Обречённые в Танце

Покой… Умиротворение… Сколько так длится? Секунда? Вечность? Не знаю… Постепенно проступает тревога.

Где я? Зыбко, туманно. Иногда в тумане случаются разрывы, и в них проскальзывает понимание, но я не успеваю рассмотреть. Клочья хмари затягивают эту брешь. Пришел вопрос: "кто я?" У меня должно быть имя. Пытаюсь сосредоточиться на своих ощущениях и ничего не получается. Что происходит? Кто я? Где я?

О! Вон там просвет. В нём что-то движется. Я напряженно всматриваюсь. Эта брешь, как будто почуяв внимание к себе, понеслась на меня с такой стремительной яростью, что я не успеваю не только что-то предпринять, но и осмыслить происходящее. Меня скручивает страх.

***

Свет факелов дрожит на каменных, покрытых копотью, стенах. Потолка нет. Точнее, наверно он есть, но за чернотой не виден. На полу каменные плиты. Музыка. Бубен задает ритм, ему вторят речитативом женские голоса. Женщины в белых хламидах стоят вдоль стен, отбивают такт ладонями и тянут, тянут нараспев рефрен. Посередине возвышение с каменной чашей. Вокруг извивается в танце тоненькая фигурка в коротеньком хитоне. Темные длинные волосы кружат вслед телу, создавая ощущение невесомости. Темп ускоряется, удары в бубен сменяются призывным звоном бубенчиков, женский хор добирается до самой высокой ноты. Девушка мечется по плитам, и там, где она едва касается их босыми ногами, идет жар. Вот она быстро закружилась. Музыка оборвалась, танцовщица резко остановилась, вскинула руки и рухнула рядом с возвышением. Напряженная звенящая тишина. В тишине возник гул. Он нарастал, давил своей тяжестью, плиты стали подрагивать, женщины опустились на колени, а потом упали ниц. Звук стал просто невыносим, казалось, он разрывал мышцы, дробил кости. О! Какая боль! В чаше вспыхнул зеленый огонь.

***

Я приходила в себя. Я? Я - та танцовщица? Невероятно.

- Апфия. Пришла в себя? - в мою келью зашла полноватая девушка в длинном хитоне, перевязанном на талии верёвкой, - Апфия, что случилось? Почему богиня гневалась? Она наказывала нас и не хотела давать священный огонь.

Откуда-то пришло имя девушки: Аделфи.

-Аделфи. Голова болит и пить хочется, - голос был хриплым, горло ссаднило так, как будто я не танцевала, а кричала.

-Сейчас, - Аделфи вышла и тут же вошла с кубком, - пей.

Я приподнялась на локтях, и девушка помогла напиться. Вкусно. Сладко. Похоже на медовую воду.

-Как ноги? - Аделфи приподняла покрывало на мне, -Да… Ты стоять то сможешь?

-А что там? - я ничего не чувствовала.

-Ожог. Ноги в волдырях.

Странно, боли не было.

Девушка продолжала:

-Меня к тебе Аго послала. Велела узнать, как дела и передать, что она тебя ждет у водопада.

Я вздохнула: Аго - главная жрица, придется идти.

Пошла, держась за каменные выступы стен. Волдыри лопались, оставляя кровавые следы. Ноги прилипали к плитам, и чавкали, когда я отрывала их вместе с кожей. Больно? Это не боль, это - пытка, выворачивающая наизнанку и бьющаяся одной мыслью: смерть. Боги, сжальтесь, даруйте смерть.

Каменный коридор завершился полукруглой аркой. Факелы освещали выход. А чуть дальше темнела статуя Байоны с поднятыми к небу руками. Ее лицо со слепыми глазами жутко выделялось на фоне неба. Я ссутулилась и постаралась как можно быстрее и тише миновать изваяние.

Ночь! Низкое черное небо и яркие далёкие звезды. Звёзды, возьмите меня к себе! Теплая чернота мягко обняла, как бы ободряя и сочувствуя. Слышался плеск падающей воды.

Надо обогнуть храм, через лес спуститься к озеру, в которое падает бегущая с горы река. Да, какая река! Скорее ручей, роняющий поток в горную выемку, а потом вытекающий из нее множеством каскадов, в которые по дороге вливаются другие ручейки, и по долине уже течет полноводная река.

Вот возле той горной выемки и ждет меня Аго. Это одно из священных мест. Здесь богиня выносит приговор сестрам. Сестра встает у озера, лицом к водопаду, и, если она отразиться в воде, значит чиста. Богиню благодарят, её статую украшают цветами, а вечером, в сумерках подносят корзины с вином и фруктами. В такую ночь никто не имеет права показываться за пределами храма, считается, что богиня пирует и нельзя нарушать ее пир. Поутру корзины бывают пусты.

***

Тропа через лес выложена плитами, но сёстры стараются ей не пользоваться. Лишний раз не хочется попадать под взор покровительницы.

Ночной путь мог быть удовольствием: пьянящие запахи цветов, раскрывающих бутоны при звёздах, тоненькая песнь-пощелкивание ночной птички чернушки, блуждающие огоньки ищущих покой душ. Мог бы быть, но не тогда, когда за тобой тянется кровавый след, и учуявшие кровь сосальщики, пренебрегая страхом, вылезают на тропу, слизывают длинным языком с плит жидкость и осторожно, цокая когтями, двигаются вперёд. Страха не было. Ещё несколько шагов и я попаду под защиту священного озера.

Аго, прямая как палка, сидела на скамье возле воды спиной к тропе. Рядом стояла Птолема. Два факела, закрепленные в углублениях огромного валуна, когда-то сорвавшегося с горы, выхватывали из темноты их фигуры.

Я остановилась, не доходя до скамьи и склонилась в поклоне.

-Почему так долго? - холодно и бесстрастно спросила Главная.

-Ожоги на ногах, - ответила, не поднимая головы.

-Справедливо.

-Да.

-Ты помнишь, что значит твое имя?

-Да.

Главная повысила голос:

-Возжигающая. Тебе дарована честь в танце вымаливать Живительный огонь. Это - обмен на клятву принадлежать нам душой и телом. Ты поклялась быть верной! - она развернулась, и я малодушно опустила глаза. В ледяном взгляде Аго были вопросы и требование немедленных ответов.

-Да.

***

Я с раннего детства любила танцевать. Никто не мог спокойно пройти мимо танцующей на улице девочки. Прохожие удивлялись: "Как красиво, как будто историю рассказывает", и щедро одаривали монетой. Деньги были подспорьем для нашей семьи. Однажды представление увидели сёстры и забрали к себе. С меня взяли клятву принадлежать им душой и телом. Я и принадлежу!

***

-Байона вчера очень гневалась. С трудом и болью мы вымолили Живительный огонь, чтобы исцелить Поникших. Ты знаешь, почему?

-Нет.

-Птолема!

Стоявшая неподвижно женщина обернулась. Старая, морщинистая. Неприязненно взглянула на меня:

-Я видела. Я слышала. Ты в лесу встречалась с мужчиной. Ты говорила с ним. Ты обещала танцевать для него! - корявый палец обвиняюще ткнул в мою сторону.

Мое сердце сжалось. Танатос.

***

Мы встретились случайно в лесу. Я танцевала с листьями, а он сказал, что заблудился. Он выглядел таким печальным, что я поинтересовалась о причине грусти. Танатос рассказал, что на их поселение напал мор. Все живое умирает в страшных муках. Они просили у сестер Живительный огонь. Сестры отказали, сказав, что это расплата за желание стать равными богам. А они, вовсе не хотели стать равными, они просто увлекались исследованиями, старались выяснить первопричины. И вот теперь люди умирают. Танатос решил разыскать разрыв-траву, прячущуюся в самых мрачных лесных лощинах и, не жалея себя, напоить траву кровью, став колдуном, чтобы спасти свой народ. Траву он не нашел, но заблудился и теперь просит о милости указать дорогу в долину. Мне понравился этот грустный мужчина. Я сочувствовала ему. Он так искренне переживал о своем народе, хотел пожертвовать собой и превратиться в колдуна. Ведь всем известно, что колдуны не угодны богам. Со временем они каменеют, оставаясь внутри вечно живыми. Я не только указала дорогу, но и немного проводила его, чтобы он нечаянно не зашел на землю храма. За это его бы казнили. Через несколько дней мы снова встретились. Танатос сказал, что приходил каждый день в надежде встречи. Да, эти дни я тоже думала о нем.

Наши свидания были тайными. Сёстры не одобрили бы этой дружбы, а мне было хорошо с Танатосом, он понимал меня, говорил, что придумает, как освободить от клятвы. Да, он догадался что я принадлежу к сестринству Байоны. Каждый раз он рассказывал, что их людей становится все меньше и меньше, что в страданиях стали умирать невинные дети. Мне было жаль его народ, и я спросила, могу ли чем-то помочь. Сначала Танатос отказывался, говорил, что не хочет мной рисковать, но я настаивала и, наконец, он сказал, что если я станцую для них и зажгу огонь, то люди, пройдя через него исцелятся. Исцелятся дети. Я задумалась. Ну, могу же я попросить богиню зажечь совсем маленький огонёк, чтобы спасти детей? А потом она снова заберет его. Дети-то не виноваты. Так и сказала, что попробую ради детей. Танатос обрадовался, закружил меня, поделился, что уже почти нашел способ освободить от сестер, и тогда мы не расстанемся. Мы назначили день танца.

***

-Да, я хотела спасти детей.

-А ты знаешь кто разговаривал с тобой? - Аго спросила так мрачно, что у меня по спине побежали мурашки от нехорошего предчувствия, - Птолема узнала его. Это сын Азиса.

Я вздрогнула. Нет! Не может быть! Я слышала об Азисе. Это самый древний и жестокий колдун.

-А знаешь зачем ему наш огонь?

Мне стало страшно даже покачать головой.

-Камень, который уже почти его покрыл, разрушился бы, а он стал бессмертным, неуязвимым. Тогда он уничтожил бы нас, Байону, других и сам стал богом, страшным и беспощадным. Ты знаешь, богиня не в силах не исполнить просьбу танца. Если бы не Птолема, ты уничтожила бы всех. Ты нарушила клятву! Оставайся здесь. На рассвете мы проведем ритуал справедливости, и Байона укажет нам путь. Молись.

***

Аго и Птолема, забрав факелы, ушли.

Чернота. В струйках воды отражаются звёзды. Пахнет свежестью.

Мои раненые стопы от долгого неподвижного стояния приклеились к плитам. Больно оторвать ногу и сделать шаг? Что значит эта боль по сравнению с той, что у меня внутри!

Я опустилась на колени, потом скорчилась, уткнувшись в них лицом. Я нарушила клятву. Я не хотела. Я не думала, что этим обернется доверие к мужчине и желание спасти детей. Да, теперь я уже сомневалась, что невинным нужна была помощь. Неужели Танатос обманывал меня, и хотел только магический танец для себя и отца, а я, я, совсем ему не нужна? А как же его слова, обещания? Нет! Он встревожится, не дождавшись меня днем на нашем месте, он разыщет меня, спасет, объяснит все сестрам! Байона! Неужели я нарушила клятву? Прости меня.

***

Птолема первая встала лицом к водопаду.

-Говори, - велела Аго.

Птолема медленно произнесла всего два слова:

-Видела, слышала.

Водопад заискрился, озеро зарябило и в каждой капельке, в каждой волне отразилась старая женщина.

-Правда. Не виновна! - возвестила Главная и кивнула мне, - теперь ты.

Вода успокоилась, и я подошла к озеру. Что мне сказать? Байона всё знает и без наших слов. Слово нужно, чтобы вызвать отклик воды.

Я поклонилась и прошептала:

- Прости.

Водопад зашумел. Прозрачная вода стала мутной.

-Виновна!

Стало оглушительно тихо. Перестали радоваться новому дню птицы, смолкли перешептывающиеся сестры.

***

Аго возвестила, что сначала надо отблагодарить и одарить богиню за справедливость, а уж потом устраивать казнь. Меня кинули в узкую яму, выложенную каменной плиткой. Как хорошо. Ещё есть сутки, чтобы Танатос спас меня. Я надеялась, я ждала.

В каменном мешке холодно и сыро. Я почувствовала, как холод из камня перетекает в меня, наполняя внутренности. Наверно, я заболею. Танатос, я жду тебя, я очень жду!

Время замерло. Стало все равно, что происходит снаружи. Внутри меня раскрывалось понимание и остывала надежда.

***

На рассвете меня вынули из ямы. Я закоченела и не могла двигаться. Сестры затянули скорбную песнь. Страшно.

***

Покой… Отдых… Приятная умиротворяющая серость… Нет боли, гнева, радости, печали. Ничего нет. Волны безмятежности накатывают и заполняют меня. Меня? Кто я? Ах, да. Та танцующая девушка. Клятвопреступница. Она - я? Или не я? Снова стало всё равно. Хорошо… Тишина…

Но вот царство покоя нарушилось. Ощутилось иное движение. Пришло любопытство. Что там? За серостью проступала фигура. Высокий черноволосый мужчина в чёрном костюме.

Вот он был там, и уже здесь, смотрит на меня. Я почему-то смущаюсь и чувствую беспокойство. Потом набираюсь храбрости и смотрю мужчине в глаза. Как это у меня получается, не знаю. Я не ощущаю тела. Но смотрю. В чёрном взгляде сила хаоса, но вот она приглушается, и появляется сочувствие. Напряжение отпускает, мне легко и радостно. Мужчина улыбается и приглашает за собой. Нет, он не говорит, но я понимаю его.

Мы летим. Космос. Свобода. Я вижу звезды, планеты. Мужчина каждый раз спрашивает, хочу ли я рассмотреть поближе. И когда соглашаюсь, мы подлетаем совсем близко. Интересно. Где-то лишь камни, где-то моря с бушующими над ними грозами. А звезды? Они плещут пламенем: белым, синим, красным. Эти всплески создают музыку, и мне кажется, что звёзды танцуют.

Я смеюсь. Мужчина кивает. Он понимает мою благодарность.

Мы несемся дальше. Сквозь нас движется Космос. И вдруг вырывается вопрос: Кто ты? Мужчина останавливается и укоризненно смотрит. Что-то нарушилось. Мне неловко. Я стараюсь найти оправдание. Да, вот, я не знаю кто я. Может быть он знает? Взгляд мужчины печален.

***

Я снова лечу, но уже в одиночестве. Лечу по обычному небу, с розовеющими облаками. Подо мной город.

Светлые двух-трехэтажные дома. Крутые скаты черепичных крыш. На углах фасадов нависают башенки. Вот на втором этаже много-много окон, целая оконная решетка в красном бордюре, а вот прямоугольные проемы в стрельчатых черных арках. На улицах пусто. Ещё слишком рано. Меня интересует вон тот белёный дом, а точнее окно под самой крышей.

Каморка. У окна верстак. На верстаке в беспорядке инструмент. Щипцы, непонятная палочка, конусы разных размеров, доска с множеством дырочек, разнообразные пилочки для полировки, чашки с какой-то жидкостью. А вот это знакомо: тигель, вальцы, масляная лампа.

Возле противоположной стены топчан, покрытый тряпьем. На нем спит неухоженный мужчина. Он одет и даже в башмаках. Как будто усталость повалила его, не позволив перед сном умыться и раздеться. Лицо напряжено.

Человек во сне дернул ногой, башмак слетел и шлепнулся на пол. Звук разбудил спящего. Он открыл мутные спросонья глаза, зевнул и повернулся на бок. Полежал, уставясь в одну точку, и с трудом поднялся. Держась за поясницу, прихрамывая, подошел к рабочему месту.

На верстаке его ждала незаконченная работа. Брошь. Золотой цветок с рубиновыми лепестками, изумрудными листьями и бриллиантовыми капельками росы.

Мужчина очень бережно поднял украшение. Ещё день и брошь будет готова.

***

Я тяжело вздохнул. Что за наказание. Сколько себя помню, мучаюсь болями в пояснице. Я? Да, я. Пауль. Ювелир.

Брошь была безупречна. Маленький скромный цветок. Такой изящный в своей простоте. Он создавал вокруг себя неслышимую музыку. Вторя ей едва мерцали крошечные грани лепестков. Бриллиантовая роса готова была скатиться с изумрудных листьев и танцуя, разлететься на тысячи блестящих точек. А стеблем стала золотая нить, оплетающая камни.

Но вот увидят ли это те, кто может за неё заплатить? Они выбирают броские изделия, яркие, крупные, с множеством больших камней и завитушек, и всем тем, что так нравится дамам. Поймут ли они безупречность линий, пропорции размеров? Его работу не умеют правильно оценить. Вся слава достается тем, кто угождает знати и делает из украшений символы власти и исключительности, которые сверкают на балах и приемах, вызывая зависть и желание заказать у того ювелира подобное!

Я не такой. Я творю по зову души когда хочу и что хочу. Я выше меркантильных интересов. Но люди не видят мастерство. Они считают меня простаком. А разве есть ювелир, который раскроет душу камня лучше, чем я? А золотые цепи и кольца тех модных мастеров? Они грубы, массивны. Я делаю всё воздушным. Но это не нужно! Разве заметит кто тоненькую змейку на невесомом браслете с мельчайшей капелькой яда, капающего из раскрытой пасти? Нет, они говорят: фи, какой маленький бриллиант! А что эта змейка по изяществу превосходит живую, что на солнце капля сверкает, как звезда, они не видят.

В душе горечь и боль. Так хочется, чтобы меня поняли. Так хочется, чтобы эту брошь купили.

К вечеру работа была полностью завершена. Я уложил цветок на чёрное бархатное дно маленькой шкатулки, умылся, надел парадную одежду и отправился к герцогу.

Спустя час ожидания мне милостиво разрешили пройти.

В кабинете за столом сидел их сиятельство Фердинанд, а напротив, в мягком кресле с высокой спинкой и скамеечкой под ногами устроилась его супруга. Я поклонился и рассказал о себе.

-Я о вас не слышала, - вступила в разговор красавица Изабелла. В высокой прическе женщины гнездились крупные бриллианты, а шею обвивало множество жемчужных нитей.

Что ответить? Что создаю украшения по зову души и не стремлюсь к известности?

Я молча поклонился ещё раз, протянул ей коробочку и замер в ожидании приговора.

Лицо её светлости ничего не выражало. Она повертела украшение и положила обратно.

-Что вы хотите за эту безделицу?

Мои уши запылали от возмущения: безделица! Мой чудесный цветок - безделица! Но не спорить же. Я просто назвал цену.

-Вы в своем уме? -обдала неприязнью Изабелла, - да за такие деньги можно купить бриллиантовое колье. А вы хотите вот за это?

Да что она понимает! Здесь танец в каждом всполохе алых лепестков, в каждом изгибе металла.

-Слишком простенькая брошь. Какие маленькие камушки! Нет, дорогой, мне это не нравится, - капризно обратилась к супругу герцогиня, - и потом, я совершенно не знаю этого ювелира. Как он сказал…Поль? А цена! Он хочет за эту безделушку такие деньги? Да он сумашедший! Дорогой, гони его. Мы лучше купим украшения у ювелира Отто. Сама королева покупает у него!

Его сиятельство герцог молча указал на дверь.

Ночь. Что мне делать? Я неприкаянно брожу по улицам. Предлагать брошь кому-то ещё не имеет смысла. Слухи разносятся быстро. Уже все, кому позволено носить драгоценности, наверняка, знают о неудачнике Пауле. Как же мне больно! Мое творение, мое детище не сочли достойным украшать сиятельное платье. А деньги? Неужели надо было согласиться на те крохи, которые давали за моё чудо?

***

Я не смотрел куда шел, очнулся, услышав плеск волн. В горестных раздумьях вышел к нависшему над морем обрыву, что с восточной стороны города.

Звезды, совершенные в своей простоте, как мой цветок, сияли так низко, что казалось - руку протяни и обожжёшься. На фоне ночного неба на самом краю обрыва чернела фигура. Женская.

Мне стало тревожно и любопытно одновременно. Стараясь не шуметь, подошел ближе. Женщина бормотала, всхлипывая:

-Лучше умереть. Да, так будет лучше… От меня одни неприятности… Я неудачница, и те, кто рядом со мной вынуждены страдать. Не будет меня, не будет проблем. Как смотреть им в глаза. Ну, как? Стараюсь, стараюсь, и что… Вот сделаю шаг, и хорошо…Всем будет хорошо…

Она качнулась и замолчала. Повисла напряженная тишина.

Она хочет броситься с обрыва? Судя по голосу, она совсем юная.

-Леди!

Девушка вздрогнула, а я крепко схватил ее за руку, дернул на себя, и, не давая опомниться, оттащил от края. Она забилась, вырываясь из моих тисков.

-Послушайте, леди, - я еще крепче сжал её и встряхнул, - перестаньте вырываться и я отпущу вас. Клянусь!

Она затихла. А я пока не спешил отпускать:

-Пообещайте и вы, что не пойдете туда, - я мотнул головой, указывая на обрыв.

-Вам-то какое дело? - безлико спросила девушка, - Отпустите. Что вам надо.

Я неспешно расслабил руки и отодвинулся.

-Вы, правы, мадам. Мне никакого дела. Но я не хочу, чтобы вы при мне кидались в волны. Мне это не нравится. Подождите, пока я уйду.

-Так уходите!

-Видите ли, чудесная ночь, и я наслаждаюсь ею. Поэтому вам придется потерпеть мое присутствие. И, раз уж я был свидетелем вашего порыва, не согласитесь ли вы удовлетворить моё любопытство и поведать, что сподвигло вас на такой поступок. Не стесняйтесь. Мы случайно встретились и, вполне возможно, больше не увидимся, а если вдруг столкнемся где-то, то едва ли узнаем друг друга.

По обрыву, среди травы, были раскиданы небольшие валуны. Я сдвинул два подходящих для сидения, и один застелил плащом. Сел на холодный камень: да, завтра моя болезнь будет полной хозяйкой в теле, но девушке предложил валун с накидкой.

-Что же привело вас сюда, леди?

-Никакая я не леди! - фыркнула девушка, - Я Лала.

Лала жила неподалеку. Она - старший ребенок в семье. Ее отец рыбак. Мать занималась домом, растила их с сестренкой.

Отец частенько просил Лалу о помощи. Она чинила и сворачивала сети. Он говорил, что это занятие очень ответственное, от него зависит улов и их благополучие. Лала обещала быть внимательной. Но ее больше интересовали прогулки и посиделки с подружками, чем какая-то сеть. Однажды она торопилась.

Отец вышел в море, стал закидывать сеть, а та запуталась. Он стал распутывать, как сильная волна ударила в лодку. Мужчина упал за борт, сеть накрыла его. Другие рыбаки пришли на помощь, но сеть пришлось разрезать, а лодку унесло. Отец чудом остался жив. Небрежность Лалы оставила семью без еды. Она пообещала работать, но никому не нужна молоденькая неумеха, у которой всё валится из рук. Да, ей господа предлагали помощь, но уж лучше она с обрыва бросится.

Лала замолчала, молчал и я. Звёзды, далёкие манящие звёзды мерцали над нами. Ночное небо и бесконечная игра волн: я здесь, я там. Вот оно - бесконечность!

-Лала, то, что произошло, несомненно, урок для вас. Он был нужен вам. Но ведь вы его выучили? Посмотрите на небо, оно бескрайне. Посмотрите на звёзды, вы можете их сосчитать? Это, - я махнул в небо рукой, - ваша жизнь, а звезды — это ваш выбор. Вы можете выбрать любую звезду, и постараться до неё дотянуться. Никто не говорит, что это просто, но это прекрасно, посмотрите! - я снова ткнул в небо, - Сколько звезд! И каждая красива. А вы хотите лишить себя этого волшебства? А как интересно рассматривать их. Они же все разные. Маленькие, большие. Красные, белые. Неужели вам не интересно познакомиться со всеми?

Неожиданно для себя, я вынул шкатулку и открыл.

-Посмотрите. Что вы видите?

В темноте рубиновые лепестки броши таинственно мигали звездным отсветом и излучали густую черноту. Украшение казалось волшебным.

-Красиво…- выдохнула Лала.

-Возьмите эту брошь. Она принесет вам удачу. И помните: каждый ее лепесток будет отражать свет по-разному, но это не значит, что какой-то лепесток лучше или хуже, просто они разные, а свет - он один для всех.

-Спасибо, - шепотом поблагодарила девушка и взяла коробочку. Брошь еле уловимо дрогнула, далекий свет отразился в изумрудных листьях и вспыхнул зеленым пламенем.

-Лала! Лала! Дочка! - со стороны города бежали мужчина и женщина.

-Мама! Папа! - Лала вскочила и бросилась навстречу им.

Я тоже поднялся. Мне стало легко. Я понял, что сказал Лале слова, которые сам хотел бы услышать.

Покой…Умиротворение… Звёзды…Пульсируют, смеются, зовут. Чудесно.

Я с вами. Я кружусь среди звезд. Я танцую. Танец. Танец покоя и счастья. Он бесконечен.

Кто я? Не знаю. Какая разница. Нет меня. Нет. Есть Я.

***

Покой…Умиротворение… Абсолютное всё равно... Оно наблюдает. Наблюдает и баюкает. Меня? У меня не получается оглядеть себя. Просто ощущаю, что я есть. Ощущаю, но не вижу. Я есть? Да, это точно. Кто я? Зачем мне знать это? Не знаю. Вместе с вопросом ощущаю нарастающее беспокойство. Что случилось? Как будто меня сжимает со всех сторон. Нет, снова всё хорошо. И я уплываю в бескрайнее блаженство.

Снова что-то сдавливает. Мне не нравится, и я отталкиваюсь, хочу избавиться от давления.

Что за резкий свет! Яркий, белый. И почему так горит внутри. Я кричу.

***

-Ну, вот и всё! Молодец! Сейчас вымоем тебя и положим рядом с братиком.

Аина, вы справились на отлично. У вас чудесная двойня. Я вам, как бортовой врач с огромным опытом говорю. Таких хорошеньких детишек в экспедиции еще не рождалось.