Ужик на тропе войны

Автор:
Елена Лаевская
Ужик на тропе войны
Работа №526
  • Опубликовано на Дзен

В строю таких же, как он, желторотых новобранцев, Грошик чувствовал себя неуютно. То и дело поглядывал на новые скрипучие сапоги, тщательно смазанные черной ваксой, почесывал ляжки сквозь кусачие суконные панталоны, поправлял ремешок кивера под подбородком. Господин капрал Буча oтбирал пополнение в гвардейский полк: прохаживался вдоль неровной шеренги, впиваясь выпученными лягушачьими зыркалками в застывшие лица сопленосых рекрутов, фыркал неодобрительно сквозь грозно торчащие усы.

– Ты! – остановился около соседа Грошикa, высоченного широкоплечего детины с круглым детским лицом и мягкими губами теленка. – Как зовут?

– Коваль, ваш родь! – рявкнул детина.

Капрал кивнул одобрительно:

– Перекидываться можешь?

– Могу, ваш родь! – детина гордо выпятил грудь.

– В кого!

– В дракона, ваш родь! Огнедышащего!

– По желанию или по зову тела?

– По желанию, ваш родь!

У господина капрала глаза загорелись охотничьим азартом. Еще бы – такой лакомый кусок. Дракон, огнедышащий, по желанию. Это вам не блохастая шавка, это вознаграждением пахнет за службу царю и отечеству!

– Молодец, Коваль! Выйти из строя. Постой там, в сторонке, я с тобой после погутарю.

Круглолицый Коваль довольно улыбнулся. Грошик бы на его месте так не радовался. Драконам прямая дорога в эскадрон крылатых. Конечно, каша там с мясом, а шинель с пелериной, но ведь и в атаку первыми идут, головы под пули подставляют. И будь ты трижды огнедышащий, а ядро в пузо получишь и пикнуть не успеешь. Тем более что война. Баталии на границе идут нешуточные. Хоть мы и побеждаем все время, если сводкам верить. Грошику бы место потеплей, поспокойнее, но чтобы каша тоже жирная была.

– А ты? – с сомнением глянул Буча на мелкого Грошика.

– Рядовой Грошик. Перекидываться тоже могу, ваш родь!

Буча посмотрел заинтересованно: в кого такой недомерок превращаться будет? В кузнечика?

– В кого перекидываешься?

– В ужика, – вытянулся Грошик, – и по желанию, и по зову тела.

– Ну-у-у, – разочарованно протянул господин капрал. – Превращение редкое, да кому тот ужик нужен в армии.

– Много где нужен, ваш родь! – доложил Грошик. – Змея есть тварь незаметная, юркая и быстрая, годная для разведки под носом у супостата и проскользнуть с донесением в самое гиблое место. К тому же – говорящий я.

– Это как? – удивился Буча.

– В аспидном обличьи по-человечески гутарить могу.

– Никогда не слышал. Чего только на белом свете не бывает. Не врешь? Ведь проверю. Тоже в сторонку отойди. Остальные – нале-е-ево. Шагом марш в казарму.

– Ну, ты первый, – нетерпеливо ткнул Буча пальцем в грудь Коваля. – Только низенько. А то людей напугаешь.

– Есть, ваш родь!

Бравый телок надул щеки, выкатил от усердия глаза, упер кулаки в бока. Контуры тела расплылись, задрожали, потеряли цвет, начали изменяться. Кто-то невидимый словно лепил из податливой плоти новый организмус. Миг, и на плацу уже бил хвостом черный, как черт, драконище размером с коня-тяжеловоза, с круглыми отъевшимися боками и широко раззявленной пастью. Господин капрал обошел вокруг жаркой туши, похлопал по шее, пощупал бугристую чешую. Драконище дыхнул пламенем, сжег чахлую березку, ковырнул землю огромной лапой,взлетел невысоко, приземлился и перекинулся обратно в человека.

– Молодец! – похвалил Буча. – Чешуя тонковата, пуля пробъет, пожалуй, а так молодец. Теперь ты, змееныш.

Грошик присел на корточки, сжался, обнял колени руками. Стать как можно меньше, незаметнее, уподобиться змеиному яйцу. Потемнело перед глазами, заломило в суставах, мир перевернулся, встал на дыбы и наконец распластался под брюхом горячей красноватой глиной.

Был Грошик – стал ужик. Темный, влажно блестящий, свитый кольцами, с желтыми пятнами по бокам головы. Миг, и исчез в пожухлой траве. Потом снова появился, поднапрягся и прошипел:

– Говорящ-щ-щий я, гош-ш-шподин капрал.

Вытянулся, задрожал, как всегда, прикусил язык и принял обычный облик.

– Хорош, – хлопнул господин капрал Грошика по плечу. – Иш ты "гош-ш-шподин капрал". Доложу о вас, обормотах, штабс-ротмистру. Думаю, в гвардию попадете, как ценные для отчизны человечки. А там уж как командование решит. Вот таким макаром. Как с гуся вода. Да!

Грошик скромно склонил голову. Не все доложил он господину Буче о своих превращения, ох, не все. Да какой же дурак все без утайки про себя расскажет? Грошику еще жить охота. И кашу с мясом есть. Он не молодой-зеленый, как телок Коваль, представление о жизни кой-какое имеет.

Грошик и Коваль оказались в казарме соседями по нарам. Ночью, когда оттрубил отбой зазвонистый горн, огромный Коваль, то ли ни с того ни с сего проникнувшись доверием к мелкому Грошику, то ли просто от одиночества, все не мог угомониться, все рассказывал о своем хуторе в Залесье, о яблоневых садах, прохладной речке, невесте Баюнке. А под конец стал расписывать мамкины пироги с картохой и капустой. Видно, казенной похлебки здоровяку не хватило.

Грошик сначала слушал вполуха, к чему, мол, чужие сопли жевать, но потом увлекся – больно цветасто Коваль свою жизнь расписывал. Даже и не скажешь, что лапоть безграмотный едва восемнадцати годов отроду. Сам-то Грошик был из городских. Тертый калач, женатый уже, хоть и не мастак слова плести. Родился и вырос в квартале плотников среди пахнущих смолой сосновых и буковых стружек. Но про свое житье-бытье много чего рассказать мог, если бы умел. И про ярмарки, куда, казалось, съезжаются купцы со всего света с удивительными заморскими товарами, и про выступления бродячих комедиантов, над которыми животики надорвешь, и про жену Былинку, крепко сбитую и аппетитно-просторную что в груди, что в бедрах. Грошик любил шутя забраться ужиком ей за пазуху, устроиться на пахнущих сдобой цицьках, спрятав змеиную голову в аппетитную ложбинку. Былинка возмущенно хлопала руками по пышным выпуклостям, пытаясь прогнать Грошика. Тот вертелся колесом, не давался в шершавые ладони, щекотал Былинку под мышками, скользил длинным раздвоенным языком по загорелой шее…

Горн пронзительно затрубил, безжалостно разметав в клочья сладкую дрему.

– Па-а-адъем! – еще пронзительнее проорал капрал Буча над самым ухом. – Па-а-адъем, обормоты, кто не успеет на построение, на два часа по три фузей* на плечо. Па-а-адъем!

Полупроснувшийся Грошик кубарем скатился с нар, запутался в панталонах, с трудом пропихнул медные пуговицы в тугие петли, нацепил косу – начиналось нелегкое солдатское житье-бытье.

– Значить, так, – объявил решение штабс-ротмистра капрал Буча, – обоих в разведку ставим. Коваль размером и толщиной чешуи до эскадронa крылатых не дотягивает, а Грошика просто больше и девать некуда. Как с гуся вода. Да!

– Так точно, ваш родь! – вытянулись во фрунт Коваль и Грошик. Один расстроенный, другой почти довольный. Один всегда вперед рвался, а другой осторожный был. Где потише и пониже место искал. Не совсем то, чего хотелось, но выбирать-то не из чего.

***

– Значит, так, – капрал Буча подергал себя за пышный ус. – Бежим от меня, вдоль речки, по мосту и вон до той горки. И не волынить, обормоты. А то два часа по три фузей* на плечо, как с гуся вода, да!

Легко сказать - бежим. У Грошика еще после вчерашних рысканий все болит, а тут опять. Ноги, заразы, вперед идти не хотят, заплетаются. А позади капрал Буча зубами хищно щелкает, провинившихся караулит. Скатка на плечо давит, и карабин, и вещмешок. Просто мочи нет.Коваль-телок да и другие молодцы впереди трусят, все им нипочем. Один только Квака, перекидывающийся в здорового борова, по чистому недоразумению взятый в гвардейский полк и по тому же недоразумению там оставленный, тяжело дышит сзади, упасть норовит.

Грошик и не понял, когда тяжелое дыхание Кваки перешло в пронзительный хрюк. Опомнился уже на земле, сбитый щетинистым боком. Квака только по зову тела оборачивался, а тело взбунтовалось стало быть, пощады запросило. Откатился Грошик, руку оцарапав, а встать сил нету. Хоть убей его Буча, нету. Выдохся. Глядел только, как бодрый боров Квака вперед скачет.

– Руку давай, – возник в раскаленном мареве Коваль. Помог подняться, забрал себе и скатку, и карабин, и вещмешок. Потрусил рядом, подстраиваясь под шаг Грошика:

– Ничего, разведка, прорвемся.

Вечером, получив порцию каши с мясом из котла передвижной кухни, Грошик подошел к Ковалю. Вывалил половину жирного месива тому в котелок:

– Ешь, разведка. Большой ты, много есть надо.

***

Бряк. Гайка с кольцом для ремней царапает нежное брюхо. Бряк. Голова застревает между карабинами. Бряк. Хвост придавило к такой-то маме. Бряк. Долететь бы скорее. Кому-то из умников в штабе пришло в голову: небольшому дракону человека не поднять, так пусть он Грошика несет. Сам дракон вражеские позиции облетит, с высоты все рассмотрит. А потом уберется подальше, спустится на землю и змея выпустит. А тот уже прямо к чужакам под нос приползет и вблизи разведает, что и как.

Вот теперь Коваль учится Грошика в мешке на шее по небу возить. Не учеба – мучение сплошное и отбитые бока. А капрал Буча на пригорке стоит, ногой в начищенном сапоге в такт взмахам крыльев драконьих притопывает и на луковицу часов поглядывает: уложатся солдатики в назначенное время или нет. Если нет – опять лететь. Один круг, другой, третий. Или пока не сдохнешь.

Бубух. Бряк. Бумс. Это Коваль приземлился наконец. Грошик пролез сквозь завязки, вильнул отдавленным хвостом и позмеился что есть силы вокруг пшеничного поля, да между дубов и березок, да через колючие заросли дикой малины, да поперек заросшего осокой прудочка. Приполз обратно чуть живой. Коваль уже ждал, перекинулся быстренько и скорее полетел обратно к любимому капралу, век бы его не видать, родимого.

Прибыли, языки на плечо, восстали из травы и ну пожирать Бучу глазами: будет еще кружок или нет?

– Так, – глянул на них Буча по-доброму, – со временем все в порядке. А теперь, помнишь ли ты, змееныш, различия в форме вражеской армии?

– Так точно, ваш родь, – стекленея глазами, пролаял Грошик. – Королевские гренадеры в медвежьих шапках, линейная пехота в киверах с красным султаном, егеря с желтым, минеры – в синих панталонах, мамелюки с кривыми саблями, а конница... конница при лошадях.

– Конница при лошадях, значит, – сладко улыбнулся капрал. – Еще кружочек, пожалуй. И выучить, кто такие шассeры** к следующему разу, обормоты. Как с гуся вода. Да!

Грошику захотелось его ужалить.

***

Вот и первое боевое задание. Долететь до позиций противника. Свысока рассмотреть, оценить численность, пушки посчитать. Потом Грошика вперед выслать, разобрать вблизи, что за войска в наступление пойдут. Вроде – ничего особенного, а поджилки все равно тряслись. А вдруг, да что-то не так повернется.

Погода была как по заказу. Черный Коваль на черном грозовом небе не сильно выделялся. Только парило сильно, как всегда перед дождем. Грошик голову ужиную просунул сквозь завязку мешка, смотрел вокруг, как матрос в бочке смотрит на океан. Угляндские войска казались сверху оловянными солдатиками, размерно шагающищими по изрытой глинистой дороге.

Договорились между собой: Коваль считает пушки, Грошик – батальоны. Пехоты и легкой конницы отдельно. Грошик аж язык длинный острый от усердия высунул, чтобы не перепутать. Один, два, три – пехота, один, два – конница. Четыре, пять, шесть – пехота, три – конница.

Кто-то внизу заметил наконец дракона, закричал что-то гортанно. Батальоны рассыпались вдоль дороги. Задрали тупорылые носы в небо легкие пушки. Засвистели вокруг пули. Пора было убираться подобру-поздорову.

В близком лесу Коваль в человека превратился, Грошика из мешка выпустил, и потек ужик вдоль растоптанного трака. Когда добрался до угляндцев – гроза началась. Замолотили упругие струи по сухой глине, по сочной некошеной траве, по змеиной узкой хребтине. Улегся Грошик в луже и давай высматривать, кто там месит раскисший желтозем.

Приметил и сабли новые гвардейские, и мушкетоны кавалерийские, сапоги, каши просящие, лошадей уставших. На войне мелочей не бывает. Пересчитал еще раз батальоны. Посмотрел, на сколько обозы отстали, сколько телег с ядрами и гранатами, да сколько снарядов в каждую телегу положено. Выяснил даже, что в котле полевых кухонь булькает. Оказалось, между прочим, ничего хорошего. Про себя повторил все три раза и обратно от греха подальше убрался.

Ничего особенного, как и представлялось... Только вернулся - а рубашка от пота вся мокрая.

***

Они знали, что угляндцы начнут выступление сегодня перед самым рассветом, не даром Коваль с Грошиком каждый день приносили подробные донесения: cколько верст неприятелем пройдено, сколько осталось. Не задержались ли обозы, не вырвалась ли вперед кавалерия.

Грошик давно плюнул на отбитыe бока и вечно прикушенный язык, у Коваля пошла язвами спина – нелегко было перекидываться так часто. У обоих нервно подергивалось правое веко – каждый раз риск, каждый раз под пули, в том, что вернешься в полк живым – никакой уверенности. Промучился ночью от кошмаров, а с утра – все сначала.

Они знали, что угляндцы начнут выступление сегодня перед самым рассветом, но все равно атака накрыла неожиданно, оглушительно, страшно. С шумом проносились чугунные ядра, дымящиеся гранаты, взрывающиеся то в воздухе, то на земле. Все чаще. Все ближе.

Рота разведчиков была на правом фланге и не должна была принимать участия в военных действиях. Но что-то пошло не так, как предполагалось. Совсем не так. Основной удар противника пришелся как раз на них.

Лавина тяжелой конницы кирасир и карабинеров врубилась в застигнутые врасплох батальоны пехоты, смяла, раскидала, опрокинула. Земля тряслась, как в лихорадке. Рев тысячи глоток смешался со стуком копыт и криками умирающих.

Рядом молодой совсем офицер в синей треуголке хрипло кричал сорванным голосом:

– Пли! Пли!

И Грошик стрелял и стрелял в лоснящихся, казалось, огнедышащих коней, летящих по гладкому полю. Квака палил рядом, внезапно вскинулся, завизжал высоко и понесся прочь черным боровом. И вдруг опрокинулся, затих, задергались в агонии короткие жирные ноги.

Синяя треуголка вдруг оказалaсь у самых глаз. Молодой офицер бился в пыли, зажимая плечо. Из-под пальцев хлестала кровь.

Подполз Коваль, вскочил вдруг, вздернул раненного на плечо:

– Донесу. Прикрой, Грошик.

Рванулся огромными скачками среди свистящих пуль.

Кто-то другой теперь отдавал команды сорванным голосом:

– Пли! Пли!

И не было этому конца.

Тут ухнуло что-то за спиной, пронеслось над головой, рвануло в конном месиве угляндцев. Это подоспела на помощь легкая передвижная артиллерия.

***

За спасение офицерской жизни получил Коваль отпуск на три дня. Обрадовался до невозможности: до своего хутора ему несколько часов было, не болеe. Другие солдаты завидовали – отчего телку такое счастье привалило? Но скинулись: хлеба там, махорки, даже сахара наскребли. Как же без гостинцев-то?

Потом расплатится, честный человек, как-никак.

Уходил Коваль – улыбался во весь рот, как твой петрушка, а вернулся угрюмый, как лесной леший. Никому ни слова не сказал, лег на нары, спиной ко всему миру, повернулся и затих. Растолкал его ночью Грошик, выволок под жадные до сплетен звезды, вцепился мертвой хваткой, да все и выпытал.

Досталось хутору Коваля от этой войны – хуже некуда. Свои отступали, все запасы повымели, чужие наступали – коней забрали, чужие отступали – скотину увели. Если еще кто отступать-наступать будет – переживут ли? Отца в ополчение забрали, хоть и вышел из возраста. У сестренки Васьки живот с голодухи раздуло, как барабан, и все ребра пересчитать можно, бабка хлеб желудевый с лебедой печет, мамка расхворалась, с печи не слезает. А Баюнка? Баюнка замуж вышла. За мельникова сына. Изголодалась, а у мельника хлеба вдоволь. Хороший парень, работящий, справный. Только Коваль ему все равно морду начистил.

Оставил весь свой запас родным, дров нарубил, травы накосил, забор подправил, a тут и обратно идти надо.

***

– Объясняю еще раз, – господин поручик Хряп склонился над картой губернии, отогнал сигаретный дым от красных от недосыпа глаз и ткнул желтым ногтем в переплетение дорог как раз на сгибе, – ваша задача – долететь незамеченными и опуститься в лесу в двух верстах от угляндских позиций. Затем ты, Коваль, перекинешься и затаишься, как мышь под веником. А ты, Грошик, перекинешься, проберешься на вражеские позиции и найдешь лазутчика нашего. Лазутчик будет тебя каждое утро перед рассветом у костра ждать. Высокий очень, шрам на лбу, черная повязка на глазу, нос свернут набок, заметный. Запоминай. Какая форма у войсковых писарей, не забыл?

– Синий колпак с коричневым кантом, шинель серая двубортная, – доложил Грошик.

– Молодец. Где попало, не ползай, обозники в центре лагеря должны быть. Точнее не знаю. Скажешь, что от Хряпа с Рождественским приветом. От Хряпа с Рождественским приветом, не забудь. Если в ответ услышишь "И Хряпу того же самого, милый человек", значит, все в порядке, не обознался. Выслушаешь, что он тебе передаст, три раза повторишь и быстро назад. Все понятно?

– Так точно, ваш родь, – гаркнули вместе Коваль и Грошик.

Коваль-дракон, похожий на огромную летучую мышь, шел низко, почти сливаясь с клубяшейся в тумане темнотой леса. На короткой в редких чешуйках шее висел туго набитый мешок. В мешке болтался чертыхающийся Грошик, то и дело ударяясь скользкими боками о пистолеты, штуцера и фляги с водой.

Задание казалось простым, не сложнее многих других. Они уже хорошо спелись-слетались с черным драконом, понимали друг друга не с полуслова даже – с полувзгляда. Только взгляд у Коваля после возвращения из родных краев стал взглядом человека, которому нечего больше терять. И Грошик боялся. И за друга, и за себя.

Бубух. Бряк. Бумс. Прогнувшаяся земля в отместку больно наподдала Грошику в брюхо. Тот выбрался из холстяного прибежища, перекинулся, огляделся, посасывая прикушенный язык. Коваль уже стоял рядом, жаркий и распаренный после быстрого перелета.

– Ты в порядке? – спросил Грошик и потянулся к фляге с водой. – Я тоже. Прячься тут, вернусь к полудню. И без фокусов. Не высовывайся, что бы не случилось. Ночью обратно отправимся, бог даст.

Потянулся, размял затекшие ноги, оборотился и был таков. Для ужика две версты не такое малое расстояние. Надо было торопиться. Это только кажется, что змеи шустрые. Ползут они нe быстрее, чем человек идет.

Нужного писаря Грошик заметил издалека. Тот стоял у распряженной телеги, саженях в пяти от спящих под шинелями солдат, зажав зубами самокрутку, поглядывал по сторонам. Грошик подполз поближе, и, пока его не заметили и не подняли крик, а то и прикладом не припечатали, зашипел, чуть приподняв голову:

-От Хряпа с Рож-ж-ждественским приветом, с Рож-ж-ждественским приветом от Хряпа.

Человек покрутил свернутым набок носом, с удивлением оглядываясь вокруг. Произнес растерянно:

– И Хряпу того же самого, милый человек. Только не вижу я тебя. Покажись осторожно.

Грошик подполз поближе, растянулся у пыльных сапог:

– Только не ори, оборотень я. Говорящий. Докладай.

Человек заморгал единственным глазом, нервно затянулся самокруткой, прошептал, почти не разжимая губ:

– Главнокомандующий позавчера в лагерь прибыл. Вон, видишь шатер с охраной вокруг? Сегодня до полудня убывает в ставку. Пожечь бы шатер драконами вместе с квартирантом, если успеют. Шатер заметный, большой. Один такой в лагере. Наверняка драконы попасть смогут. А что угляндцы без главнокомандующего? Дети малые. Вой будет, конфуз, неразбериха. Тем более что наступление готовят по всему фронту. Через три дня, как и передавал раньше. Факт, не состоится.

Грошик принялся лихорадочно соображать. Час ползти обратно, три часа лететь. Пока придумают, что делать, пока соберут эскадрон крылатых, разъяснят, что к чему, пока долетят сюда. А главный угляндский главнюк может и пораньше уехать, а может из шатра куда и отойти. Не пришит же он к нему суровыми нитками. Это сейчас он спит. Но приказ был: выслушать и доложить. Надо выполнять. Грошик кивнул узкой змеиной головой, повторил три раза сказанное одноглазым и посквозил к лесу.

Грошик с трудом нашел Коваля. Друг забрался в яму под корнями дуба, завалил вход ветками да и уснул. Грошик, чертыхаясь, ходил по поляне, тихо звал Коваля, громко боялся – вдруг кто услышит. Наконец сонный Коваль, весь облепленный листьями, сам выбрался из берлоги и уставился на Грошика припухшими глазами:

– Ну как?

– Не знаю, – честно признался Грошик. – Лазутчик сказал, что сегодня их главнокомандующий в лагере ночует, только днем уедет. Так что лететь надо, сообщение передать. Этот кривоносый предлагает, чтобы мы на главного наших драконов вывели. Только думаю – все равно не успеем. А жалко. Небось без головы рыба долго не продержится. То мы все отступали, а теперь угляндцам бы пришлось.

– Угляндский командующий, значит, – прищурился Коваль.– А мы, значит, не подоспеем. А вот фигу вам всем. Еще как подоспеем! Еще как подмогнем!

– Это как? – тупо спросил Грошик?

– А я, по-твоему, что – не дракон уже? – в азарте наступал на него Коваль. – И в двух верстах всего. Время как раз подходящее. Только-только рассвело, спит еще их войско. Да и для часовых самое сонное время. Налететь, спалить к чертовой матери, и обратно.

– Ты с ума сошел, – зашипел в ответ Грошик. – Они угляндцы, конешно, но не дураки же полные. Раз главный их в лагере, то не спят там часовые. И вдвое больше их, чем обычно. Подстрелят тебя, как дикую индейку, даже пыхнуть не успеешь!

– Да хоть и подстрелят, – не сдавался Коваль. – За такое дело не жалко. Да пусть хоть на куски разорвут, а я все равно его сожгу, дотянусь. Хутор мой, его ж то самое наступление подомнет, покалечит. Мамка там, бабка, сестренка Васька. Баюнка там. Пусть не моя, а жалко.

Коваль не закончил, хрипло, со свистом, втянул воздух, рукой махнул.

– Все равно не пущу! – вцепился Грошик в рукав упрямца. Аж по шву затрещало. Только куда щуплому плотнику против здорового пахаря. Оттолкнул его Коваль, Грошик по земле покатился, приложился мордой о дубовый корень, аж в глазах потемнело. Поднял голову, утер кровавые сопли. Поздно. Машет крыльями в небе черный дракон, смерть свою торопит.

– Ящер чокнутый! – ударил Грошик кулаком по попавшейся под руку коряге. И еще раз. И еще. От боли в голове прояснилось. Надо было спасать несчастного. Догнать. Остановить. Объяснить. Вернуть.

Грошик ломился сквозь орешник, как бешеный медведь. Ногами было быстрее, чем ползти на желтом брюхе. Ветви хлестали по лицу, сучки цеплялись за рукава, ноги налетали на торчащие коряжины. Грошик падал, рыча поднимался и снова кидался вперед. Две версты – пустяк, две версты – это курам на смех. Капрал Буча знал свое дело, подготовил. Плевать на палящее, белое от злости солнце, на исцарапанные щеки, на закончившуюся во фляге воду. Грошик должен был успеть, не мог не успеть, не имел права…

Но не успел. Когда черный полоз, мелькнув в траве, вынырнул в середине лагеря, все было кончено. Шатер главнокомандующего сдулся обугленной тряпкой, сладковато воняло горелым мясом, толпились и кричали вокруг люди, а черный дракон неподвижной тушей лежал на пыльной земле, глядя в небо невидящими, нечеловечески желтыми глазами. Но кровь на груди у него была самая что ни на есть человеческая. Красная.

А тот, ради кого затевалось нападение, целым и невредимым стоял рядом, кутался в серую шинель с золотыми эполетами. Смотрел презрительно на то, что осталось от задушевного друга.

Змеи не умеют плакать, не умеют любить, не умеют страдать. Но настоящее людское сердце, разрывая внутренности, колоколом билось в хрупкие ребра и болело, болело. Все было зря. Через три дня начнется наступление. Понесется легкая конница по пшеничным полям, сметая все на своем пути. Мамку, бабку, сестренку Ваську. Баюнку неверную. И нет уже Коваля, чтобы им помочь.

Коваля нет, а Грошик еще есть. Маленький безобидный Грошик. У которого есть секрет. Не только в ужика может обращаться городской плотник. Еще и в самую ядовитую на свете змею глею. Так не бывает, но так случилось. Не раскрыл своей тайны капралу Буче Грошик, убоялся. А теперь не боится почему-то. Почему-то ему теперь все равно.

Прикушенный язык, зыбко мелькнувший человеческий контур, и вот будто пружина выстреливает вверх гибкое золотистое тело аспида. Выстреливает и впивается в шею того, в серой шинели, смертоносными зубами.

Человек, от которого зависит судьба наступления, прозванный богом войны, хрипит, падает распухшим синим лицом в пыль, и для Грошика начинается ад. Мечется ужик между пудовых солдатских ботинок и изящных офицерских сапожек, вертится вьюном. С трудом уворачивается от нацеленного в голову приклада, взлетает вверх от тяжелого пинка, едва уклоняется от рубящей воздух сабли. Острый штык пропарывает тонкую кожу, нещадно рвет беззащитный бок, все внутри переворачивается от немыслимой боли. В последнем усилии Грошик проскальзывает между топчущихся ног и, оставляя за собой дорожку из капель голубой крови, исчезает в лесу. Все, его миссия окончена.

Грошик лежал на спине, закинув руки за голову, и смотрел в синее, как глаза Василиска, небо, наколотое на вершины высоких сосен, и ни о чем не думал.

Не думал о настырных барабанах и горящих на солнце трубах, возвещавших великие походы и кровавые битвы.

Не думал о прошлом, скрытом нежным, как топленое молоко, туманом.

Не думал о будущем, встающим над лесом кровавым рассветом.

Не думал о том, что там, за пределом, возздастся сторицей и за добро, и за зло.

Просто лежал, кусал горькую травинку и вел разговор с Былинкой.

– Я все жду и жду, – всхлипывала Былинка, обняв вздувшийся живот. – А ты все не возвращаешься и не возвращаешься. Возвращайся, а?

– Я попробую, – отвечал ей Грошик. – Я постараюсь.

– Постарайся! Очень сильно постарайся, – горячо шептала Былинка и клала тяжелую голову ему на грудь. – У нас уже малина поспела. Скоро черника пойдет. А за ней клюква. Война кончится. Заживем!

– Заживем, – в тон ей отвечал Грошик. – Ой, заживем. Если сможем.

Недостижимая синева неба все манила, все накрывало землю большими крыльями.

И там, в вышине, все летал жаворонок, пел песню страсти и покоя, радости и тоски, жизни и смерти. И любви, а как же без нее?

*фузея — гладкоствольное кремнeвое ружье.

**шассeры— лeгкая кавалерия, натренированная для быстрых действий.

Другие работы:
+22
23:00
2507
02:53
+3
Очень понравился стиль написания: приятный, выверенный, уместно простой. Герои, которые прорисованы лучше и ярче, чем во многих произведениях куда большего объема. Концовка однозначно вызвала эмоциональный отклик. Одно плохо: авторский замысел я так до конца и не понял, в чем суть? Просто зарисовка о необычном подразделении и одном отдельно взятом подвиге? Как бы там ни было, это очень хорошая зарисовка, однозначно плюс!
08:01
+1
Вот так. Служили два товарища… Отлично!
11:50
+2
Прочитала, словно булку без начинки сжевала, тесто вкусное и мягкое, а внутри ни джема, ни сгущёнки, ни яйца с луком, ничего.
С одной стороны, понятен романтизм жертвенности, с другой — мотивация у ужика странная, и этот рояль в кустах с превращением в ядовитую змею… no
Текст хороший, но как рассказ пустовато и пресно, оттого скучно. Облачённая в сказочную оболочку военная зарисовка.
15:46
+3
А мне кажется, всё тут есть.
15:58
+1
Возможно. Что я, спорить буду?)
Это не отменит того факта, что мне было скучно читать, и что я назавтра забуду этот рассказ напрочь, оттого, что меня он ничем не зацепил. И рояль в кусты в конце рассказа это обратно тоже не спрячет. А он, пожалуй, основной фактор, испортивший мнение о работе.
16:05
+1
«Рояль» — обильно анонсировался автором в первой половине рассказа, так что ближе к концу его уже начинаешь ожидать.
12:16
+3
Ох! Знаете, что вы сделали?! Заставили меня перечитать ещё раз! Потому что всё внутри меня стремилось к справедливости!
Каюсь, глаза у меня, как в интернете говорится, чем попало обшиты)))
Но я нашла, услышала мелодичное бренчание клавиш.
Не все доложил он господину Буче о своих превращения, ох, не все. Да какой же дурак все без утайки про себя расскажет?


Тяжело быть невнимательным.
Извиняюсь перед автором, не рояль это и вовсе.
20:48
+6
Прелестный рассказ! Оригинальный стиль, манера изложения необычна и просто втягивает в повествование. Не затёртые сравнения и обороты. Чётко выстроенная структура. Ничего лишнего. Все эпизоды нанизаны на основной стержень и логично приводят к отличному финалу. Браво, Автор. Удачи на конкурсе!
13:09
+2
Хороший рассказ!

Язык повествования отличный. Сюжет цельный, понравилось. Герои прописаны хорошо, название соответствует сути рассказа.

Что не понравилось:

1. Не объяснили, что это за мир, какое время.

2. Почему они воюют и из-за чего.
Враги вроде называются «угляндцы», а кто хорошие?

3. Не вычитан текст. Много повторений слов, «был», «есть», местоимений и др.

В целом интересный рассказ. Я бы поставил 7 из 10.
Ava
12:25
+1
Рассказ интересный, на оценку 6 или 7. Возможно была б даже более высокая оценка, но мне не понравилась концовка — в действия главгероя верится слабо. С одной стороны ПО ЛОГИКЕ рассказа понятно, что там крепкая мужская дружба (мстя моя будет страшна), но с другой — очень эта дружба схематично изображена, буквально одним предложением. В остальном — отсутствие пояснения, что за мир, с кем война и т.д… Знаете, иногда прямо в глаза бьет, настырно требуются пояснения, а вот в некоторых книгах — нормально и без этого читается. Лично мне глаза не резануло и рвать жилы, чтобы мне более конкретно прописали с кем война, кто тот, кто этот — именно тут мне не хочется. В данном рассказе «просела» именно концовка. Автору удачи!
17:08
+1
Дракона жалко… хоть плачь
Браво автор
16:20
+1
Спасибо автору — отличная работа.
У меня от конкурсных рассказов уже мозги подтекать начали, а тут такой складный, приятный текст.
Совсем чуть-чуть не хватило конкретики: что за страна-мир, с кем воюют.
Почему Ужик сразу другу не рассказал о своей способности? И раз уж на то пошло, он ведь мог сразу, там в лагере, узнав о командующем, перекинуться, заползти к нему в шатер и тихо, мирно кусануть. Всхлипнуть бы не успел, никто бы и не заметил до утра.
Это чуть-чуть подпортило впечатление, ибо показалось, что более простой и возможно более логичный вариант просто проигнорировали, потому что. В угоду слезливости.
Но, несмотря на все это, рассказ мне понравился. Читать было легко и приятно. На одном дыхании, как говориться.
И к героям проникаешься сходу, и завязка их дружбы сразу заходит. Ну и грустно в конце, что уж там.
более простой и возможно более логичный вариант

Сначала тоже так подумала. Но Грошик — маленький человек, ни разу не герой. Его задача — ползать-подслушивать, а не генералов убивать. Должно было случиться что-то экстраординарное, чтобы безобидный ужик превратился в смертоносную гадюку.
Нет, тут все гармонично и не «в угоду слезливости» )
19:49
+1
Замечательный рассказ! Пока что лучший из того, что прочитал в этом году. Удачи в конкурсе!
02:28
+1
Работа неплохая, прописанная, интересная как рассказ из жизни. Мне понравилось, но в конце как будто чего-то не хватило для полного счастья.
20:23 (отредактировано)
+2
Лично мне это понравилось гораздо больше, чем то фэнтези, которое сейчас на первом месте (в рейтинге). Даже не знаю, к чему тут придираться
16:46
+1
ха-ра-шо!
Замечательная антимилитаристская весчь.

И ошипков даже нет, уж кто об чём, извините. Ну то есть почти, бо полторы блошки да пара апечатков нещитовы.
Прекрасный рассказ))) Прочла на одном дыхании. Автор, спасибо)))
23:27
+1
А хорошо. В первый раз не пошло, а во второй с удовольствием прочитала. Удивлюсь, если не будет в десятке.
03:13
Эх, автор! Надо было вам сделать, чтобы Грошик гадюкой только по зову тела мог, в моменты сильнейшего душевного волнения. И все дыры заделались бы :)
А рассказ хороший :)
03:25
А куда б тогда он дел все эти полеты в разведку? Другой рассказ бы получился
03:30
Ужом — по желанию, а ядовитым — по зову тела.
03:33
Ну… Может это сыграло бы роль для усиления «эмоционального эффекта». А так не знаю.
14:07 (отредактировано)
Хороший рассказ мне понравился. Стиль написания выдержан. Язык такой интересный и нигде автор не сбился.
Дракона жалко до слез.
Я бы внесла в текст, что Грошик может превращаться в аспида только в минуты сильного душевного стресса. Вот и не говорил никому о своей способности, чтобы ему этих стрессов не устраивали специально. Иначе трудно орбъяснить, почему не признался другу…
Недостижимая синева неба все манила, все накрывало землю большими крыльями. И там, в вышине, все летал жаворонок, пел песню страсти и покоя, радости и тоски, жизни и смерти. И любви, а как же без нее?

А вот эта фраза меня прям напрягла. Неужто и Грошик, задетый саблей, умер?
17:35
+1
Озвучка рассказа тут:
Заголовок ссылки...
Объявление автора добавим в неё после конкурса.
22:32
Стиль хорош
Загрузка...
Владимир Чернявский

Достойные внимания