Миранда

Миранда раздавила ногой сухой лист, упавший прямо перед ней. Недалеко упал ещё один — она поспешила туда и наступила носком босоножки и на его выгнутую спину. Миранде нравился хруст, который издавали листья, он был похож на звук, с которым во рту ломаются чипсы. Вообще, листья очень походили на чипсы: такие же жёлтые, изогнутые, с бороздками. Вспомнив о еде, девочка сглотнула слюну — ей хотелось есть, но ещё столько дел не сделано! И она не получит ни крошки, пока не выполнит поручения. Первым делом нужно прочистить водосток. 

Забежав за угол дома, Миранда присела у трубы, сцепила руки на коленках и уставилась в чёрную дырку, думая о чём-то своём. Она, наверное, просидела бы так полдня, если бы не подошёл её папа.

— Опять ничего не делаешь? — спросил он своим обычным голосом, так похожим на мамин.

Миранда подняла глаза: солнце превратилось в нимб над папиной головой, а сам он превратился в затемнённую картонную фигуру. Девочка однажды видела похожую на городской площади, только та была красивее папы: у неё были не такие большие белые глаза навыкате, и нос не напоминал розетку. Большим ртом папа улыбнулся дочери, сидящей у его ног.

— Хочешь лечь спать голодной?

Миранда не ответила, она вернула взгляд в дырку водостока.

— Заканчивай с садовой работой и возвращайся в дом, — сказал папа и ушёл.

Девочка посчитала его шаги — ровно десять. Папа ходил размашисто, словно вечно куда-то торопился и из-за этого нервничал. Мама наоборот, семенила, словно ноги её были связаны в щиколотках. У мамы получилось бы дойти за двадцать, а то и двадцать пять шажков. Миранда, задумавшись об этом, склонила голову к плечу и потёрлась об него щекой.

Лезть в дырку рукой не хотелось. Вдруг укусит дождевая крыса? Или хуже: её может схватить монстр, живущий на крыше. Но мама наказала прочистить водосток, а папа поторопил, так что нужно было что-то придумать.

Миранда огляделась. Из мокрой комковатой земли торчало что-то белое и длинное, какая-то палочка. Худенькая узловатая ручка с похожими на червячков тонкими пальцами потянулась к находке и без труда вынула её. Повертев палочку, Миранда принялась тыкать ею в засор, произнося вслух имена своих братьев и сестёр. Когда имена кончались — начинала заново.

После четырёх таких кругов труба водостока выплюнула под ноги девочке комок из шерсти, гнилых листьев и таких же, как у неё, белых палочек, только в несколько раз меньших по размеру. Миранда испуганно разглядела «сюрприз» и обнаружила в нём полуразложившуюся голову крысы. Взвизгнув неожиданно громко даже для самой себя, девочка отшатнулась, и, не удержав равновесие, плюхнулась задом прямо в лужу. В трусиках стало сыро и холодно, руки увязли в песочной жиже, в босоножки затекла вода.

— Грязное происшествие! — скривив губки, пробубнила Миранда. — Маме не понравится!

Подбородок её заходил ходуном, бровки сложились домиком. Целое море обиды разлилось внутри, от слёз перед глазами помутнело, как когда глядишь через бутылочное донышко. Поднявшись на ноги, она побежала в дом.

Только в прихожей Миранда заметила за собой грязные следы на ковре. Она открыла рот, выпучила глаза и шлёпнула себя по щекам грязными ладонями.

— Жуть! Неужели у меня такие большие ступни? — удивилась она и тут же глянула себе на ноги.

Показались аккуратные носы красных маминых туфель.

— Почему такая грязь? С тобой случилась неприятность? — спросила мама своим обычным голосом, так похожим на папин.

Миранда подняла глаза: свет люстры превратился в нимб над маминой головой, а её волосы вспыхнули желтизной. У мамы лицо было как у резиновой куклы: с нарисованными глазами, розовыми маленькими губками, похожими на ромбик и тёмными-тёмными впалыми щёками. Девочка однажды видела такую куклу в витрине магазина, только у неё не было таких складок жира на животе и на боках, как у мамы.

— Ты поступила плохо, надев моё любимое платье, чтобы возиться на заднем дворе. Миранда, мне придётся тебя наказать.

Девочка сложила кулачки под подбородком и задрожала. Мама окинула её улыбающимся взглядом и коснулась ладонью её головы так легко, что только чуть задела волосы на макушке — она всегда так делала, когда хотела успокоить дочь. Но Миранда забоялась от этого ещё сильней, ведь ей показалось, что мама сейчас прихлопнет её, маленькую, к полу и заколет красными каблуками.

— Накажу тебя ночью, — продолжила мама. — А сейчас время ужина, к нам придёт Бенджамин. Иди, отмойся.

Девочка бросилась в ванную, не отнимая рук от подбородка. Улыбка играла на тонких, с болячками, губах.

Вентили крана со свистом дребезжали, вода дыбилась и шипела, как разозлённая кошка. Миранда опустилась на четвереньки и вытащила из-под ванной жёлтый бумажный сверток — тайный сувенир, оставшийся от сестры Руфи. Руфи давно уже не появлялась дома, и теперь Миранда бережно хранила последнюю память о ней. Это была длинная косичка настоящих каштановых волос с бежевым бантиком на конце. Девочка взяла её и принялась крутиться перед зеркалом, приставляя волосы к голове то так, то эдак. Девочке нравились тёмные, поблёкшие от времени волосы, она тёрла их об губы, совала в них нос и гладила пальчиками, как домашнего питомца.

— Живая, живая, Руфи! — приговаривала она, довольно прикрывая глаза.

За дверью послышался гулкий мамин голос.

— Почему так долго, Миранда? Бенджамин уже уселся. Скорее приходи.

Миранда наспех завернула косу в бумагу и задвинула свёрток обратно под ванну.

В гостиной всё блестело, переливалось разными цветами, даже стол был сервирован праздничными тарелками. Мама сидела во главе стола, папа — по правую от неё руку, Бенджамин — по левую. Миранда в нарядном ситцевом платьишке с юбкой до колен и рукавами-фонариками, озираясь, шагала по гостиной. Ей нравилось то чувство, которое вызывали бумажные гирлянды и шарики, висящие под потолком. Так дом украшали нечасто.

— Садись, — важным, как у королевы, голосом сказала мама и указала рукой на пустой стул рядом с Бенджамином. — Будешь ухаживать за братом, если потребуется.

У мамы на губах теперь была ярко-красная помада, на щёках — треугольники ржавого цвета, а глаза стали напоминать многоножек. Миранда с приподнятой головой подошла к стулу, сделала реверанс, и, расправив юбочку, громко бухнулась на стул.

— Прекрати паясничать, — одёрнул дочку отец, глянув на неё выпученными из под голубоватых век глазами.

Он сложил руки на столе, словно это была школьная парта, а он — прилежный ученик, и повернулся к жене.

— Правда, у нас чудесные дети? — сказал он и наигранно улыбнулся.

— Абсолютно все, — ровно ответила мама, склонив голову на бок. Жёлтые кудри скатились с её плеча, обнажив красное ухо с тяжёлой серьгой.

В своих пёстрых вычурных нарядах родители напоминали клоунов. Долго смотреть на них было нельзя — сразу рябило в глазах. Миранда зажмурилась и непроизвольно вытянула губы.

— Миранда, не гримасничай, а то мы удобрим тобой задний двор, — одернула мама. — Узнай лучше, не нужно ли чего Бенджамину?

Девочка открыла глаза и нехотя повернулась к брату. Тот развалился на стуле. Его шея — толстая спагеттина —изогнулась и вытянулась под тяжестью свисающей с плеча огромной лохматой головы, в которой был только один глаз. Рядом с ним блестела тёмно-красная дырка.

— Мама, а почему Бен стал таким раздутым? — спросила Миранда и задержала дыхание — от брата смердело.

— Не задавай глупых вопросов, — шевельнула плечом мама и в улыбке показала зубы. — У нас всех сегодня праздник!

Она вскочила со своего места так внезапно, что девочка вскрикнула, и сердце её, как на резинке, замоталось в груди. Прошелестев юбкой, мама подбежала к шкафу, достала хлопушку и вернулась к столу. Красные губы резиной растянулись на плоском бежевом лице. Рука дёрнула за верёвочку. Произошло что-то страшное. Миранда схватилась за голову и вжалась в стул. Она завизжала, но в ушах и без этого звенело. Конфетти осыпались на маму, на стол и тарелки, покрыли разноцветными кружочками серокожего брата, одна точка даже залетела в пустой глаз, улеглась там и быстро намокла. Мама задёргалась в странном танце, закидывая голову и открывая рот; тряслись её волосы, ходила ходуном грудь. Отец глазами бегал туда-сюда и тоже широко открывал рот так, что виден был его язык, но руки при этом не отрывались от стола, как приколотые. Всё искрилось, вертелось, шаталось, дрожало; смешались краски, звуки, свет. Даже брат, вовлечённый в веселье, пополз со стула и скоро шлёпнулся на пол, брызнув чем-то тёмным.

Миранда, пытаясь заглушить шум вокруг, визжала и топала, пока мама не впилась ей в плечо красными когтями и не сдёрнула со стула на пол. Девочку потащили по гостиной, по коридору, по прихожей. Папа побежал следом, хохоча и шаркая подошвами.

Кричащую Миранду вытащили из дома — в темноту, в грязь, в дождь — и отшвырнули, перед этим хорошенько встряхнув. Девочка вскочила на ноги, и, насупившись, зло глянула на родителей. Их цветные наряды выделялись из темноты. У папы с лысины скатывались дождевые капли, а кудри мамы превратились в сосульки и облепили поплывшее от дождя лицо. Она обнажила красные от помады зубы.

— Раз ты не хочешь веселиться — будешь наказана. Руперт, найди, пожалуйста, верёвку.

Папа убежал в темноту и вернулся уже с белым мотком каната. Мама подняла с земли небольшой камень и привязала к нему верёвку. Хихикнув, совсем как маленькая, она что-то шепнула папе на ухо. Тот повеселел: глаза сделались ещё больше, рот растянулся в улыбке, оголились два передних зуба. Скоро папа вприпрыжку, чвакая подошвами по грязи, убежал, прихватив верёвку с камнем. Мама наклонилась к дочке. Зрачки блестели, как икринки, а там, где слезла бежевая краска, появились белые пористые островки. Мама оказалась не резиновой, а кожаной.

— Дай маме ручку, — весёлым голосом сказала она, раскрыв белую ладонь.

Её перевёрнутая рука напоминала дохнущего паука, лежащего кверху брюшком и перебирающего в воздухе своими длинными лапками. Миранда медленно вложила руку в мамину ладонь, и та захлопнулась, как капкан. Мама неторопливо повела дочь на задний двор и остановилась у водостока. Губы девочки задрожали, она наморщила нос и зашмыгала. Широко раскрытыми глазами она смотрела в ту самую страшную дырку, на тот самый комок с крысой внутри, и даже противная лужа была та же самая, только теперь больше. Миранда замотала головой, словно говоря «нет», тихо запищала, хотела отступить, но мама дёрнула её за руку, как за поводок. Вдруг труба задребезжала, застучала, загудела. Что-то быстро спускалось по ней; что-то большое и страшное. Девочка затрясла головой, закричала, заплясала на месте. Из трубы на землю шлёпнулся тот самый камень с привязанной к нему верёвкой. Миранда вмиг успокоилась и посмотрела с любопытством. Мама, присев на корточки, отвязала камень и откинула куда-то в темноту. Улыбаясь дочке размазанным ртом, просунула её руку в петлю и затянула покрепче. Девочка замерла, жуя губы. Ей не нравилась мокрая, колючая, жёсткая верёвка.

— Тяни! — крикнула мама куда-то вверх и встала во весь рост.

Миранду дёрнуло и повлекло к трубе. Она вскрикнула. Чтобы затормозить, ей пришлось опуститься на коленки и упереться свободной рукой прямо в грязь. Это не помогло — пленённую руку только сильнее стало рвать из плеча. Сопя и подвывая, девочка пыталась разодрать верёвку ногтями, пыталась грызть её, как дикая заарканенная собака. Но руку неминуемо заглотила мокрая холодная пасть водостока, сверкающая острыми краями. Кожу срезало, как кожурку с картошки, отчего Миранда ударилась в рёв. Но поняв, что рядом нет ни мамы, ни папы, она замолчала и замерла, глядя на концы своих тонущих в грязи волос.

Стоять вот так, сырой, сложенной вдвое, было очень неудобно. Из водостока под рукав не переставая текла вода. Девочке казалось, что вся она превращается в ледяную статую. Но у ледяных статуй не бьётся сердце, а у неё оно билось ещё как. Ей казалось, что большая костяная крыса уже обгрызает её заледеневшие пальцы и вот-вот доберётся до плеча, а потом до шеи и лица. Миранда задёргалась, меся под собой жидкую грязь.

— Не ешь меня, крыса! — забормотала тоненьким голосочком, пытаясь подальше отстраниться от дырки. — Я грязная, я изо льда, не ешь, отравишься.

Дурацкая рука застряла намертво — крыса крепко её держала. Тогда Миранда решила: раз рука всё равно уже испорченна, можно её отгрызть. Собравшись с духом, она укусила себя за плечо, но только сделала себе больно. От расстройства, что ничего не вышло, она захныкала, невольно проглатывая дождевые капли, текущие по лицу. Пораздумав, Миранда решила попросту оторвать конечность. Для этого она легла на спину, упёрлась обеими ногами в стену дома и, зажмурившись, с силой дёрнула руку. Что-то захрустело, на лицо что-то брызнуло, и Миранда освободилась.

Не открывая глаз, она быстро поднялась и торопливо пошагала к подвалу — своему тайному убежищу. Одной рукой отворила железную дверь и осторожно спустилась по крутой лестнице. Подвал девочка знала наизусть, ведь в нем часто приходилось прятаться от мамы и папы. Миранда старалась не шуметь: не скрипеть гнилыми досками и не стучать каблуками, ведь если мама и папа её найдут, то будут недовольны, что она избежала наказания, да ещё и оторвала себе руку. Теперь дочку не покажешь гостям, соседям, и тем людям в форме, что иногда приходят в дом с расспросами.

Миранда, пробираясь сквозь кромешную тьму, прислушивалась к звуку своих шагов — так она узнавала, где находится. Дошла ли до котельной с железными пластинками на полу, или ещё нет? Каблуки пару раз стукнули звонче прежнего, и девочка остановилась. До поворота нужно было сделать семь средних шажков. Посчитав, она повернула направо и с выставленной вперёд рукой побежала по коридору.

Сквозняк обдувал мокрое, облепленное платьем тело. Подол стал тяжёлым, хлопал по коленкам, а в бок постоянно что-то билось — наверное, культя. Стуча зубами и дрожа от холода, Миранда вдруг больно ударилась рукой в дощатую дверь. Средний палец угодил в щёль и пришлось его осторожно вытаскивать.

— Беречь вторую руку надо, — сказала она себе и поучительно кивнула.

Войдя, на ощупь включила свет. Лампочка под потолком как обычно пару раз мигнула и разгорелась, в стене, словно замурованные пчёлы, прерывисто зажужжали провода. Миранда вздохнула и разомкнула слипшиеся веки. Трудно было решиться посмотреть на оторванную руку, поэтому она сначала обвела взглядом маленькую деревянную комнатку — ничего ли не изменилось? У стены стоял покосившийся стол, весь в занозах и чешуйках иссохшей облупившейся краски. На столе стояло одиннадцать рамочек с фотографиями. Это были сёстры и братья Миранды: пять девочек и шесть мальчиков. Был там и Бенджамин, и Морис, и Руфи, и Патриция — их она любила особенно сильно, а об остальных почти ничего не знала. Бёрда, например, видела только однажды, как раз тогда, когда его фотографировали. Он был маленьким, с большой головой и пухлым животиком. Фотографировал папа, а мама усаживала Бёрда на стульчик. Он всё время падал с него — наклонялся и сползал — и тогда мама нашла палку с рогатиной на конце и подпёрла ему подмышку. А ещё она специально раскрыла мальчику веки, сказав, что глаза у него голубые, красивые, и должны быть обязательно видны. Остальные дети на фотографиях были с закрытыми глазами.

Миранда дважды глубоко вздохнула, собралась с силами и несмело глянула на оторванную руку. Это было невероятно, но рука оказалась на месте! Только вот выглядела странно: увеличилась в размерах и стала пурпурно-лиловой, а на почерневшем запястье засох браслет из крови. Девочка подняла испорченную руку здоровой и буркнула, насупившись:

— Обманула меня! Плохая!

Решив пока остаться в подвале, Миранда устроилась на полу в своей секретной комнатке. Разглядывая тёмно-жёлтый потолок с кружком бледного света, вспоминала братьев и сестёр, называла по кругу их имена и придумывала для них разные истории. Ей всегда хотелось собрать всю семью в гостиной и разыграть необычную сценку, которую она подглядела через решётку подвала, выходящую прямо в спальню мамы и папы.

Когда сидеть на полу и просто так фантазировать Миранде надоело, она встала и начала прощаться с сёстрами, целуя их фото по очереди:

— До встречи, Алекса. До встречи, Анна. До встречи, Руфи...

Дойдя до мальчиков, Миранда увидела странное — одна рамка была почему-то отвёрнута к стене. Она замерла, вспоминая. Совершенно точно, что когда она вошла в комнату, все братья были к ней лицом.

— Ну-ка, повернись! — строго скомандовала девочка и схватилась за рамку здоровой рукой. Увидев, кто на ней, сдвинула брови и выпятила губы так сильно, что они коснулись носа. — Сэймур, дурной мальчишка!

Миранда не любила Сэймура, потому что родители всегда уделяли ему больше внимания. Когда вся семья обедала, он постоянно щерился своими длинными зубами, потому что губ у него не было вовсе. Миранда жаловалась маме, а та отвечала, как обычно с улыбкой:

— У моего любимого мальчика прекрасное лицо! Мы с папой постарались.

После ужина Миранде приходилось на спине тащить Сэймура в его комнату, а он по пути плевался ей на затылок красной жижей.

Девочка укнула и брезгливо поставила рамку на стол. Громкий хлопок за спиной заставил её подпрыгнуть от неожиданности. Миранда крутанулась и увидела, что дверь в комнату сама по себе закрылась. Замерев, девочка вгляделась в чёрные щели между досок. Лампочка два раза мигнула, а на третий погасла, погрузила комнатку во тьму. Миранда отшагнула назад, скрипнув досками.

— Сэймур? Это ты? Ну-ка не шали! — крикнула, но тут же хлопнула себя по губам.

На фоне тишины крик показался пугающе громким. Внезапно вспыхнул свет, дверь распахнулась. Миранда отпрянула и задела спиной стол, отчего несколько фото с бряканьем опрокинулись. Сжав руки на груди, девочка, не дыша, прислушалась к тихому шороху.

— Противный ты, дурацкий, вонючка! — шепнула она, быстро перебирая пальцами оборки на груди. — Это ты, я знаю, это ты, ты пугаешь меня, дурак противный!

Крадучись, девочка вышла из потайной комнатки и увидела мерцающий впереди свет. Он, как и шорох, шёл из комнаты Сэймура. Зло засопев, Миранда сорвалась с места и побежала туда, приговаривая про братца что-то обидное. Минуя тёмный проход, подбежала к приоткрытой двери и впрыгнула в комнату, громко стукнув каблуками о деревянный пол. Сэймур стоял справа, покачиваясь. Миранда взвизгнула от неожиданности и отпрянула. Подняв взгляд, увидела в слабом свете его опухшее лицо с блестящими переливающимися, как слюда, чёрно-жёлтыми пятнами. Сэймур как обычно щерился безгубым ртом. Миранда подскочила и обиженно стукнула его кулаком в живот. Он издал гулкий булькнувший звук и закачался сильнее.

— Я знала, что это ты меня пугал! Вонючка!

После удара брат жутко завонял, и девочка, скривившись, отошла подальше. Возле стены она заметила патефон. На нём, потрескивая, крутилась пластинка. Игла заела на одном месте и теперь беспомощно тсыкала. Миранда склонила голову на бок и подошла ближе. Она знала, как пользоваться музыкальной штукой и осторожно сдвинула иглу ближе к центру. Заиграла весёленькая музыка, кажется, фокстрот. Хрипло завизжали саксофоны, создавая странный неразборчивый мотив. Они перекрикивали друг друга, словно о чем-то споря. Миранда заулыбалась, закачала головой, потом задёргалась всем телом в такт музыке. Пританцовывая, добравшись до брата, схватила его за мягкую толстую руку и запрыгала вокруг, вовлекая в веселье. Закрутив Сэймура, она отпускала его, и он вертелся в другую сторону уже сам.

Скоро музыка закончилась. Утомлённая девочка оставила брата, охнула и бухнулась на матрас на полу. Когда дыхание успокоилось, а сердце перестало стучать, как безумный барабанщик, а в шее и боку перестало больно колоть, Миранда посмотрела на больную руку. Та посветлела и уже не выглядела такой опухшей, можно было даже чуть-чуть пошевелить пальцами.

— Как же замечательно! Совсем скоро я смогу показаться маме и папе! — обрадовалась она.

Над головой девочки зажужжала муха. Отлетела, потом прилетела снова и уселась на грязный матрас. К ней присоединилась ещё одна, потом ещё.

— Это вы! Мои сестрёнки! — Миранда заулыбалась, смотря на мух. — Проведать меня захотели?

Она ловко поймала одну, взяла в щепотку и присмотрелась.

— Я не могу вас отличить, простите меня за это! Это ты, Анна? Или ты Алекса? — Девочка покачала головой и недовольно цыкнула. — Как же вы все похожи! Даже от братьев не отличить. Но ничего! Всё равно ваши душеньки все хороши, я вас всех люблю! Кроме Сэймура только!

Она бросила на качавшегося братца злой взгляд и вжала подбородок в шею.

Мухи сели ей на больную руку и заползали кругами.

— О! Вы беспокоитесь за мою руку? — спросила она сестёр. — Всё хорошо, я скоро уже пойду наверх, к маме с папой. Ой, а вы знаете, они что-то прячут в комнате на втором этаже. Часто туда ходят, а меня не пускают. Вы не могли бы слетать и посмотреть? И я тоже пойду, попробую узнать. Вам всего хорошего, мои любимые. Передавайте привет...

И она перечислила имена всех братьев и сестёр. После этого выбежала из подвала.

Выбравшись во двор, Миранда заметила, что дождик перестал, а вдалеке полосой просветлело небо. Было тихо, только стрекотали сверчки, а в мокрой земле копошились червяки. Девочка шла к входу в дом, наступая на бурые листья. Но те не хрустели как прежде, и это её расстроило.

В гостиной горел свет — там были мама и папа. Миранда спряталась за косяком и стала наблюдать. Мама сидела за столом, спиной к двери, а перед ней, как мальчик, тряся руками и улыбаясь, прыгал папа.

— Там был и трюк с дверью, и со светом, и даже с патефоном, — прошептал он.

— Какой же ты молодец, — так же шёпотом ответила мама и провела рукой по его щеке. — Как будто в подвале страшный монстр.

Вскинув подбородок и деловито прикрыв глаза, девочка сказала тихо:

— А я вот знаю, что это не монстр. Это ваш любимчик Сэймур пакостит!

Потом она на цыпочках поднялась по лестнице на второй этаж.

За третьей дверью слева находилась та самая комната, в которой теперь часто бывали мама и папа. Раньше Миранде не удавалось подобраться настолько близко. Она открыла дверь и заглянула внутрь. Комната была красивой, с голубыми обоями в звёздочку, занавесками и светильниками на стенах. Посередине, на белом коврике, стояла странная совсем маленькая кровать на изогнутых полозьях, как у лошадки-качалки. Над ней висели разноцветные фигурки, игрушки, шарики. Миранда с разинутым ртом подошла к кроватке и боязливо заглянула в неё. Там лежал маленький человек. Он был отдалённо похож на её братьев, только розовенький, ровненький, с красными губками и сильно выпирающими затянутыми тонкими веками глазами. И всё у него было на месте — и ножки, и ручки, и пахло от него вполне сносно. Руки девочки сами опустились в кроватку, нырнули под оказавшееся тёплым мягкое тельце. Они осторожно подняли человечка. Странно, но братик дышал, так же, как и она. Миранда забегала глазами, посасывая нижнюю губу.

— Нужно проверить, — пробубнила, размышляя, — Что с тобой не так. Отнесу тебя в подвал!

Спустившись по лестнице, проскользнув мимо открытой двери гостиной, она выбежала из дома.

В подвале было совсем светло. Через узкие окошки внутрь попадал голубой свет и можно было идти, не считая шагов. Вернувшись в тайную комнатку с фотографиями, Миранда положила братика на матрас и отошла, заложив руки за спину. Они остались тёплыми — так никогда раньше не происходило от прикосновений к другим братьям и сёстрам. Человечек не шевелился, дёргались только глаза под веками. Девочка рассматривала его, склоняла голову то к одному плечу, то к другому, наклонялась сама, отступала на шаг, потом приближалась снова и осторожно переваливала братика на другой бок. Она смотрела и смотрела на него, не понимая, что с ним не так. Наконец, она села рядом, подогнув под себя ноги, и приложила здоровую руку к братику. Она начала теплеть. На лице Миранды как-то сама собой появилась улыбка, а внутри стало так приятно.

— Ты мне нравишься, — промямлила она и захихикала, морща нос.

Человечек открыл глаза и застонал; девочка тут же отдёрнула руку, а потом испуганно отползла. Человечек начал дёргать ножками и ручками, заёрзал на полу. Миранда хлопнула себя по щекам и с голосом вдохнула.

— Что? Что? Что? — воскликнула, вскочив на ноги.

Подвывания братика переросли в ужасно громкий крик, такой, какого Миранда никогда в жизни не слышала. В ушах у неё задребезжало, как от очень громкой музыки или работающей папиной дрели. В ужасе девочка заметалась по комнате: стала бросаться на стены, натыкаться на стол, как слепая, роняя с него рамки, превращая их в груду щепок и стекла. Она даже попробовала сбежать в котельную, но крик был слышен и там. Испугавшись, что в тайное убежище нагрянут мама и папа, Миранда вернулась к маленькому брату. Жмурясь, она опустилась на колени. Рот братика казался устрашающе огромным. Ярко-красный, без зубов. Именно из него шёл дребезжащий болезненный звук. Миранда потянулась и зажала ему рот ладонью, которая оказалась размером почти с пол его лица. Скоро и шум и ненормальные шевеления человечка прекратились, всё успокоилось. Миранда прикрыла глаза и облегчённо выдохнула:

— Ну вот, всё стало как надо.