Анна Неделина №3

Инцидент на станции вещания

Инцидент на станции вещания
Работа №231

Если проснулся в собственной кровати от холода – не жди, что дальше дела пойдут лучше.

Я проснулся утром, когда передавали метеосводку. Первая мысль: «Опоздал!»

По системе городского оповещения заявили, что прогноз погоды на сегодня неблагоприятный – долгие сумерки и пепельные осадки. Значит, подумал я, отопление ослабят, чтобы усилить освещение.

В соседнем районе на той неделе взорвалась очередная отопительная башня, поэтому городские службы решили перевести все «печки» на щадящий режим работы. В домах стало прохладнее, но не сильно. Все ещё куда теплее, чем на улице. Через месяц-полтора должна была наступить оттепель, так что потерпеть потребуется не очень долго.

Наскоро бросив в желудок пару кусков хлеба и залив их компотом, я оделся и выбежал на улицу. Если в подъезде ещё сохранялась относительно комфортная температура, то за дверью, где снега было по колено, холодный воздух обжигал лицо и затруднял дыхание. Хотя сегодня температура была несколько выше, чем пару дней назад.

Я быстро двинулся к набережной, по пути огибая снежные заносы и команды людей с лопатами. Рядом с ними часто пыхтели здоровенные паровые тягачи с прицепами – на них излишки снега вывозили за пределы города либо на лёд, сковавший Константинов залив. Если когда-нибудь придет весна, пусть снег тает с минимальным ущербом для фундаментов и подземных коммуникаций.

Со стороны перекрёстка раздался сигнал – значит, сейчас заговорит станция вещания:

«Внимание жителям Александрии. Ввиду неблагоприятной метеорологической обстановки Министерство Здравоохранения требует воздержаться от использования снега и льда для самостоятельной добычи воды. До улучшения ситуации следует употреблять только очищенную воду, получаемую в рамках паевого обеспечения. В связи с этим нормы выдачи воды будут увеличены».

Под звуки сообщения я быстро вышел на Нессинский проспект и быстрым шагом направился по расчищенному тротуару в сторону Академгорода. По обеим сторонам дороги возвышались идеально ровные полутораметровые сугробы, из которых торчали уличные фонари. Людей было немного – только группы дворников или возвращавшиеся с ночных смен рабочие. Большинство жителей либо сидели дома, отгороженные от холодного мира паровым отоплением, либо уже успели добраться до мест работы.

На перекрёстке Нессинского проспекта и улицы Одегова расположилась группа солдат. Кантики на сугробах – их работа. Тягача рядом не было – видимо уехал сбрасывать снег «на море». Бойцы же достаточно бодро махали лопатами, расчищая центральную часть проспекта возле островка разделительной полосы, из которого торчал столб с фонарем и двумя громкоговорителями.

В обычное утро мы бы не обратили друг на друга особого внимания, но не сегодня. Сегодня звезды сошлись так, что я поскользнулся и угодил прямиком в сугроб. Попытка встать привела к ещё большему повреждению кантика, а часть снежной массы попросту вывалилась на расчищенную улицу. Наведенная упорным трудом красота оказалась безнадёжно испорчена.

– Эй, ты, ты что делаешь, урод! – солдатам вандализм по душе не пришелся, и парочка из них двинулась в мою сторону с явно недобрыми намерениями. Я отчаянно забарахтался, но выбраться смог только тогда, когда бойцы оказались буквально в шаге. К этому моменту от ровной стены остались лишь воспоминания.

– А ну-ка иди сюда, зараза, – один из солдат отбросил в сторону лопату и вытащил меня из сугроба. – Ты охренел наши кантики тут уродовать?

– Да ладно тебе, это только снег, – ляпнул я, за что мигом получил резкий удар в глаз. Уже в сугробе меня догнал увесистый пинок.

– Мы этот снег тут целыми днями чистим, гнида ты! – солдат вытащил меня из сугроба только чтобы затем кинуть обратно. Его товарищ молча смотрел на происходящее, изредка поглядывая в сторону.

– Да всё-всё, успокойся… – я попробовал отмахнуться от очередного пинка, но не вышло. По рёбрам снова прилетело.

– Вот, мля… гражданские… – распалялся боец. – Я вот… домой вернусь, всем говорить буду, что снег нихера не чистил! Вот чему в армии учить должны? Стрелять, бегать, пушку наводить… а мы работаем тут, мля… Тут уже солнца который день нихера нету, то ночь, то сумерки… – с переменным успехом мне удавалось закрываться от пинков руками, но попыток подняться я не предпринимал. Отоварит ещё лопатой по голове, так в снегу и останусь.

– …Я не жрал уже двое суток, мля, – продолжал жаловаться боец, – потому что сплю да снег, мля, чищу! Долбанутые, мля… Его тут целый проспект ещё чистить, млять, а потом ещё один и ещё столько же! Я херею просто… Так его ещё квадратным делать надо! Где вы видели квадратный снег? – товарищ похлопал его по плечу и что-то пробубнил. Солдат отшвырнул меня подальше от повреждённого участка, схватил лопату и принялся его выравнивать. Товарищ отправился к середине улицы за своей лопатой. Я осторожно поднялся, но остался на месте.

– …Он же, зараза, ещё и не тает нихера! – ворчал солдат, сноровисто размахивая инструментом. – Да и весна ещё пойми когда случится… Млять, а хер какой мимо пройдет и скажет, мля, у вас не так лежит, и ты, как дурак, по-другому его кидаешь! Долбанутые, мля, точно долбанутые! – он окончательно успокоился, и дальнейшее ворчание свелось к боботанию ругательств себе под нос. Товарищ вскоре пришел и принялся ему помогать.

– Вам помочь? – спросил я, прикладывая к лицу снег. Синяк под глазом точно останется. Остальное поболит да пройдёт.

– Да катись отсюда уже! – ответил второй солдат и, сплюнув, взялся за работу.

Снова провоцировать служивых я не стал и поспешно двинулся вверх по улице.

Мо путь лежал через перекрёсток, мимо десятого корпуса и ботанического сада, к Главному Кварталу Южного Академгорода. Здесь высились первые пять корпусов, и в главном из них расположилась городская станция вещания. С самого начала Зимы я работал здесь посыльным и младшим техником на полставки. Учёбу всё равно приостановили, а лишний доход семье не повредит. Да и работающему населению полагалась улучшенные пайки.

Поднявшись по лестнице к главному входу, я обогнул снежные завалы и прошёл внутрь. В тамбуре горел свет, в вестибюле стоял полумрак. Сотрудников в здании было не так много, студенты практически все сидели по домам или в общежитиях, что позволяло значительно экономить на электроэнергии.

Вахтёр мирно сопел, скрывшись за разворотом старой газеты. Из-за проблем с бумагой «Арборейский вестник» выходил хорошо если пару раз в месяц, другие же издания появлялись на порогах и в почтовых ящиках ещё реже.

«Конец зимней миграции!» – гласил заголовок официального сообщения от Народного Собрания. «Трагедия Фардии, без сомнения, не должна быть оставлена в стороне. Принимая решение о помощи соседнему государству, мы были готовы выделить ему часть собственных ресурсов и помочь тем, кому сможем. Но, принимая во внимание аварии на отопительных башнях в Новохлыновске и Волноморске, мы вынуждены сократить объёмы поддержки.

Ввиду нарастающей потребности в грузовых мощностях, линия пассажирских транспортов Анатолия-Фернель будет свёрнута, а машины перенаправлены на другие маршруты. Таким образом, эвакуация людей из Фернеля прекратится. Однако Арборейская Республика останется верна своему обещанию, и материальная помощь Фардийскому Королевству не прекратится до самого конца Великой Зимы. Ибо таков наш человеческий долг».

Номер двухмесячной давности: видимо, Арсений Евгеньевич нашел в стопке неразгаданный кроссворд. Я не стал его будить, только для вида помахал перед газетой пропуском и направился в северное крыло к лестнице. И даже почти не запыхался, пока поднимался наверх.

Станция вещания занимала верхний этаж Северной башни Главного корпуса Александрийского Государственного университета. Раньше здесь обитали художники – из больших окон открывался чудесный вид на город. Полтора года назад их выселили с этажа, мебель и вещи перенесли на чердак, а планировку изменили. Так один большой кабинет превратился в, собственно, станцию вещания, где внутреннее пространство поделили на техническую комнату и дикторскую студию. Второй большой зал стал кладовкой, каморкой начальника и телеграфной. Между ними удобно расположилась аппаратная. Поперёк коридора в паре шагов от лестницы возвели новую стену с внушительной металлической дверью, надёжно перекрыв проход в общий коридор.

Станция вещания оказалась открытой – в техническом отделении на диванчике сидел Юрий Куликов и читал телеграмму. На столе рядом с ним стояла большая кружка, полная темного напитка. Я почти сразу почувствовал аромат кофе.

– Доброе утро, Юрий Владимирович.

Тот с видимой неохотой оторвал взгляд от телеграммы и исподлобья посмотрел на меня. В свете электрической лампы стала отчетливее видна намечающаяся на темечке лысина.

– Явились, молодой человек, – сказал он, – и где, спрашивается, Вас носило все утро?

Обычно люди слышали могучий голос Юрия только на улице, через громкоговорители. В относительно небольшом помещении он казался слишком громким. Я невольно поморщился.

– Не кривитесь, молодой человек, будто бы я Вам противен, – проговорил Юрий. – Радуйтесь, что пока никаких срочных писем нет, и Вам не придётся отчитываться перед начальством за досадное опоздание.

Я пожал плечами. Зимой случается всякое, кому как не Куликову это знать. Не он ли постоянно предупреждает жителей о том, что тот или иной район заблокирован снегом? Видимо, в случае посыльных станции вещания городская администрация проявлять понимание не просила.

– Где это Вас так помяло, товарищ Студент? – поинтересовался Юрий.

– Упал, – ответил я, невольно притрагиваясь к синяку под глазом.

– Вы, должно быть, за дурака меня держите? – Куликов недовольно прищурился.

– Не держу, – негромко сказал я. Какое ему дело до обычного фингала? Докопался, зараза…

Юрий Владимирович отложил телеграмму в сторону и уселся, сложив руки на коленях. Я подумал, что неплохо было бы прийти телеграфисту с каким-нибудь срочным сообщением. Но, видимо, Единый Бог помнил, что церковь я в последний раз посещал в позапрошлом году, и помогать не спешил.

– Как Вы знаете, товарищ Студент, я человек наблюдательный, – начал Куликов, – и я точно могу сказать, что за вашим «упал» скрывается факт потасовки, – спорить с ним было бессмысленно. К тому же диктор был прав, так что отрицать очевидное глупо. Поэтому я просто молчал. Может быстрее наговорится и займётся делом.

– И в таком случае я хочу знать, смогли ли Вы достойно ответить тому, кто на Вас напал?

Твоё-то какое дело, подумал я, и молча пожал плечами. Пусть понимает как хочет, мне всё равно. Любой разговор с Юрием Владимировичем был неприятным как раз потому, что он любил лезть не в своё дело и занудствовать. Да и о чём вообще говорить, если Куликов даже не мог запомнить моё имя?

– Значит, Вас просто избили, – констатировал Куликов и довольно ухмыльнулся. Снова угадал. Я молча прислонился к дверному косяку. Реагировать на заявление диктора смысла было немного.

– Вам, товарищ Студент, следует уметь постоять за себя в любой ситуации, – сказал Юрий Владимирович. – Иначе как Вы собираетесь защищать нашу Родину? Не приведи Господь, конечно, нам и Зимы хватает... Но! – он назидательно поднял палец вверх. – Всем нашим согражданам будет спокойнее, если среди молодого поколения будет больше смелых и достойных людей.

– Да кому нужны наши острова… – проворчал я. Это было неразумно, и буквально в следующую секунду мне пришлось пожалеть о своей несдержанности.

– История учит нас тому, что на каждый кусок земли найдутся десятки претендентов, – Куликов отпил кофе, немного посмаковал его и продолжил: – Поэтому нужно быть готовыми защищать то, что мы имеем сегодня ради славного светлого завтра! И если Вы считаете, что можно позволять любому человеку безнаказанно Вас избивать, то с каким же настроем вы будете противостоять возможным противникам? Вот почему следует…

Вдохновенная речь Юрия Владимировича была бессовестно прервана появившимся у меня за спиной телеграфистом. Коротко поздоровавшись, он прошёл внутрь и передал диктору две телеграммы:

– Это из АМС и городской администрации. Предупреждение о метели и срочное сообщение по снежным завалам. Зачитать в течение получаса.

– Хорошо, Валентин, сейчас приступим, – кивнул Куликов, и телеграфист вышел.

Видимо, Единый всё же решил надо мной сжалиться. Спасибо тебе, Господи! Если когда-нибудь сойдёт снег и поверхность моря снова станет жидкой, я обязательно поставлю свечку в университетской часовне.

– Надеюсь, Вы меня поняли, товарищ Студент, – сказал Юрий Владимирович, поднимаясь с дивана. Я спешно закивал и, наконец, решился пройти внутрь помещения и снять куртку. В ней уже стало жарко – отопление работало в полную силу.

– Поскольку у нас теперь есть работа, то давайте ей и займёмся, – Куликов бросил телеграммы на свой рабочий стол. Туда же встала кружка.

– Техники-то где? – поинтересовался я.

– Видимо, их обоих снегом завалило, – ответил диктор. – Так что техником сегодня будете Вы. А потому сделайте полезное дело и сходите на чердак, – он снова хлебнул кофе и пошёл в дикторскую. Она отделялась от технического помещения стеной с застеклённым окном и дверью. Внутри располагалось разное оборудование и удобный стул. Снаружи же, на отдельном столе, установили коммутационную панель, позволяющую настроить, в каком из городских районов будет транслироваться сообщение. Пользовались ей крайне редко – обычно вещание шло по всему городу сразу.

– Так на чердаке кроме деревяшек нет ничего? – недоуменно проговорил я.

– Я вчера видел там пару мотков проволоки и запасной тапик, – Юрий глотнул кофе. Он так издевается что ли? Добыл неизвестно где, притащил на работу, демонстративно пьёт и не делится.

Мне однажды тоже довелось попробовать кофе. Это было перед тем, как на море Кривова встал лёд, и регулярная торговля с югом Мировии прекратилась. С тех пор достать напиток стало тяжело – ввозили только самое необходимое. Где его брал Куликов, догадывались все – за определённую плату ввезти в страну могли что угодно. Диктор любые «клеветнические заявления» отрицал и с чистой душой регулярно зачитывал сообщения о вреде контрабанды.

Стараясь как можно скорее избавиться от щекочущего нос аромата, я взял ключ, отправился наверх, открыл чердак и принялся искать проволоку. Отопление здесь отсутствовало. Освещение тоже. Тусклый сумеречный свет пробивался только из небольших квадратных окон вдоль периметра, но на огромный чердак его не хватало. Завалы из ненужной мебели, мольбертов и куч других вещей не позволяли толком ориентироваться, поэтому поиск «тапика» затянулся.

– И какой же гений его тут оставил? – проворчал я, откопав искомое среди завалов гипсовых бюстов. Два мотка медной проволоки и деревянная коробка с небольшой вращающейся ручкой. Я её открыл и проверил состояние аппарата. Вроде целый. Осталось только провода подсоединить и узнать, насколько хорошо «тапики» переживают низкие температуры.

Я отправился назад, осторожно огибая все углы. Внизу нарастал какой-то шум, похожий на быстрые шаги. Вскоре послышались резкие голоса, крики и звуки падения чего-то тяжёлого. Я ускорился, кое-как добравшись до открытой двери на лестницу, и собрался спуститься и посмотреть, что там происходит. И сразу же шагнул обратно за угол.

Около входа на станцию вещания стоял незнакомый мужик. Здоровый, как кабан, в толстой куртке он казался ещё больше, а рычажный карабин в его руках выглядел тонкой тростинкой. Слава Богу, голова его была повёрнута в другую сторону! Я не стал дёргаться, чтобы не привлекать внимание к чердаку лишними звуками.

Оказалось правильно, ибо намерения у мужика были далеки от мирных. На станции вещания раздались ещё крики, мужские и женские, затем – голос Куликова. Я не смог разобрать, что он говорил. Речь диктора быстро прервалась, захлебнувшись, как будто его ударили.

Мужик возле двери выругался на каком-то иностранном языке и крикнул:

– Amenez-les ici, Dumont! Il faut les mettre avec le reste!

Из глубин станции вещания что-то ответили, что заставило «толстого» зайти внутрь. Сопровождалось это едва различимыми препирательствами, в которые изредка вклинивались голоса Куликова, Валентина и его помощницы. Наконец, раздался выстрел. Я вздрогнул и прижал к груди ящик с телефоном и мотки проволоки. Глубоко вдохнул и задержал дыхание. Не хватало ещё привлечь внимание.

На станцию вещания ворвались преступники.

Немного придя в себя, буквально через пару секунд, я на дрожащих ногах отступил вглубь чердака и спрятался около большого шкафа среди мольбертов. Открытая дверь и часть лестничной площадки внизу были видны, так что мне удастся отследить, если захватчики решат покинуть этаж.

Первым из дверей показался бандит. Рядом с обмотанной шерстяным шарфом головой я заметил лезвие пожарного топора. На плече лежит, значит. Следом за первым вышел второй, тот самый, в куртке. За ним вышли Юрий Владимирович, Валентин и его помощница. Все трое держали руки за головой. Последними на лестничной площадке показались ещё два захватчика, один из которых, вооруженный обрезом охотничьей двустволки, видимо, был главным.

– Что там? – на ломаном артанийском спросил он у Куликова, показывая на распахнутую дверь чердака. У меня перехватило дыхание, вдруг сейчас сдадут? Я замер без движения, вслушиваясь, не желая пропускать ни слова из того, что скажет диктор. Но в вечности мгновений мне слышался только бешеный стук собственного сердца.

– Там… чердак, – Куликов бросил на дверь мимолётный взгляд. – Там… х-хлам всякий…

– Вперед! – главарь толкнул Юрия Владимировича на лестницу вниз и обратился к одному из своих: – Découvrez le grenier!

Он бросил короткий взгляд на мою дверь, и я понял, что пора прятаться получше. Но, даже услышав на лестнице тяжёлые шаги захватчика, я не мог пошевелиться, только прислонился к шкафу и закрыл глаза. Осторожно положил «тапик» на пол. В голову не приходило ни одной идеи, как выбираться из сложившейся ситуации. Шаги приближались. Я пытался унять сердцебиение. Вдруг услышат? Шкаф и мольберты скрывали меня со стороны двери, но ничто не мешало бандиту обойти завалы и осмотреть помещение целиком. Мужик шёл неторопливо. В дверях он остановился. Послышалось хрипящее дыхание.

– Eh bien, froid...

Под тяжёлым шагом скрипнул пол. Судя по звукам, бандит двинулся по узкому проходу между завалами в центральную часть чердака. Я осторожно выглянул из-за мольбертов и увидел спину тощего мужчины в черном пальто и ушанке. В опущенных руках он сжимал револьвер. Да откуда у них столько оружия?

– Qui se cache ici? – снова проворчал захватчик, медленно пробираясь через мебель. – Dumont, le bâtard, il serait entré dans ce frigo...

При должном усердии он меня найдёт. Пусть я прятался в совсем другой стороне, но ничто не мешало мужику заглянуть сюда на обратном пути. К тому же он вскоре выйдет на место, откуда меня несложно заметить.

Идея, как выбраться, пришла почти сразу. Станция вещания! Там здоровенная металлическая дверь с мощными засовами! Просто так ее нё выломать и не вскрыть. Там я буду в безопасности! Хотя бы какое-то время точно. А если там кто-то остался? Тогда плохо. Но здесь меня найдут в любом случае, поэтому стоило рискнуть.

Я осторожно присел и взял оба мотка проволоки. Захватчика требовалось отвлечь. Пришлось выждать, чтобы он отошёл как можно дальше. Затем я швырнул один из мотков в дальний угол чердака. Проволока ударилась о другую кучу мольбертов, и они, один за другим, с грохотом рухнули на пол. Бандит мгновенно среагировал – вздрогнул и, подняв пистолет, двинулся в ту сторону.

– Qui est là?

Как только он поравнялся с пирамидкой из стульев, я вылез из укрытия и осторожно двинулся к двери. Ноги дрожали. Я запнулся о «тапик» и грохнулся на пол. Не повезло. Захватчик мгновенно повернулся в мою сторону и закричал:

– Arrêt! Mentir!

Я что-то крикнул в ответ и швырнул второй моток проволоки. Попал в голову. Следом полетел «тапик». Упал на диван. Я рванулся на лестницу, захлопнул створку и повернул ключ в замке. Направился вниз, едва удерживаясь на ногах. Этажом ниже послышалось шевеление. Сверху доносилась ругань и грохот мебели.

Бахнул выстрел. Я вздрогнул, споткнулся и упал. Покатился по лестнице вплоть до порога станции вещания. Ползком преодолел его. Снизу уже слышались шаги и обеспокоенные голоса захватчиков. Я опёрся на стену и поднялся. Ноги едва держали, холодные от пота руки соскальзывали со стены и металла двери. Тяжёлая створка еле поддавалась, но я успел закрыть вход до того, как на лестнице показались люди. Лишь только оба засова встали на место, дверь содрогнулась от могучего удара. Я дёрнулся, упал на пол, отполз к стене.

– О, Господи…!

С той стороны доносились крики. В дверь ударили ещё несколько раз. Надеюсь, у захватчиков при себе нет ничего, чтобы ее сломать. Динамит там или мешок с порохом… Ожидая, случится ли что-нибудь дальше, я вжался в стену и зажал уши.

Сверху бандиты сломали дверь чердака и выпустили своего. Затем они ещё несколько раз попробовали пробить «мою» дверь, но она не поддавалась. Постучали по стене. Попробовали даже стрелять, отчего я каждый раз вздрагивал и прятал голову между ног. В конце концов, я плюхнулся на бок и свернулся калачиком до тех пор, пока попытки пробиться внутрь не прекратились, и голоса за дверью не стихли.

– К-кажется, п-пронесло… – я выдохнул и медленно стараясь не издать ни звука, встал. Подошел к двери. Прислушался. С той стороны доносились какие-то звуки. Кажется, внизу громко кричали. Послышалась пара хлопков – снова выстрелы. Меня передёрнуло от одной мысли о том, что нападавшие сделают с теми, кого захватили. Возможно, их всех уже перебили, и вскоре возьмутся за меня. Но благодаря двери некоторый запас прочности у меня имелся.

Быстрым шагом я зашёл внутрь технического помещения. Сразу же поскользнулся и чуть не грохнулся – по полу из разбитой кружки Куликова растеклась тёмная лужа кофе. От неё шёл приятный запах. Вот, уроды, такой напиток испортили!

Вытирать пятно было некогда; я плюхнулся на стул и вызвал узел связи. Молчание. Я запоздало вспомнил, что он находится в этом же корпусе, а, значит, скорее всего, тоже захвачен. Без узловиков же дозвониться до любого значимого места университета было невозможно.

Я отбросил трубку и вскочил. Что делать? Нужно как-то дать знать народной дружине, что тут произошло. Выпрыгнуть в окно? Я мог бы, но вряд ли выживу при падении с шестого этажа. Даже внушительные сугробы внизу не помогут.

– С-сволочи!

Я стоял около телефона, пытаясь придумать хоть что-нибудь, когда в дверь постучали. Не резко, с намерением выбить, а обыденно, как стучит тот, кто желает видеть хозяина дома. Кажется, снаружи ещё разговаривали, довольно громко, но разобрать слов я не смог.

– Ка-ак будто… я-я им открою…

Тело болело, руки и ноги подрагивали, а вместе с ними дрожал и мой голос. Медленно я вышел в коридор и подобрался к двери. Голос на той стороне показался знакомым.

– Ю-Юрий Владимирович?

За дверью зашевелились.

– Студент! – послышался вздох облегчения. – Ты… там как, живой?

– Ну… ну так.

– Прошу… послушай меня, Студент, – Куликов был сильно напуган, – открой дверь! По… пожалуйста! Иначе они… они всех тут перестреляют! Вахтёра… Арсения уже убили! Открой дверь!

Я едва подавил желание потянуться к засовам и отпереть замки. Пришлось упереться лбом в прохладный металл и крепко обхватить себя руками.

– Студент! – взывал диктор. – Они тебя не тронут, даю слово!

Ага, как же! Видимо, вахтёру, гарантий дать не успели…

– А… Арсения Евгеньевича о-они т-тоже не т-тронули? – едва выдавил я. – Ка-как т-только я открою д-дверь, ме-меня застрелят!

– Им нужна только станция вещания! – крикнул Куликов. – Мы им не нужны!

Я не ответил. Смысл? Куликов может говорить что угодно, давать любые обещания, но толку от них, когда он с той стороны двери? Если захватчикам только нужна была станция вещания, то почему они никого здесь не оставили? Почему убили вахтёра? Почему стреляли? Там, внизу, ведь наверняка есть раненые… Может быть даже другие убитые!

– Студент, твою мать! Открой чёртову дверь, иначе нас всех тут завалят! – Куликов ударил по двери. Однако через мгновение там завозились, и уже кто-то другой заговорил на ломаном артанийском:

– Эй, мальчик, как… твое имя?

Я не ответил. Я уселся на пол и прислонился спиной к двери. Я не знал, что делать. Можно было открыть дверь, но что тогда?

– Эй… ты там?

– Ответь им, черт тебя дери! – крикнул Куликов. Снова послышалась возня, и Юрий Владимирович заохал. Эти сволочи его бьют!

– Ва-вам какое дело, ка-как меня зовут? – я решил ответить, чтобы они не убили ещё и диктора. В горле встал ком, слова приходилось буквально выдавливать.

– Нет дела, – согласился бандит. – Открой дверь, s'il vous plaît… пожалуйста. Мы только… хотим передать le message… послание. Вашему Народному Собранию. Твой друг… согласился нам помочь! А потом… мы вас отпустим.

Ах, так, значит, эти люди решили захватить станцию вещания для того, чтобы транслировать что-то на весь город? При том, что они явно иностранцы… всё это выглядело слишком подозрительно. К тому же они убили человека.

– Если… вы хо-хотите про-просто что-то сказать… – мой голос дрожал. Никогда не думал, что могу так сильно заикаться. Но расслабиться не удавалось.

– …Т-то могли бы отпустить всех ра-работников! – я ударил в дверь. – Есть и другие с-спо-способы связаться с на-нашими властями! Для… для этого не т-требуется врываться с оружием в учебный к-корпус и… и убивать людей!

В ответ в дверь ударили два раза. Я отпрянул.

– Bâtard! – донесся голос главаря. И снова удар в дверь. – Ты можешь упираться сколько влезет… сhiot puant… но у нас в заложниках много людей! Leurs vies… сейчас… зависят от тебя!

– Студент! – позвал Куликов. – Открой дверь! Они нас тут всех перебьют, если ты не откроешь!

– Решай, garçon! – продолжил главарь. – Никто не знает ce qui s'est passé… что тут случилось! А с такой высоты… ты никого не предупредишь! Нам нечего терять! Nous sommes prêts à mourir pour Fardia! Et toi, mon garçon… готов… es-tu prêt pour la mort de tes concitoyens à cause de toi? Они умрут из-за тебя, мальчик!

– Открывай дверь, сейчас же! – судя по дальнейшей возне, Куликов забился в истерике. Его кто-то держал, а он пытался вырваться. Безуспешно. У меня перехватило дыхание. Сейчас его убьют!

Но если я открою дверь, мне точно крышка. Сначала меня изобьют до полусмерти, переломают рёбра, а потом пристрелят. Остальные сдались быстро, поэтому ещё живы… кроме вахтёра. Но раз уж мне повезло запереться в труднодоступном месте, так просто покидать его было бы глупо.

Тем более если это станция вещания.

– Юрий Владимирович! – крикнул я сдавленным голосом. – Держитесь там! Я… я позову помощь! Я… се-сейчас позову помощь!

– Что… что ты сделаешь? – диктор на мгновение задумался, но вдруг словно осознал, что произойдёт дальше. – Нет! Подожди! Открой дверь, Студент!

Но я уже зашёл в техническое помещение. Чуть не поскользнулся на луже кофе. В нос снова ударил слабый аромат. Не до этого сейчас! Шум за дверью подсказывал, что Куликова допрашивают с пристрастием, а, значит, следовало поторопиться.

– Я попробую защищать то, что имею сегодня, Юрий Владимирович…

Я проверил подключение оборудования, зашёл в студию и закрыл дверь.

Полгода назад мне предлагали попробовать себя в роли диктора, когда Куликов простыл. Я не решился. Шутка ли, мой голос бы услышал весь город! Одна только мысль об этом заставляла меня заикаться от страха. Да и, вопреки мнению начальника, хорошо поставленной речью я не обладал. В итоге Юрия Владимировича подменила актриса театра Ольга Сергеевна Высоцкая, а я заходил в дикторскую только для передачи телеграмм и писем.

Теперь же сообщить об опасности никто, кроме меня не мог. Я сел на «куликовский» стул и придвинул микрофон. Регулировка самое то. Я прикрыл глаза, настроился, прокрутил в голове, что буду говорить, нажал на панели кнопку включения и…

– Эм… внимание, жители Александрии… Ввиду… э-э… сложившейся ситуации я… вынужден сообщить: в главный корпус Александрийского Государственного университета проникли… э-э… вооруженные люди. Эм… они… захватили здание и всех, кто в нем находился. Уже есть жертвы. Мне удалось закрыться на станции вещания, но… как бы сказать… не думаю, что это надолго. Не знаю, сколько мне удастся здесь продержаться. Прошу… немедленной помощи у народной дружины…

Сначала я говорил не очень громко. Не зная, как сказать правильно, кратко и доходчиво. Даже с учётом обстоятельств, я не был уверен, что действую правильно. Но кто ещё в Академгороде сможет попросить помощи? Я собрался с силами и продолжил:

– …Также хочу попросить всех, кто находится на территории Академгорода АлГУ немедленно эвакуироваться. Узел связи не работает. Надеюсь, вы сможете уйти целыми и невредимыми. Еще раз прошу помощи у народной дружины. Надеюсь на скорое разрешение ситуации. Спасибо.

Я выключил микрофон и резко выдохнул. Прокашлялся. Произнести длинную речь на одном дыхании оказалось трудно. Но я справился! Хотя Куликов бы точно сказал, что-то вроде: «Товарищ Студент, вам еще учиться и учиться!»

Представив его лицо, я усмехнулся и подошёл к окну. Снаружи внизу виднелись редкие прохожие, останавливающиеся на проспекте. Все они, казалось, недоверчиво, смотрели то на столбы с громкоговорителями, то на здание корпуса. Дружинников пока не наблюдалось, но группа в военной форме уже собиралась на набережной. Те самые ребята, что чистили снег утром? Хорошо бы, лицо они бить умеют.

Лужа кофе на полу уже подсохла, но аромат до сих пор не выветрился. Я подумал, может быть, поискать, где Куликов прячет свои запасы? Просить у него было боязно, да и всё равно бесполезно, а так хоть получится незаметно стянуть одну. Пару раз диктора видели здесь с упаковкой, значит, тайник должен быть на станции вещания… Впрочем, от этой идеи я быстро отказался – не до того сейчас.

В дверь снова забарабанили. Я подошёл и прислушался.

– …Petit bâtard! – кричал один из захватчиков. – Il a prévenu toute la ville!

– On se calme! – ледяным тоном проговорил главарь. – Эй, bâtard, ты там? – получив подтверждение, он сказал: – Ты, bâtard, попал в неприятности! Vous êtes dans le cul complet, bâtard!

– Юрий Владимирович! – позвал я. – Держитесь! Помощь скоро будет! Я видел из окна, там уже стоят солдаты!

С той стороны двери выругались. Главарь бандитов что-то сказал, и послышались удаляющиеся шаги. Куликов снова потребовал открыть дверь. Я призвал его держаться. Втроем мы кричали друг на друга, но оставались глухи к словам каждого. Только собственный голос имел хоть какой-то вес.

Наконец, мы надорвали глотки и постепенно успокоились. С обеих сторон мы били по двери; мои дрожащие ладони немилосердно жгло. Я не замечал – боль не утихала с тех пор, как я скатился с лестницы.

– Послушай, – сказал вдруг главарь. – Я правда… хотел être bon… быть хорошим. Но… раз ты так поступил… придется быть плохим, – бахнул выстрел. Куликов заорал.

– Ах, сука, моя нога! Эта сволочь прострелила мне ногу!

– Я убью его, если ты… не откроешь дверь.

Мои руки сами потянулись к засовам. Крики Юрия Владимировича только подогревали желание поскорее распахнуть дверь. Но вместо того, чтобы открыть металлическую створку, я со всей силы ударил по ней обоими кулаками. Боль отрезвляла сильнее любой попытки внушить себе, что все это бесполезно.

– Ублюдки! – заорал я, снова ударив дверь. Кажется, левое запястье слегка хрустнуло. Я сел. Крики Куликова не смолкали. Я мог бы уйти и закрыться в студии или еще где-нибудь… Мог всё же открыть дверь и тогда, может быть, захватчики помогут ему. Но предпочёл остаться на месте и слушать вой диктора, отдающийся в голове и груди невыносимой болью. Всего через несколько мгновений я не выдержал и закрыл уши.

– Да открой же дверь! Открой, прошу тебя… Открой!

– Нет! – закричал я в ответ. – Вам я уже не помогу! А как только открою – меня… меня убьют!

Мы перекрикивались целую вечность, но в один момент голос Юрия Владимировича стал тихим, а жуткие вопли сменились стонами. Постепенно затихали и они. Куликов истекал кровью, и силы покидали его.

Главарь захватчиков, до того молча слушавший нас, наконец, подал голос:

– Послушай, мальчик, ton ami… твой друг сейчас умрет. Разве ты… не хочешь pour l'aider… помочь ему?

Я промолчал. За дверью всё ещё стонали.

– Многие… очень многие люди сейчас souffrir … страдают от холода и голода, – продолжил захватчик. – Оставленные… умирать среди снега и пепла, без еды и топлива, они besoin d'aide… нуждаются в помощи. Мы здесь, чтобы pour les aider… помочь им, и мы… можем помочь ton ami… твоему другу. Нам… только нужно войти на la station de diffusion … станцию вещания и передать… сообщение Народному Собранию Арборейской республики. Laissez nous entrer… пусти нас, и твой друг… выживет.

И тут меня словно током ударило. Иностранцы… помощь… Я ведь видел утром статью в газете у вахтёра!

– Та-так вы… из Фардии?

– Мы действуем… от имени тех, кого вы laissé pour mort… оставили умирать… в ледяном аду, – подтвердил главарь. – Они… не могут сказать eux-mêmes, поэтому за них… скажем мы. Мы nous demandons … требуем, чтобы вы продолжили… эвакуацию жителей Фернеля и Норкурта… в Анатолию. Это… всё, что мы хотим сказать.

Я оторопело смотрел в пол. То есть эти люди, захватили станцию вещания только для того, чтобы на всю столицу заявить о своём недовольстве? И ещё что-то потребовать от тех, кто и так оказывал им помощь? А ведь эти ребята, что пришли сюда с оружием, и убивали и калечили простых людей, явно не сами сюда добрались! Стало быть, им повезло сбежать из дома, да ещё и приехать в Александрию!

И они смеют говорить что-то от имени тех, кто остался в Фардии?

– Вот вы… уроды, – прошипел я, поднимаясь. Теперь мне захотелось открыть дверь не ради Куликова, а для того, чтобы дать в морду этому лицемеру. Вовремя остановился.

– В-вы… вероятно за-забыли, что грузовики до сих пор хо-ходят в Фернель и Норкурт? – едва дыша от злости спросил я. – Еда, топливо… всё это п-поставляется Фардии! Разве этого мало? Ч-чего вам ещё нужно?

– Люди… умирают там! – ответил фардиец. – Тебя n'étais pas là… там не было! Вы здесь живте в тепле и достатке так, словно никакой Зимы нет! А мой народ… мои сограждане… страдают!

– Э-это ваши п-проблемы! – я не стал дослушивать его бредни. – Первый пе-пеплопад был в Фардии, но вы… вы ничего не сделали! А мы… мы подготовились! И мы не… не обязаны были помогать в-вам, но сделали это!

– Tu n'as pas assez fait! Этого недостаточно!

– Э-это решать… не тебе! Какое п-право вы имеете во-вообще от нас что-то т-требовать?

На той стороне замолчали. Я посмотрел на руки – кулаки сжались так, что костяшки побелели. Бандиты начали о чем-то негромко разговаривать, но я слишком шумно дышал, чтобы разобрать. Да и не доводилось мне учить кордиальский язык.

Когда за дверью воцарилось молчание, я насторожился.

– Эй, мальчик es toujours là? Ты еще там? – спросил главарь.

Я подтвердил.

– Мне все это fatigué de ça… надоело! – голос фардийца стал громче. – Не хочешь… хорошо, будет… плохо!

Осмыслить его слов я не успел – снова раздался выстрел. Юрий Владимирович вскрикнул, но второй выстрел его добил.

– Уроды! – мне осталось лишь кричать от бессилия и бить по двери. Теперь, если я и открою проход, то гарантированно умру.

– В следующий раз… тебе лучше… открыть дверь! – сказал фардиец, после чего отдал несколько коротких распоряжений на кордиальском. Послышалась возня, словно кто-то волоком потащил мешок.

– Сволочи!

Когда звуки за дверью затихли, я прислонился к ней спиной и тихо сполз на пол. Возможно, остальным заложникам жить оставалось считанные секунды, и вскоре в этом здании из арборейцев останусь только я. А вот будь у меня оружие… что бы это изменило? Вряд ли мне хватит духа выстрелить в человека…

Я не знаю, сколько сидел у двери, смотря в пол, но когда раздался звонок, тёмно-серое сумеречное небо за окном станции вещания потемнело еще сильнее. Едва видневшиеся сквозь пепельные облака багровые нити света придавали падающему серо-чёрному снегу жутковатый вид. Словно знамение темных времен, обещанных в священных книгах любой мировой религии. Но если «грязный» снегопад на фоне такого заката и предвещал беду, то звонок, наоборот, стал для меня лучом надежды.

Я не помню, как оказался возле «тапика» и снял трубку. Но точно помню, как произнёс протокольную фразу:

– Станция вещания.

– Говорит капитан Воронин, – представились на том конце провода. – С кем я говорю?

Я представился и по просьбе капитана кратко обрисовал обстановку.

– Вот ублюдки, – прокомментировал милиционер. – Мы окружили здание и перекрыли выходы, так что они никуда не денутся. Дождись нас, скоро начнём штурм.

– П-понял, – я машинально кивнул и положил трубку. Через дверь ко мне точно не войдут, так что осталось лишь подождать, пока дружинники сделают свою работу. Зажатые между силовиками и дверью, бандиты никуда не денутся!

Только я успел подумать о хорошем, как странный звук вернул меня к реальности. Кто-то разбил стекло? Но тут шестой этаж! Я бросил короткий взгляд на окно и осторожно подошёл к двери на станцию вещания. Коридор был пуст, но в кабинете начальника отчетливо слышались возня и кряхтение. Ещё до того, как неизвестный вышел, я захлопнул свою дверь и закрыл её на задвижку. Для надёжности подпер стулом.

– Ох, е… – выдохнул я. В коридоре послышались шаги и, вскоре, раздался звук скрипящего металла. Одновременно с этим откуда-то снизу загремели выстрелы. В дверь забарабанили.

– Открой, mon garçon! – голос главаря я, наверное, уже никогда не забуду. – Эту дверь… мы точно сломаем!

Я схватился за «тапик» и вызвал узел связи. На том конце возились недолго:

– Первый корпус, узел связи.

– Станция вещания… захвачена! Они прошли за дверь! Я заперся в основном помещении, но… долго не продержусь!

– Понял тебя, – ответил узел связи. – Мы уже штурмуем башню. Сможешь выбраться?

– К-как?

– Они, скорее всего, прошли по выступу между пятым и шестым этажами башни с задней стороны корпуса, – удары по двери усиливались, но она держалась. – Мы не смогли установить снизу прожекторы из-за снега, поэтому оцепление проворонило. Попробуй выбраться через окно на выступ и дойти по нему до крыши. Я уже послал людей на смотровую площадку – тебя встретят. Понял меня?

– Н-но там же в-высоко! – крикнул я. Об одной только мысли о передвижении на такой высоте у меня вспотели ладони.

– Да, – согласились на том конце провода. – Но если они заблокируют дверь, ты надолго останешься с ними наедине. Выбор-то, конечно, за тобой, но я бы не стал рассчитывать на их милосердие.

Я вздохнул. С каждым ударом по двери мое тело дрожало все сильнее. Вместе с ним подрагивало даже дыхание, не говоря уже о голосе.

– Х-хорошо, я… по-попробую.

Дверь трещала, но не поддавалась. Выстрелы снизу еще доносились. Как скоро дружина появится здесь? Вряд ли они сразу пробьются через вход, поэтому оставаться здесь надолго точно нельзя. Как и сказали с узла связи, можно выйти через окно. Да, опасно, но другого выхода нет.

Я быстро накинул куртку и распахнул створки окна. Снизу на башню были наведены лучи мощных прожекторов. По краю расчищенной дороги группами расположились дружинники. Чуть поодаль от них пыхтели тягачи, около которых суетилась обслуга. А на набережной, среди голых стволов деревьев, фонарей и стоек теплотрассы, кучковались зеваки.

Холодный воздух ударил в лицо, а внутрь комнаты посыпался серый снег. Я уже почти ступил на подоконник, но вдруг опомнился – нельзя оставлять станцию вещания в рабочем состоянии! Кода фардийцы сюда проберутся, они могут осуществить задуманное, и тогда моё сидение здесь окажется бессмысленным. Я подошёл к оборудованию и повыдёргивал все провода из коммутационной панели. Без знания, что и куда здесь втыкается, разобраться будет сложно. Надеюсь, этого хватит, чтобы до уничтожения захватчиков они не смогли воспользоваться станцией вещания.

Вернувшись к окну, я резко вскочил на подоконник, но когда взглянул вниз, то внутренности сжались в тугой комок. Страшно! Но оставаться еще страшнее! Поэтому уговаривать меня сделать шаг долго не пришлось. Выступ на стене был довольно узким, но для перемещения по нему вполне хватало. Только снег мешался. Я сбрасывал его вниз осторожными движениями.

Из-за дрожи в коленях продвижение шло медленно, осторожно, приходилось цепляться за каждую выемку, коих было совсем немного. Чаще я просто клал ладони на холодную стену и воображал, будто это поможет. Шёл лицом к стене – это помогало не смотреть вниз, но даже так пропасть за спиной ощущалась яснее некуда. Я попытался глянуть вверх, но от такого сразу же взмокли пятки и поясница. По спине бежали мурашки. Ноги, казалось, промокли от холодного пота, что только усиливало влияние мороза и ледяного ветра. Дрожь усиливалась. Риск свалиться вниз нарастал с каждой секундой, с каждым мгновением, но я шёл вперед, потому что пути назад не было.

Дверь на станции вещания выбили, и теперь из окна доносились озлобленные крики. Я уже почти дошёл до угла, когда они стали более отчетливыми. Повернуть голову и посмотреть было страшно – от любого лишнего движения сердце падало в пятки, но мне удалось заставить себя немного ускориться. Падение или выстрел – все одно…

Но в движении у меня есть шанс.

– Déglingue le! Tuez le salaud!

Грохнул выстрел. Рядом вжикнула пуля.

– Ах, е…! – я инстинктивно дёрнулся, и едва не свалился. Успел всем телом вжаться в стену и не соскользнуть. Резко выдохнув, я сделал широкий шаг и, наконец, скрылся от обзора со стороны окна. Осталось только преодолеть несколько метров до парапета.

Набравшись смелости, я посмотрел на главную башню, где на уровне крыши расположилась смотровая площадка. Освещение не работало, поэтому разглядеть там кого-либо не удалось. Я продолжил путь.

Прошла вечность, прежде чем сзади оказался скат крыши. Снега на нём навалило много, примерно по колено, но даже так я с облегчением туда спустился. Самый опасный участок пути был пройден. Я неторопливо направился к смотровой площадке, даже не беспокоясь о том, что в штаны и ботинки забьется снег – по сравнению со всем произошедшим сегодня это казалось незначительным.

Вскоре со стороны башни послышался приглушённый взрыв. В отличие от меня, фардийцы за дверью долго не просидели. Однако радость оказалась преждевременной – будучи уверенным, что теперь-то уж они меня не достанут, я совсем забыл об одной важной мелочи…

Часть чердачных окон выходила в сторону крыши корпуса. И одно из них только что разбилось.

– Bâtard! – вслед за голосом послышались выстрелы, и буквально в шаге от меня взметнулись фонтанчики снега.

– Да чтоб вас, Господи! – зарычал я, усиленно двигая ногами. Скорости это прибавило мало, а на снегу я выделялся вполне четким тёмным пятном. Почти что стоячей мишенью.

Неудивительно, что после следующих выстрелов меня бросило лицом в сугроб. Боль была такой, что, казалось, оторвалась нога.

– А-а-а! Сука!

Я попробовал подтянуть простреленную конечность к себе. Не получилось. Снег ограничивал движение. Засыпал глаза. Мешал видеть. Я активнее заработал руками, пытаясь хотя бы ползти. Помогал себе здоровой ногой. Больно! Было так больно, что я даже не слышал собственного крика.

Следующая серия выстрелов точно оказалась бы смертельной. Но на смотровой площадке появились бойцы народной дружины с винтовками. Обеспокоенные крики сменились стрельбой. Из последних сил я попробовал поползти к ним, но не преодолел даже метра. Ну же! Вперед! Осталось совсем немного! Я даже вытянул вперед руку.

– П-помогите… – вот и всё, что удалось сказать прежде, чем силы окончательно меня оставили.

***

Говорят, тот, кто рано встаёт, получает подачки от Единого… как-то так, нет?

За долгие месяцы Зимы каждый житель Арбореи научился определять порой практически незаметные различия между ночными, утренними, дневными и вечерними сумерками. Солнце показывалось крайне редко и ненадолго, в основном когда вулканическая активность на Закатном полуострове спадала. Это было настоящим событием! Жаль, сегодня в небе висели привычные тучи, чёрным полотном накрывшие мир, не пропуская извне даже сияние лун. Про звёзды я и вспоминать не буду.

Раньше на путь до Академгорода у меня уходило меньше получаса. Теперь же придется ковылять туда раза в два дольше. Неторопливо, с перерывами, чтобы покряхтеть и передохнуть. Врач сказал, что боль со временем исчезнет, нужно только регулярно разрабатывать застоявшуюся мускулатуру. А вот с тростью ходить мне придётся всю оставшуюся жизнь.

Преодолеть первые две лестницы было небольшой проблемой – ступени тут широкие и низкие. Эмблему университета, отлитую лет двадцать назад из бронзы, и установленную на внушительном постаменте напротив главного входа, давным-давно завалило снегом. В начале Зимы её пытались откапывать, но через пару месяцев это дело бросили – долго, муторно и совершенно не нужно.

Я остановился отдохнуть около снежной горы, под которой скрывалась эмблема, и взглянул наверх. Здание Главного корпуса выглядело мрачным. Свет горел только в окнах станции вещания. Кто-то уже пришёл? Я глянул на часы и удивился – путь занял куда больше времени, чем предполагалось. Стоит поторопиться!

Я миновал двух дружинников около входа и направился в левое крыло. Осталась самая сложная задача – подняться наверх. Ох, Единый, почему никто не догадался установить здесь лифт?

Стоит ли говорить, что из-за крайне медленного подъёма по лестнице, я все-таки опоздал?

– Мне уже казалось, что ты не придёшь, – меня встретил Валентин. Он наблюдал за «героическим восхождением» сверху и изредка шутливо подбадривал, мол, держись, осталось всего три пролёта.

– Я мог бы быстрее, но, увы, недавно мне прострелили колено.

– А я вот живу на соседней улице, – усмехнулся телеграфист и тут же посерьёзнел: – Как нога?

Я ответил, мол, жить можно, пожал плечами, и мы прошли за дверь. Капитан Воронин, когда посещал меня в больнице, рассказывал, что в ходе штурма ее подорвали динамитом. Створку вышибло вместе с частью стены. Теперь же тут стояла новая, точно такая же. И следов взрыва вокруг не наблюдалось.

Скинув куртку, я не без трудностей сменил обувь и сразу направился в дикторскую, стуча тростью по деревянному полу. Интересно, сошёл бы я за своего среди аристократов? Говорят, в Фардии или Артании среди «голубых кровей» ходить с тростью было модно.

– Вот тебе метеосводка на сегодня, – Валентин передал мне телеграмму. – Все по стандарту, ну, ты и сам знаешь. Так что вперед, люди хотят тебя слышать.

– Да брось ты… – я махнул рукой. – Все уже поди забыли. Да и у Ольги Сергеевны голос лучше моего поставлен.

– Думай как хочешь, – пожал плечами телеграфист. – Я тебе потом газетку принесу, почитаешь. Вышла, пока ты отлёживался.

– Я читал все номера «Вестника» за последние три месяца.

– А это не «Вестник».

– Тогда неси.

Валентин улыбнулся, кивнул и ушел к себе. Я же пробежался глазами по телеграмме. Шаблонный текст о том, что погода в следующие пару дней обещает быть получше. Кроме того, обещали начало летней оттепели. Может, даже небо прояснится.

Я начал проверять микрофон через специальный динамик. Вроде работает. Но пока возился со странно протянутым проводом, обнаружил в столе потайной ящичек. Озадаченный этим, я попробовал его открыть. После нескольких попыток он поддался. Внутри ровным рядком лежали простые бумажные упаковки. Я вскрыл одну.

Внутри был кофе.

Так вот где Юрий Владимирович его хранил! Даже странно, что ни один техник, в том числе и я, до сих пор не нашли этот тайник. Ну, на то он и тайник.

В нос ударил характерный аромат. Раньше он был приятен. Теперь же… напоминал о том дне. Я поморщился, взял все упаковки и переложил на общий стол. Мне он в горло точно не полезет, так что пусть остальные порадуются.

Отмахнувшись от нахлынувших воспоминаний, я вернулся в дикторскую, поудобнее уселся на стуле, придвинул поближе микрофон и включил его. Затем нажал тумблер, отвечающий за передачу сигнала «на улицу» и, прослушав привлекающий сигнал, заговорил:

– Внимание жителям Александрии…

+3
08:07
557
21:51
Рассказ-эпизод, зарисовка из странного, но интересного мира smile
Прочёл с интересом, понравилось, хотя и осталось ощущение, что это не полноценный законченный рассказ, а лишь эпизод или пролог к чему-то большему.
Минаев
00:11
Я писал развернутый комментарий, но из-за затупившей системы он слетел.
В кратце:
Лучше чем седнее по группе, но не хорошо.
Сеттинг уже успкл стат вторичным, см тот же «Ледяной Ад» Джона Кемпбела или игрушку про «Фростпанк». Но прописан болееменее норм. Хотя остается стачичным вместо демонстрации динамики.
В целом читабельно, но есть провисающие моменты которые пролистываешь по диагонали.
В целом интересно, но саспиенс выстроен неправильно, и финальная часть борьбы которая должна быть кульминацией получилась скучной провисающей частью, которую проматываешь к эпилогу.
Речь персонажей неестественна.
Главный конфликт обозначен слабо, потому ни терористы, ни заложники особых эмоций не вызывают.
Весомый плюс — нет объяснялки влоб. В остальном, на фоне группы — хорошо. Если не встретится дальше чего получше, можно пометить, как кандидата на десятку.
Елена
17:12
Очень интересный рассказ. Герой живой и настоящий получился. Непонятно, что под этим сюжетом кроется. Ребята, которые захватили станцию, они плохие? Или их довели до отчаяния? То, что в газетах написано, это правда или ложь? Помощь поступает пострадавшим?
Вопросов больше, чем ответов, но рассказ заставляет задуматься.
Загрузка...
Андрей Лакро

Достойные внимания