Рыба фугу

С самого рождения развивался Искандар несоразмерно своему возрасту. В четыре месяца сделал первый шаг, в шесть произнес первое слово. Это было в день, когда мама завязывала шнурки на его первых ботиночках. Малыш вырвался из рук и выпалил твердо: «Я сам!» Программу средней школы он сдал экстерном на втором году обучения, чем немало порадовал свою учительницу, теперь он не баламутил класс и не задавал ей беспрестанно вопросы, связанные с гидравликой (в первой четверти он увлекся воздухоплаванием) и проблемой объективности и субъективизма человеческого восприятия окружающего мира.

Искандар мечтал, как и все дети его возраста, в этом он ничем не отличался от остальных мальчишек, о космических полетах. Он хотел изучать проявления жизни на других планетах. И это не были мечты о быстром беге паралитика, заключенного в инвалидное кресло, он отличался хорошим здоровьем и крепким телосложением. Но, к четырем годам понял, что о небе можно мечтать бесконечно, тем более с современным развитием технических возможностей. Прикинув, что до соседних галактик ему удастся добраться только к глубокой старости, он, втайне продолжая вздыхать о звездах, обратил взор на вещи более приземленные.

К окончанию старших классов Искандар успел прочесть все книги небольшой библиотеки их провинциального городка, ознакомиться со всеми периодическими изданиями, приходившими к ним не только из столицы, но и со всех уголков света. Он изучил все доступные ему труды философов и натуралистов, физиков и химиков, математиков и психологов. Прочел литературные шедевры мировых классиков, изучил культуры разных стран, для чего ему пришлось освоить самостоятельно девять иностранных языков, и к пятнадцати годам понял, что ему невыносимо скучно в своем родном малайзийском городишке, куда даже журналы доходят с полугодовым опозданием, если доходят вообще.

К тому же ему тяжело было общаться с людьми. Зачастую его просто не понимали. В результате он впал в такую глубокую меланхолию, что в течение года отказывался выходить из дома и, запершись в комнате, перечитывал «Героя нашего времени» в оригинале, проводил аналогии между своим душевным состоянием и Печорина, и все больше впадал в уныние. Когда мать известила почти всегда отсутствующего супруга о болезненном состоянии сына, тот, отмахнувшись, сказал, что все гении таковы, и что это пройдет, как только подойдет к концу пубертатный период их ребенка. Так оно и вышло. Хотя абсолютно точно, что спасло Искандара от затворничества: гормоны или яркое событие в их городке, всех до одного выбившее из привычной колеи, судить трудно.

А произошло нечто действительно странное. Служитель местного католического храма пророчил, будто их город почтил своим присутствием антихрист. И многие предпочли поверить. А пока Искандар читал в своей комнате и предавался невеселым мыслям. Утверждая, что он гниет от скуки, юноша не жаловался на банальное отсутствие занятий, их можно было найти великое множество. Наоборот, с каждым днем он приходил к выводу, что человеку отпущен слишком короткий жизненный срок, чтобы он, то есть Искандар, успел исполнить все свои замыслы. Он обладал огромной тягой к познанию, но мир как назло ограничил его скудными условиями. Его отец хоть и занимал должность главного технолога на местном парфюмерно–косметическом заводе, однако оплатить учебу своего отпрыска в высших учебных заведениях Европы не мог. И более того, старшему сыну предназначалось продолжить дело отца, то есть окончить химический институт в Куала–Лумпуре и вернуться, чтобы начать карьеру в заводской лаборатории. Это значило, что он должен был сказать нет космическому судостроению, нет астрономии, нет карьере социолога или переводчика дипломата. Или Искандар мог сам выбрать свою судьбу, сбежать из дома и жить так, как ему хочется, но тем самым навлечь проклятие отца. Пятнадцатилетнего паренька удручала необходимость нелегкого выбора.

Он слонялся по городу неприкаянной тенью или пропадал целыми днями в лесу. «Зачем было тогда рождаться, если не можешь исполнить то, ради чего появился на свет?» – С горечью размышлял он. Иногда его утешало, что все-таки ему удастся добраться до редких книг в центральной библиотеке во время учебы в институте. «Но ради чего?» – Спрашивал он самого себя, находясь в мрачном расположении духа, ведь все равно придется состариться на заводе, существующем, чтобы продавать людям химеры на самый разнообразный и изысканный вкус. Когда в город провели интернет, Искандар был вне себя от счастья. Спустив за неделю отцовскую месячную зарплату, он не обнаружил там ничего нового о мире, лишь досужие вымыслы и сплетни, и навсегда разочаровался в сети, изобилующей молодежными тусовками и развлекательными сайтами. Со словами «с меня хватит!» он закрыл на ключ дверь в свою комнату. Напрасно мать уговаривала его выйти, напрасно отец стучал и требовал повиновения. Их сын был непреклонен.

Когда на подоконник упал первый луч света, пробившегося сквозь плотные тучи, ознаменовавший конец сезона дождей и начало зимы, во все дома их поселения пришла необычная и пугающая новость. Искандар, читавший в пятьсот сорок восьмой раз свою любимую книгу, прислушался к разговорам соседей, проходивших под окном. Сначала он подумал, что люди подтягиваются на состязания по запуску воздушных змеев, и хотел продолжить свое занятие. Но тут он услышал, что речь идет о каком-то демоне, и ему стало любопытно. Искандар перегнулся через раму и всмотрелся в пеструю толпу, суетливо пробегавшую под его окном. Юноша не заметил ни одной вывернутой наизнанку рубашки, а ведь все знают, что если, из дома вышел мужчина в рубашке с торчащими швами наружу, он идет по важному чуть ли не торжественному делу. Наоборот, все как уличные торговцы, заслышавшие о сборщике налога, собрались спешно. Повсюду мелькали нелепые домашние тапочки, мятые рубашки, наспех накинутые на голову платки. Снизу на уровень второго этажа поднимался нарастающий гул безумного смешения множества языков и наречий. Казалось, весь их многонациональный город возбудился, как осиный улей, скинутый в яму с гадюками.

Искандар прервал затянувшееся затворничество и поспешил к храмовому дворику, куда стекался весь народ. В то утро пронесся слух, что у Суори начались схватки. Суори, молодая малайка, успевшая, несмотря на свои юные лета, родить уже четверых детей, забеременев пятым, обнаружила, что на этот раз все идет не как обычно. Неприятности сыпались на нее одна за другой. При ее появлении на ферме коровы переставали давать молоко, шерсть у кошек становилась дыбом, собаки начинали бешено лаять, зеркало, стоило ей в него посмотреться, разбивалось вдребезги, любая техника, вплоть до калькулятора, немедленно выходила из строя, и в конце концов у бедной женщины стали сдавать нервы. Местный священник взял Суори под свою опеку и приютил в храме, после того как христианские соседи начали поговаривать, будто в Суори вселился дьявол.

И надо же было так случиться, чтобы антихрист, коим все прозвали ребенка, едва он успел родиться, появился на свет как раз в праздник Дипавали, означавший торжество истины над ложью, света над тьмой, добра над злом. «Никак дьявол решил подшутить над вами». – Хмыкнул Искандар, вставший в первых рядах толпы, но никто его не услышал, было шумно. Священник просчитался, решив, что если мать родит ребенка на глазах у всей толпы, то все разом уверятся, что были неправы, ведь с матерью и ребенком все в порядке. Получилось как раз наоборот.

С утра Суори, не воспринимая реальность, начала громить храмовую мебель и, разражаясь проклятьями, пускать пену изо рта. К моменту рождения младенца никто уже не сомневался, что Суори подверглась влиянию злого духа. Ребенок, еще не выйдя из утробы, начал кричать так, что у присутствующих заложило уши. Когда же его смогли увидеть, антихрист осмотрел мир ядовито-зелеными глазами серьезно, с выражением собственного превосходства, и остановил взгляд на статуе Будды, после чего последняя разлетелась на мельчайшие осколки, которые нанесли увечья тем, кто стоял рядом. И тут толпа пришла в движение. Люди возвестили священника о том, что мальчика необходимо немедленно убить. Священник поднял руку, призывая собравшихся сохранять спокойствие, которого у них уже давно не было. Искандар смотрел на происходящее как на странный сон.

Непонятно отчего ему вдруг представилась картина, заслонившая собой все события, доходившие теперь до него как издалека. Ему виделся Александр Македонский, сраженный при осаде крепости. Стрелы торчали из молодого тела. На рубленых ранах вскипала бурая кровь, царской мантией накрывавшая грубые камни. Рядом с ним был его друг, сражавшийся с Александром бок о бок, охваченный паникой и отчаяньем. Вокруг летали тучи стрел, но гетайру было не до них. Он сжимал обмякшую руку друга с надеждой. И когда в остекленевших глазах полководца отразилось пустое, безоблачное небо, Искандар вместе с гетайром сорвался в бездну отчаянья и горя. Они разрезали плечами плотный, свистящий воздух, и он, и эллинский воин с крепостной стены, не в силах пережить чего-то страшного. И тогда из груди юноши вырвался вопль, заставивший толпу мигом примолкнуть. Искандар, находившийся под властью видения, был уверен, что его жизнь тоже потеряет всяческий смысл, и мир станет черно-белым и плоским, окажись зеленоглазый малыш в руках обезумевшей толпы. Он шагнул вперед и, заслонив ребенка, заявил: «Оставьте его, он абсолютно нормален». Услышав непоколебимую уверенность в его голосе, народ перестал гудеть. Искандар как юный гений пользовался уважением и авторитетом среди тех, к кому он теперь обращался. Вовремя подоспевший служитель культа приказал толпе расходиться. Таким образом, Даммар остался жив.

Младенец развивался сверхъестественно быстро, и уже к четвертому году жизни подмышками у него стали расти волосы. К шести начал брить бороду. Можно сказать, что вырастил и воспитал мальчика Искандар, взявший его под свою опеку с того самого дня, как Даммар разрушил статую Будды. Научил читать и писать и рассказал все, что успел узнать сам. Даммар быстро впитывал знания, и к пяти годам уже ничуть не уступал своему воспитателю и единственному другу. В условиях отчужденности способность к рефлексии развивается быстро. А местные жители так и не приняли мальчика. Но он не страдал от этого, ведь с Искандаром было намного интереснее, чем с ними. Вместе они ходили купаться на реку, играли с псом Фрэнсом, пекли лунные пряники и гуляли по улицам, зажав в руках бумажные фонари на традиционный китайский праздник. Втроем со священником они украшали храм, расставляли масляные лампы в храмовом дворике и выпускали на волю белых голубей на Весак. Этот праздник был особенно близок им по духу, это был день рождения, просветления и погружения Будды в нирвану.

Когда Искандару исполнилось восемнадцать лет, отец решил, что ему пора обзавестись своей семьей, и отселил его в отдельный домик на окраину. Однако сам он о женитьбе не думал. Все свое время проводил с Даммаром. Вместе они собрали мощный телескоп и изучали далекие созвездия, воплощая давнюю мечту Искандара о небе.

Вскоре старший друг помог Даммару перенести вещи к себе в дом, ведь так было удобнее. Никто не удивился этому – ребята всегда были «не разлей вода», и никто не сомневался, что так оно и будет. А друзьям теперь ничто не мешало ночи напролет разглядывать горящие хвосты комет, колючие солнца чужих галактик и клубки звездных туманностей, пить литрами кофе и, вконец утомив глаза, мирно засыпать тут же у телескопа под умиротворяющий шелест листьев за окном. Они настолько углубились в исследования, так много объединяло их, что казалось, будто оба совсем забыли о других людях. Пока Даммар не начал взрослеть.

Однажды Искандар, прибираясь в комнате друга, обнаружил целую стопку мужских журналов с откровенными фотографиями. Дрожащими пальцами от нарастающего гнева он так быстро пролистал один из журналов, что порвал страницы в нескольких местах. Никогда он раньше не задумывался о том, что когда-нибудь его единственный друг и ученик станет интересоваться женщинами. С неистовством греческого полководца он бушевал весь вечер, убеждая Даммара, что подобные вещи разрушают умы молодых людей, и что официальная религия Малайзии запрещает порнографию. И в этот момент его ничуть не смущало, что на улице, где он вырос, благодушно соседствовали три храма разных конфессий, а религия в данном случае означала его собственные убеждения.

Он сгреб глянцевые издания в охапку и выбросил их. Даммар равнодушно смотрел, как цветные картинки летят в мусорное ведро, если бы туда отправились фотографии жуков, расстроился бы в разы больше. Надо сказать, что к людям он относился как к чему-то далекому и к нему не относящемуся. Причиной тому были отношение неприятия его жителями их городка, ограниченный круг общения и некоторые сверхъестественные способности, свойственные Даммару. Искандар же принял эту историю настолько близко к сердцу, что поспешил уйти, дабы Даммар не заметил его слез. Впервые в жизни Искандар плакал. Мучительное чувство одиночества рвало его душу, вгрызалось в сердце. Все оказалось бессмысленно и пусто. Выпестованный с пеленок Даммар покинет его и женится на какой-нибудь миловидной девушке, а он… Он навсегда останется один с опустошенным сердцем, убитым отчаяньем и горечью. Погруженный в тяжелые раздумья, Искандар сидел под ветвями векового бука, росшего посреди пустого поля, и смотрел на далекие огни чуждого ему города, чуждых людей, где никогда не сможет найти того, кто был бы ему так же дорог. В бок уткнулось что-то холодное и влажное. Кто-то протяжно зевнул и заскулил. Рядом Фрэнс дружелюбно вилял хвостом. Подняв голову, Искандар увидел, как на землю опустился Даммар.

– Прости меня, – сказал он, – я не думал, что ты обидишься.

– Это естественно, – с горечью отозвался его друг, – все когда-нибудь обзаводятся семьей.

– Я думал, это тебе полагалось обзавестись своей. – Натянуто улыбнулся Даммар.

– Ты – моя семья. – Тихо произнес Искандар. А Фрэнс шумно вздохнул, уткнувшись в ладонь хозяина.

***

Искандар проходил дистанционное обучение в столичном институте. К его девятнадатилетию друзья сравнялись по уму и физическому развитию. Даммар выглядевший теперь совсем взрослым, стал полноват, на голове его красовалась черная шапка кудрявых волос, и только ярко-зеленые глаза смотрели совсем как в день его рождения: серьезно и с выражением собственного превосходства. Он позабросил почти все свои шалости, так любимые им в детстве и приводившие в тихий ужас соседей. Перестал морить ультразвуком кур, не заставлял собак лаять и скулить ночь напролет. И только от одной привычки он не смог отказаться: Даммар любил завязывать узлом телевизионные антенны на крышах усилием воли. Он оправдывался тем, что телепрограммы засоряют мысли, и смотреть их вредно.

Однажды Искандар, прогуливаясь по центральной улице мимо единственного в их городе кинотеатра, остановился у афиши премьеры фильма «Рыба фугу». Он очень любил кино, сам не знал почему, ведь мог рассказать развитие сюжета уже на седьмой минуте, но все равно смотрел как зачарованный. Рядом с кассой среди молодежи он увидел лицо индианки, на мгновение показавшееся ему знакомым. Кажется, они вместе учились. Когда-то. Заметившая его девушка глянула на него вопросительно и слегка свысока, а затем снова повернулась к подругам. А Искандар все стоял и смотрел и никак не мог вспомнить, где же они учились вместе: то ли в начальных классах, то ли в старшей школе…

Почувствовав, что давно перешел рамки приличия, он приблизился к уже начавшим перешептываться девушкам и спросил. Варис, так ее звали, сказала, что совсем его не помнит, ведь несколько лет она училась в другом городе, а теперь работает в отделе маркетинга косметического концерна. Она со скучающим видом вручила ему свою визитку, после чего девичья компания удалилась. Искандар стоял и недоумевающее рассматривал картонку с названием предприятия, на котором работал его отец. И что же делать с этим телефоном, который здесь написан? И с этим случайным глупым знакомством? Разве что… сходить в кино? Искандар поморщился. И слушать полдня о кремах, духах, салонах красоты, модных платьях и прочей ерунде, какой ему досаждают знакомые? Нельзя сказать, что девушки Искандару не нравились. Его притягивала их гибкость и грациозность. Забавляло смотреть в восторженную бездонную черноту глаз, когда он воспевал их красоту, и слушать мелодичный смех, когда Искандар шутил. И ему нравилось, как они смущались и робели при попытке их обнять.

Пойти в кино Варис согласилась. Кинолента рассказывала о группе студентов-китайцев, пропагандирующих свободную любовь, обладавших своеобразным взглядом на жизнь и употреблявших наркотики. Молодые люди отправились в поход на водопады, чтобы там отпраздновать день рождения одного из персонажей и устроить грандиозное пиршество, частью которого было традиционное японское блюдо из ядовитой рыбы фугу. Считается, что правильно приготовленная рыба вызывает эффект, схожий с наркотическим опьянением. В результате на водопадах они попали в невероятное мистическое приключение с монстрами, зомби и дикими клыкастыми псами-вампирами, что в конце оказалось банальным бредом, вызванным ядом экзотической рыбки. Все еще слегка оторванные от реальности, Варис и Искандар вышли из кинозала под мягкий свет бумажных фонарей. Свежий вечерний ветерок раздувал длинные волосы Варис. Разноцветные огоньки мерцающих вывесок сыпались бликами на ее черные локоны и делали улыбку еще ослепительнее, когда она засмеялась над предложением Искандара сходить на водопад.

С гулко бьющимся сердцем он убеждал девушку, что он видел в точности такой же водопад в пяти километрах от города. Он был готов на ходу сочинить что угодно, лишь бы не выпускать из виду ни хрупких плечей под тонким простым хлопком с вышивкой, ни шелковых лент ее волос, ни безмятежного черного моря ее глаз, куда под густые ресницы не долетала ни искринка ночного освещения. Варис готова была насмерть стоять, что никакого водопада, даже жиденького ручейка там отродясь не бывало. На том и договорились. Отправной точкой похода был назначен дом Варис, где в воскресенье Искандара с Даммаром уже ждали, нетерпеливо притаптывая сандалиями, хозяйка и две ее подруги. Овчарку Фрэнса они, конечно, тоже взяли с собой.

Однако не все было так безоблачно, как могло показаться на первый взгляд. Поняв, что Искандара какая-то таинственная сила влечет к Варис, Даммар загрустил. Теперь они больше не могли поговорить как прежде по душам, ведь Искандар постоянно думал о чем-то своем, уходил неизвестно куда, и стало понятно, что у друга появились секреты. Даммар не знал, как теперь быть в этой атмосфере разобщенности. Он страдал молча. К тому же у Искандара появилась бредовая идея найти водопад, который якобы должен существовать к западу от города. Не разделяя его одержимости, Даммар предчувствовал, что эта затея хорошо не кончится. Но Искандар прислушиваться к нему не стал, чем смертельно обидел друга.

Парень и впрямь был одержим водопадом. Вчерашний философ понятия не имел, отчего вдруг ему втемяшилась в голову эта затея, но он не мог больше ни спать, ни заниматься наукой, ни вообще что-либо делать. Полночи он вышагивал в нервном напряжении по крошечному кусочку деревянного пола под дребезжащий аккомпанемент позвякивании чашек на полках. Да так и уснул, прислонившись к холодильнику. Если бы Варис не согласилась пойти в поход, пошел бы вдвоем с Даммаром, если бы Даммар не захотел, пошел бы один.

Итак, когда часы показали девять, а солнце, не достигнув зенита, уже начало заметно припекать, молодежь подошла к опушке тропического леса. Лес с легкостью расступился, пропуская вперед, и тут же сомкнулся, когда последний член их группы зашел под его раскидистую тень. Со всех сторон их обступили влажные сумерки. Маслянистые листья кустарника блестели под яркими лучами, изредка прорезавшими густой мрачный воздух, оставшийся таким еще наверно со времен папоротников и плаунов, и казалось, будто маленькие округлые листочки припорошены снегом, таким контрастным был этот свет. То и дело путники отодвигали налипавшие на лицо и руки трухлявые кружева вьюнков и паутины. В тишине леса гулко зудели мухи, шептались высоко над головой деревья, и откуда-то издалека долетали звуки льющейся воды.

Первыми по узкой тропке, а иногда по ее отсутствию шли Искандар и Варис, а следом лениво, по-медвежьи, плелся Даммар. Позади него, чуть поодаль, но в пределах видимости семенили подружки Варис. Они слегка побаивались Даммара. Никто так и не смог сказать, когда точно они оторвались от остальных. Просто, когда Искандар посередине пути обернулся и спросил Даммара, где девушки, тот удивленно пожал плечами. Их принялись искать. Пошли обратно, свернули вбок. Звали девчонок по именам, но голоса тонули в зыбком сине-зеленом мареве, похожем на толщу воды в аквариуме, и вскоре они поняли, что так же как рыбы лишь беззвучно раскрывают рот.

Варис нервно хватала парней за руки и просила придумать хоть что-нибудь. Ее начала бить мелкая тряска, но Искандар неумолимо вел их по одному ему известному пути, становившемуся все извилистей и трудней. Варис, уже давно старавшаяся подавить спазмическими волнами подкатывающий страх, сдала. Ее пугали шелест вокруг, неясные шорохи и вздохи, доносившиеся из листвы, скрипучие крики невидимых птиц заставляли вздрагивать и крепче сжимать ладонь Искандара. Ей все время казалось, что вот-вот из-за куста выскочит клыкастая собака с кровавой пеной у рта, как в недавно виденном фильме. Но глядя на твердо сомкнутые губы приятеля, она молча шла рядом. Больше всего она боялась, что он сочтет ее трусихой. Теперь, когда подруги потерялись, и они остались втроем, ей безумно хотелось бежать. Назад в город, за крепкие стены дома, за прочную дверь комнаты, к повседневным простым и понятным занятиям. Но приходилось идти дальше. Идти до конца.

Плотная стена листвы расступилась, и перед ребятами предстала колоссальная толща воды, срывавшаяся с черной скалы, той воды, которая невидимая давно шумела, как море в ракушке, в ушах ребят. К водопаду было не так уж легко подобраться. Скользкие черные скалы в облаке искрящейся водной пыли не давали возможности спуститься, не поскользнувшись. А там внизу могло быть все, что угодно: острые камни, бурное течение, мощный водоворот. Пока они размышляли, как же быть дальше, незаметно вокруг сгущался мрак. И воздух становился нестерпимо густым и смрадным. Заскулил Фрэнс.

Варис, дрожа всем телом, крепко прижалась к Искандару. «Мне здесь не нравится» – Едва слышно проговорила она, стуча зубами. Пес, как безумный метался вокруг, и все разом ощутили чье-то присутствие. Фрэнс присел, и, вытаращив глаза в пустоту, завыл. Варис закричала и тут же осеклась. По телу неслись волны электрического зуда, как будто они прислонились к стене под напряжением – ни пошевелиться, ни оторваться. «Пойдемте скорей отсюда!» – Потянула Варис за рукав приятеля. «Забирай собаку и уходи! – Приказал он, – там виден вход в пещеру, я пойду дальше.» Тяжелое ударении пало на последнее слово. Варис отступила на шаг, но не ушла. Она не могла идти по лесу одна, даже с собакой, хоть и мечтала всю дорогу повернуть назад.

Даммар впервые увидел Искандара таким. Неистовый огонь горел в его глазах, наверно он смел бы с земли Китайскую стену, попадись она ему на пути. Даммар мысленно соскользнул вниз по гладким камням, оказался в пене водоворота и умоляюще заглянул в глаза Искандара. Но тот еще плотнее сжал губы и под протяжный вой собаки начал спускаться. В ноздри ему хлынул влажный воздух, отягощенный миллиардами мелких капелек, смешанных с озоном. Зачарованно он глядел под ноги на плотные струи, огибавшие камни, на ее глянцевую поверхность, такую прозрачную и невозмутимую, что можно было усомниться, что там внизу вода действительно течет. Хотелось припасть к ней губами, чтобы удостовериться, что это правда, чтобы ощутить ее холод, ее свежесть. Искандар спускался все ниже и, наконец, вплотную подошел к водопаду. Брызги осыпали его лицо, одежда насквозь промокла, но Искандар чувствовал себя таким счастливым, как никогда. Безумное ликование переполняло его грудь, и лишь смутно он все еще помнил, что где-то там, далеко вверху его ждут испуганные друзья. Искандар стряхнул тапки и нырнул. Вода оказалась даже холоднее, чем он думал. Ее плотные потоки схлопнулись над его головой. В прозрачной воде Искандар сделал несколько гребков, разглядывая дно, и вынырнул.

Он сразу почувствовал, что что-то изменилось. Поднял голову вверх, но ни Даммара, ни Варис не увидел. И как бы высоко он не вытягивал шею, никого не было видно. Лишь сине-зеленые листья, скалы и холод воды. Искандар поспешил вскарабкаться вверх, несколько раз он срывался обратно и порезал руку. Но и здесь тоже их не было. Искандар звал друзей, но ему никто не ответил. Тогда он побрел в сторону дома, вышел из леса, но местность показалась ему незнакомой. Все было не так, и юноша усилием воли сдерживал панику, готовую прорваться отчаянным воплем. Хотя его никто бы не услышал, ведь на месте их поселения он обнаружил голую равнину, окольцованную покрытыми лесом холмами. Что-то случилось и со временем: сколько бы он ни шел, солнце всегда оставалось в зените. Мысли Искандара хаотично прыгали, путались, и теперь он уже с трудом понимал, зачем и куда идет. Он смутно вспомнил о каком-то глупом фильме и о том, что с утра ничего не ел.

Желудок Искандара жалобно заурчал, юноша споткнулся и, оглянувшись, обнаружил на дороге зажаренную тушку рыбы, источавшую умопомрачительно аппетитный аромат. И тут Искандар начал догадываться, что попал не то в другое измерение, не то в другую реальность, в общем, туда, где мысли с их осуществлением не разделены временным сопротивлением. Он обрадовался. Поначалу. И сразу пожелал, чтобы Даммар оказался рядом. Но по неизвестной причине все исполнялось, но только не это. Охваченный тяжелым предчувствием, он побрел дальше. По пути ему встречались люди, но никто не мог ему ответить, где он находится, где его город и на вопрос о кудрявом юноше с ярко-зелеными глазами они только качали головой. Искандар ради интереса загадал стать египетским фараоном и полдня забавлялся над почестями, оказываемыми ему египтянами, так как мгновенно оказался в роскошном дворце. Многие подумали бы, что Искандар попал в рай. Однако сам он решил, что оказался в каком-то извращенном узилище, где нет друзей, родных и любимых.

Несколько дней Искандар провел в неизвестном ему мире, но Даммара не нашел, хотя постоянно ощущал его присутствие. И запах лиметты. Его запах. Он все вился вокруг, шел по пятам. Искандар, еле волочивший ноги после нескончаемого пути, припал к гладкому, словно отполированному, стволу бука, так похожего на их дерево, под которым они провели много вечеров за веселой болтовней. Едва сомкнулись веки, запах лиметты стал намного острее. Юноша радостно подскочил. Никого. Горькая слеза соскользнула с его ресниц, прежде чем Искандар провалился в тягостное забытье.

Даммар и Варис не поверили своим глазам, когда Исандар, погрузившись в воду, исчез. Они пытались его звать, но кто откликнется, если он пропал, его нигде не было и сколько ни кричи, никто не ответит. Даммар попытался спуститься к воде, но те самые камни, которые будто ступени лестницы спокойно пропустили вперед Искандара, под ногами Даммара превратились в скользкую глыбу без единого уступа и зацепки. Меж тем уверенность растворилась вместе с тенью их друга на дне ущелья. От ощущения, что на нее кто-то смотрит, Варис медленно, словно механическая кукла, шарниры которой заржавели, обернулась.

Перекрывая шум воды, Фрэнс рычал и злобно скалился. Рычал он гулко, утробно и так обреченно, как это делают только загнанные в ловушку звери, которые неминуемо станут жертвой кого-то более сильного, однако готовы отдать свою жизнь только в обмен на жизнь противника. Варис мельком скользнула взглядом по обступившим вокруг кустам, и поняла, отчего переменился дружелюбный пес. К ущелью подтягивались вкрадчивыми шагами собаки, похожие на шакалов, но втрое крупнее, злее и голоднее. Они морщили широкие носы, демонстрируя хищный оскал, и обходили бочком, окружали ребят так, что единственным их спасением теперь мог стать только бурлящий водопад. Или заряженный ствол. Или бесовская сила зеленоглазого Даммара, но тот лишь непонимающе моргал, глядя на окрысившегося Фрэнса и подогнувшую трясущиеся колени Варис. Один в один те самые безумные псы, щелкавшие пастью и брызгавшие окровавленной пеной. Варис не хотела кричать. Она хотела жить, размеренно и весело, как раньше. Ходить в свой отдел, полный щебета таких же молодых девчушек, как она, гулять по магазинам с подругами, заходить в кофейню за углом дома, всегда встречавшую ароматами корицы и шафрана.

Она не сразу узнала голос, эхом скачущий между скал, надрывно вибрирующий, как случайно и грубо задетая струна альта. Голос этот послужил эстафетным сигналом для голодных собак, как выстрел пистолета перед началом забега. Это был ее голос. И звери действительно сорвались с низкого старта, взметнув мощными задними лапами землю с клочками травы. Отталкивая ими почву, они уже выбрасывали вперед когтистые передние лапы, в два счета одолевая расстояние до сгрудившихся жертв. Они щелкали клыками в нетерпеливом изнеможении, дышали зловонием падали и спекшейся крови. Первым отдал жизнь верный друг Фрэнс, на считаные секунды вставший преградой перед дикими псами. Но их было слишком много, и брызнувшая струя крови из хрустнувшего под зубами хребта быстро потерялась под мельтешением хвостов, вздыбленной шерсти и горящих глаз.

Варис попятилась назад, последние секунды жизни стали тягучими, плотными, осязаемыми, а потом мир перевернулся, на мгновение показав ей последние кадры, залитые кровью растерзанного десятком челюстей Даммара, все еще дергавшегося подо рвущими плоть клыками. А потом резко стемнело, в голову ударила ослепительная молния боли, а ноздри заполнила жидкость, сначала теплая и пульсирующая, затем все холоднее, все легче, пока не пронзила их острыми осколками льда.

Даммар очнулся в темноте, когда сквозь черные пятна в небе, находившиеся в непрерывном движении, начали проглядывать острые шипы звезд. Лес по-прежнему настороженно ухал, аппетитно чавкал, утомленно вздыхал, в общем, жил своей привычной жизнью, почти не замечая замешкавшегося гостя. Даммар грузно не спеша встал. Отряхнул многоножек, уже успевших вольготно устроиться на широком животе, смахнул пару сухих листьев, застрявших в волосах. Ребят нигде не было видно. И Фрэнса тоже. Что было после того, как его друг пропал под водой, а девчонка испугалась шевелящихся кустов? Вроде они побежали, куда их ноги несли, Даммар не помнил. Как он здесь оказался – тоже. Наверно выдохся и упал. А Варис вместе с Фрэнсом убежали дальше. Не горазд он так быстро бегать. Даммар меланхолично побрел в сторону дома, ориентируясь по звездам, и через час уже отворил грустно скрипнувшую дверь, погружаясь в холод и темноту обезлюдевшего дома.

Пять дней Даммар провел под буковым деревом один, непрерывно глядя в сторону леса, но друг так и не появился. Даммар почти ничего не ел, только изредка заталкивая в рот безвкусную черствую лепешку, оставшуюся от последнего совместного завтрака, да запивал водой из-под крана. Фрэнс тоже не вернулся. Тогда на рассвете шестого дня Даммар поднялся с корней древнего бука и пошел. Искал недолго. Почему они все вместе не могли так долго найти этот проклятый водопад? Ведь вот же он. Вот шум падающей воды. Вот искристая пена, взбиваемая его водами. Только Искандара все еще нет. Даммар подошел ближе к обрыву. Совсем близко. Конец его ботинка свесился с края. Он смотрел на бурлящие воды и вспоминал Искандара. Его улыбку. Твердую хриплоту его голоса. Солнечные дни беззаботного времени, проведенного вдвоем. Звездные ночи, пролетевшие за изучением комет, наполненные ароматом кофе и мечтаниями вслух. Даммар бросился вниз, в прозрачные глубины ледяной воды и мучительно светлых воспоминаний с мыслями, что теперь они будут вместе всегда.

В городе подруги Варис встретили заждавшихся, обеспокоенных родителей. Они рассказали, что Искандар ходил по кругу и дурил их. А посему и вернулись в город. Возненавидев всех подруг на свете, родители Варис побежали за помощью к отцу Искандара и вместе на вездеходе, отправились в лес на поиски. Но сколько не блуждали они по бездорожью, найти водопад не смоли. Он скрылся из виду, будто и не было его вовсе. Отчаявшиеся, они исколесили весь лес, но кроме полуразложившейся туши дикого вепря не нашли ничего. Тогда решили обратиться за помощью к местным властям, но те заявили, что начнут предпринимать действия спустя срок, после которого официально можно будет считать людей пропавшими, а пока родственникам и друзьям полагалось ждать, может быть, ребята объявятся сами. Но никто не объявился. Общее горе сдружило семьи, матери частенько ходили на могилы детей вместе. На пустые могилы. И только холмик Даммара постепенно зарастал ядовито-зеленым плющом.