@ndron-©

Гуляет кот по городу...

Автор:
Наталия Станкевич
Гуляет кот по городу...
Работа №196
  • Опубликовано на Дзен

Двадцатого апреля 2017 года жизнь Николая Иванцова, владельца небольшого минского бара под названием «Лепрекон», решительно встала с ног на голову.

Началось все с того, что Ленка, жена Николая, сообщила ему о своей беременности. Это, впрочем, было радостным событием, хотя и волнительным: Ленку Николай любил, против детей ничего не имел и не без оснований полагал, что хоть и не заоблачный, но вполне стабильный доход от бара вполне позволит им обеспечивать и себя, и ожидаемого малыша.

А потом оказалось, что малышей ожидается трое. Иванцов как глянул на монитор узи в женской консультации, как послушал изумленные возгласы гинекологини — так и врос ногами в пол. Ленка не лучше была: глаза на пол-лица, а нижняя половина не то смеется, не то челюсть подобрать не может...

Но и это, по тысячному кругу обсудив, приняли. В конце концов, тройное счастье в дом. Непросто будет, ну да ничего, справятся. Не они первые, это на раз подтверждали форумы таких же счастливцев. Ленка погрузилась в виртуальное общение, и за лавиной хлынувших деталей и лайфхаков масштаб предстоящего события как-то померк, став, хотя бы отчасти доступным для понимания. И даже для радости место нашлось — тихой такой, удивленной. Вот ходишь с женой по дому, переглянешься, хихикнешь тихонько, как дети: и чего это мы натворили... И хорошо на сердце.

Хорошо было недолго: пока у Ленки не начал болеть живот.

Врачи, которые и раньше-то советовали поберечься и полежать на сохранении, теперь забили тревогу окончательно. Да и сами Иванцовы были в полном ужасе от понимания: счастье (или испытание), выпавшее им, отнюдь не было данностью. В конечном итоге молодую маму на «Скорой» с мигалками повезли в центр акушерства и гинекологии «Мать и дитя», а жизнь Николая превратилась в бесконечный забег по аптекам, магазинам, врачебным кабинетам и консультациям.

Это продолжалось уже почти месяц. Технички в «Мать и дитя» стали узнавать Иванцова в лицо, сам он помнил имена и часы работы всех сотрудников, имевших хоть мало-мальское отношение к лечению Ленки, а риск потери беременности как был, так и оставался: день получше, день похуже. На нервы это давило страшно, неизвестность угнетала хуже любых возможных ужасов и заставляла желать хоть каких-то новостей.

Именно поэтому, когда ему внезапно позвонила лечащий врач Ленки, Ирина Борисовна, и попросила срочно приехать, Николаю стало даже немного легче: хоть что-нибудь конкретное скажут.

Встретились в Ленкиной палате — Иванцовой был предписан строгий постельный режим. Николай смотрел в бледное лицо жены и совершенно не вникал в смысл того, что говорила Ирина Борисовна: просто по тону понятно было, что ничего хорошего им не светит. Отмер только на фразе «есть один выход».

— Выход? — переспросил Иванцов.

— Если мы уменьшим нагрузку на плаценту, есть вероятность, что она плотнее прикрепится к матке, станет более стабильной и шансы на то, что мы сохраним беременность, возрастут.

Звучало обнадеживающе.

— Ладно... А как снизить эту нагрузку?

Ленка залилась слезами, видимо, догадавшись.

— Три плода — это слишком много, — кивнув, словно в подтверждение того, что рыдать есть над чем, произнесла Ирина Борисовна. — Двоим будет проще.

— В смысле?.. — тупо переспросил Николай. Разум воспринимать ситуацию решительно отказывался, хотя расклад выходил вполне ясным. И страшным.

— Пообщайтесь тут, обсудите, — Ирина Борисовна вдруг заторопилась. — Если что — не переживайте: все... кхм... технические моменты решит хирург. Уберет наименее жизнеспособный плод... А двойня — это тоже хорошо, разок родила и свободна. И растить проще.

Иванцову показалось, что если она скажет еще хоть что-то, он просто заорет и набросится на нее с кулаками.

Видимо почувствовав его настроение, врач поспешно выскользнула за дверь.

— Лен, ну не плачь... — Иванцов в который раз порадовался, что устроил жену в отдельную, платную палату: хоть поговорить можно, ни ты никому не мешаешь, ни тебе. — Это ж еще не точно все. Других специалистов найдем, они подскажут... Не сошелся свет клином на этой Ирине Борисовне, Лен... Ты главное, не переживай, тебе вредно. Мы точно что-то придумаем...

Ленка, зарывшись носом ему в плечо, плакала без остановки, и Николай даже не мог понять, слышит ли она его. Во всяком случае, утешения его слова точно не приносили. Придумать что-то еще он сходу не мог и потому замолчал, машинально обнимая жену, а мысли уже неслись бешеным хороводом. Кому позвонить? У кого проконсультироваться? Кто из знакомых мог бы свести с нужными людьми? Да и кто они, эти нужные люди? И как они могли бы помочь?..

Медсестра, заглянувшая в палату со шприцем в железной каретке, прервала его размышления.

— Успокоительное, — тихо пояснила она, ловко загоняя иглу в плечо Ленки. Та, кажется, этого даже не заметила.

Когда лекарство подействовало, Николай уложил заснувшую жену поудобнее и выскользнул из палаты. Хотелось, конечно, остаться с ней, но нужно было заняться делами.

Дела, однако же, не клеились. Пара знакомых, которым Иванцов начал названивать едва выйдя в больничный двор, не сказали ничего определенного и по их тону было понятно, что помочь они вряд ли смогут. Потом в телефоне как назло села батарея. Но подкосила Николая даже не эта мелкая неприятность, а понимание, что звонить больше некому. Мысли обежали еще несколько кругов, и Иванцов вынужден был признать, что он в полном тупике.

Темнело.

Николай вышел на улицу, сел в машину. Хотелось рвать и метать от бессилия и страха. Уступая этому желанию, Иванцов с силой надавил на газ.

Улицы, все более темные, сменяли одна другую. Поначалу заполненные машинами, они постепенно опустели, густая синева июньского вечера сменилась ночной чернотой, а Николай все так же гнал и гнал вперед. Проехал пару кругов по кольцевой, где-то въехал в город, где-то заправился, где-то останавливался покурить — и снова топил горечь и безнадёгу в дорожном лихачестве.

Темнота начала редеть, сменилась предрассветными сумерками, когда вконец измученный Иванцов сам не зная как выехал на площадь Свободы. Это место Николай любил: красиво тут, празднично, народ творческий тусит — и споют, и сыграют, иногда вполне достойно. Правда сейчас Николаю было не до веселья. Да и холм Немиги был пуст — еще бы, пять утра. Только устремлялись в светлеющее сизое небо башни двух церквей: Святодухова православного собора по левую руку и католического кафедрального — по правую. Особо верующим Николай не был, но тут испытал какой-то смутный порыв: припарковаться да и сходить — хоть к православным, хоть к католикам, лишь бы где-то выпросить помощи. Порыв, однако, тут же угас: «Закрыто все, небось, рань ранняя...»

Светофор как раз перед машиной Иванцова загорелся красным, вынуждая остановиться почти посередине между двумя храмами.

— Я Тебя никогда ни о чем не просил... — вдруг прошептал Николай, оглядываясь то на один храм, то на другой. Слова рождались сами, будто кто-то нашептывал их, подсказывая. — Я, может, не такой уж хороший человек. Я даже не сильно верю, что Ты есть... Но если есть Ты или хоть что-то там, наверху, есть — помоги. Просто как мужик прошу, помоги. Жене, мелким этим... Сделай что-нибудь, ну будь Ты человеком...»

Тут внутренний подсказчик затих. Иванцов подумал было, что странно говорить Богу «будь человеком»: Он им уже, вроде как, один раз был и повторять это, похоже, не собирался... Но тут светофор переключился на зеленый, и Николай снова от души газанул.

Уехал, правда, недалеко.

Рыжее пятно выскочило как из ниоткуда буквально в паре десятков метров от машины.

На реакцию Иванцов никогда не жаловался: втоптал педаль тормоза в пол — ремень безопасности жестко передавил ребра. Машину дернуло, и она в конце концов встала, быстро, но все же куда дальше, чем через необходимый десяток метров.

Николай, не сдержавшись, выругался: мало ему мрака в жизни, теперь еще кота задавил!

Включил аварийку, отстегнул ремень и рывком распахнул дверцу, уже загодя настраиваясь на вид покалеченной тушки.

«Хоть бы уж сразу насмерть, чтоб не мучилась животина...»

Но кота не было. Не было вообще ничего, кроме асфальта и идеально чистых шин и бампера его машины. Иванцов не поленился даже: встал на четвереньки, заглянул под днище — мало ли... Но и под днищем машины не обнаружилось ничего примечательного.

«Глюки ловлю, — решил Николай, поднимаясь с колен и возвращаясь в машину. — Ну да, ночь же не спал, стресс, депрь, «вот-это-вот-все», как говорит Ленка... Хорошо хоть никого вокруг нет, влетел бы в ДТП...»

— Так, ладно, намек понят, — обращаясь неведомо к кому, вслух произнес он. — Жизнь дороже, лихачить прекращаем, садимся за руль и едем домой как примерные граждане, не превышая, не обгоняя, не...

— Мяфффф!

Иванцов, успевший вернуться в машину и пристегнуться, дернулся так, словно его ударило молнией.

— Твою же матерь! Так вот ты где, поганец!

Кот действительно оказался рыжим. А еще очень крупным, пушистым и крайне наглым. Он плавно перетек с заднего сиденья, на которое успел, видимо прошмыгнуть, пока Николай осматривал машину, на переднее, рядом с водительским. Потянулся к Николаю усатой мордой, обнюхал. Затем поставил передние лапы на бардачок и требовательно мяукнул — ни дать ни взять, скомандовал старт.

— А больше ты ничего не хочешь?!

— Мя-яу!

— Да иди ты в баню, никуда я тебя не повезу! Только котов катать мне не хватало для полного счастья!

— Мя-я-у-у!!

— Вали отсюда, сказал! Скажи спасибо, что жив остался!

Иванцов потянулся было, чтобы открыть пассажирскую дверь и выгнать наглую тварь вон, но неожиданно столкнулся взглядом с золотистыми кошачьими глазами и замер, как под гипнозом.

— А может, ты это, потерялся?.. — пробормотал он, опуская уже протянутую было к двери руку. — Вон красивый какой, толстый... Явно же не на помойке такие телеса нагулял...

— Мяу!

— Тебя, наверно, ищут...

— Мяу!

— Ладно, поехали, покатаемся вокруг, может, хозяина твоего встретим...

О том, как и где он собрался искать, встречать и опознавать хозяина кота, Иванцов почему-то не подумал. Равно как и не размышлял особо, куда ехать: тело двигалось словно само, нажимая то газ, то тормоз, переключая передачи, поворачивая руль...

Вокруг почему-то постепенно темнело, словно вместо разгорающегося дня внезапно наступала ночь. Да и город изменился. Чутьем опытного водителя Иванцов понимал, что он в центре города, около Дворца Республики. Но ни дворца, ни Октябрьской площади, на которой он находился, ни проспекта Независимости, по которому Николай должен был ехать, не было. Даже домов привычных не было: свет включенных фар выхватывал какие-то двухэтажные строения, то каменные, то деревянные, словно сошедшие со старинных городских гравюр. Машину то и дело трясло и подбрасывало, словно ехали они то по брусчатке, а то и вовсе по сельской грунтовке.

«В Троицкое, что ли, заехал?.. — вяло пытался сообразить Иванцов. — Да нет, мы ж с другой стороны были, по мосту не ехали... Ну-ка...»

Он притормозил, пригнулся, пытаясь разглядеть названия улиц.

Юрьевская?.. Серьезно?! Неужели в Минске такая есть?

Тут кот, о котором Николай уже как-то подзабыл, требовательно заорал и начал скрести лапами дверцу машины.

— Что, говоришь, приехали?

Дом, у которого остановилась машина, выглядел очень приятно: двухэтажный, из какого-то светлого камня, с мезонином. От улицы его отделял забор из кованых прутьев с калиткой и неширокая, метра два, лужайка.

«Ишь, красиво живут!» — подумал Николай, неловко сгребая кота в охапку: неудобно бы получилось, если бы он позвонил в колокольчик у калитки, а рыжий негодник куда-нибудь смылся. Так хоть есть, что хозяевам предъявить: не ваше ли, мол, сокровище?

На звяканье колокольчика в доме зажегся свет — странный, зыбкий, будто от керосиновой лампы, и дверь открыла горничная. Настоящая, как в кино, в темном платье, белом переднике и с наколкой на голове.

— Извините... — заговорил было Иванцов, но тут кот вырвался у него из рук (силы, как в кабане, в паршивце!) и шаровой молнией понесся в дом.

— Стой! Простите, девушка, он...

— Бургомиструшка! Вернулся, пропажа!

Восклицание горничной убедило Николая, что кот, как ни странно, все же благополучно прибыл именно к себе домой.

— Так это ваш? — на всякий случай уточнил он.

— Наш, наш! Вчера за господином доктором, как всегда, на приемы увязался и пропал. Василий Данилович очень расстроился!

Не успел Иванцов удивиться тому, что какой-то «господин доктор» (участковый из поликлиники, что ли?!) ходит на визиты с котом, как внутри дома снова раздались шаги.

— Клара, кто там?

Голос у говорящего был приятный, негромкий, но глубокий. Симпатичным оказался и он сам: старик лет семидесяти, но крепкий, с белой шкиперской бородкой. Только одет странно: как в кино про старые времена — то ли сюртук это, то ли как называется...

Впрочем, после «Лепрекона» Николая было сложно удивить необычным внешним видом: заведение, видимо из-за названия, уже давно облюбовали ролевики. За ними подтянулись реконструкторы, любители городских квестов и настолок, толкинисты, уличные музыканты и художники, так что Иванцов насмотрелся и на рыцарей, и на эльфов, и на волхвов и на всякого рода богему. Правда, такие как этот дед пока к нему не наведывались.

— Бургомиструшка нашелся, Василий Данилович! Этот господин его принес.

— А-а, здравствуйте, здравствуйте! — Василий Данилович подошел ближе к двери, старомодно склонился в легком поклоне. Опешивший Иванцов заметил, что в руке старик действительно держал керосиновую лампу. — Премного вам благодарен за спасение нашего Бургомистра. Он, шельмец, в толпе вчера от меня отстал да и как в воду канул... Но что же вы так стоите, милостивый государь? Зайдите, уважьте старика. Сейчас чай подадут.

Николай хотел было отказаться: чаевничать в компании хоть и симпатичного, но явно очень странного, даже по меркам «Лепрекона», дедом, его не тянуло. Но потом на ум вдруг пришла их с Ленкой квартира — пустая и после сборов всех больничных вещей какая-то разоренная. Возвращаться туда решительно не хотелось. А старик улыбался и приглашал, кажется, вполне искренне...

Изнутри дом выглядел еще шикарнее, чем снаружи. Везде ковры — такие, что нога тонет, не ширпотреб какой. В одной из комнат, мимо которых они со стариком шли, Иванцов успел заметить библиотеку. И снова как в фильмах о богатой старинной жизни — стеллажи от пола до потолка, со специальной передвижной лесенкой. Чай подали в столовой — лепнина на потолке, столик с изящными гнутыми ножками, невесомые чашки. К чаю прилагался вкуснейший фруктовый рулет, присыпанный сахарной пудрой.

— Дарья, кухарка, у нас волшебница, — понимающе усмехнулся Василий Данилович, когда Николай, попробовав сдобу, не смог сдержать блаженного вздоха. — По-царски нас угощает!

— Истинно, по-царски! — подтвердил Иванцов, невольно подхватывая необычную манеру выражаться своего собеседника. — Как у вас тут все... Волшебно, что ли... Никогда не думал, что доведется побывать в таком доме!

— Хорошего человека и пригласить не жалко, — раскуривая с помощью специальных щипчиков загнутую, как у Холмса, трубку, ответствовал хозяин. — У вас доброе сердце, дорогой Николай Сергеич. Не всякий бы себя утрудил, спасая приблудного кота.

— Ну, он же такой... Классный кот, словом, — Николай смутился, вспомнив, что Бургомистра он сначала чуть не задавил, а затем решительно намеревался прогнать. И то ли из-за смущения, то ли по какой-то другой причине он не удивился, что старик знает его имя, хотя он так и не представился.

Бургомистр, лежащий на пуфе в углу комнаты, лениво приоткрыл один глаз. Определение «классный» он считал для себя явно недостаточным. «Хотя что с тебя, смерда, возьмешь»,— говорил его взгляд.

— А чем вы занимаетесь, милостивый государь, позвольте полюбопытствовать?..

Иванцов и сам не знал, как, начав с рассказа о «Лепреконе», он вдруг выложил Василию Даниловичу все: и о себе, и о Ленке, и о том страшном выборе, который встал перед ними. Пришел в себя, только поняв, что самым постыдным образом ревет, размазывая слезы по щекам ладонями.

— Ну полно, Николай Сергеич, будет... — старик протянул ему белоснежный платок, прохладный и скользкий, явно шелковый. — Тройней, говорите, супруга ваша тяжела?.. А каков же срок?

Он неуловимо изменился, подобрался, в глазах замелькал сосредоточенный интерес.

«Профессиональный интерес!» — вдруг дошло до Николая.

И в самом деле: хоть выражался старик странно, многих терминов будто и вовсе не знал — но в суть ситуации вник быстро и точно. Как врач. «Его же горничная господином доктором называла!»

— А вы... Вы гинеколог? — решился поинтересоваться Иванцов.

— Акушер, да. Не только, еще и при тюрьме нашей практикую. Но в основном по женской части. Возможно, вы слышали мое немецкое имя. Willhelm Hindenburg, — на чистом немецком произнес он. — Оно дано мне при рождении, но русскому слуху сложно его воспринимать, и со временем я превратился в Василия Даниловича Гинденбурга. Отца моего звали Daniel, как вы уж, верно, догадались... Ну да не время разглагольствовать! — Он решительно поднялся, направился к выходу из комнаты. — Идемте, дорогой Николай Сергеич!

— Куда?!

— К супруге вашей, разумеется. Я непременно должен ее осмотреть. Доложу вам сразу, милостивый государь, что эта, с позволения сказать, идея с убиением одного из детей выглядит сущим варварством! Как такое только в голову кому-то пришло! Но мы это исправим. Не так много в моей практике было троен, но свое слово, думаю, я еще скажу. Клара, плащ!

Появившаяся откуда-то горничная на ходу набросила ему на плечи темный плащ, а у самой входной двери вложила в руку толстую трость.

— Коляска ваша, я полагаю?

Именовать припаркованный у ограды Ниссан коляской было странно, но Николай уже ничему не удивлялся. Главное — что Ленке, возможно, помогут! Пусть старик и странный, но знания ведь на сыграешь — если они есть, то настоящие.

Николай разблокировал дверцы. Гинденбург, если и удивился странному виду «коляски», то виду не подал: устроился на переднем сиденье, как раньше Бургомистр. Проследил взглядом за Николаем, застегивающим ремень безопасности, повернулся, проделал то же.

— Едем!

И снова замелькали узенькие, темные, неузнаваемые улочки. Иванцов забеспокоился было: где в этом лабиринте искать «Мать и дитя», он понятия не имел, однако вскоре обнаружил, что, как и с котом, его тело словно само знает, что делать. Василий Данилович, видимо, чтобы скрасить дорогу, неторопливо травил какие-то докторские байки, и Иванцов вдруг поймал себя на том, что улыбается. Впервые за месяц.

Главный корпус медцентра — привычный, современный, возник словно из ниоткуда. Николай припарковался и поспешил за Гинденбургом к воротам, гадая, как они попадут внутрь..

Его спутник, однако, шагал уверенно, по-хозяйски, словно не замечая препятствий — и они вдруг оказались во дворе, преодолели, никого не встретив, лабиринт коридоров и наконец оказались у дверей Ленкиной палаты.

Ленка, несмотря на ранний час, не спала: полулежала в кровати с книгой в яркой обложке. «Профессия — ведьма» Громыко. Иванцов помнил, как они до колик хохотали, читая ее в первый раз лет десять назад. С той поры она так и осталась любимым семейным чтивом — может, не таким уж высокохудожественным, но накрепко связанным со счастливыми, беззаботными днями...

Теперь, правда, похождения рыжей книжной ведьмы Ленку явно совершенно не занимали: взгляд ее оставался безучастным, глаза тусклыми. Иванцов мог бы поклясться, что за все время, пока книга была у нее в руках, Ленка так и не перевернула ни одной страницы.

— Лен, привет, я тут это... — заговорил он, спешно пытаясь сообразить, как объяснить супруге явление старика в костюме, отчетливо смахивающим на воландовский.

Но объяснять ничего не пришлось.

— Здравствуйте, доктор, — Ленка положила книгу на тумбочку, приподнялась на подушке. — Спасибо, что пришли.

— Не за что, голубушка Елена Дмитриевна, — Гинденбург подошел к кровати больной, и Иванцов увидел, что плащ и трость его исчезли, сменившись белым халатом вполне современного вида. — Помогать страждущим нам долг профессиональный велит, а тут и случай такой, что грех мимо пройти...

Они все говорили, но смысл их беседы начал ускользать от Иванцова, совсем как днем, с Ириной Борисовной. Только теперь, несмотря на непонимание, у Николая рождалось четкое ощущение, что все будет хорошо. Да и в глазах Ленки разгоралась надежда — опасливая, неуверенная, но все же надежда.

Закончил Василий Данилович на том, что тщательно прощупал Ленкин живот, а затем еще с минуту просто стоял, положив на него ладонь и словно бы к чему-то прислушивался. Затем обронил что-то, судя по всему, шутливое: с хитроватой улыбкой, Ленка хихикнула в ответ, – и направился к двери.

— Что же сказать вам, дорогой Николай Сергеич, — проговорил он, когда они с Иванцовым вышли в коридор. — Состояние супруги вашей, конечно, неординарное — да это и понятно, не всякий день дама тройню ждет. Из плюсов — у нее крепкий молодой организм, она здорова, хорошо питается и живет в достатке. Телесные угрозы при беременности есть всегда, а когда ожидается рождение сразу нескольких малышей, и угроз становится больше. Но госпиталь этот, как я успел заметить, оборудован на славу, здесь есть все необходимое, чтобы ваши дети родились и выжили. Из минусов же... Елена Дмитриевна — особа впечатлительная и внушаемая... — Иванцов кивнул, соглашаясь. — И потому главный ее и ваш враг сейчас —это страх и уныние, — продолжил Гинденбург. — Нервы, Николай Сергеич, — материя тонкая, и я абсолютно убежден в прямой взаимосвязи между душевным и физическим нашим здравием. У вашей супруги эта связь еще теснее, чем у многих. Вот я поговорил с ней несколько минут, она успокоилась — и сразу — и дыхание глубже, и живот расслабился, и боли отступили. А ведь может быть и наоборот: напугай ее, введи в отчаяние — и организм разом примется за саморазрушение. А уж про эту дикость с убиениями одного из детей я вообще говорить не хочу — после такого кто угодно умом решится.

— Значит, ей просто нужен покой? — задумчиво переспросил Иванцов. Он размышлял над сказанным Гинденбургом и все больше убеждался, что слова доктора имеют под собой основание: после попадания в больницу состояние Ленки действительно стало хуже чем дома. Может, и правда дело не только в сложной беременности, но и в нервах? Ведь после разговора с Василием Даниловичем она и правда ожила!

— Не просто покой, Николай Сергеич. Ей нужна уверенность, что она и дети в безопасности, что все складывается хорошо, а если и не совсем хорошо, то ей смогут помочь. И вы уж возьмите это на себя, друг мой. Вы знаете ее лучше, чем кто-либо. Вам и думать, как успокоить ее и внушить веру в благополучный исход. Повторюсь, все шансы на вашей стороне. Не упустите их. В конце концов, вы же мужчина, кто защитит вашу супругу, кроме вас? Мужчина!

— Мужчина! Эй!

Коридор медцентра вдруг залило мерцающими синими вспышками. Фигура Василия Даниловича растворилась в них, а в глаза Иванцову хлынул солнечный свет, тоже почему-то неприятно мигающий.

— Мужчина, слышим меня?!

Иванцова сильно потрясли за плечо, и он с трудом разлепил веки. Прямо перед глазами его оказалось лобовое стекло его машины. Он сидел на водительском месте, вокруг толпились люди и изредка сигналили объезжающие место ДТП машины. Дверца авто была открыта, и в нее настойчиво втискивалась девушка в медицинской форме: трясла его и пыталась отстегнуть ремень безопасности. Синие вспышки оказались маячками «Скорой помощи». Иванцов попробовал было оглядеться, но голову было не повернуть из-за жесткого пластикового воротника, надетого на шею.

— О, есть контакт! — докторша выскользнула из машины. — Голова кружится, болит? А спина? Живот? Ребра?

Николай только отрицательно мычал, пытаясь сообразить, что произошло.

— Тогда потихоньку выбираемся и в машину. Мужики, помогите ему! — обратилась она к фельдшеру и водителю Скорой.

— Да не надо меня в больницу, нормально все!.. — попытался было возразить Иванцов.

— Ну да, не надо, — фыркнула докторша. — Потом домой к вам поедем, на ЧМТ или травмы позвонков. Что вы как маленький-то?! Осмотрят — выпустят, здорового держать не будут. Сначала тормозят на пустом месте, головой бьются, а потом лечиться не хотят!

Лежа на жесткой кушетке в «Скорой», Николай пытался сообразить, что произошло. Неужели просто сон? Такой явный, живой, несущий такую надежду... А если не сон, то что? Параллельный мир? Путешествия во времени? Гипноз? Нет, это уж РЕН-ТВ какое-то!

Мысли разбегались, тряска скорой вытряхивала их из головы, как картошку из мешка. И все же намертво засели в памяти последние слова Гинденбурга: «Все шансы на вашей стороне. Кто защитит вашу супругу, если не вы?»

***

Год спустя

– ... призрак рыжего кота.

Иванцов и Ленка, сидевшие за столиком в «Лепреконе», синхронно повернули головы к открытой настежь входной двери, из-за которой, с улицы, доносился бойкий голос девушки-экскурсовода.

«Лепрекон» был еще закрыт, и Иванцовы использовали относительно раннее время до полудня, чтобы посидеть в тишине и наконец побыть наедине. Трое мальчишек, которым недавно исполнилось полгода, были оставлены на попечение сразу двух бабушек, с воодушевляющим напутствием: «они ползут все в одну сторону».

— Пойдем, послушаем? — Ленка хитровато улыбнулась.

На противоположной стороне улочки собралась велоэкскурсия: человек десять на велосипедах под предводительством хрупкой невысокой блондинки. Девушка-гид задорно рассказывала о мистических местах в Минске, время от времени взмахивая рукой в направлении площади Свободы.

— Этот кот, Бургомистр, принадлежал Вильгельму Гинденбургу, акушеру, жившему в Минске в девятнадцатом веке. Кот сопровождал доктора на все приемы. Гинденбурга очень любили и уважали жители и особенно жительницы столицы. На его похороны пришло несколько десятков тысяч человек. Славный человек был, в общем. А Бургомистр, говорят, и теперь гуляет по утрам на Немиге. Иногда, перед рассветом, водители резко тормозят, потому что котик, видно, не привык к современному автодвижению и выбегает на дорогу. Но, говорят, встретить его – к счастью. Друзья, проследуем дальше!

Они проследовали. Николай с Ленкой вернулись за столик, молчаливые, улыбчивые: за прошедший год они успели выяснить все, что только возможно, о докторе Гинденбурге, и теперь любое упоминание о нем звучало для них как привет от старого друга.

Бар начал наполняться посетителями, люди спешили по своим делам, машины сигналили...

А рыжий кот Бургомистр лежал на пуфике и ждал рассвета, чтобы снова отправиться на прогулку.

Другие работы:
+4
20:01
787
22:54
+3
Милая и добрая история, вполне хорошо написанная.
(Кажется, я знаю, как назову кота laugh)
22:54
+3
Лаконично, интересно, лёгкий слог. Плюс.
Комментарий удален
19:29
+2
Душевно)) 10-ка чёткая и смелая
20:35
+1
Отличная работа! Стиль, слог, сюжет — на высоте! Прочитала с огромным удовольствием! Спасибо, автор! Удачи в конкурсе!
10:29
На «Юбилей» похоже. С плохой стороны.
Надеюсь, хоть авторы разные.
23:28 (отредактировано)
+2
Рассказ не оправдал надежд. Сюжет так хорошо стартовал и выдохся. С самого начала понятно, что сейчас герой будет искать нужного доктора. И вот находит. Читатель в нетерпении: что же такого гениального скажет этот доктор, что сразу решит проблемы жены героя? Провести какую-то операцию, принять какое-то лекарство, переехать в другую больницу? Нет, тот заявил, что нужен просто покой. «Хм...» — думает читатель, — «это и так понятно, что рожающей женщине нужен покой». Но может тогда главный герой сможет успокоить жену каким-то хитрым образом? Ночи с ней проводить, музыку включать, сказки читать, ну хоть что-то делать. Но вместо этого ГГ попадает в аварию, что, по идее, должно совсем лишить его жену покоя! А потом сразу happy end безо всякого продолжения.

Такое ощущение, что автор старательно описывал кота (и у него это отнюдь неплохо получилось), а потом взял и махнул рукой: «Продолжать сюжет? Да зачем...».
21:56
-2
Алла Пугачева 20 апреля родилась. Про нее нужно было вспомнить из вежливости.
10:06
Хороший добрый рассказ.Очень рад, что он прошел первый тур.
Удачи автору!
Загрузка...
Светлана Ледовская

Достойные внимания