Священная Книга

Нестройный ряд приговорённых пошатывался от ветра и слабости. Стрелковая группа замерла в ожидании команды.

Он положил подушечку пальца на спусковой крючок и задержал дыхание

Чёрный контур в прицеле зыбко дрожал от тёплого осеннего воздуха.

На голове каждого приговорённого был завязан чёрный мешок из грубого полотна. Кто и когда их надевает, исполнители не видят. Их выводят после.

***

Матей осторожно прикрыл дверь храма и сбежал по ступеням на протоптанную дорожку.

Славно, что здесь, у самой передовой, оказался такой тёплый и родной сердцу приют. Вечерний прорыв не обещал пройти легче и безопаснее предыдущих, но на сердце у него царили свет и покой. Благословение давало силу и надежду.

Матей легко выдохнул и расстегнул плотную армейскую куртку.

Снаряжение и боекомплект неоднократно проверены, и у него ещё есть несколько часов, чтобы послоняться по лагерю. Список индивидуальных тактических задач согласовали ещё вчера. Оружие, доспех, аптечка - достаточно получаса, чтобы облачиться и выступить.

Он обошёл приземистое, наспех сколоченное здание казармы. Обманчиво расслабленные прорывники курили на ящиках из-под консервов. Кто-то точил широкий походный нож, кто-то лениво тыкал пальцами в экран ориентировщика.

Под тенистым навесом Матей разглядел Быка.

Бык, крепкий, наголо бритый солдат в возрасте, обладал мощными усами до линии подбородка и хмурым лбом с глубокими морщинами. Он сидел на пустом газовом баллоне перед небольшим костром. На огне булькал чёрный котелок. Подобные вольности могли сойти с рук только прожжённым воякам со стажем, коих в строю осталось не так уж и много.

Здоровенной алюминиевой ложкой Бык опускал в кипящую воду разряженные одноразовые пулемётные батареи. Стариковские привычки экономить на всём, беречь малое и доедать всё до последней крошки, служили известным поводом для безобидных шуток соратников. Странным образом, после небольшой варки, батареи снова могли питать оружие. Удовольствия - всего-то на пару минут, но Бык справедливо полагал, что в бою скромная заначка может оказаться бесценной. Перегруза он не страшился, а механику он презирал.

Матей подошёл и присел рядом. Он любил до боя перекинуться со стариком парой фраз. Маленький ритуал, мужской и нужный.

- Завтрака не хватило? - кивнул он в сторону котелка.

- Мой желудок переварит твою каску, если потребуется, - Бык выловил две батареи и положил на сухое полотенце подле себя. - Молился?

- Да. Зря ты пропускаешь службы. Знаешь, первый шаг в сторону всегда такой - простой и безобидный. Моральный отдел, возможно, и смотрит на прогулы сквозь пальцы, но благодать ещё никому не помешала.

- Не лечи, - привычно отмахнулся тот. - Сердце Данко и так со мной. Оно в каждом и везде, а не только в этом забавном домике. Я верю в замысел и воздаяние. Этого достаточно.

Ещё две батареи отправились в кипяток.

- Ты уподобляешься тем, кто топчет его дар. Не для того он разорвал свою грудь, чтобы мы бродили во тьме.

- Так. Стоп. Про Слово и про тьму мы говорили... э-м-м... В прошлый понедельник. В пятницу - про выбор между боем насмерть и забвением в чаще. Довольно. Я предлагаю обсудить хорошие ботинки, пиво и здоровенные сиськи! - Бык зашёлся живым прокуренным смехом и дружелюбно пихнул Матея локтем.

- Я - зануда? - усмехнулся тот.

- Ты как баба, честное слово. Ну чё за рефлексия? Сегодня вечерком славно рубанём ублюдков. Покрошим в труху. Бог даст - обойдёмся без травм. Слыхал - в прошлом месяце на южных редутах сотня наших на минном поле осталась. Жесть, все там будем. Зато сколько еретиков сковырнули, а? Горой лежали! Еле бульдозером эту кашу разровняли. А, ну да, уже обсуждали. Вот будешь думать про всякое - тоже встрянешь.

- О душе - это не про «всякое».

- Перед боем, вам, молодым, про запасные штаны надо думать. А с душой всё в порядке будет, кирасу только покрепче выбирай.

Подобный бесхитростный спор происходил перед каждым прорывом. Матей взывал к чувствам старика, а Бык, в свою очередь, отшучивался. И вечер казался таким далёким. Мины и растяжки, автоматические наводчики и роботы-снайперы - все растворялись в темноте грядущей, бесконечно далёкой, ночи.

Но она наступала. Прорывники - передовые ряды внешнего активного корпуса - встречали грудью всю мощь вражеского сопротивления.

Еретики отступали организованно и продуманно. Они редко несли бОльшие потери, чем атакующая сторона. Случай, о котором упомянул Бык - исключение. Обычно за одного отступника прорывники оставляли не меньше пяти своих.

Неуловимый противник редко появлялся в бою. Увидеть в разгар сражения еретика означало, что он, вероятно, отстал от основной группы или замешкался с оборудованием. Они не выходили на открытое столкновение. И не смогли бы, даже если захотели. Ни оружия, ни амуниции, ни медикаментов и регулярного снабжения у них не было. Только карты.

Их сила - карты Системы автономной тотальной обороны.
***

Предки хотели обезопасить себя и создали Систему. Они заполонили земной шарик - глубокие недра и ледяные вершины, водное и воздушное пространство, города и пустыни - электронными датчиками и железными солдатами. Ловушками и роботами-разведчиками. Сотнями пулемётов и пушек, оживающих в полях и лесах при приближении человека. Нашпиговали торговые центры и автострады стволами и ракетами; сейсмическим, магнитным и химическим оружием.

Они боялись себя, боялись своей мощи, не доверяли соседям и нашли выход. Выход, который уже не кажется разумным - они залезли в огромную смертоносную клетку.

Многие предвещали, что клетка уничтожит человечество, сотрёт с планеты огнём и сталью. Для такой простенькой задачи Система не растратила бы и тысячной доли потенциала. Но она не сошла с ума. Не взбунтовалась и не ужаснула искусственным разумом.

Катастрофа случилась там, где её не предвидели.

Люди потеряли карты.

Саботаж или халатность тому причиной, но люди остались слепы и беспомощны перед механическим чудовищем. Не осталось ни физических, ни электронных носителей, где хранился бы хоть фрагмент, хоть кусочек плана управления Системой. Не осталось схем и тропинок, за любое спонтанное действие или перемещение человечеству пришлось платить кровавыми жертвами.

Жизнь замерла. Предки затаились и робко выживали в местах, выложенных собственными телами. Выживали там, где смертоносное вооружение иссякло, где истощились боеприпасы, электрические заряды и бочки с биологической отравой. Где робко теплилась жизнь.

Так прошло много лет. И люди в людях взросла вера. На руинах прошлого они обрели Слово. Они получили древнюю и мудрую Книгу. Книгу о человеке, который в давние времена, во тьме веков, совершил подвиг и освободил потерянные души ценой жизни. Светом своего сердца проложил им дорогу из мрака.

Религия дала людям силу, сплотила их на многие века. Они считали, что свет его сердца до сих пор с ними и поможет выжить, проведёт их сквозь смертельный лабиринт к новой жизни.

Мир обрёл смысл, а следовательно - равновесие и гармонию.

И, как положено историей, червоточину.

Появились еретики.

Их мало кто видел. Они не делали заявлений и не афишировали взгляды. Тишину и отсутствие голоса им благополучно обеспечивали службы нейтрализации.

Еретиков боялись и ненавидели.

Но, что самое страшное, их предводители нашли карты.

И тогда они восстали. Они совершили немыслимое, выразили глубочайшее презрение ко всему, что объединяло людей и сохраняло жизнь. Протест, о котором говорили только шепотом - они ушли.

Они ушли, проскользнули тайными тропами между танками, миномётами и самоходными установками. Ушли, дабы выжить, окрепнуть и когда-нибудь вернуться, чтобы сокрушить устои.

Чтобы их возвращение не состоялось, людям пришлось начать Войну.

Истребить еретиков оказалось непросто. Их могли обнаружить, узнать численность и маршруты перемещения. Но безопасно настичь и сокрушить было практически невозможно.

Они разумно использовали Систему, которая защищала беглецов от дистанционного поражения и жёстко пресекала лобовую агрессию, давая время отступникам скрыться.

Чтобы настигнуть врага, уничтожить, растоптать, приходилось преодолевать мощь стального автоматического монстра. Положить тысячи соплеменников в его ненасытную пасть, но добраться до ненавистной угрозы сущему.

Еретики же не брали в руки оружия и не вступали в открытое столкновение. Возможно, они надеялись на силу Системы и знание безопасных маршрутов. Или ждали, что люди надломятся в атаке и отступят. Они только уходили всё дальше и дальше от неумолимого возмездия.

***

Осколки кирпича брызнули в лицо.

Матей закрыл глаза, как только автомат застрекотал на другой стороне улицы. Прицел у робота, скорее всего, повреждён. Он зарядил добрую сотню в одну точку на стене, аккурат в двух метрах от сжавшегося в комок прорывника.

Была ли поломка залогом его безопасности, Матей проверять не стал. Он застрял на открытом пространстве, и его жизнь болталась на жалком волоске.

Робот затих и через мгновение угрожающе защёлкал перезарядкой. Набивая стальное брюхо патронами, он, вероятно, настраивал прицел, и следующая очередь могла оказаться последней.

Матей опёрся локтями об острые камушки и, отталкиваясь правой ногой, пополз к разбитому забору. Задник бронекирасы скрипел по осколкам, будто лыжи на летнем шоссе. Он отползал полулёжа на спине, вглядываясь в роковое окно, откуда раздавались зловещие щелчки.

В десяти метрах, за забором, гигантскими щепами торчали раскуроченные сосны.

За забором ад заканчивался.

Скулы и шею сводило от животного страха. Но он уже знал этого попутчика. Досадная помеха, не более того. По-настоящему страшно будет позже, когда появится страх разумный.

Бык тяжело давил козырьком каски ему на грудь. Он лежал на животе Матея, вытянувшись между ног вдоль левого бедра. Кривой бурый след тянулся за ними поперёк улицы, словно за сбитой на шоссе собакой.

Бросить тело товарища Матей не посмел. Бык стал щитом и дважды спас его жизнь за последние полчаса. Сначала оттолкнув от выскочившей из подъезда мины, потом - уже мёртвый - принимая спиной первую очередь тогда ещё исправного автоматчика. Матей успел бросить в окно последнюю гранату и, очевидно, сбил противнику систему наведения.

Из оружия у него остался лишь бесполезный сейчас нож, поэтому обе руки были свободны. Он лежал на спине и крепко прижимал погибшего к себе, ухватившись за его кожаный пояс. Локтем второй руки и свободной от веса Быка ногой он отталкивался от асфальта и медленно полз в безопасную зону.

Робот внезапно прекратил шуметь и затих. Матей выждал положенные десять секунд и облегчённо вздохнул. У противника иссяк боекомплект. Он сплюнул в пыль слизистый комок крови из носоглотки и осколки зубов.

Ноги соратника неестественно вытянулись. Разодранные в клочья штанины тащили за собой тяжёлые чёрные ботинки. Плоть и кости скрывались за грязной материей, но Матей знал, что колени Быку перебило напрочь. Если бы не рваная гирлянда комбинезона и кое-как уцелевшие связки, то ботинки остались бы ещё в начале чернеющего на солнце следа.

Кирасу с Быка сорвало взрывом. Как яичную скорлупу. Вместе с руками.

Но Матей всё равно заберёт его тело. Сотрёт локти до костей, но вытащит. И вытащил бы, даже если от Быка вообще мало что осталось. Даже если бы он не был его отцом.

***

Последнее, что он помнил - лопнувший пластик забора. Острые неровные листы, которые он пытался отодрать, чтобы протиснуться вместе с телом. Он почти пролез.

Позже вспомнил резкую боль под ремешком каски и что-то упёртое в спину.

Кто-то скрывался за спасительным забором. Ждал его, чтобы напасть в подходящий момент.

Удавку Матей не заметил, но успел сообразить, что его натягивают, словно лук, на чьё-то колено.

Он тут же попытался рывком сползти вниз или повернуться, но с ужасом почувствовал, что шнур больно прищемил кожу на загривке. Невидимые руки затянули гибкое оружие вокруг шеи. Его пальцы вяло скользнули по вспыхнувшему огнём горлу, и он провалился в пустоту.

Сейчас же шея адски болела, а память никак не могла сложить мозаику из последних часов. Где Бык и остальные двадцать прорывников? Кто на него набросился? Почему он ломал забор?

Он попытался размять горло, но почувствовал, что не может пошевелить рукой.

Матей обратил внимание на своё положение.

Он сидел на земле вертикально, в позе эмбриона, босой и безоружный, прижимая колени к груди. Из одежды остались лишь штаны и рубашка. Руки охватывали голени и были скреплены паутиной ремней, которые также охватывали всё его тело, фиксируя позу. Ремни не стягивали конечности намертво, он почти не чувствовал их давления, но большей свободы не давали. Он мог дышать и слегка разгибать спину, не более того.

От покрытых запёкшейся кровью коленей его внимание отвлёк смачный хруст.

Напротив Матея сидел худой невысокий мужчина с широкими ладонями и безразличным взглядом. Он лениво жевал огромное зелёное яблоко, изредка бросая взгляд на пленника. На его плече лежала тонкая коса светло-русых волос. Из плетения выглядывали крупные белые перья - отличительный знак еретиков.

Мужчине пришлась впору хорошо знакомая Матею куртка, рядом стояли две пары армейских ботинок.

Перед глазами закружил рой невидимых пчёл. Они бились в лицо и уши, ползали по губам и подбородку. Наконец они нашли лазейку и пробрались внутрь головы, где застучали телами о стенки черепа.

Он опустил тяжёлые веки. Адреналиновый экспресс высосал из тела энергию на год вперёд, и он почувствовал, что снова проваливается в небытие.

- ...Не своротить камня с пути думою. Кто ничего не делает, с тем ничего не станется... Пойдем в лес и пройдем его сквозь, все на свете имеет конец... - беззвучно шептал он слова молитвы, чувствуя, как по венам растекается парное молоко, и сон накрывает его тёплым одеялом.

***

Матей пришёл в себя меньше чем через пять минут.

Яблоко (если это, конечно, не новое) уменьшилось наполовину, а солнце почти не сдвинулось в сторону горизонта.

В голове всё ещё зудел беззвучный перфоратор, а кожа горела от засохшего пота и мелких ссадин.

Небольшой перерыв, однако, привел мысли в порядок. Они перестали скакать и начали складываться в целое. Бой шёл всю ночь. Может быть, ещё продолжается. Бык погиб утром, когда их отрезали от основного блока. Солнце в зените, а голод ещё не подступил. Итого - он был в отключке несколько часов. Много. Значит, после удушения, его ещё чем-то накачали. И поэтому так ноет затылок, и плывёт фокус.

Они расположились на небольшой поляне, окружённой ярко-жёлтым кустарником. Рядом укрылась мхом и травой узкая полоса бетонной дороги. Соснового бора, запаха гари и звуков стрельбы не было и в помине. Его успели куда-то переместить. Далеко ли? Высота кустов не позволяла сориентироваться. Судя по всему, они ещё не в конце пути.

Почему тишина вокруг? Чтобы настолько удалиться от шума сопротивляющегося города, понадобился бы транспорт. И, возможно, его надсмотрщик не один.

Нехитрые расчёты быстро вправляли мозги. Кровь прибывала к полушариям, колёсики крутились быстрее, и поиски выхода могли внезапно увенчаться успехом. Впрочем, кого он обманывал? Успехом тут и не пахло. Он с горечью вспомнил погибшего соратника. Реальность не предлагала иллюзий, и выход из его положения не предвиделось.

***

Еретик нехотя поднялся, достал из кармана экранный коммутатор и, нахмурившись, уставился на треснутый дисплей. Минуту он безрезультатно пытался оживить хрупкую технику.

Матей старался не пересекаться с ним взглядом и приготовился к роли пассивной жертвы. Шанс появится, а пока нужно притупить бдительность противника.

Стражник убрал аппарат, посмотрел на небо. Сомнения отразились на его скуластом лице, их придавили тяжёлые брови. Он пожевал губу, выбросил огрызок и опять присел.

Матей заметил, что располагался еретик на съёмном сиденье от мотоцикла, возле которого лежала его, аккуратно сложенная, амуниция.

Он видел отступников и ранее. На мониторах. В окуляр прицела. Маленькими точками на заминированной территории за секунду до взрыва. Видел тела, подготовленные к утилизации. Но так близко - никогда.

Он отвёл глаза и разглядел справа от себя неширокие колёса с грязными матовыми спицами и рваное брюхо топливного бака. Механическое повреждение - работа шустрых мобильных ловушек. Солдаты прозвали их «белками» за скорость и характер увечий. Пехоту кромсали в мгновение ока, но на технику, обычно, не бросались. Этому мотоциклу с коляской не повезло. Очевидно, именно на нём они и ехали, пока не столкнулись с представителем Системы. Теперь ясно, откуда сиденье. На большее мотоцикл уже не годился. Самой «белки» рядом не наблюдалось. Странно, что они вообще остались живы.

Понятно, что беспокоит его стража. Они застряли на полпути.

Хорошая новость - время есть. Плохая - если сейчас не действовать, будет поздно. Так или иначе, но лучше на это не рассчитывать.

- Чего не убил? - бросил он еретику и удивился треску собственного голоса. В горло вонзилось ледяное шило. Что-то там удавка всё-таки повредила. Терпимо.

Мужчина посмотрел на него, потом на мотоцикл.

- А должен? - он сложил руки на коленях и опёрся на них подбородком.

- Куда хоть едем? - спросил Матей.

- Сам видишь, - он кивнул на бак. - Уже никуда.

Что-то в его голосе показалось пленнику странным. В нём прозвучали подозрительно спокойные нотки. Еретик равнодушно взирал на него, словно одинокий дед на опустевший стакан.

- Ну, и что дальше? - раздражение придало Матею сил. Он быстро отходил от действия препарата и закипал ненавистью.

Какого чёрта? Он сидит, как спелёнутый младенец, перед фанатиком, на совести которого реки крови! И дело даже не в Быке и не в сотнях бесстрашных солдат, ежедневно уходящих в забвение ради жизни ближнего. Скучающий мужичок, безвольный и безоружный - этакая неприметная песчинка — он и есть главная угроза. Именно так - угроза. Скрытная и опасная язва, затаившаяся внутри слабого организма. Отрицатель веры, преступник и разрушитель. Болезнь, которая не даст человечеству идти за светом, жить и любить.

Что нужно обычному человеку? Война? Нет, человек хочет работать и рожать детей. Но тут приходят они. Они против. Они отрицают Слово, сплотившее всех в движении к жизни. Они хотят разрыва, вбить клин, разделить людей, семьи.

Величайшая заслуга веры в том, что разделения не произошло. Люди не приняли ложных целей. Общество отторгло заразу. Но лекарь по-прежнему необходим. Война - лекарство, священное и очищающее.

***

Праведный гнев наполнил грудь Матея силой.

Он вперился в еретика и грязно выругался.

Тот вскинул брови и усмехнулся.

- Давай ещё, - сказал он. - А то я голову ломаю - как же время скоротать?

Он встал, подошёл к останкам мотоцикла и вытащил из коляски свёрнутый рулоном походный коврик. Разложил его ногами к пленнику и улёгся, подтянув сиденье под голову.

На его лице расплылась улыбка.

- Я готов, - он выудил откуда-то блестящий пакет и достал очередное яблоко.

- Пошёл ты.

Они замолчали. Еретик вертел фрукт в руках. Рассматривал, как в первый раз. Через несколько минут он, вздохнув, произнёс:

- Пойдём мы оба. Точнее полетим. Маленькими-маленькими клеточками. Ты - вон к тому облачку. А я - к соседнему. Или наоборот.

Матей поморщился. Контуженный что ли? Не похож. Смотрит ровно, говорит легко.

- Я, если честно, расстраивать тебя не хотел, - продолжал страж, всё ещё глядя на облака. - Мы с тобой успевали, если бы не ловушка. Шустрая, сволочь, такие не предусмотришь. Ну, значит, так и надо.

Матей не собирался с ним разговаривать, но презрение держать в себе не стал. Он снова выругался. Еретик пропустил вызов мимо ушей. Он убрал яблоко в пакет, закинул руки за голову и произнёс:

- Смотри, что получается. Скоро будет удар. Сильный и масштабный. Город ликвидируют. Я точно знаю, что система отреагировала на вторжение, и залп уже произведён. Ракеты в пути. Площадь поражения - центр со строениями и десятки километров окраины. Нас - будь уверен - накроет. Пока колёса были, ещё могли выбраться. Теперь - нет, и за нами никто сюда не сунется. Мы сидим в без пяти минут кратере.

Пленник быстро переварил информацию. Сработал инстинкт. Ненависть подождёт.

- Данные точные? Сколько есть времени?

- Нет, не точные. Это могут быть, например, не ракеты, а что-то серьёзнее. Время? Сам за небом смотри. Пока чистое. Может час, может меньше.

- И что? Мы будем просто сидеть?? - Матей безуспешно дёрнул ремни. Остро кольнуло в боку. Сломаны рёбра, но сейчас не до них. - Двинули отсюда! Смерь ждать собираешься??

- Смерть и так вокруг. «Белки». Не угадаешь, когда появятся. Вчера ни одной, сегодня - не пройти. Они секторами площадь зачищают, так что наш участок, пожалуй, уже безопасен. И то - не факт. Нарвёшься, поверь.

Небо играло облаками, сияло приветливое полуденное солнце.
- Плевать. Развяжи меня. Я пройду. Сиди тут, грей задницу, а я хотя бы попытаюсь.

Еретик широко улыбнулся.

- Да ладно. Будем честны, ты же первым делом на меня бросишься. Солдат, я читал твою присягу. Удиви меня - скажи, что я ошибаюсь.

Матей в упор посмотрел на противника и промолчал.

***

Несколько минут прошло в тишине. Листья бесшумно трепетали от лёгкого ветерка. От неподвижности тело начало гудеть, и эмоции взяли верх.

- Всех вас вырежем, - процедил Матей сквозь зубы. - Вас и вашу ублюдочную философию. Сидеть он собрался, ракеты ждать. Слабаки и трусы! Вы хоть раз бы на бой вышли! Привыкли сидеть сложа руки, прятаться за Системой. А чуть что - всё, помирать согласны. Вы и на трибуналах такие - безвольные мрази. Без роду и племени, без силы и веры...

- А что ты знаешь о вере? - прервал его страж. Он больше не улыбался.

- Что? - взорвался Матей. - Ты! Еретик! Вздумал спрашивать меня о вере? Не смей открывать свой поганый рот! Вы отказались от веры, бросили в землю бесценный дар. И пришло время платить, сволочи...

- Почему же? У нас есть вера. Мы молимся, чтим святыни и несём Знание. Не всем это нравится, поэтому мы с тобой здесь.

Он был спокоен, ярость пленника его не волновала.

- Мы ушли, чтобы сохранить кое-что, - продолжил он. - И смерть идёт по нашим следам. Впрочем, если мы смогли уйти, значит, мы сможем и выжить.

- Не желаю слушать твой бред.

- Почему нет? Если твоя вера крепка, мой «бред», не собьёт тебя с пути. Считай, что это - последнее искушение, - он широко улыбнулся и присел поближе к Матею.

Тот отвернулся и промолчал. Хотел плюнуть, но решил, что и так много внимания уделил врагу.

Еретик, тем временем, продолжал.

- А если я скажу тебе, что у нас тоже есть Слово? Да, не такое, как вас. Что с того? И у нас есть тот, кто принёс смысл - человек, указавший путь. Тебе нечего терять, послушай.

- Заткнись.

- Он не такой, как мы. Наполовину человек, наполовину - сын неба. Он пришёл к людям не зная их. Он был чист и нёс людям свободу. Но его казнили. Приговорили на глазах матери...

- За что казнили? - не удержался Матей, проявляя скорее сарказм, чем интерес.

- Он убил девушку. Бросил на землю и раздавил ей грудь ногой.

- Суров. И это ваш бог?

- Он сын орла. А мы - его потомки.

- Ага, сказки, я понял. Ты хвастаешь вашей гнилой сутью. О каком смысле ты говоришь? Вы следуете за убийцей?

- Убийство стало нашим первым грехом. Сын орла был невинен, когда пришёл с гор. И он брал то, что желал. Как и ту девушку. Но она отвергла его. Испугалась племени и отвергла. Плати за всё - вот как считали старики и казнили его. Не убили, нет. Обрекли на вечные муки. Они прокляли его, и он не может умереть. Он и сейчас среди нас.

Еретик помолчал, разглядывая короткие тени кустов. Матей презирал его, но не прервал.
- Он дали ему имя - Ларра, что значит: отверженный. Он не смог вернуться к орлам. Грех камнем навечно придавил его к земле. Но мы можем вернуться. Мы искупим его вину и возвратимся к истокам. Мы бьёмся в невидимой брани и непротивлением сокрушаем заветы, которые уничтожили его плоть, обратили в тень. Мы не платим, но мы и не берём.

Матей не всё разобрал в последней фразе, но знал, что ответить.

- Какое непротивление? Вы восстали, и теперь гибнут люди!

- Вы сам себя губите. А наша участь предрешена. Избавление ждёт каждого, чью плоть сможет пробить нож, а тело не увернётся от камней...

- Что ты несёшь! - Матей дёрнулся в ремнях, рёбра возвопили о пощаде. - Я не могу заткнуть уши, так избавь меня от бредовых россказней!

- Эй, потише, - Еретик отстранился и снова прилёг. - Экий ты горячий. Это же аллегория. Про смысл можно долго говорить. Я и поспорить готов, если аргументы по делу. Вот только главное в нашей ситуации не то, чьё Слово важнее.

- А что же?

- Ты саму Книгу видел?

- Да, глупый вопрос.

- Нет, самую первую, которую нашли. Не отвечай, знаю, что не видел. Я тоже не видел. Но суть в том, что... Это, кстати, большой секрет! Но история Ларра, как и подвиг вашего Данко, озаряющего путь - такие разные и такие волнительные - они изначально из одной Книги.

- Ересь!

- Да, вы называете это так. А мы верим, что каждый сам выбирает себе Слово.

В небе показались чёрные точки, стремительно пересекающие голубое полотно. Матей поднял голову и замер, молчал и его собеседник. Оба всматривалась в летящих птиц и чувствовали, что разговор исчерпал себя, просочился и иссяк, как вода сквозь детские ладони.

- Хорошо, - Матей говорил с трудом. Он только сейчас обратил внимание, что горло от криков разболелось ещё сильней. - Думай, как хочешь. Мне плевать на бардак в твоей в голове. Развяжи меня и дай уйти. Обещаю, я не прикоснусь к тебе. Я не собираюсь умирать не попытавшись.

- Сгинешь, - еретик отошёл к обочине и встал спиной к пленнику. - А здесь больше шансов, что тебя найдут.

- В смысле? - что-то нехорошее шевельнулось у него внутри. - Мы кого ждём? Наших?

- Да.

- Зачем?

- Тебя ищут. Знают, куда мы двинулись, и последовали за нами, как только смогли.

Ситуация странным образом менялась, словно абстрактная картинка в глазке калейдоскопа.

- Подожди... Ты когда узнал, что будет удар по городу?

- Как только вы атаковали. Неожиданно, да. Иначе мы бы ушли раньше.

- То есть, когда ты меня душил... Когда ты схватил меня, то уже знал, что зачистка территории неизбежна?

- Да.

- Тратил время, хотя мог оставить умирать под бомбёжкой и спастись?

Еретик промолчал.

- И вывез бы из-под удара, если бы не поломка. А сейчас мы ждём наших, чтобы они вытащили меня из этой задницы... - последнее уже не прозвучало вопросом.

- Ну, тут такой момент... Теперь и они спасутся, если поспешат. Транспорт же у них есть, а вот про ракеты пока не знают.

- Какой бессмысленный героизм, - сухо проговорил Матей.

***

Нестройный ряд приговорённых пошатывался от ветра и слабости. Стрелковая группа замерла в ожидании команды.

Матей положил подушечку пальца на спусковой крючок и задержал дыхание.

Чёрный контур в прицеле зыбко дрожал от тёплого осеннего воздуха.

На голове каждого приговорённого был завязан чёрный мешок из грубого полотна. Кто и когда их надевает, исполнители не видят. Их выводят после.

Он медленно закрыл оба глаза и почувствовал, что руки сами отводят оружие в сторону. Матей снова прицелился, но дрогнул, и предательское движение повторилось.

Команда стрелять обрушилась на него, когда силы, наконец, вернулись, и ствол прекратил плясать перед чёрным мешком.