Записки выжившего воображения

«...Доктора в зеленых халатах с красными бусами, появились как будто из ниоткуда, выделяя магический зеленый свет, приторный аромат которого останавливал все вокруг, притупляя сознание и растворяя восприятие...»

Из записок выжившего воображения

«Кто-то специально разводит лишайные споры, которые уничтожают уникальность. Призраки ушедших душ неосознанно бродят в выдуманном пространстве, выделяя феромон распространения микроба пошлости. Теперь он везде...»

Отображенная запись

1

Миша Холопкин сидел в теплых лучах утреннего солнышка и жмурился от тонкого наслаждения, не замусоренного чьим-то присутствием, начинающегося дня. Он пил прохладное пиво и созидал равновесие мироздания в его простых радостях. Все в этом мире было так хорошо рано поутру: щебечущие птички, веселые блики, зелень листвы. И радостное умиротворение поселилось в его душе с самого утра. Это хорошо!

Доктора в зеленых халатах появились в четверть седьмого из-за угла. На них были странные переливающиеся красные бусы, и они катили операционную тележку. Их было трое. Тело на тележке было под белой простыней, и из-под нее были видны только ноги в синих кедах. На левой ноге шнурок был развязан и смешно болтался в воздухе. Все эти детали Миша неуловимо воспринял краешком сознания, поглощенного мирным пробуждением жизни в это прекрасное утро.

Доктора явно куда-то очень торопились, толкая тележку с телом по направлению к Центральному бульвару. Проезжая мимо Холопкина, они несколько притормозили, нервно оглядывая Мишу, умиротворенно раскуривающего сигарету. Тот, что повыше, задержал процессию и подошел к нему.

– Закурить не будет? – подкурил от протянутой зажигалки и прищурено оглядел Михаила.

– Пьёте?

Миша кивнул, медленно потягивая слегка прогоркловатую прохладную жидкость, пенными мгновениями оседающую в его желудке, наполняя сознание яркими образами и свежими контрастами.

– Это хорошо, – удовлетворенно кивнул доктор, с наслаждением затягиваясь. Красные бусы на его халате игриво переливались в лучах утреннего солнца. – А мы с утреннего дежурства. Вот, везем…

– А что случилось? Несчастный случай?

– Ага, – доктор внимательно посмотрел на Мишу, – совсем несчастный, летально-несовместимый.

– И куда вы его?

– Известно куда – в крематорий.

– А что так сразу?

– Да в морге уже места нет. Да и так, как-то проще, знаете ли... И родственникам расстраиваться не нужно…

Холопкин задумчиво кивнул, посочувствовав родственникам. Да и этому, под простынкой, не до расстройств уже.

– Ну что ж Михаил, до свиданья! – доктор в зеленом халате дружелюбно хлопнул его по плечу, и заговорщицки подмигнув, добавил. – До встречи!

И вся кавалькада немедленно скрылась за углом. «Стоп, – рассеянно подумал Холопкин, – ведь он же назвал меня по имени. Что-то тут не так». Настроение вдруг было испорчено, словно законопачено чем-то чёрным и вязким. Взгляд Миши стал неприкаян и тосклив, солнце зашло за тучку, подул прохладный ветерок, и по улице полетела усопшая листва. Над домами лениво клубился черный дымок из ближайшего крематория…

2

– Молодой человек, а что у вас за проезд? – резкая фраза выбила Мишу из накатившей сладкой дремоты.

– А? Что? – Михаил осоловевшими глазами смотрел на старушенцию в цветастом платке и очках с толстыми стеклами. В руках у старушки была метла, взгляд суров и одновременно задорен.

Автоматически принялся искать проездной, но потом понял, что уснул в маршрутке, по пути на работу.

– Приехали, конечная ужо! Ишь, расселись, а еще в очках… – зачем-то добавила старушка, впрочем, уже ворчливо и добродушно метя пол маршрутки.

Бестолково натыкаясь на сидения, еще спросонья, Миша выбрался из салона и побрел на работу.

На работе было как всегда весело, уютно, шумно и оживлённо. Что-то уж слишком громко, подумалось Мише, с респектабельностью наблюдавшему ползанье мухи на потолке. Муха была упитанная, очевидно подхарчённая провиантом современного офиса со средне-вместительным штатом сотрудников. У мухи был дивно очерченный схематический маршрут передвижения по потолку, что смутно-медитативно отмечал полусонный мозг Михаила. Из душевного равновесия и созерцания вывел Мишу вкрадчивый голос начальника.

– В то время как отечественные космические корабли бороздят просторы большого театра... Вы, Михаил, откровенно говоря, филоните!

– Откуда? – задал он вполне логический вопрос.

– Что откуда? – растерялся начальник, утратив нить разговора, но тут же нашелся. – Вы меня разговорами не заговаривайте, а скажите-ка лучше, почем нынче фунт ситного изюма?

– Два двадцать пять, – тут же выдал Холопкин, стройно пришедшую из сознания, цифру.

– Два двадцать пять, чего?

–Ну, конечно же, баррелей на центнер!

– Однако… – раздосадовано пробормотал начальник и отошел в свой угол помещения. – Вы, Холопкин, однако дисциплину не хулиганьте, а подбейте лучше финансовые показатели кормовых на четвёртый квартал следующего периода!

3

С самого утра офис был шумливый и странноватый, наверное, как и любой другой офис этого большого города. Девчушки, неопределенно юного возраста, в джинсах с заниженной талией, прятали будущее в завуалированном прошлом. Щебетали о чём-то насущном: кто какая сука, и на сколько кило надо похудеть в будущем году. В общем, текла мирная, размеренная, интеллектуальная утренняя жизнь современного офиса. Пока не случилось довольно странное, можно сказать роковое происшествие.

Дело в том, что день был летний, жаркий, и зубодробительный шум некоего приспособления за окном, наконец, стих. По такому случаю были широко раскрыты все имеющиеся и даже не имеющиеся окна, двери, форточки и оконца, дабы причудливое подобие свежего воздуха овевало дышащие жаром юности и раскаленного компьютера чела и прочие оконечности, игриво проникало под юбки и суровые отвороты добротных джинсов.

В этот самый ключевой момент в комнату залетел попугай. Попугай был яркий, зеленый, нахохлившийся и африканский. Залетел он неожиданно и сел на причудливый торшер в форме фаллической инсинуации над столом начальника. Недолго думая, присматриваясь и прицеливаясь, сей дерзкий пришелец, извиняюсь, воспроизвел солидный выброс внешних проявлений, да прямо на свеженький отчет о ситуативной экономической обстановке в стране. При этом, отметив отливающую небесной лазурью рубашку начальника, его прекрасную сверкающую лысину, множество полезных и практичных вещей на столе, издал пронзительный и настоятельный попугаиный клич.

В офисе тут же начался шум, гам, гвалт и прочие безобразия. Молодые стажеры стояли, разинув рты, бывалые менеджеры сразу ухватились за бутерброды, стройные пигалицы подняли, как полагается, визг. Ну, а пострадавший начальник сначала опешил, но потом, конечно, нашелся и, выхватив неизвестно откуда взявшуюся мухобойку, погнался за дерзким пришельцем. За ним с попеременным успехом двинулись: молодые стажеры со степлерами и кулерами, гламурные модницы, не переставая, впрочем, визжать, ну, и замыкающими, опытные менеджеры, уже дожевывающие бутерброды гамбургерного типа. Таким образом, всего в течение 35-40 секунд некогда шумная обитель жизни, отчетов и современных тенденций совсем опустела.

4

Всё это Михаил наблюдал с некой сонной отстраненностью и тайным не присутствием сознания. По комнате еще летали бумажки, легкий ветерок едва колыхал полоски жалюзи, а гробы сломанных кондиционеров молчали о чем-то своем, климатическом...

Миша остался совсем один в офисе. Как-то совершенно внезапно стало тихо, и только где-то вдали раздавалось слаборазрядное потрескивание. В этот миг словно что-то сдвинулось или в сознании, или вокруг, но всё стало словно сюрреальным. Привычные очертания мира стали слишком угловаты и контрастны. На окружающие предметы будто навели резкость, и они обрели объём.

«Словно сон, сон во сне о сне...», – бесцельные мысли блуждали в Мишиной голове, неспешно перекатываясь и куда-то уплывая.

За окном тем временем неспешно догорал день, рабочий или нет, было уже не ясно, да и, наверное, не так уж важно. В перспективе окна мирно курился дымок из трубы крематория. Во всем здании стояла мертвая тишина, только умиротворенно жужжала вдали муха. Миша выглянул в коридор – никого. Только ряды флюоресцирующих ламп мерно освещали пустой коридор слегка не живым светом.

Миша спустился в холл первого этажа, но и там никого не оказалось. «Куда же все подевались, неужели всем зданием ловят бедного попугая? Но это же абсурд!» – хотя, видимо, дела обстояли именно так. Так что, когда Михаил вышел из парадного входа здания и обнаружил пустынную улицу, то даже не особо удивился.

…Он шел по парковой аллее, и его сопровождал только вечерний прохладный ветерок, гонявший уже опадающие листья, мусор на тротуаре и тянущую печаль на дне души.

«Мусорный ветер, дым из трубы, вместо людей – машины…»

Вспомнились слова давно забытой песни, и Миша, вздрогнув, покосился на лениво струящийся над домами дым. «А что если… Нет, этого просто не могло быть. Хотя, впрочем…», – и он зашагал быстрее по аллее.

Тут ему показалось, что вдали мелькнули зеленые силуэты давешних санитаров, и он ускорил шаг. Но те исчезли за кустами, даже если и были. «И что они там возят на своей каталке, или даже кого?» – но это был вопрос скорее риторический. И поэтому Холопкин уныло побрел домой.

Дома, не ужиная и не снимая одежды, он повалился на кровать, поскольку на душе было пусто и муторно. Лежа в темной тишине, он слушал гул пустоты, а потом провалился в черную яму. Сны ему в эту ночь не снились.

5

Серый рассвет безжизненно пробивался в комнату, едва разгоняя ночь. Михаил чувствовал себя разбитым и усталым, как будто и не спал вовсе. «Что же это вчера такое приключилось? Может, привиделось с устали?» – с этой бодрой и оптимистичной мыслью Михаил отправился на службу. По дороге он не увидел ничего необыкновенного, над домами и улицами висел клочьями противный туман, который еще больше навевал тоску.

На работу он прибыл на пятнадцать минут раньше обычного, но начальник уже был на месте, раскладывая следы вчерашнего погрома. Он был в той же рубашке цвета небесной лазури, до сих пор загаженной попугаем, правда, ничуть этого не стесняясь.

– Евграф Епатьевич, – вкрадчиво закинул он удочку, – а что же случилось со вчерашним попугаем, поймали?

– Каким еще попугаем? – озадаченно уставился на него начальник. – Вы, Холопкин, снова со своими дурацкими шуточками?

– Как же, зеленый такой, он еще... Извиняюсь, нагадил на вас. И вы, всем офисом, побежали его ловить.

– Ну, знаете ли, любезный, – начальник даже как-то позеленел от возмущения, – вы мне еще тут пошутите… Лучше займитесь кормовыми прогнозами и биржевыми сводками!

Миша теперь не особо удивился такой реакции и пространно уставился в окно. Потихоньку сходились офисные работники. Обычно шумные и веселые, сегодня они были все какие-то тихие, печальные и, даже, в какой-то мере механизированные. Двигались автоматически, делали какие-то дела. Словно роботы.

«А может быть, так было всегда? – задался Миша вопросом. – Может, я просто не замечал, а они всегда были такие? А попугай всего лишь символ чего-то нового, отличного от этого привычного мира?» Что-то проснулось вчера в Михаиле, забытое, настоящее… Из детства.

Выйдя в обеденный перерыв отобедать в близлежащий скверик, Миша уныло жевал какой-то резиновый бургер, сидя на лавочке. Во рту было кисло, а на душе паршиво. И он зашвырнул остатки бургера в кусты.

– Что же вы это молодой человек, мусорите? – рядом оказался дворник – солидный такой, с метлой и в шапке ушанке. – Такой, с виду культурный и образованный, в галстуке понимаешь!

Мише стало неловко и стыдно, и он промямлил:

– Да вот, гамбургер, однако…

– Еще и гамбургер… Постыдились бы! А еще в очках!

– Да вы понимаете, попугай, санитары в зеленых халатах, это, везли… И крематорий! А потом… – попробовал было объяснить Михаил, только у него ничего не вышло.

– Ааа, санитары! – дворник на удивление отлично понял Мишу. – С красными бусами. Так что же вы сразу не сказали, голубчик?

– Так я, эээ… – растерялся Миша, смутившись. – А откуда они?

– Так ведь откуда… Тут важнее зачем, – и дворник присел рядом с ним, доставая кисет с табаком и скручивая папиросу.

– И крематорий – всё время из него валит дым. Мне иногда кажется, что и ночью…

– Вот вы молодой, извините, человек. Вы, собственно, чьих будете?

– То есть? – не нашёлся, что сразу ответить Михаил. – Я…

Он запнулся, потому что продолжить дальше не мог: «Он кто? Миша Холопкин, 32 лет от роду, экономист по образованию, офисная крыса, целыми днями составляющий какие-то, никому не нужные прогнозы, отчеты, якобы делающий работу. А на самом деле – никакой пользы миру он не приносит, а производит лишь бессмысленные, ничего не создающие, действия. А дальше что? Человекоединица на рабочем месте, винтик в системе какого-то сложного механизма? Или просто еще одна тень в этом иллюзорном мире вещей?»

– Вы человек?

– Я… Конечно! То есть... Я не знаю...

– Вот то-то и оно, – и старик смачно затянулся папиросой, выпуская клубы резкого, странно ароматного дыма, какого-то даже настоящего. – Но это хорошо, значит, ты стал просыпаться. Вот и попугай, и санитары…

– Что санитары? Кто же они все-таки? И что это за крематорий такой?

Дворник только молча глянул на него и едва заметно усмехнулся, а потом вдруг посерьезнел.

– Крематорий – это плохое место, там сжигают Души, держись от него подальше. Впрочем... А санитары, доктора эти, ты их не бойся. Ведь ты уже видел попугая...

И старик пошел мести тротуар, широко размахивая метлой, словно косой в поле. Небольшие клубы пыли поднимались у его ног, создавая впечатление, что дворник с папиросой в зубах идет сквозь буруны и вихри. Эдакий Проводник…

6

В голове у Холопкина был теперь совсем кавардак. Мысли путались и устраивали каверзы, причинно-следственные связи расползлись и перестали существовать. Реальность трещала по швам. Он машинально встал и побрел куда-то по улице.

Очнувшись через какое-то время, он увидел, что ноги несут его по направлению к черным клубам дыма над домами. «Держись от него подальше», – вспомнились слова дворника, но Мишу влекло туда. Очертания домов словно смазались, серая пелена как будто покрывала всё вокруг, и нехорошее чувство тоски снова окутало его будто пеленой. Окружающее стало серым, словно замаранным.

Вскоре Холопкин вышел на небольшую площадь, посередине которой стояло длинное приземистое здание с высокой трубой, из которой валил черный дым. Сбоку здания были небольшие, но широкие черные ворота, в которые то и дело несколько санитаров в зеленых халатах вталкивали медицинские каталки, покрытые белыми простынями. В это же время из центрального входа здания выходили какие-то люди. Они все были в разных одеждах, но с одинаковыми сосредоточенными лицами. Одни – в деловых костюмах и галстуках, другие – в рабочих спецовках, третьи – и вовсе в джинсах, с растрепанными причёсками. Человек в черной униформе на входе выдавал им что-то, – с расстояния Миша не мог разглядеть что – делал пометку в своем формуляре и отпускал их.

Михаилу вдруг стало жутко от необычности и странности всего происходящего. Ему показалось, что его заметили, и он пустился бежать. Гулко билось в груди сердце, ноги стали ватными, но Миша ковылял по пустым серым улицам, не зная, куда и зачем он бежит. Никто за ним не гнался, никто не задерживал. На секунду Миша остановился отдышаться, в голове было гулко и пусто, чувство нереальности окружающего заполняло его естество.

Вдруг, на другой стороне улицы Михаил заметил одиноко бредущую, по всему, потерянную и заплаканную девушку.

7

В течение следующих дней, как выдавалось свободное время, они проводили его на крыше небольшого строения, находившегося неподалеку от крематория. Оттуда открывался хороший наблюдательный пункт, и они были никому не видны. А по ночам Миша обнимал её, так нежданно найденную, она засыпала, свернувшись калачиком у его бока, и тихонько сопела, а он гладил её волосы и улыбался.

На службе Михаил стал теперь совсем рассеянным, частенько не отвечая на вопросы сослуживцев или начальства. Он подолгу думал о ней, о крематории и о докторах в зеленых халатах. О том, что там происходит и почему никто этого не замечает. Иногда ему мерещились косые, подозрительные взгляды, и Миша с мучительным беспокойством искал эти пустые взгляды, отрешённые лица. Но лица сослуживцев оставались вполне живыми и, иногда, даже осмысленными.

В один из дней, проходя мимо военторга, Миша увидел в витрине большой военный бинокль. «Вот оно! То, что надо!» – мелькнула радостная мысль.

– Вам для каких целей нужен бинокль? Рассматривать людей из укрытия? Хорошая детализация зданий? – спрашивал продавец, сосредоточенно глядя на Холопкина и хитро подмигивая. – Вот эта модель БПЦ подойдет прекрасно.

– Да вы понимаете, я вообще люблю разглядывать луну по ночам, а тут еще и попугай сбежал, зелёный такой, а зелёный на жёлтом виден плохо, – тут же нашелся Миша. – Так что, дайте мне с максимальным увеличением и ночным виденьем.

Расплатившись, Михаил направился к их убежищу. Он не видел внимательного выражения лица продавца, зрачки которого, то сужались, то расширялись, пока не стали вертикальными...

8

На службу Миша теперь перестал ходить вовсе. Практически целые дни и иногда даже ночи они проводили на крыше, на своем наблюдательном посту. За это время удалось сделать множество полезных наблюдений. Например, каталки с телами подвозились преимущественно на рассвете или ближе к закату. А по ночам, здание словно оживало, а из его недр раздавался ровный и мерный зловещий гул. От этого гула внутри всё вибрировало, болела голова, и ныли конечности. Хотелось убежать, куда-нибудь спрятаться или засунуть голову под подушку. Но приходилось терпеть, стиснув зубы.

К утру звук стихал, и начинали выходить люди – разных полов, возраста и социального положения. Точнее, они лишь выглядели, как люди, но взгляды их были пусты, лица спокойны и странно сосредоточены. «Все это напоминает конвейер», – подумалось Мише, когда он наблюдал в бинокль эти пустые глаза. Но рядом к нему прижималась, теплая, настоящая и любимая...

В эти дни ему хотелось плакать от счастья и от беспокойств, от любви и от того страшного, что происходило совсем рядом. Происходило буднично, совсем не заметно для окружающих. Даже особо и не скрываясь ни от кого, прямо в центре города, стоял отвратительный крематорий, в котором, как сказал старик, сжигают Души.

«Как можно сжечь Душу?» – в отчаянии думал Миша. – «И что можно с этим сделать?» Но ответов не было, их нужно было искать самому. С каждым днем это было сделать всё труднее. Поскольку Миша перестал ходить на службу, его могли начать искать, а это – не нужное внимание. На квартире он появлялся теперь редко. Но и это ничего не меняло, рано или поздно они догадаются и начнут искать его. «Только бы... С ней ничего не случилось, – с тоской думал Миша. – Ведь она без меня пропадёт».

И тогда они решили уничтожить крематорий. Другого выбора не было. Конечно, два человека, офисный работник и беззащитная девушка. Но их козырем была неожиданность. Видимой охраны, кроме одного человека в униформе, на вид без оружия, возле здания не было. Да и тот, у центрального входа. Возле ворот сновали только санитары, по двое или по трое на одни носилки. Две недели готовились они к проникновению, изучали проектную документацию здания, которая, как ни странно, оказалась доступной в архиве. Подделывали удостоверения местной службы газификации района. И занимались еще массой нужных вещей, которые так эффектно описывают в американских боевиках. На деле же выходило довольно обыденно и скучно.

9

К десяти часам утра, когда поредел поток людей, выходивших из здания крематория, охранник у главного входа видимо задремал. Миша подошел к боковым воротам, через которые санитары обычно вкатывали носилки внутрь. Его опасения по поводу того, будут ли они открыты, не оправдались. Ворота были слегка приотворены, словно приглашая внутрь. Ничего не заподозрив и даже внутренне возликовав, – хотя бы тут повезло – Миша зашёл внутрь. Он кинул последний взгляд назад и немного остолбенел, увидев летящего над улицей зелёного попугая, с которого всё и началось. Михаил на секунду задержался, но решительно отбросив все мысли, шагнул внутрь.

Но здесь его уже ждали. Трое докторов в зеленых халатах и масках стояли во внутреннем помещении и смотрели на него.

– Доброе утро, Михаил! – ласково сказал, видимо самый главный доктор, с красными бусами на шее. «Да это же его я встретил! Еще тогда, в парке, в тот самый день!» – только промелькнуло у него в голове. Но внутренне он собрался и полез рукой в карман с невозмутимым видом.

– Служба газа. Проверка. В этом районе была большая утечка метана…

– Да будет вам! – только поморщился санитар и сделал знак рукой двум другим, они тут же испарились. – Только не пытайтесь делать из меня кретина, вы – Михаил Холопкин, старший менеджер расчетного отдела, ООО… впрочем, неважно какое идиотское название имеет ваше место работы, очередной инвестстрой или продпроммаш. Но вот, что вы действительно тут делаете и что уже успели узнать об этом месте, – это впрямь интересно.

Доктор в зеленом халате стянул повязку с лица и широко улыбнулся, при этом его глаза были холодными и жёсткими. С ужасом Миша заметил, что зрачки у него были вертикальными. Михаил провалился в них сразу и как-то совсем полностью. Он уныло уставился в пол, с тоской ожидая, что с ним будут делать – тут убьют или превратят неизвестно в кого. В воображении медленно подымался чёрный дымок из большой трубы, а в голове звенело слово «крематорий».

– Вы думали, никто вас не заметит? Какой марки у вас там бинокль? – и доктор иронично глянул на Мишу. – Да будет вам, никто убивать вас не собирается, вы нам нужны живой и здоровый... Вот только чепухи у вас в голове слишком много, да и суёте нос не в свои дела.

При последних словах, улыбка у существа пропала напрочь, а голос сделался сухой и безжизненный. И Миша понял, что он и правда – не человек.

– Я ведь вас гражданин Холопкин запомнил ещё там, в парке, да было еще не время… А потом эта чёртова птица спутала все планы, разбудила вас, – доктор зло сплюнул в сторону. – Чтоб её...

Слушая доктора, Миша отчаянно искал выход, мысли метались словно белки в клетке, но выхода не было. Внезапно, лицо существа стало благожелательным, даже елейным.

– Вы мне скажите только одно Михаил... Где Проводник? А там, глядишь, может для вас и вашей девушки всё не так плохо сложится.

В этот момент ворота широко распахнулись, и двое санитаров втащили его подругу внутрь. В душе Миши все оборвалось. Это конец.

– Ну, так что же Михаил, часики тикают, – и доктор потряс большими карманными часами, красные бусы на его шее зловеще зазвенели. – Скажете, кто в этом секторе Проводник, и станете всего лишь надсмотрщиком. Душа останется при вас. И её мы не тронем. Вы ведь встречались с ним, не так ли?

И доктор выжидающе посмотрел на Мишу. Решать надо было быстро. Что-то говорило Мише, что рассказывать про старика-дворника ему нельзя. Внезапно он рванул прямо на доктора и сшиб того с ног, но сподручные не растерялись и быстро скрутили Мише руки.

– Ну что ж, гражданин Холопкин, – произнёс доктор, медленно растягивая слова. – Ответ не верен.

Он открыл крышку часов, нехорошо ухмыльнулся и что-то нажал внутри. Сознание взорвалось, это была даже не боль, а ослепительно яркая вспышка, заполнившая всё в голове. И только красные бусы мерно покачивались туда-сюда, затухая в Мишином сознании...

Заключение

– Номер?! – выдернул окрик охранника сознание из тумана.

– 2704Б.

– Назначение… охохо! – Охранник глуповато хохотнул. – Вернёшься на работу туда же, где и работал, сектор 04Б. Должность – начальник отдела стационарных регистраторов, инструкции в папке, доклад каждый вечер в 20-00, проходи.

Человек, которого раньше звали Миша Холопкин, механически взял папку и пошёл в сторону улицы. Одет он был в обычный деловой костюм, его лицо ничего не выражало.

На другой стороне улицы, на него внимательно глянул седой дворник с папиросой в зубах и покачал головой. Но секундой позже он еле заметно улыбнулся. С человеком в костюме поравнялась девушка, какое-то время они шли рядом, а потом взялись за руки. Над ними пролетел зелёный попугай, возмутитель спокойствия, уселся на фонарном столбе, прищурившись, глянул одним глазом, и громко чирикнул.