​Рука сержанта Йолы Баскангелэ

В речном трамвае, что неспешно шёл вниз по Каллалю, стояла невыносимая духота. Было мокро и жарко настолько, что Йола ослабила форменный галстук и расстегнула верхнюю пуговицу рубашки. Настроение было мерзким. Мерзким был пот, выступивший под кителем, отчего невозможно было облокотиться на спинку потертого стула без содрогания. Мерзкими были подветренные бутерброды с рыбой, что подали ей в речном кафе и мерзким же был кислый кофе, которым этот нехитрый завтрак Йоле приходилось запивать.

- Подлить еще? – отвлекла Йолу от тяжких дум стюард.

Девушка была опрятной, но на лице официантки было столько приторного сочувствия, она так старалась не смотреть на её руку, что Йолу аж передернуло.

- Да, - хмуро ответила она после секундной паузы. Плыть до спасительной тени высотных башен портового района Ирмана еще долго, хотелось пить.

В поле зрения появилась баржа с солдатиками, шедшая встречным курсом, вверх по реке. Йола отвлеклась на неё, чтобы кофе не казался таким мерзопакостным.

Пехота в линялых коричневых мундирах изнывала от жары, играла в кости прямо на горячей броне самоходок, курила самокрутки и разлагалась, как могла. Пехота плыла на север, поближе к табранскому фронту. До него еще было плыть и плыть, а потому пехоте было куда веселей чем ей, Йоле, побрали бы демоны всех Четырех Преисподен всех офицеров на свете!

Девушка покосилась на небрежно брошенную на замызганный столик папку. Машинально поправила лежавшие в ней бумаги. Взяла салфетку, протерла поверхность стола, застыла, думая, куда бы теперь деть скомканный грязный кусок бумаги…

Её личное дело, документы о представлении к наградам, верительные письма командиров – всё это ничего не значит и в Академии ей не место. Не место ей больше и в корабельных полках. Никогда, не такой как сейчас. А такая она навсегда…

Йола покосилась на мужчину, пробиравшегося мимо праздных гражданских и стюардов из самого закуренного угла кафе к, теперь уже очевидно, её столику.

Мужчина был ниже ее, пожалуй, на голову, но коренаст и крепок. Даже немного полон. Кожа медного колониального оттенка, суровые скулы, полные губы. Коричневый в клетку костюм, лихо заломленная на бритый затылок шляпа. Хорош, ничего не скажешь.

- Сержант Баскангелэ? – а голос у мужика оказался ещё лучше, чем внешность. Глубокий, грубый, ему под стать. Ледяные глаза с какой то веселой ехидцей уставились прямо на неё. Крепкие короткие пальцы оперлись о столик, прямо о её папку с документами.

- С кем имею честь? - Йола одним движением застегнула пуговицу, поправила галстук, привстала.

- Отец-капитан Лаварро, - мужчина ловким движением ноги двинул стул и сел. Стул тяжко скрипнул – веса в отце-капитане было немало.

Баскангелэ приложила руку к груди, опустила и оценивающе осмотрела его еще раз.

- Вы не военный.

- Нет, - улыбнулся и не продолжил Лаварро. Зубы крепкие, едва тронутые табаком, - сядьте, не стойте.

- Что вам угодно, отец-капитан?

- Познакомиться, - Лаварро взял ее кружку с кофе, принюхался. – Редкая дрянь. В Ирмане берите лучше чай, здесь не умеют готовить ничего другого.

Йола ждала. Её нервировал этот мужчина. Залапанный им кофе теперь не попьёшь, короткие волосатые пальцы всё ещё на её папке с документами. Она вновь машинально поправила галстук.

Отец-капитан, выдержав неизвестно зачем нужную паузу, полез в карман пиджака. Оружия под пиджаком Баскангелэ не приметила, зато увидела в его подмышках белые потеки от пота на с виду свежей сорочке. И поправила галстук ещё раз.

- Вот, - Лаварро протянул ей визитку. – Я вижу, вы не расположены сейчас разговаривать, да и мне скоро выходить. Доберетесь до порта, найдите телефонную будку, там они на каждом перекрестке. Наберите этот номер. Разговоры слушают, вы знаете, просто помните об этом. Можно не сегодня, не тороплю.

Визитку Йола под пристальным взглядом отца-капитана спрятала во внутренний карман кителя.

- Вы работаете на правительство? – задала Йола вопрос в спину уходящему мужчине.

- Почему вы не носите ветеранский шарф? – ответил вопросом на вопрос Лаварро и застал её врасплох.

Йола покраснела, бросила взгляд на свою руку, на то, что от неё осталось.

- Жарко, - её голос прозвучал неестественно.

- Кровь Торэ на нас…

- …Наша кровь за Торэ, - едва слышно прошептала Йола.

- Зря. Красное вам к лицу.

Лаварро вышел из речного трамвая. Йола окончательно вышла из себя.

***

Йола стояла над телом отца-капитана. Не Лаварро, другого. Не на пыльных улицах ирманского порта, в далёкой колонии. Отец-капитан схлопотал пулеметную пулю в голову и был мертвее некуда.

Солдаты её взвода сгрудились позади, как будто боя не было и не стоило бы прятаться от длинных пулеметных очередей, что трассерами расцвечивали начинавшее темнеть закатное небо.

Того отца-капитана очень любили. Тот отец-капитан погиб очень глупо.

Аэробот со вторым взводом и лейтенантом внутри, прошитый насквозь мажеской молнией, нещадно дымил в полумиле отсюда и медленно погружался в мелкое озеро. Аэробот первого взвода приземлился удачно, если не считать гибель отца-капитана. Взводу первому надо было что-то делать. И срочно.

***

Звонить Лаварро Йола не стала. Зачем? Вместо этого, оставив документы в гостинице, она позвонила из телефонной будки паре старых друзей. Из тех, кто выжил, как она.

Бородатая скотина Роан из Ситиделлы и невыносимый, когда напьется, Хоакин, чья кожа красная от ожогов. Этого было бы достаточно, но в итоге в бар они ввалились полным отделением в восемь корабельных рыл.

- Йола, тебя оторвет с руками любая охранная контора, - гнусно ржал Хоакин.

- Дитя, займись преподаванием, боевые искусства нынче в почете у сынков богатых семей, - настойчиво советовал ей Ситиделла.

Всё это, почему-то, не обижало и хотелось смеяться вместе с ними. Йола пила кружку за кружкой крепкого ирманского пива и, признаться, сильно и быстро пьянела.

В компании бронекавалеристов, что оккупировали три стола по соседству, сидела девушка. Волосы темные, как смоль, виски выбриты по последней моде. Тонкие, красивые губы, которые так мило изгибались, когда она ухмылялась очередной шутке мужчин.

Девушка посматривала на неё, Йола пялилась, уже не скрываясь. Не то, чтобы строили глазки, смотрели так, будто и так всё ясно, и обе знают, что надо делать.

Залпом допив своё пиво, Йола, слегка покачиваясь, подошла к девушке и поцеловала её в губы. Поцелуй был долгим, а прерван он оказался диким ором бронекавалерии и кулаком, прилетевшим Йоле в ухо.

Сержант корабельной пехоты поднялась с пола мгновенно.

- Пехота, к борту! – проорала она. И понеслось…

***

Взвод рассредотачивался по местности, а Йола еще не отошла от тела отца-капитана. Закрыла ему глаза, сорвала личную бирку. Затем глянула на их корабль.

Экспедиционный транспорт Домината «Дева из Ирмана» получил несколько попаданий из зенитного орудия, снизился уже до 500 метров, дымил и огрызался слабо. Грозовые тучи всё ещё клубились над ним, пронзительный ветер, что снес их с курса, стихал. Команда была занята ликвидацией повреждений. В воздухе корабль оставался на честном слове. Один из генераторов вертикальной тяги был разрушен: на поверхности сферы Герхарда явственно виднелись попадания от осколков крупнокалиберного зенитного снаряда.

Артиллерия транспорта молчала. Разметав зенитную батарею врага, на которую они нарвались, артиллеристы нижней палубы и сами схлопотали столько снарядов, что кровь текла сквозь прорешины в днище. По земле, туда, где окопались нежданно-негаданно взявшиеся в этом районе колонии силы Республики, строчил лишь один пулемет.

- Чо делаем, сержант? – спросил Ситиделла. – Валим в джунгли?

Йола отрицательно покачала головой. На корабле были люди, выйти из-под огня пулеметов транспорт явно не успевал. Сейчас ещё и маги передохнут и жахнут с новой силой. Кораблю нужна твердая суша и поскорее. У них минут двадцать, если не меньше.

И тогда она, как старшая по званию в этом аду, отдала приказ.

***

У окна, в самом темном углу забегаловки прямо на пересечении Пеллегринале и Карретере-Ла-Суоне, сидел старик и колдовал.

Он был одет с иголочки в отнюдь не устаревшего фасона костюм, чего можно было бы ожидать от человека его возраста. Тяжелая трость с массивным набалдашником стояла прислоненной к стулу, а шляпа аккуратно пристроена на вешалке рядом. Седые волосы были коротко стрижены, узкая бородка едва не попадала концом в стакан.

Он пил один из самых дешевых и крепких напитков в этом заведении – вольфсбургский бренди, причем, даже не добавляя в него кубики льда.

Льдом он играл, то сжимая плывущий в пальцах кубик, то заставляя капли собраться, выпасть снежинками на стекло стола, заиндеветь на ногтях и вновь обратиться в идеальный куб размером не более дюйма.

Его колдовства никто не замечал.

Все посетители столпились у витрины забегаловки и наблюдали за потасовкой на улице. Её устроили две пьяных в хлам компании вояк, только что вывалившиеся из этого самого заведения с уверенностью в победе и засученными рукавами. Бой был неравный: дралась корабельная пехота и бронекавалерия. Последние, под улюлюканье толпы медленно, но неотвратимо отступали по Пелегриннале, рискуя в любой момент оказаться на виду у храмовой стражи.

Наблюдал за схваткой и старик. Её вела она – высокая девушка с короткой стрижкой в мундире сержанта Ирманского корабельного полка. Её точеные скулы были сбиты, с искривленных тонких губ капала кровь. Но она наступала и наступала. И её хук с левой был само волшебство.

А ещё она пела и, слушая эту похабную морскую песню, старик вдруг прослезился. Он задумчиво посмотрел на кубик льда в своей руке, бросил его на стол, залпом допил бренди. Достал невероятной чистоты платок из кармана пиджака и промокнул глаза.

Зрители издали дикий, нестройный вой. Девушку таки сбили с ног. И сейчас пинали крепкими кавалерийскими сапогами.

Старик вытряхнул из серебряного портсигара сигарету, прокрутил раз, другой колесико зажигалки и закурил.

Она поднялась и запела вновь.

Хук с правой, той, которой на самом деле не было, оказался ещё страшней. Противник рухнул как подкошенный. Кавалерия обратилась в бегство.

На сцену вышла храмовая стража с дубинками и свистками. Корабельная пехота не хотела сдаваться, но, повинуясь оклику девушки, покорно подставила руки под кандалы. Героиня уличного сражения на руки стражников просто упала, помяли её всё же знатно.

Старик с сожалением посмотрел на пустой стакан, затушил сигарету и, издав легкий стон, поднялся. Опираясь на трость, он доковылял до барной стойки.

- Сеньор, - обратился он к бармену, - у вас найдется телефон?

Протиравший бокалы бармен нахмурился и не ответил, глядя в упор на старика. Устало улыбнувшись, тот достал визитницу. Бармен с интересом взял богато украшенную карточку с вензелями и гербом Домината.

- Доктор Харло Велле Ла Домести, профессор метафизики, - подсказал старик бармену. – Все эти вензеля… просто невозможно читать при таком освещении.

Бармен приподнял брови и скривился в ухмылке.

Старик вздохнул, оттянул ворот рубашки, повернулся к бармену левой стороной своей морщинистой в пятнах шеи, обезображенной иссиня-черной татуировкой.

- Вот, печать Бруккеса, всё по закону, я скован, можете не переживать, - улыбнулся старик.

Бармен достал из-под стойки видавший виды деревянный с медью телефон и поставил его перед стариком.

- Один звонок, маг. Только один и за одну марку.

Старик заискивающе улыбнулся, достал деньги и стал набирать номер.

- Сеньор, это вы? Та особа, которая вам интересна… Да, она. Да, проверил. Прекрасно работает, уровень просто зашкаливает. Поторопитесь, ее увозит стража из забегаловки на пересечении Пеллегринале и Карретере-Ла-Суоне. Нет, не запомнил названия.

***

Разведчики вернулись не все. Но теперь всё было ясно. Позиция врага – вон на том холме. И там не больше взвода, включая в неизвестно какои состоянии тяжелые зенитки, пулеметные расчеты и, как принято у республиканцев, боевое отделение магов.

Но даже не волшебники, на самом деле медленные на подъем, представляли трудность. Все склоны холма были заминированы. Заряды могли инициировать маги. Добраться до магов мимо минного поля было нельзя. Это доказали Суонэ и Бирка. Где то там куски их тел лежат, вон у той редкой рощицы.

Между тем «Дева из Ирмана» явно вознамерилась садиться как есть. Скоро до транспорта станут доставать пулеметы с холма. Может и мягко приложится к тверди, но толку потом от него – ноль. Чинить только в доках, до доков – два портала. Если на борту погибнут священники и скованные, всё, пиши пропало.

Йола напряженно всматривалась в позиции врага. Надо отвлечь. Придётся. Так надо. За отца-капитана. За Бирку и Суонэ. За лейтенанта и первый взвод. За тех, кто умер там, на корабле. Да и вообще, достали уже эти маги!

***

Йолу обрядили в бесформенную робу, наручниками приковали левую руку к ножке добротного дубового стола. И велели ждать в прокуренной комнате, предназначенной, очевидно, для допросов или попоек стражи. В ней не было окон, только старая обшарпанная узкая дверь.

Оставшийся присматривать за ней молоденький офицер стражи посматривал на неё с плохо скрываемым страхом.

- Сколько мне тут еще сидеть?

- Чего мы ждем, офицер?

- Можно звонок, у вас в отделении есть телефон?

На реплики Йолы офицер стражи не отвечал. Он листал её личное дело и периодически удивленно вскидывал брови. Палец слюнявил, когда переворачивал страницы, гад.

Дверь распахнулась, и вслед за чудесным запахом свежесваренного кофе в комнату вошел отец-капитан Лаварро. Две кружки с дымящимся напитком он поставил на стол.

Почему-то Йола не была удивлена. Сейчас он предложит нечто, от чего она не сможет отказаться. В её то положении. А она и не против, лишь бы кофе глотнуть. Горячего, вкусного.

- Спасибо, офицер, - коротко кивнул Лаварро стражнику. Тот, аккуратно положив дело Йолы на край стола, удалился. Напоследок бросил испуганный взгляд на девушку, на отца-капитана и плотно прикрыл за собой дверь.

- Где моя…

- Рука? Вы потеряли её в инциденте при Терра-дель-Фуоко, - мерзко пошутил Лаварро и широко улыбнулся, придвигая кружку с кофе поближе к девушке.

- Моя форма, - Йола постаралась, чтобы лицо её сохранило каменное выражение.

- В стирке. Вся в крови и в соплях, - Лаварро шумно затянулся кофе и достал сигарету.

- Мы еще чего-то ждем? – Йола дернула прикованной к столу рукой, недвусмысленно глянув на отца-капитана.

Лаварро хлопнул себя по лбу рукой, ругнулся и полез в нагрудный кармашек пиджака за ключами.

- Вы хорошо помните своё столкновение с республиканскими магами, сержант? – спросил он, отмыкая наручники. Отвечать вопросом на вопрос явно было у отца-капитана в привычках.

***

Почему-то моменты перед боем всегда вспоминаются легче, чем сам бой.

Густо смазать лицо, шею и руки противоожоговым кремом. Проверить заземление. Одеть респиратор и поглубже нахлобучить шлем. Кто его знает, что надумают применять вражеские чародеи против пехоты. Проверить винтовку и проверить ребят: как они, готовы?

Взвод смотрел на неё, ждал приказа. Ждать, собственно, было нечего, время вышло, и она махнула рукой в сторону холма.

Всё, что могла сделать корабельная пехота – отвлечь внимание противника от корабля.

Пехота пошла в сгущающихся сумерках. Сначала медленно, группируясь в боевые двойки, аккуратно обходя поваленные деревья и ямы. Затем всё ускоряя шаг. Минное поле предстояло преодолеть под вражеским огнем, споро, надеясь на чудо.

Где то в этот момент Йола запела. Полковую походную. Затем молитву святому проказнику Мартенсу. Затем песню, откуда-то из детства, про летящих с неба птиц.

Мины не рвались под ногами, пулеметные точки были подавлены в считанные секунды расчетами реактивных гранатометов. Пехота шла, примкнув штыки и орала песню. Про птиц. Со стороны окопов врага раздались крики ужаса.

***

Старый человек щелкал пальцами у её носа, пытаясь привлечь внимание. Убедившись, что Йола очнулась и снова в прокуренной комнате без окон, а не на Терра-дель-Фуоко, старик снял шляпу, уселся на подставленный Лаварро стул и представился.

- Доктор Харло Велле Ла Домести, профессор метафизики, - и чуть дрожащей рукой протянул ей витиеватую визитку, на которую девушка даже не глянула.

- Скованный?

- Нет, - старик виновато улыбнулся.

- Почему? – растерянно спросила Йола.

- Благодаря Вам, сеньорисса, - старик вскинул кисть, обозначив, что стоит набраться терпения. – Отец-капитан, можно мне тоже кофе?

Лаварро со вздохом поднялся.

- Сержант, доктор Ла Домести сейчас вам кое-что расскажет, будьте благоразумны и не прибейте его здесь же, - отец-капитан затушил сигарету и вышел.

***

Йола уже не пела. Выла от боли, потеряв руку. Кисть размолотило очередью из винтовки в труху. Было уже не так страшно, как в первые секунды, до того как Хоакин воткнул ей шприц в плечо и замотал бинтом то, что осталось от правой конечности.

Пять тяжелых, двоих не донесем – так сказал Хоакин и отправился со своими шприцами дальше.

Барабанный пистоль она взяла в левую, которой также отлично владела, и выкрикивала приказы, когда не выла. Начатое нужно было довершить.

Отделение Ситиделлы закладывало заряды под склад боеприпасов. Отделение Ро прочесывало окрестности. Отделение Гвидо собрало в кучу перепуганных пленных.

Солдаты-республиканцы толком ничего не смогли. Категория D, так это, кажется, называется в Республике? Люди четвертого сорта. Первосортные лежали на макушке холма, разметанные попаданиями из ракетометов. Почти все заряды сразу же полетели туда. Маги то почему ничего не смогли?

Йола поднялась на вершину с тем, чтобы выпустить как минимум по пуле в каждое тело в красном мундире. Один из них был ещё жив. Молодой парень с точеным бледным лицом в обрамлении перепачканных кровью и грязью длинных волос смотрел на неё с ужасом и молил о пощаде, беззвучно шевеля губами. Из его перебитого горла хлестала кровь, руками мальчишка, похоже, не владел. Как чародей он был безопасен. Йола не стала стрелять, жить магу оставалось не больше двух-трех минут.

***

- И что, когда я пою, магия не работает? – Йола недоверчиво уставилась на профессора метафизики. – Как у опытнейших боевых священников?

- Когда вы поете, вы вводите себя в транс и используете свою способность. Очень похоже на технику священниц-менестериалий. Вас не выявили в детстве, так бывает. Способность проявляется в пубертатном возрасте. Без монастырской школы у Вас это стихийно. Неуправляемо, - старик с третьего раза прикурил сигарету и, прокашлявшись, глубоко затянулся. – Пока неуправляемо. Но очень мощно. Так, что сдирает в Преисподни это чудовищное заклинание - печать Бруккеса, которой сковывают магов. Я был в баре, в котором вы пели и дрались.

Старик потянул воротник прекрасно отглаженной белоснежной рубахи и показал ей обычную татуировку скованных. Печать, какие-то символы. Странно, раньше Йола не обращала внимания на конкретный рисунок печати. Это было само собой разумеющееся: печать на шее у мага.

- Больше не работает?

- Нет.

Лаварро вернулся с полным кофейником и третьей кружкой.

Йола задумчиво посмотрела на дно своей кружки и двинула её ближе к Лаварро с его кофе.

- Вы работаете на первосортных Республики? – вскинула голову Йола и посмотрела прямо в глаза отцу-капитану.

- Нет, - твердо ответил он.

- Но и не на правительство Домината.

- Только официально, - Лаварро отставил кружку с кофе и сплел пальцы, тяжело облокотившись об стол. – Маги, как и все люди, должны быть свободны. На эту идею я работаю.

- Почему?

Ответил профессор. Он прикоснулся к искалеченной руке Йолы. По спине девушки побежали мурашки, в культе нещадно закололо.

- Хотя бы потому, что теперь я могу это вылечить, деточка.

Йола на секунду задумалась о слове «деточка». Потом решила не обижаться. Непонятно, сколько было лет этому старику. Может восемьдесят. Может сто восемьдесят. Кто их, волшебников, знает.

- Быстро? – Йола, наконец, осознала, что сказал профессор.

- Года два-два с половиной, - улыбнулся профессор. Он явно был счастлив после падения печати.

Девушка закрыла глаза. Вспомнила своих друзей, сестер в интернате при монастыре, свой первый и последний бой. Помянула Торэ и помолилась ей.

- Я с вами.

Лаварро облегченно выдохнул, поднялся, пролив на себя несколько капель кофе. И вот так, с кружкой в одной руке и сигаретой в другой, привел её к новой присяге.

- Добро пожаловать в Сопротивление, сержант Баскангелэ.