Анна Неделина №3

Король всех котов

Автор:
Владимир Зиняков
Король всех котов
Работа №169
  • Опубликовано на Дзен

— Господин поручик — ой, виноват! — господин капитан, осмелюсь доложить, яма вырыта. Большая длинная яма, отсюда-дотуда, как вы и приказали. Прикажете вбивать колья или, это, сразу копать новую?

Капитан Флориан отвлекся от ковыряния земли носком сапога, встал с колеса мортиры, поправил треуголку и устало посмотрел на мушкетера Ганса. Запахнул роскошный капитанский плащ: почти не ношеный, черный с алой подкладкой, с блестящими эполетами — кажется, действительно золотыми. С ровной дырочкой напротив сердца и такой же — на спине.

— Вбивай, Гусь.

«Всё равно без толку».

Долговязый Ганс кивнул, тряхнув стриженными под горшок светлыми волосами. Оглянулся и тоже ковырнул башмаком землю.

— Разрешите задать вопрос, — подсказал Флориан. — Это хотел сказать? Валяй, задавай.

Мушкетер снова кивнул.

— Так точно, господин капитан. Осмелюсь спросить: что нам делать с Бартом из той роты? Он не пойми что рассказывает. Якобы он не такой, как мы. Его там ни пуля не берет, ни алебарда, ни клинок, ни паладинский Дар. Яму тоже роет плохо: копнет и стоит, болтает, пули льет.

Капитан вздохнул и перевел взгляд на свежевыкопанную яму с торчащими из нее макушками солдат. Блестящая лысина Яйца, жирная челка Ворона. И этот, драный. Тронулся рассудком, значит. М-да. Неудивительно.

Флориан попытался сделать насмешливое лицо и нарочито громко заговорил.

— Рядовой Ганс. Ты сам подумай: разве плохо, что у нас в роте есть вот такой бессмертный воин? Ни пуля не берет, ни Дар. Сказка, а не солдат. Завтра один пойдет, Имбарию завоюет, короля Мутта в цепях приведет. Ему что — он же бессмертный.

Капитан посерьезнел и продолжил вполголоса.

— А если по правде, Гусь — у него вчера имбарцы всю роту вырезали, он один остался, поэтому его к нам и перевели. Нам еще повезло, можно сказать. А он крышей двинулся. Пусть его отпустит, а вы там с ним помягче. А что копает плохо — так это заставим. Вопросы еще есть?

Рядовой мотнул головой, вытряхая песок и сухие травинки.

— Никак нет, господин капитан. То есть да. Он еще говорил, что не просто так неуязвимый, а что служит Белой Госпоже, а она ему помогает. Это ж не ересь?

«Только этого мне сейчас и не хватало».

Флориан снова повысил голос, глядя мимо Гуся на яму.

— Рядовой Ганс! Никаких таких белых госпожей… госпож не бывает. Есть Всевышний на небесах, есть Его Величество Ликон Второй на престоле Лергира — и есть просторы Лергира за нашими спинами. За это мы и воюем. Хвалю за бдительность, а теперь пошел — и вбивайте в яму колья, чтоб до темноты было сделано. За каждого убитого паладина — золотой лерг.

«Ха-ха. За каждого паладина. Не было бы страшно — было бы смешно».

Гусь по-уставному отсалютовал, сделал круу-гом и направился к груде палок, на ходу доставая тесак. Из ямы выползали товарищи Гуся: лысый коренастый Яйцо и Ворон с прилизанными маслом из пайка волосами — он был бастардом кого-то там благородного и страшно этим гордился. Флориан проводил их взглядом и снова устроился на колесе единственной целой мортиры.

Гусь, Яйцо и Ворон. Птичья компания. И Барт этот, кошак. Если его еще не начали так называть, то точно будут.

Барта перевели вчера, после той атаки имбарцев. Рота Флориана сопровождала артиллерию — две полевые пушки, три мортиры — к стенам Зенира, столицы вражеской Имбарии. Остановились между двумя холмами, которые солдаты назвали Левой и Правой Булкой. Это с намеком, где мы сами находимся. Дальше степь — мы б там оказались как на ладони. Пушки хотели ночью поднять на Правую Булку, мортиры спрятать за ней и палить по городу. Сейчас полнолуние, Зенир с Булок отлично виден. Всё по военной науке, если бы успели.

Не успели. Вчера на закате показался наш авангард, который бестолковой кучей бежал назад между Булок, на бегу выбрасывая мушкеты. Капитан, светлая ему память, орал, что всех отдаст под трибунал, назад, сукины дети, за Лергир, за короля Ликона. Без толку. Воины Лергира пронеслись мимо, крича «паладины, паладины». Флориан построил своих, дал команду «заряжай». А потом на холме показались имбарские паладины.

Он много слышал о воинах Всевышнего. Слышал и про Дар Всевышнего: в воздухе повсюду кружатся серебристые искры, которые могут видеть только паладины и некоторые священники — и наши, и имбарские. Слышал, что те, кто видит, могут ими как-то управлять. Использовать как оружие и как броню. Еще слышал всякие нашептанные страхом байки — потому что не может быть, чтоб они оказались правдой, не бывает таких людей. Не так страшен демон, как его малюют.

Оказалось, гораздо страшнее.

Просто двое. В обычных небеленых штанах и рубахах, перехваченных кожаными поясами. Ни брони, ни щитов. Ни знамен, ни эполет, ни золотого шитья — вообще ничего. Вдвоем на наш строй. Один огромный, жилистый, с двуручным мечом, на лбу шрам, брови кустистые, глаза сверкают. Второй рыжий, усы на все лицо, в левой руке — меч. Да, точно, в левой. Он и шел слева от могучего, прикрывал.

Флориан дал команду «цельсь». Дал команду «огонь». И началось.

Громыхнули мушкеты, и строй заволокло дымом. Вокруг имбарцев вспыхнул серебристый свет — Флориан вздрогнул, — а они не остановились, не промедлили даже. С ладони рыжего спорхнул серебристый дротик, и сразу двое в строю качнулись и упали лицом в землю.

Наши, выстрелив, быстро-быстро двигались в тыл, на ходу заряжая — и тут один бросил мушкет и побежал — второй, третий. Вторая шеренга шагнула вперед. Бахнула пара выстрелов без команды, и снова на имбарцах вспыхнул их зачарованный Щит. Они шли вдвоем на целую роту. С каждым их шагом падал человек — падал как подкошенный. Капитан с криком то ли «ура», то ли «курва» поднял клинок — и снова мелькнула вспышка, и он тоже рухнул, и из груди толчками била кровь.

Флориан помнил, как у него высохла слюна. Как хотел крикнуть, но горло сжалось и засохло.

А они улыбались. Тот могучий, с двуручником, скалил зубы и припечатывал каждый шаг; а рыжий — он шел чуть ли не вприпрыжку, и чуть ли не хохотал в открытую; а с его пальцев спархивали серебряные дротики, и люди падали и затихали. Сзади рявкнули «пли» — Флориан метнулся в сторону, а по имбарцам ахнула картечью «Большая Гадюка» — пушка, милость Всевышнего, пушка! — и они снова вспыхнули белесым светом. Могучий скалился, рыжий озорно улыбался — зажег на пальцах искры, создал дротик и метнул.

«Гадюку» разрезало пополам. Вот эту здоровую бронзовую дуру — пополам, вдоль, как огурец. Артиллерист рядом согнулся и заорал, окрашивая бронзу кровью. Второй тупо глянул на обрубок шомпола в руке — а потом отбросил его, повернулся и побежал.

Дальше Флориан помнил, как он его обогнал. Пятки сверкали поярче паладинского Дара, в лицо бил ветер, заходящее солнце кровавило степь, сзади что-то кричали, лязгали обломки пушек — а рядом неслись его солдаты, и Яйцо мчался впереди всех на своих коротких ногах.

Они свалились в какой-то овраг. Гусь высовывался посмотреть, не гонятся ли за ними, Ворон с Яйцом втягивали его за пояс обратно, а Флориан грозным шепотом командовал «мушкетеры, заткнулись, мать вас в душу». Так и познакомились. Он, конечно, и раньше знал подчиненных в лицо — но так, по-офицерски, без кличек. А когда из приказов только «заткнулись» помнишь — какой из тебя офицер?

Так, столичный повеса и картежник, который мечтал о военной карьере.

Он и на войну так пошел. Решил, что наше дело правое, наша армия могучая, не зря ее враги «железным штормом» прозвали. Его сразу поручиком возьмут — он же благородный. А там, глядишь, капитана убьют, Флориана повысят, мы завоюем Имбарию, ему дадут денег мешок и золота горшок, он вернется в орденах и отправится в рейд по спальням фрейлин Ее Величества.

Молодец, что сказать. Сбылась мечта дурака. И капитана убили, и его повысили, и столицу их не сегодня-завтра обязательно возьмем. Только вот доживет ли до этого светлого момента лично он, Флориан?

Вчера в овраге почему-то так не казалось.

Ну, потом в контратаку пошли наши паладины из капитула «молниеносных», имбарцы отступили, наши наступили, мы вернулись на позиции, Флориану сказали, что тот могучий с двуручником был не кто-нибудь, а ландмайстер Арнан, который у них главный паладин, и что они уничтожали нашу артиллерию, и что он, поручик Флориан, молодец что выжил — единственный офицер на всю роту, — и что спас мортиру, тоже молодец — ха-ха, спас, — вот тебе треуголка и капитанский плащ, хорошо что на нем подкладка красная, крови не заметно. Только вот если еще раз побежишь, или твои побегут, или кто-нибудь побежит — у нас есть острый топор, а вон там поставим плаху, тебя предупредили. Ищи, значит, целый лафет, ставь на него уцелевший ствол мортиры и укрепляй позиции. Приказано выжить и уничтожать вражеских паладинов. Еще раз ха-ха. Есть солдаты в роте, мушкеты в «пирамиде», алебарды в куче и острые палки в яме.

А, еще есть мортира. Ее собрали из ствола мортиры «Форель» и лафета мортиры «Дева», так что теперь это «Русалка» — и плевать что перевернутая. Только она без боеприпасов. Все бомбы имбарские паладины разрубили своими зачарованными мечами на аккуратные яблочные половинки. Новые, наверно, подвезут, а может и забыли, только вот сейчас самая козырная цель во всей роте — это он, Флориан, в своем роскошном капитанском плаще, и вот эта дура на колесах, на которой он сидит. Замечательно.

Но это неважно. В десяти шагах привязан и жрет казенный овес Сивка, конь для адъютанта, которого Флориан пока так и не назначил, потому что это тоже неважно. Важно то, что если имбарцы опять отправят в бой паладинов, чтобы доломать мортиру, то Флориан прыгает в седло и ищите-свищите. Не бегство, а ретирация в целях сохранения офицерского состава.

А потом его казнят. Как и обещали.

Потому что ему так-то не выжить приказано. Ему приказано сдохнуть, но не сразу, а чтоб отвлечь на себя вражеских паладинов — чтобы наши паладины обошли с фланга или еще откуда. Их же немного — что у нас, что у имбарцев. Человек десять-двадцать на весь их стольный Зенир. Их берегут, поэтому паладины с паладинами не воюют. Воюем мы, обычные. Нас много, нас не жалко.

Так вот: оказалось, что их роте еще повезло. За ними не послали рейтаров. В том овраге никто Флориана не искал.

А роту рядом вырезали под ноль. Начали так же: послали паладинов, сломали боевой дух — а потом догнали и добили. Остался только Кошак, то есть мушкетер Барт, которого сегодня утром перевели к ним. Долговязый, тощий, какой-то весь драный, клоки белых как вата волос топорщатся, глаза черные, дерганые и с придурью. И еще эти объяснения собственной живучести. Белая, мать ее в душу, госпожа. Ересь как есть, хорошо, что пока наверху никто не заметил. И ладно бы Барт один раз ляпнул — так он же и сейчас про нее солдатам рассказывает. Вместо того чтоб работать.

Флориан покосился на яму, на макушки солдат в ней, на Кошака. Прислушался.

Точно, так и есть. Сидит на краю, ножки свесил, языком треплет. Пули льет, как солдаты говорят. Рядом еще уселся бандитского вида черный кот с порванным ухом — тоже сидит и слушает.

Подкармливают они его, что ли?

— Сегодня ночью, — нараспев говорил Барт, — угодное ей время. Сегодня ночью Госпожа взглянет на мир из щели ущербной луны, из черного серпа на ее серебряном лике. Мы, ее певчие, жертвуем ей черных животных и черных птиц…

— Слышь, Ворон? Начинай бояться.

Это Яйцо, то есть рядовой Отто, дурачится. Чем ему страшнее, тем чаще и глупее шутит.

— Тсс. Дай послушать, Яйцо.

А Ворона, то есть рядового Кристиана, сына графа и графской кухарки, хлебом не корми, а дай послушать страшную басню. В жизни ему, что ли, не хватает?

— …но только белые кошки священны для Госпожи. Только они тянут для нее песни, когда ее дыхание стелется над блюдом мира из трещины в холме, который есть темница ее.

Н-да. Одна трещина интереснее другой. В холме, в луне. Дыхание стелется. Лет десять назад за такое слали на костер.

— Вроде тебя, Кошак? Ты тоже священный и тоже тянешь?

Барт дернул головой, будто что-то услышал. Облизнул губы и заговорил снова.

— Я — один из певчих, Отто. На меня пал ее взор. Когда Госпоже угодно, она избирает смертного и делает его королем всех котов.

— У-у-у! В Имбарии два короля: один всех котов, второй без мозгов. Славьтесь, ваше котейшество! Угодно ли меня лизнуть?

Яйцо воздел над ямой руки и дурашливо потряс лысиной, кланяясь. Флориан улыбнулся.

Барт усмехался тоже: но не шутке — а с издевкой, будто читая мысли собеседника.

— Ты сам знаешь, что я говорю правду, Отто. Ты боишься, потому что ты слышал слишком много лжи. Король котов неуязвим, потому что Госпожа создает вокруг него Щит из серебряных искр ее дыхания. Тех, которые церковники называют Даром Всевышнего. Они лгут. Не слушай их, Отто.

Так, стоп. А вот это перебор.

Флориан встал, поправил перевязь с пистолями, сдвинул брови и грозно направился к яме.

— Слушай, Барт, — встрял Гусь, — ты извини, что мы тебя кошаком называли. Ты просто похож очень. А ты сам можешь видеть искры Дара, то есть дыхания Госпожи? Ну, как паладин?

Может-может. Сейчас прямо из глаз посыплются.

— Из ямы — вылазь! Смиир-на!

Солдаты выскочили и вытянулись. Флориан грозно буравил их взглядом: дескать, вы все виноваты, что ересь попускаете.

— Рядовой Барт! Повторить, что рассказывал!

Флориан ожидал, что Кошак захочет провалиться сквозь блюдо мира во тьму: будет то краснеть, то белеть, мямлить под нос. Приготовился уже рявкнуть «не слышу, мушкетер!». Но Барт смотрел из-под белых косматых бровей и отвечал громко, по уставу — разве что слишком растягивал слова, а еще слишком нагло щурился и самоуверенно улыбался уголком рта.

— Осмелюсь доложить, господин капитан. Сегодня ночью угодное ей время. Сегодня ночью Госпожа взглянет на мир из щели ущербной луны и поразит ее врагов. Смотри: вон он стоит — а ты заслушался кошачьей песенкой и не заметил.

Что-то серебряное мелькнуло в уголках глаз. Кто-то протянул тоскливую ноту в левом ухе. От уха, мурашки по корням волос прокрались под треуголку.

Барт дернул головой, и капитан невольно повторил его жест.

На вершине Левой Булки стоял воин в серых рубахе и штанах, с мечом в левой руке. Солнце играло в его рыжих волосах.

Мать его в душу и милость Всевышнего — это ж тот, вчерашний!

— Рота! — заорал капитан. — Тревога! Стройсь!

Он выхватил из кобуры пистоль. Пороховница. Пуля. Солдаты хватают мушкеты, строятся шеренгами. Прямо за ямой, которую не успели замаскировать. Заряжают. Рыжий идет сюда, один. Сто шагов. Солдаты оборачиваются. Видят своего капитана и прячут глаза. Быстро-быстро заряжают. Я вам побегу. Я вам, сукины дети, побегу. Пыж. Шомпол.

— Барт, кошак, почему не в строю? — прошипел Флориан.

Второй пистоль. Порох. На полку и в ствол. Заряжать надо заранее, мать их в душу. Рыжий подходит. Неспешно, вразвалку — чего ему бояться? Пятьдесят шагов. Пуля.

— Без команды не стрелять! — крикнул капитан.

Хорошо. Спокойно. Бежать поздно. Один раз в потемках прошло — второй не пройдет.

— Флориан, — забормотал Барт, — я нужен тебе здесь. Я твой проводник на пути к Госпоже. Не ищи коня. Тебе нельзя убегать.

— Что?

Барт понизил голос до еле различимого шепота.

— Выдай первой линии алебарды. Они нанесут первый удар. До тех пор не стрелять. Не бойся, капитан Флориан. Сегодня ты не умрешь.

В глазах снова заискрилось. В ушах затянули трель. На мгновение показалось, что глаза Кошака из угольно-черных стали зелеными, горящими, с вертикальными щелями зрачков.

Флориан мотнул головой.

— Барт, ты правда еретик? Колдун?

Кошак прищурился. Его глаза были черными.

— Я певчий Госпожи.

Чушь, чушь как есть.

— Рота, — крикнул Флориан. — Первая шеренга. Алебарды на плечо!

Рыжий приближался. Зачарованный меч в его левой руке сверкал серебристым огнем. В правой паладин помахивал увесистым мешком. Он открыто усмехался, глядя, как задние шеренги передавали первой алебарды. Гусь замер впереди, сжимая древко. Ворон и Яйцо целились из-за его спины.

Капитан закатил в ствол пулю, забил пыж и убрал пистоль в перевязь.

— Видишь ли, Флориан, — так же тихо продолжал Барт, — дыхание Госпожи медлительно как кошачья песнь в ее честь. Когда бойцы ударят сверху алебардами, и над паладином засверкает Щит, стреляй по его ногам.

Солдаты пятились. С каждым шагом имбарца строй отшагивал назад. Они не бежали — пока; но стоит ему дернуть рукой, стоит сказать «бу»…

Слова застывали в гортани. Приказы не шли на ум. Флориан вцепился в рукояти пистолей, сдавил их, сцепил зубы — и тоже невольно пятился, не отрывая от имбарца взгляда.

— Ну здорово, железный шторм королевства Лергир, — на имбарский манер «окая», произнес рыжий. — Ямочки копаете?

— Не зевай потом, капитан, — шептал над ухом Барт. — Ты должен оборвать его жизнь. Именно ты.

Рыжий улыбнулся еще шире. Он подошел к яме вплотную и стоял в десятке шагов от строя.

— Не здороваетесь, солдатушки? Обиделись, чай? Ну, будет вам. Я ваших дозорных встретил, побалакали. Тоже не здоровались.

Имбарец тряхнул мешком. Две отрубленные головы мелькнули в воздухе, сверкнув неподвижными глазами, и глухо скатились в яму.

Флориан похолодел. Он нутром чувствовал, как у солдат дрожат поджилки, как они хотят побежать, но боятся даже на мгновение повернуться спиной к имбарцу. И он — он тоже не отрываясь смотрел на врага: как солнце золотит его рыжие усы, как по штанине — там, где он нес мешок — сбегает подсыхающая кровь; а к светящемуся клинку стекаются серебряные искры. Или это казалось?

— Паладин королевства Имбария! — во весь голос крикнул Флориан. — Я, капитан Флориан, предлагаю обсудить условия капитуляции. Мы оставляем оружие, боеприпасы и провиант, после чего проводим ретирацию. Кроме этого, к Имбарии переходит лергирская мортира «Русалка» в исправном состоянии.

— Не глупи, капитан, — шептал Барт. — Не бойся паладинов. Они просто играют дыханием Госпожи, потому что Госпожа им позволила. Удар алебардой сверху. Потом выстрел по ногам.

Паладин стер с лица усмешку. Быстрым шагом обошел яму. Строй пятился, когда он приближался. Флориан до боли сдавил рукояти пистолей и затаил дыхание.

Имбарец заговорил снова: отрывисто и резко.

— Где твоя благодарность, лергирский пес? Я повысил тебя до капитана. Я позволил тебе, тупице, хорохориться в этом золотом плаще. Даже не слишком его попортил. И все, что ты мне предлагаешь — это ту ломаную ма-артиру?

Паладин издевательски растянул «а» и зло усмехнулся собственной шутке.

— Вы встречаете меня палками, будто я собака. Где вино из погребов Ликона? Где бабы из стольной Малсаны? Где хотя бы ваш хваленый суп с колбасой? Вы так привечаете гостей, псины?

На ладони имбарца заискрилось серебристое пламя.

Легкие сдавило изнутри. В гортани замерло дыхание.

«Милость Всевышнего, вот и всё».

— Вы все умрете, — прохрипел паладин. — Вы заплатите кровью за каждого убитого имбарца. За каждую слезу наших матерей. За каждый шаг по нашей земле.

— А вот до этого, капитан Флориан, — с ленцой сказал Барт, — ты мог бы додуматься и сам.

Брошенная им пороховница перелетела через строй, оставляя густой дымный след, и упала под ноги паладину. Имбарец кашлянул. Махнул ладонью перед лицом — и скрылся за клубящейся пеленой.

— Бей! — заорал Флориан.

Круглый паладинский Щит сверкнул в дыму. Флориан мигнул и успел увидеть, как сверкающий дротик выпархивает из завесы, как Гусь роняет алебарду и падает лицом в землю; как солдаты рядом отшагивают — а потом поворачиваются и бегут.

— Прочь, шавки! — кричал из дыма имбарец. — Прочь!

— По ногам — пли! — рявкнул капитан.

Солдаты бежали, отбрасывая оружие. Флориан задел одного плечом, рявкнул «назад, за Лергир», выхватил пистоль — плюнул и ринулся вперед, пытаясь разглядеть в дыму ноги имбарца. Яйцо — молодец! — бахнул мушкетом и сразу же скрылся в завесе, замахиваясь им как дубиной.

— Хорошо, Флориан, очень хорошо, — замурчал в ухо Барт. — Не подведи теперь Госпожу.

— За Гуся тебе! — кричал Яйцо в дыму. — На, сволочь! На!

Имбарец валялся на земле — ранен? — и Яйцо обрушивал на его голову приклад. Тот отдернулся, перекатился, уходя от удара; серебряные искры вспыхнули на его ладони.

Флориан на бегу наставил пистоль, целясь в голову.

Белесый дротик заискрился в завесе, рассек мушкет и порхнул прямо над плечом Яйца. Флориан спустил курок. Пистоль громыхнул в руке, выплюнув клуб белого дыма.

Паладин полоснул взглядом, и пальцы врага вспыхнули серебром.

Мимо! А, чтоб!..

— На, сволочь! — кричал Яйцо. — На! За Гуся!

Он кинул обломок мушкета имбарцу в голову, выхватил тесак, пырнул — вроде по руке — и сверкающий дротик пролетел над головой Флориана. Яйцо замахнулся — дурак, надо колоть! — а паладин зажег на ладони серебряные искры, перекатился — и исчез в дыму.

Там же яма, мать ее в душу!

Капитан подбежал, на ходу вытаскивая второй пистоль. Имбарец ничком повис на кольях, истошно крича и дергаясь. Окровавленное острие торчало из его спины.

Флориан навел оружие на рыжий затылок. Спустил курок… и тот впустую ударил по кремню.

Рядом громыхнул выстрел, и голова паладина разлетелась кровавым крошевом.

Флориан повернулся. У края стоял Ворон с дымящимся мушкетом в руках и сверкающей до ушей улыбкой.

Яйцо подбежал, толкнув плечом, и упал у ямы на пузо. Половина его уха была срезана, и по шее с виска струилась кровь. Мушкетер не обращал внимания. Он вытянул руку и воткнул тесак мертвому имбарцу между лопаток.

— На, сволочь, — задыхаясь, повторял он, тыкая замершее тело. — На, сволочь. На…

— Осечка, капитан, — зашептал в ухо Барт. — Ох-хо-хо.

Флориан вздрогнул. Он не слышал, как Кошак подкрался.

— Это плохо, очень плохо, и Госпожа будет недовольна, — шипел Барт. — Но ничего, ничего. Я все исправлю. Не бойся, капитан. Она еще явит мне свое дыхание, свое сер-ребристое прекрасное дыхание.

— Это я убил! — вдруг закричал Ворон. — Я! Меня повысят. Меня сделают поручиком. Сразу капитаном. Отцу всё расскажут, и он меня признает. Я стану граф Кристиан эл-Томон.

Он приплясывал на краю с улыбкой во все лицо, подбрасывая на плече мушкет. Флориан отвел взгляд и уставился в землю. Вложил пистоль обратно в кобуру, дважды при этом промахнувшись. Вытер с бровей холодный пот. Развернулся и пошел, не глядя по сторонам.

— Полковник, — вопил Ворон за спиной. — Сразу полковник! Полковник граф Кристиан эл-Томон. За-кон-но-рож-ден-ный сын. И-и-и наследник!

— На, сволочь, — еле слышно шептал Яйцо. — На…

Рядовой Ганс лежал лицом в землю и не шевелился. Кровь почти не текла из его раны.

Флориан устало опустился на колесо мортиры. Снял треуголку — и вздрогнул, увидев в ней круглую дыру размером с кулак. Принялся выковыривать из ствола пулю.

Они убили паладина.

Не, не так. Они. Убили. Паладина.

Потому что Кошак — колдун и еретик.

Флориан вытащил пулю, вытряхнул порох — вроде не отсырел — и принялся заряжать пистоли по-новому. Осечка. Бывает. Опять не вовремя. Треуголка — насквозь. М-да. Тоже, мать ее в душу, бывает. На пядь ниже — я б тут не сидел и не хорохорился. Слово-то какое.

А Госпожа недовольна, что я не убил паладина вот этой вот пулей. Белая, значит, Госпожа. Смотрит из щели ущербной луны. Вчера было полнолуние, сегодня убывает. Понятно. Ее дыхание — тот самый Дар, которым владеют паладины. Не Дар Всевышнего. Дыхание Госпожи.

Костер, сразу и без разговоров.

Особенно если добавить, что это не бредни, а Госпожа и правда помогла.

— Уаааууу.

Флориан поднял взгляд.

Коты. Опять. Штук двадцать, не меньше: черные, рыжие, серо-буро-малиновые. И тот черный с рваным ухом — он и привел, небось. Сидят шеренгами на Левой Булке, пялятся; и то один, то второй заводят протяжную, прямо по душе режущую песню во славу своей Госпожи. Даже модные менестрели так не ноют, как эти. То ли набежали из соседних деревень, то ли это одичавшие. Почуяли свежее мясцо. Фу.

Дать им, что ли, еды, чтоб трупов не трогали. Не, чушь. Еще больше соберется.

Надо похоронить Гуся по-людски, пока эти не добрались. Это же он тогда ударил алебардой, когда все побежали. А Яйцо добил.

Флориан обернулся. Его солдаты брели обратно, отводя от капитана взгляд. Поднимали мушкеты. Подходили к яме и чесали макушки.

Ему следовало что-то с ними сделать. Повесить там каждого десятого. Палок всыпать. Пальцем погрозить. Еще что-нибудь.

— Капитан.

Он вздрогнул. Барт опять подкрался незаметно и стоял, прислонившись к «Русалке», прямо за его спиной.

— Флориан, не теряй времени. Имбарцы скоро поймут, что мы убили их паладина. Отто и Кристиан уже хоронят Ганса, не дождавшись приказа. Не мешай им. Прикажи бойцам рыть и маскировать ямы. Прикажи использовать пороховницы для дыма, как это сделал я.

Ни «осмелюсь доложить», ничего. Но он прав.

Флориан встал, построил роту. Перекрикивая кошачьи трели, раздал указания. Выслал новых дозорных, по глазам видя, что те сбегут, когда стемнеет. Не сдержался и пальнул в воздух, разгоняя ноющих котов. Выудил из переметной сумы Сивки перо, чернила, сургуч и прочую канцелярию. Яйцо и правда проявил инициативу, перестал тыкать мертвого паладина, захватил с собой Ворона, и сейчас они оба машут лопатами. Хорошо. Сейчас начнет темнеть, и вряд ли имбарцы пойдут в атаку до рассвета. Спать отменяется. Надо подготовиться, а главное — доложить наверх об убитом паладине и запросить подкрепление, желательно — «молниеносных». Про мортирные бомбы еще напомнить.

А чтоб «молниеносных» точно прислали, пора выяснить, что именно тут произошло. Взять Кошака за шкирку и расспросить.

Капитан направился к мортире. Барт по-прежнему вальяжно облокачивался на ствол, греясь в лучах заходящего солнца.

— Рядовой Барт. Смиир-на!

Он нехотя встал в полный рост. Лениво, как со сна, вытянулся по стойке.

— Рядовой Барт. Рассказать о Белой Госпоже всё, что тебе известно.

Барт качнул головой, прислушиваясь. Наморщил лоб.

— Капитан, у тебя бумага, чернила. Зачем тебе это?

Флориан сдвинул брови. «Совсем страх потерял».

— «Разрешите задать вопрос», мать твою в душу. Не разрешаю! Рассказывай!

Кошак вздохнул. Когда он заговорил, в голосе сквозила тревога. Он так пристально смотрел на капитана, будто тот собирался сделать что-то совсем непоправимое.

— Этого нельзя рассказать, Флориан. Я покажу. Сегодня ночью угодное Госпоже время. Следуй за мной в нашу капеллу, смотри и слушай. Но чур потом без обид, о-о-о, без обид.

— Куда следовать? Зачем?

Барт продолжил заговорщическим шепотом.

— Ты разве еще не понял? Госпожа наконец примет тебя в сонм ее певчих, а мне явит свое дыхание, как и было обещано. Я и так целый день был королем ее котов. Мне пора передать корону.

У Флориана задергался глаз.

— Нормально говорить можешь? Без придыханий. Мне так и писать командованию, да? Господин полковник, у меня в роте король. Мы, коты, убили паладина. Так?

Барт изменился в лице и замахал руками.

— Нельзя писать, Флориан! Ты что?! Белая Госпожа явила тебе чудо — а ты ее подвел. Она тебя избрала, понимаешь — тебя: сохранила тебе жизнь, поразила твоего врага. А ты что? Совсем всё хочешь испортить? Это не для ушей церковников. Мы сами, капитан. Мы справимся без других. И тогда Госпожа исполнит обещанное.

Флориан резко развернулся. «Указывать он мне будет».

— Эй, Ворон! Граф-полковник эл-Томон!

Ворон подбежал и вытянулся по стойке. Он по-прежнему довольно улыбался.

— Рядовой Кристиан. Назначаю тебя своим адъютантом. Ты в седле держаться умеешь, помню. Твое первое поручение: доставить рапорт в ставку командования. Залезай на Сивку — и чтоб одна нога тут, другая там.

— Следуй за мной в капеллу певчих, Флориан, — шипел в ухо Барт, — иди и смотри. Ты же хочешь невредимым дожить до конца войны? Ты же хочешь вернуться со славой? Ничего не пиши. Никого не уведомляй.

— Вопросы есть? — не обращая внимания на Кошака, спросил Флориан.

— Так точно, — с довольной лыбой ответил Ворон. — Осмелюсь доложить, господин капитан: вы обещали золотой лерг.

«Мать его в душу, еще один обнаглевший».

Флориан снял с пояса кошель, развязал, разгреб медяки и пару серебряных, вытащил единственный золотой с профилем короля Лерга, прапрапрадеда Ликона, подавил вздох и протянул монету Ворону.

Пока он писал рапорт — про яму, про убитого паладина, про потери; никакой Белой Госпожи и никаких попыток капитуляции — Барт продолжал уговаривать. Флориан махнул рукой на дисциплину, нарушения устава — на всё. В ушах снова щемила кошачья песня. Кажется, в глазах рябили искры.

— Коты-то как распоясались, господин капитан, — некстати заметил Ворон. — Вы их не подкармливаете?

— Не подкармливаю, — буркнул Флориан. — Вопросы задавай по уставу. И по делу, а не так. На.

Он протянул Ворону свернутую в трубку бумагу с сургучной печатью.

— Одна нога тут, другая там, — повторил капитан. — Выполнять.

— Ох, Флориан-Флориан, — замурлыкал над ухом Кошак. — Опять мне все за тебя исправлять. И за что Госпожа тебя избрала?

Подбежал Яйцо: пыльный и запыхавшийся. Струйки пота прорезали грязь на его лбу.

— Осмелюсь доложить, господин капитан, — отчеканил он. — Наш боевой товарищ рядовой Ганс похоронен. Сооружение фортификаций вида «ловчие замаскированные ямы с кольями» продолжается. Разрешите задать вопрос?

«Хоть один нормальный».

— Разрешаю.

— Господин капитан, мы не можем найти Барта. Он исчез после атаки имбарского паладина. Мы думаем — дезертировал.

«Что?»

— Так вот же…

На колесе мортиры сидел кот. Белый, тощий, лохматый, с выдранными клоками шерсти, с грязными колтунами на брюхе, со ссадинами на лапах. С горящими зелеными глазами. Сидел, чесался, и хитро поглядывал на капитана.

В горле замер вдох. В разуме завопила сотня хлебнувших валерьянки кошек. Флориан негнущимися руками надел дырявую треуголку.

Кошак спрыгнул, скакнул в сторону и призывно обернулся.

— Яйцо, — не оглядываясь, сказал капитан. — Рядовой то есть Отто. Назначаю тебя поручиком. Фортифицируйтесь. Я сейчас.

— Мвааа, — протянул кот.

Яйцо радостно орал кричал уставное «за Всевышнего, Ликона и Лергир». Ворон ругнулся вполголоса — якобы чтоб капитан не услышал, — пришпорил коня и умчался. Флориан во все глаза пялился на кота и сам не заметил, как пошел за ним. Кот засеменил по травке куда-то в сторону. Капитан следовал по пятам, ускоряя шаг.

— Барт, — негромко позвал он. — Барт, ты?

— Мвау.

Они шли куда-то прочь от лагеря. Рядом тянулись пологие склоны холмов, поросшие жесткой травой и редкими кустами. Кот не торопился: то прогуливался шагом, то делал пару вальяжных скачков и ждал, обернувшись. Солнце ползло к краю блюда мира, путаясь лучами в белой свалявшейся шерсти.

В ушах зазвучало кошачье нытье. Флориан огляделся — и не удивился, увидев целую стаю. Они брели по холмам с обеих сторон: черные, рыжие, пестрые. Они по очереди заводили режущую, до глубин мозга пробирающую песню.

Сколько их тут? Под сотню, не меньше.

Заходящее солнце роняло кровавые лучи за спиной. Тени котов извивались по склонам, переплетаясь изогнутыми линиями. Длинная тень выходила из ног Флориана и накрывала похожего на Барта кошака.

Сзади стучали кирки, лопаты грызли землю, доносились топот и голоса. «Вы слышали капитана? Слышали? — командовал Яйцо. — Копать! Отставить! Вон там копать!» «Капитан, вы куда», — крикнул кто-то, и тогда все голоса утонули в кошачьей песне. Они стекались со всех сторон: грязные и драные вперемешку с упитанными, с атласными бантиками; десятки, сотни. И они склонялись — милость Всевышнего, они прижимали в груди переднюю лапу и наклоняли голову, когда на них глядел Барт… то есть тот белый. Он шествовал между рядами своей свиты, лениво взирая по сторонам — и призывно мяукал, когда Флориан начинал отставать.

Тени сгущались. Черная дымка спускалась с небес, выходила из земли и застилала взгляд. То здесь, то там в краешках глаз вспыхивало серебро. Луна с отъеденным краем поднялась из Подмирной Тьмы и закачалась над холмами.

— Барт. Ваше Величество. Ваше… Котейшество?

Кошара рядом фыркнул и потер лапой морду. Флориан уже видел его раньше: огромного, черного, с порванным ухом. Того, кто с самого утра за ними следил.

Они пришли к ложбинке между холмами, закрытой от ветра и от посторонних глаз. По склонам расселись полчища ждущих котов. Посередине лежал внушительный — полтора роста в длину, полшага в ширину — плоский камень, на котором что-то поблескивало в лунных лучах.

Кажется, где-то тут располагалась рота Барта. Здесь ее и вырезали.

Флориан поднял голову. Впереди висела луна, проливая в ложбинку белесый свет. Под ней высился пустынный холм: ни деревца, ни кустика, и даже трава казалась редкой и пожухлой. Коты, усеивающие склоны вокруг, не смели туда садиться.

«Это для Госпожи», — мелькнула мысль. Внутри все сжалось.

Черный кошара с порванным ухом подошел к камню, съежился — и перепрыгнул на другую сторону.

Флориан мигнул, ожидая любого колдовства — но ничего не произошло. Кот поднялся на пригорок и занял свое место среди других.

Вся шерстяная процессия прыгала через камень, чинно выстроившись в очередь. Барт шествовал последним. Он обернулся, сверкнул зелеными глазами, снова пронзительно мяукнул — и перескочил.

Флориан подошел. На камне острием к нему лежал серп с потертой деревянной рукоятью, блестя исцарапанным лезвием.

Колени дрожали. По внутренностям разливался холод.

«Колдовство. Может, ну их?»

Сотни немигающих глаз светились в сумерках. Песня смолкла. Впереди над пустынным холмом качался ущербный лунный диск. «Из щели ущербной луны, из черного серпа на ее серебряном лике». Где он это слышал?

— Мяу, — приказал Барт.

— Мняууу, — подхватила свора.

«Они хотят, чтобы я стал певчим их Госпожи. Ересь как есть. Колдовство, мерзкое в глазах Всевышнего».

«А то больно я в него верю».

Флориан занес над камнем ногу. Коты бесновались. Они вопили так истошно, будто их кто-то медленно резал: тоскливее всех столичных нищих, жалобнее сирот всех войн, что когда-либо гремели на блюде мира. Давай, Флориан. Давай, прыгай, иначе мы не уймемся. Прыгай, и мы возьмем тебя в капеллу. Прыгай, и Госпожа убережет тебя от пуль и Дара, который есть дыхание ее.

Прыгай, человек: не размышляй, не сомневайся. Прыгай, иначе тебя убьют. Прыгай, и тогда ты станешь убивать паладинов. Уааауууаааууу.

Прыгай, и тогда доживешь до конца войны.

Флориан прыгнул.

Он задел ногой камень, растянулся с той стороны — и тогда кошачье нытье сменилось многоголосым мужским хохотом.

Флориан торопливо поднял взгляд. Перед ним расселся, поджав ноги, Барт с зелеными кошачьими глазами. Флориан мигнул — и на месте Барта возник белый лохматый кошак, обвив лапки грязноватым хвостом. Снова человек и снова кот.

Они все стали такими. Они мерцали в обманчивом свете ущербной луны и меняли облик, стоило ему мигнуть. Они радостно хохотали и жалобно канючили. Разбойничьего вида мужичок с черными как смоль волосами и порванным ухом. Хохочет, только что живот не надорвет — и снова превращается в кошару и тянет свою жалостливую песнь. Крестьянин в посконной рубахе становится тощим серым котейкой. Дворянин в шелках и атласе — расчесанным котофеем с алым бантиком. Крестьяне, горожане, солдаты; черные, рыжие, серо-буро-малиновые. Кажется, он кого-то узнал: кого-то из стольной Малсаны, с кем проводил время за картами. Люди были котами. Коты были людьми.

— Ну что, капитан, — голосом Барта сказал белый кот. — Госпожа снова являет тебе чудо. Всё для того, чтобы ты поверил и принял корону короля всех котов. Не мне осуждать выбор Госпожи. Смотри — она приветствует тебя.

Флориан с усилием поднял голову.

Ночь была прошита белесыми нитями. Звезды утонули в смоляной тьме. На холме сверкал силуэт — женский серебряный силуэт, очерченный луной. Коты заныли, люди закричали; а Флориан задрожал и уронил лицо на ладони — но он по-прежнему видел ее, грозную и прекрасную Белую Госпожу, одетую в ущербную луну, ногами попирающую землю. Она смотрела на него, недостойного, и ее взгляд царапал душу. Как он мог — как он посмел сомневаться в ней, как мог не выполнить ее пустяковой просьбы?

Вокруг головы Барта — снова человека — короной зажглась вереница звезд.

— Ведите жертву, — муркнул он.

Тьма хлынула из бездонной щели и затопила мир.

***

— Господин капитан, очнитесь, скорее очнитесь, просыпайтесь, капитан.

Кто-то хлестал его по щекам. Кто-то плескал в лицо водой. Флориан охнул, разлепил глаза — и сощурился от солнечного света.

— Уже завтра? — тупо спросил он.

— Уже сегодня, а вас со вчера все ищут, — выдохнул Яйцо. — Вы где все это время… а, ладно. Имбарцы требуют переговоров! Идем — нет, бежим, сейчас же!

«Не приснилось же?»

— Яйцо, слушай. Ты видел здесь кота? Белого такого, вроде как Барт… на Барта похожего.

— Капитан, имбарцы, говорю же! Конница! И тот, с двуручником, мастер-ломастер — он их ведет. Какие котики-собачки, вы о чем?

Флориан ошалело вскочил на ноги.

Ландмайстер? Арнан, ландмайстер паладинов Имбарии? Бежим!

— Капитан, лагерь в той стороне!

Яйцо схватил его за руку и чуть ли не силком потащил. Флориан побежал. В ушах шумело, ноги и руки казались ватными. Впереди на пригорке сидел одинокий черный кот с порванным ухом и пристально смотрел на капитана. Флориан вздрогнул, захотел обернуться — и не стал. Там, сзади, над холмом, висела невидимая прочим ущербная луна и она в луне — хотя был день, и жарило солнце. Он знал это, чувствовал нутром — и потому смотрел только вперед: на лагерь и на солдат в строю.

Спокойно. Яйцо — молодец. Полдня как поручик, а все правильно сделал. У первой шеренги алебарды. У остальных — мушкеты и «дымовухи» из пороховниц. Стоят за — конечно — замаскированной ямой. За ними мортира, а на ней сидит Барт и лениво пялится в небо, будто его ничего не касается.

Было или приснилось? Было. Или. Приснилось.

— Барт, — неуверенно крикнул Флориан. — Иди в строй, ладно? Бери мушкет и…

— Ты забыл, Флориан? — серьезно ответил он. — Я не могу. У меня лапки.

Он поднял ладонь и задумчиво принялся ее лизать.

— Капитан, — на бегу ответил Яйцо, — вы с кем говорите? Барт вчера еще удрал. Его с самой атаки того рыжего не видели. И плевать. А Ворон, — Яйцо посерьезнел, — Ворон тоже не появлялся. Его же должны были направить с ответом. Имбарцы перехватили?

Имбарцы. Стоят на Левой Булке, ждут его. Для переговоров. Хвала Всевышнему и Белой Госпоже вместе взятым, не для сражения.

Рота имбарских рейтаров. Такие позавчера вырезали отряд Барта. Над ними поднимается солнце — а у них сверкают доспехи, развеваются зеленые плюмажи, едва сдерживаются кони. С ними могучий ландмайстер Арнан: впереди, пешком как простой воин, опирается на меч. А рядом — солдаты из роты Флориана, которых он посылал в дозор. Не ранены, не связаны, указывают пальцем на своего капитана. Не просто дезертиры. Предатели.

Флориан почувствовал, что ему всё равно.

Арнан кивнул, видя капитана. Шагнул вперед и приветствовал его раскатистым басом.

— Во имя Всевышнего. Вот. Мы все служим Всевышнему. И вы, по-вашему. И мы тем более.

Флориан остановился за строем, повернул треуголку, чтобы скрыть дыру — и ответил.

— Приветствую ланд… ландмайстера Арнана.

Голос сорвался. Задрожали внутренности. В глазах зарябило уже привычное серебро. Кошачья песня будто издали принялась резать уши.

Арнан продолжил.

— Ваши добрые солдаты рассказали, что у вас тут в роте еретик, кошак какой-то. Не такой еретик, как вы там все, а прямо совсем. Вот. Еще говорят, что ты, капитан, предлагал сдаться. Добро. Давайте нам еретика, тело убитого им паладина, мортиру ту, чего еще там — и ступайте в свою Малсану. Я вас не трону. Вот.

И тут стемнело.

Арнан открывал рот, но слышно его не было. Неосвещающее солнце палило над его головой — а с другой стороны над Правой Булкой задрожала ущербная луна. Люди вокруг поблекли, зато перед Флорианом сгустились плоский камень и серп, и меняющие облик певчие расселись по склонам. Барт — снова кот, и в звездной короне — сидел за камнем и улыбался, как это умеют коты. Двое вели черного барана, ухватив за рога — двое певчих: разбойник с порванным ухом и дворянин — как же его? — с которым Флориан резался в карты.

Они затащили барана на камень и загнули ему голову.

— Ну давай, капитан, — лениво сказал Барт-кот. — Даже ты уже все должен быть понять.

Флориан подхватил серп. Ручка была шероховатой, потертой, чуть теплой. Настоящий. Не чудится.

Он все еще видел свою роту, мортиру, имбарцев — но все они стали блеклыми и таяли в сумерках. Только Барт оставался реальным, хоть и менял облик: Барт-человек на колесе «Русалки» — там, наяву, — и Барт-кот здесь. Вокруг его головы сверкали звезды.

Принести барана в жертву Госпоже. Лиха беда начало.

Флориан резанул серпом.

Алая кровь хлынула в ночи, камень и певчие рассеялись черной дымкой, а солнце снова полоснуло по глазам. Флориан охнул. Он понял, что его губы наяву произносили ответ — и увидел, как сдвинулись брови ландмайстера, как нервно хохотнули солдаты в строю — он как-то грубо ответил? — и как по отмашке Арнана за его спиной заиграли атаку.

— Ну, видишь, капитан, — мурлыкал человек-Барт с мортиры, — не так и страшно. Всё скоро кончится, не бойся. Я скоро увижу дыхание Госпожи.

Клин рейтаров хлынул с холма на строй. Арнан бежал вслед, отставая. Он закинул меч на плечо — а левой с растопыренными пальцами водил над головой.

Передний всадник на скаку выхватил пару пистолей, выстрелил в упор по первой шеренге — и развернул коня, перезаряжая. Мгновением спустя пальнул следующий. Следующий. Они избегали ближнего боя — и стреляли непрерывно. Яйцо очутился рядом, подергал за рукав, отмахнулся и что-то заорал. Наши пальнули в ответ — и тогда перед имбарской конницей вспыхнула серебряная пелена Щита.

— Арнан развеивает Щит, когда рейтары стреляют, — шептал Барт, переходя на мурчание. — Хитер-р-р, ловок, ничего не сказать. Пора это кончать, Флориан. Не медли только, м-р-р, ради милости Госпожи не медли. Еще немного, совсем немного — и я увижу: увижу ее чар-рующее дыхание, м-р-р.

Яйцо крикнул снова. Под ноги коням полетели пороховницы с дымовым следом.

Флориан уже не удивился, когда краски потускнели, а над холмом закачалась луна: тонкий хищный серп умирающей луны. Сгустился камень с остро пахнущей кровью, белый кот в короне, серп в руке — и двое, ведущие жертву.

Ворон. Мушкетер Кристиан. Руки связаны за спиной, во рту кляп, в глазах мечется страх — и в них мелькает облегчение при виде капитана.

Флориан поднял серп — и тогда Ворон замычал и задергался; пот покатился по его бледному грязному лицу. В глазах застыла мольба — и снова она уступала животному всепоглощающему ужасу.

Поздно отступать. Он стал певчим Белой Госпожи.

Ворона ударили под колени и впечатали лицом в камень. Жилистая рука сгребла его черную промасленную шевелюру и дернула, подставляя серпу пульсирующий кадык.

Поздно, да. Один удар серпом. Он ему не брат и не сват: так, солдат, с которым когда-то прятались в овраге. Раз — и всё.

Рука дрожала. Горло сдавило. Флориан глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Не помогло.

— Я не могу, — выдавил он.

— Капитан, ну не подводи меня опять, — бормотал Барт. — Не гневи Госпожу. Она хочет сделать тебя — тебя, дурачок — королем всех котов. Неуязвимым. Бесстрашным. Грозой паладинов. Война скоро кончится, ты выживешь, вернешься в орденах — чего ты еще хотел? Госпожа тебе всё даст, а мне — мне явит свое дыхание, свое, м-р-р, дыхание, сер-ребряное дыхание Госпожи.

Коты снова завели ноющую песню. Флориан сглотнул. Просто солдат. Полковник, как же. Даже собственному отцу не нужен. Выклянчил деньги за убитого им беспомощного врага. Тьфу.

Раз — и всё. Слезы наворачиваются на глаза. Раз — и всё.

— Я не могу, — повторил Флориан.

— Вот же ты какой, — недовольно мяукнул Барт. — Ну посмотри тогда сам, что с нами будет.

Солнечный свет забрезжил сквозь ночную тьму. Всё стало полупризрачным: и жертвенный камень в капелле Госпожи, и ее вопящие певчие вокруг, и связанный Ворон, и ущербная луна над холмом — и его солдаты, бросающие оружие перед имбарцами и снова в панике бегущие. Рейтары ринулись вслед — и передние ухнули в яму; истошно заржали кони, закричали люди. И тут заголосил ландмайстер Арнан, перекрывая и шум битвы, и кошачью песнь.

— Ты, — заорал он, наставив на Барта коренастый палец. — Это ж ты, сволочь, с демонами якшаешься!

Барт испуганно взвизгнул и зашипел.

— Капитан, он видит меня. Госпожа не укрывает меня, не хочет защитить. Капитан, это ты виноват, ты погубишь нас обоих — быстрее, быстрее: он убьет меня, а потом тебя — мы оба прогневили Госпожу.

Арнан поднял кулак, командуя.

— Стоять! Назад! Я пойду. Смерть тебе, еретик, — добавил он, буравя Барта взглядом. — Вот.

Ландмайстер с легкостью перепрыгнул яму — и вломился в поредевший строй, бешено вращая зачарованным мечом. Серебряный Щит вспыхивал вокруг него. Кто-то посмелее обрушил на Арнана алебарду; тот крутнулся, уходя от удара, рассек древко полыхающим мечом — и метнул в солдата серебристый дротик. Нестройно грянули мушкеты, и вокруг ландмайстера снова вспыхнул Щит.

Остатки роты бросили оружие и ринулись наутек. Флориан одиноко замер у «Русалки» — и возле жертвенного камня — а рядом с ним, и там и здесь, искушающе мурчал Барт. Певчие ныли режущей по разуму какофонией.

— Капитан, ну давай, давай, не медли. Ты шел на войну, чтобы убивать, а не быть убитым. Какая разница, кого? Ты убивал, чтобы выжить; ради славы, денег — что изменилось? Арнан убивает, все убивают; и Кристиан тоже, помнишь: безоружного, выстрелом в затылок — ради чего? Ради денег и славы. Это было милосердие, да? Ты думаешь, он выживет в нашей капелле, если ты не перережешь ему гор-рло? Ты думаешь, наши ос-с-стрые коготки милостивее клинка Госпожи, м-р-р?

Задрожали губы. Задрожали внутренности. Слезы градом катились из глаз — а эти всё ныли, раздирая душу многоголосой песней. Уууааауууаааууу. Давай человек. Режь. Давай, и Госпожа будет довольна. Уууаааууу.

— Я не могу! — закричал он. — Не могу я так!

— Я тош-ше не могу, — зашипел Барт-кот, изогнувшись дугой. — Я не могу всё делать за тебя. Госпош-ша, ты видиш-шь! Ты видиш-шь, я старался. Я всё делал во славу твою — это он, он!

Лунные серебряные лучи широким потоком хлынули на Барта. Он умолк. Умолкли певчие. Арнан замер, бешено глядя на еретика.

В зеленых глазах Барта засверкала безумная радость.

— Я вижу, — завопил он, — я вижу! Можешь тут дохнуть, а я, я…

Задыхаясь, он ринулся к Арнану.

— Я вижу дыхание Госпожи.

На ладони Барта вспыхнули серебряные искры. Он собрал их в бесформенный ком и метнул его в ландмайстера.

— Светлое, сер-ребр-ристое дыхание Госпожи, м-р-р.

Арнан отмахнулся мечом, рассекая сгусток в воздухе. Жилы на его лбу вздулись.

Барт выхватил тесак — и лезвие тускло засветилось серебристым светом. Он бежал навстречу врагу, радостно урча.

Ландмайстер замер, сверля противника взглядом. В его руках нестерпимо ярко светился меч.

Флориан снова взглянул на полупризрачного Ворона. Тот уже не дрожал и не пытался кричать — только судорожно дышал, хлюпая носом. Певчие молчали, уставив на него сотни светящихся глаз.

Барт замер на мгновение, съежился — и невероятно высоко прыгнул, занося над ландмайстером поблескивающий тесак.

Арнан отшагнул, уходя от удара, и по широкой дуге полоснул мечом.

И тогда Флориан ударил серпом.

Серебряные искры осели на изогнутом лезвии, и оно легко прошло сквозь шею Ворона. Голова взлетела, тараща открытые глаза — и тут клинок Арнана коснулся шеи Барта, и его голова покинула тело. Голова Барта с клоками белых волос, голова Ворона с черной челкой, белая голова, черная голова, белая и черная — она упала к ногам Флориана, открыла мертвый рот и заговорила женским властным голосом.

— Если Барт умер, то король всех котов — ты.

Арнан развернулся и поднял меч.

— И ты еще! — рявкнул он, тыча пальцем во Флориана. — Вот!

Серебряный дротик спорхнул с его пальцев, прошил воздух и у самых глаз разлетелся безвредными искрами.

— Мяу, — сказал Флориан.

Он стал маленьким, совсем маленьким и пушистым, и помчался прочь, лишь однажды обернувшись в прыжке. Коты сбегались отовсюду, кланялись ему и следовали по склонам холмов. Звезды слетали с небосвода и кружились вокруг его головы. Там, позади, Арнан разрубал мортиру, убегал Яйцо и солдаты Лергира — а рейтары неслись за ними, настигая и убивая. А впереди качалась прекрасная ущербная луна, и в ней сверкала Белая Госпожа, попирающая ногами землю, пристально смотрящая на короля своих котов.

Госпожа улыбалась.

+4
08:01
1437
16:42 (отредактировано)
+3
Во имя Луны, Белой Госпожи и её певчих начнём!
Наши, выстрелив, быстро-быстро двигались в тыл
Кто такие «наши»? Непонятно, кто с кем воюет. Да, есть некие имбарцы, а как зовут других? Здесь нет рассказчика, который являлся бы непосредственным участником событий. Да, есть Флориан, и читатель себя с ним сопоставляет, но это не позволяет говорить «наши». Может, автор за имбарцев болеет.
из груди толчками била кровь
При этой фразе на ум приходят реактивные толчки. Это как осминог движется, рывками выплёвывая из себя воду, так и в моём воображении тело начинает ползать по земле, выплёвывая толчками из себя кровь.
Флориан помнил, как у него высохла слюна. Как хотел крикнуть, но горло сжалось и засохло.
Может, в горле пересохло? Если засохло, это совсем каюк.
Второй тупо глянул на обрубок шомпола в руке — а потом отбросил его, повернулся и побежал. Дальше Флориан помнил, как он его обогнал.
В предыдущем предложении «он» — это шомпол. Так кто кого обогнал? Флориан шомпол или шомпол Флориана?
Ну, потом в контратаку пошли наши паладины из капитула «молниеносных», имбарцы отступили, наши наступили, мы вернулись на позиции, Флориану сказали, что тот могучий с двуручником был не кто-нибудь, а ландмайстер Арнан, который у них главный паладин, и что они уничтожали нашу артиллерию, и что он, поручик Флориан, молодец что выжил — единственный офицер на всю роту, — и что спас мортиру, тоже молодец — ха-ха, спас, — вот тебе треуголка и капитанский плащ, хорошо что на нем подкладка красная, крови не заметно.
Снова «наши». Вот этот кусок надо по-хорошему на страницу перлов добавить, да только для других места не останется. Уж больно большое. Его надо было разбить предложений на десять.
В ушах затянули трель.
Кто затянул трель?
В разуме завопила сотня хлебнувших валерьянки кошек.
Это красивое сравнение, только «в разуме» надо заменить на «в голове» или «в ушах».
— Барт. Ваше Величество. Ваше… Котейшество?
Это офицер обращается так к своему подчинённому? Ну и что, что тот стал котом, пусть даже королём котов, но устав же никто не отменял. Нет, ну это уже рассказ в анекдот сваливается.
Люди были котами. Коты были людьми.
Красивая фраза. Я бы так даже рассказ назвал.

1) Неоднозначное впечатление от рассказа. С одной стороны, хороший язык, много интересных сравнений, например, «её взгляд царапал душу», но, с другой — попадается также и куча нелепостей, некоторые из которых приведены выше.
2) Сначала кажется, что рассказ про людей. Война, мушкетёры и всё такое. Потом вдруг вылетают Гусь, Яйцо, Ворон и кошак. Так как указан жанр фэнтези и в названии коты, то напрашивается сделать вывод, что главные герои — животные. Но потом выясняется, что они люди. А несколько позже, что часть людей в этом мире стали котами. Фух… Не думаю, что удачная идея совмещать рассказ про животных и людей с животными прозвищами, но хотя бы опишите этих людей, чтобы читатель мог прочувствовать это сравнение.
3) Самое скучное в рассказе то, что по идее должно быть самым интересным, — война. Сцены сражения прерываются длинными диалогами, размышлениями Флориана, завываниями кошек и т.п. Поэтому картинка не нарисовалась совсем.
4) Какая роль Флориана во всём рассказе? Паладина убивают Барт и Ворон. Добить полуживого паладина Флориан не смог: пистолет дал осечку (эта деталь должна была где-то дальше выстрелить, но тоже дала осечку). От роли короля котов на поляне Флориан отказывается. В очередном сражении нового паладина снова пытается убить не Флориан, а Барт. Инереса читатель к герою не испытывает. А потом бац — и Флориана назначают непонятно за какие заслуги королём котов. Счастливчик!
5) Ну, и конец… Серьзёный рассказ про войну, про её жестокость, про панический страх солдат перед опасным, почти непобедимым, врагом заканчивается торжественным словом «мяу» и весельем котиков! Весь саспиенс коту под хвост.

Возможно, коты и вытянут этот рассказ в полуфинал, но дальше в силах ему помочь разве что удача да Белая Госпожа.
02:45
то красивое сравнение, только «в разуме» надо заменить на «в голове» или «в ушах».

А как насчет: " В голос воскликнула хлебнувшая валерьянки толпа кошек".
16:33
Это несколько меняет смысл. Надо перечитать, чтобы сказать, подойдёт к контексту такая фраза или нет.
19:07
Наконец-то попалось с котиками. Смешались в кучу кони коти, люди…
Я, конечно, тот ещё читатель, но, на мой взгляд, это и не сильно тёмное, и не особо фэнтези. Сказка для взрослых с немного странным концом. Но написано довольно приятным языком, читается ровно. До комментария выше особых огрех даже не заметила.
20:54
мне понравилось, но я ничего не понял ))). Такой вот противоречивый вывод.
Понравилось описание военных действий, понравилась идея магии и связанный с ней пантеон, понравилось как автор описал эмоции героев, отчасти понравились сами герои. Отчасти, потому что мало им места чтобы раскрыться. Тут, как и у многих других авторов, которых я читал, ограничение в 40 к знаков не позволило реализовать все, что задумывал автор. Ну я по крайней мере, мне так показалось. На мой придирчивый взгляд концовке слишком мало места отведено. В финале не разрешился конфликт с противостоянием. Я то читал рассказ о тяжелом положении солдат, брошенных перед превосходящими силами противника, а вышло, что прочитал рассказ про котиков ))) Вот здесь и начались мои непонятки. Почему воевали наши с имбарцами? Кто такая госпожа и почему она противостоит всевышнему? Какие у нее были цели? Зачем ей сдался этот Флориан, наконец?
Но написано классно. Ярко и эмоционально.
10:44 (отредактировано)
+1
Очень живые диалоги. Никаких госпожей… Госпож не бывает. Отличная находка. Мастер-ломастер (ламбастер), левая булка и правая булка — такой уместно армейский юмор. Прописанный мир. Ничего не поняла, но понравилось. Конечно, это часть огромного романа. В рассказе такой мир не пропишешь. Но, на мой взгляд, это вполне самодостаточная часть.
19:03
Хорошо. (вторая и последняя 10-ка в подсудной группе)
20:30
+1
По мне так все это нудно и затянуто. Битвы, война — можно было описать так, что аж огонь. А здесь… Рассказ осилил с третьей попытки, борясь со сном.
Имбарцы, мне читались, как минбарцы и вспоминался не свойственный жанру фэнтези сериал Вавилон-5.
Название действительно, располагало к совсем другому рассказу, никак не связанному с битвами и мушкетерами. Со стилистикой несколько скомкано, есть пара моментов переизбытка былок.
Не было бы страшно — было бы смешно


В целом — читабельно. Идея с котами и концовка интересная. Идее и миру явно тесно в рамках рассказа — автору пора подумать над романом по завершению конкурса.

21:39 (отредактировано)
+1
— Почему имбарского паладина сумели ранить по методу Барта (сначала руби, потом, когда волшебный щит мигнёт, стреляй по ногам)? Ведь по паладинам до того стреляли картечью — это то же самое, нет? Картечь, вроде, не одновременно долетает. И обстреливали из ружей разновременно. Разница в подходах, успешном и неуспешном, не так велика, чтобы имбарцы так вальяжно ходили по полю боя. Вариант объяснения один — Белая Госпожа колдонула когда надо, а Барт ерунду говорил. Но это, мне кажется, не по задумке.
— Почему коты, а не, скажем, еноты? Я понимаю, что Флориан та ещё скотина, но на фига вообще животные?
— С чего это именно Флориану такая честь — внимание Белой Госпожи?
— Описание всепрощения руководства за трусость на поле боя — ненатуральна.
— Атмосфера, описание боёв, язык, интерес к тому, что дальше — прекрасно!
— Языковых ошибок не заметил, вообще не искал )
15:32 (отредактировано)
+1
Рассказ написан неплохо. Это о грамотности.
Но слишком затянут. А в конце повествование превращается в жуткую кашу. Последовательность событий запараллелена с каким-то непонятным кошачьим шабашом, случившимся ранее. Динамика боя становится сумбурной, поскольку постоянно рвется вставками и превращается в мутный вязкий кисель. К концу рассказа у читателя распухает голова и в ней остается всего один вопрос:
А что это было? ©

В итоге — работа убита непродуманной концовкой, неясным местом Белой госпожи во всём этом концерте и наконец — многими логическими неувязками.
И да — слишком много котов. Даже для этого конкурса. Меру знать надо.
Автору в подарок еще один.

Это личный труба аккордеонодур Белой госпожи. Он и вам пригодится.
13:51
Очень крутое начало и раскрытие героя! Я зачиталась его внутренними монологами. И мотивация вчерашнего поручика, который вообще-то на войну пошел, чтобы карьеру построить, но тут что-то пошло не так. И все эти солдаты, и действительно немного армейского юмора.
В финале, к сожалению, немного потерялась, потому что все действие слиплось в кашу. Тем не менее, рассказ понравился.
Загрузка...
Маргарита Блинова

Достойные внимания