет. Надо пойти. - Твердо, почти зло, сказал Отшельник. - Только так. Иначе не будем ничем от него отличаться. И не нам ему уже помогать - самим нужно будет звать на помощь.

Девушка сжалась под одеялом в комок.

Позже, вооружившись палками, обошли и истыкали весь луг вдоль и поперек. Наталья даже полежала в нескольких местах. Но ничего не произошло. Расселину так и не нашли. Никто не подал знака.

Девушка совсем пала духом.

- Погоди. Еще случится. С нами ли, без нас ли. - Старался ободрить ее Отшельник.

В тот день Наталья уходила в город. Он вызвался ее проводить. Сказал, что хочет заглянуть кое-куда. Оделся в парадное: в черное, как при встрече.

Что могло понадобиться ему в городе? Пытать отшельника пришлось не долго: Он шел на городское кладбище. Девушка напросилась с ним.

На кладбище Отшельник уверенно прошествовал куда-то вглубь. Наталье в лицо смотрели сотни пар глаз. Он неторопливо шел вдоль ровных рядов черных могил, скупо сообщая что-нибудь, про того или иного умершего. Он многих знал.

Остановился и долго стоял только у одной могилы. Курил, сильно затягиваясь, выдыхал клубы дыма в изображение на мраморной плите. Обмолвился, что тогда в девяносто втором у них, молодых пацанов еще, частенько была одна сигарета на десять-пятнадцать человек. Одна из немногих радостей между боями. После надолго замолчал.

- У тебя в городе совсем никого нет? - решила нарушить тишину Наталья. Ей было тошно.

- Друзья. - после долгого молчания последовал ответ.

- Ты их навещаешь?

- Бывает. - Отшельник снова отозвался не сразу и говорил каким-то бесцветным голосом.

- Ты давно видишь... - опять слова не шли.

- Почти сразу, как переехал. - Теперь он отозвался мгновенно. - Сначала творилось что-то странное. Замечать стал... всякое. Думать стал, чуть крыша не поехала. Ну и там... в общем...

Он неопределенно взмахнул рукой.

- Это около двадцати лет? - Осторожно поинтересовалась Наталья.

Отшельник кивнул, и нечто вроде гримасы исказило Его лицо.

- А беженцы на склоне...

- Я их никогда до этого не видел. Только теперь.

"Когда ты появилась". - Мысленно закончила за него Наталья.

- А еще кто-нибудь видел, что там творится на склоне? - с надеждой спросила девушка.

Отшельник отрицательно помотал головой.

- То есть ты никому не рассказывал? - Он снова мотнул головой. - А почему? Может быть люди уже с таким сталкивались, может кто-нибудь что-нибудь знает, другие например...

Он посмотрел на нее, совсем ошарашенный.

- А что сделают другие?

"Другие" - от этого слова озноб шел по телу.

Наталья чувствовала, как захлопывается ловушка. Где-то, будто далеко, а на самом деле совсем близко, буквально за грядой тополей, долго и возмущенно сигналили.

"А почему это я кому-то что-то должна? Что это вообще такое? Их, возможно, вообще не существует? У меня просто глюки от горного воздуха!" - паникуя, думала девушка.

Сунув руку в сумочку, она нащупала паспорт с вложенным в него обратным ж/д билетом. Пару пересадок на маршрутках и она на вокзале. Три дня и она в Москве. В нормальном городе, с нормальной ванной. На флешке материал, который сделает ее знаменитой. Миссия выполнена.

Отчего же ей тогда так тошно?