Светлана Ледовская

История одного героя

История одного героя
Работа №128. Дисквалификация в связи с отсутствием голосования

***

– Мальчишка берет в руку камень и кидает его во врага. Мальчишка знает, что враг намного сильней и шансов на победу нет, но все равно кидает камень. Именно этот поступок делает мальчишку мужчиной, делает его героем.

Андрей крепче сжал камень, замахнулся…

– Зачем тебе это?

Прозвучавший в голове вопрос был задан поражающим своей чужеродностью голосом, принадлежавшим существу, будто бы не имеющему ни малейшего представления о звуке. Но при этом существу настолько высокоразвитому, что оно было способно порождать голоса, а то и целые образы – несметное множество ужасающих иллюзий! – в более примитивном сознании людей.

И вот, с трудом удерживаясь на ногах, Андрей смотрел на это существо – эту запредельную сущность, преодолевшую миллиарды световых лет исключительно ради того, чтобы повергнуть человечество в пучину кошмара.

– Зачем?

Подобно жуткой ментальной занозе, этот голос своей инородностью вспарывал крошащийся разум Андрея, в то время как сам Андрей всеми силами пытался уцепиться за распадающуюся на куски реальность. Но он все равно слышал тысячи различных образов и видел всевозможные звуки. Он не мог объяснить такую парадоксальность собственного восприятия, но вместе с тем понимал, что дело обстоит именно так, как он чувствует. А между тем перед его мысленным взором отчетливо вырисовывался закат человечества. Сквозь багряную пелену надвигающегося безумия проступали развалины уничтоженных городов и искаженные в предсмертной агонии лица несчастных, чьи сознания были пропущены через психотропную мясорубку.

Таковым был ответ на, пожалуй, самый будоражащий человечество вопрос: одиноки ли мы во вселенной? И пусть вероятность контакта сводилась к нулю, он все же состоялся. Так, напав средь бела дня, пришельцы за несколько часов сократили население планеты почти что вдвое и ныне собирались довершить начатое. Их полупрозрачные, словно бы вылепленные из геля корабли неподвижно зависли над морями и океанами, потому что, как предположили ученые, вода – этот неиссякаемый источник энергии – придавала им сил. Так ли оно на самом деле, никто сказать толком не мог. О пришельцах вообще было мало чего известно: что это за форма жизни, откуда она взялась и какие мотивы преследует? В конце концов, разумна ли она в классическом понимании этого слова? Одни лишь домыслы, лишенные каких-либо доказательств. Фактом же оставалось то, что, несмотря на свое явное превосходство, бессмертными пришельцы не являлись. Их хрупкие желеобразные тела легко разрушались от физического или термического воздействия, и потому, не иначе как осознавая свою уязвимость, они стремились быстрее извести отчаянно сопротивляющуюся расу людей, тем самым завершив экспансию.

Цель же у них, по-видимому, была только одна – тотальное истребление.

– Так зачем?

Стиснув голову руками, Андрей глянул себе под ноги и увидал Москву с высоты птичьего полета. Москву – величественную и сияющую, такую, какой она некогда была, и какой он ее представлял, еще будучи обычным мальчишкой из захолустья…

Очередная иллюзия!

Да, именно так эти твари и действовали: заставляли верить в несуществующие вещи – в желанные вещи! Четыре раза сбитые с толку земляне праздновали победу над иноземным захватчиком, и все четыре раза то был обман. Под конец дошло до того, что все, даже самые непримечательные события ставились под сомнение. Люди сходили с ума, путая реальность с внушением.

– Ну что?

В отличие от предыдущего этот голос Андрей узнал. Вздрогнув, он поднял голову, но вместо омерзительной твари, чем-то напоминавшей раздувшуюся медузу, увидел свою жену.

Она была точь-в-точь такой же, как при их первом свидании: красивая, элегантная. Женщина, ради которой хотелось жить.

– Мы идем или нет? – спросила она.

Андрей испуганно огляделся – его гостиная, его квартира, его мир. Никаких тебе пришельцев, никакой головной боли от постоянного пси-воздействия, никаких смертей и ужаса, что принесли с собой эти паразиты… Ничего!

Повернувшись, он настороженно посмотрел на себя в зеркало: брюки со стрелками, белая рубашка, черный пиджак. Лохмотья, некогда бывшие военной формой, ныне бесследно исчезли. Так же, как и землистый цвет кожи, покрытые коркой запекшейся крови ссадины, лопнувшие от регулярного перенапряжения капилляры в глазах. Да и выражение лица поменялось…

– Что с тобой? – удивилась жена. – Ты словно привидение увидел.

Театр – вот куда они собирались. Пьеса за авторством какого-то итальянца по фамилии Барикко, чьи книги так любила жена. И называлась та пьеса…

Нет!

Андрей одернул себя, и столь желанный мир прошлого исказился, а после и вовсе стерся. Остались лишь склизкие внутренности космического корабля и внимательно наблюдавший за Андреем пришелец.

А еще задание, от успешного выполнения которого зависел исход войны.

– Мальчишка берет в руку камень и кидает его во врага, – сказал отец, хмуро рассматривая кровоподтеки на лице Андрея. – Так мальчишка становится мужчиной, он…

– Настоящий герой, – полковник одобряюще хлопнул Андрея по плечу. – Запомни, если ты справишься, то спасешь человечество.

И, кажется, нужно было что-то ответить. Что-то подобающее моменту, простое, но запоминающееся. Слова, которые навсегда войдут в историю…

Ложь! Все это – ложь!

Сглотнув подступивший к горлу ком, Андрей тяжело выдохнул и исподлобья глянул на застывшее невдалеке существо. Мысленно перебрал все известные о пришельцах факты – кто они такие, как организованы и прочее. Самой популярной была гипотеза, что, будучи свободными от любого вида понятных человеку эмоций, в чем-то подобные пчелам или муравьям, эти создания представляют собой часть единого организма. Якобы объединенные могучим коллективным разумом, лишенные собственной воли, они беспрекословно подчиняются гигантскому сгустку нервных окончаний, названному просто и ясно – Мозг. Запрятанный где-то в недрах главного корабля – возможно, даже являющийся этим кораблем, – существующий по своим собственным законам, Мозг посылал сигналы, планировал и руководил, управляя всем ульем – от целого флота до отдельной «рабочей» особи – как собственным телом. И лишь его в определенной степени можно было назвать разумным. А значит, возложить ответственность за устроенную бойню, обвинить во всем, что случилось, и потребовать ответа.

И вот Андрей стоял перед Мозгом, сжимая в руке… что? камень? Разжав кулак, он увидал небольшой прибор с кнопкой. Тут же пришло воспоминание, что это пульт дистанционного управления от портативной, но крайне разрушительной бомбы, висевшей в рюкзаке за спиной.

Следом закрались сомнения: а откуда у него – простого вояки – такая бомба? И почему именно его отправили на столь важную миссию? В одиночку? Нет, у него наверняка был отряд, но… где они все? С ними что-то случилось?..

Да что вообще происходит?!

Андрей попытался вспомнить какие-либо предшествующие события, выцепить их из вороха ложных воспоминаний, и вдруг осознал, что понятия не имеет, кем является. Человек – это его прошлое, но какое прошлое истинно? Кто он – отважный герой или жалкий трус? Как очутился на главном корабле пришельцев? А кем был до войны?..

– Хватит! – рассердился Андрей.

Он выхватил из кобуры пистолет, быстро проверил наличие патронов в обойме, передернул затвор. Да – разум обмануть можно, но что насчет мышечной памяти? Навык нельзя внушить, а Андрей явно умел обращаться с оружием.

– Тебе незачем это делать, – прозвучало в голове.

Медузообразное существо, судя по всему, являвшееся обыкновенным «рабочим», оживилось, угрожающе двинулось на Андрея.

– Прочь!

Отец усмехнулся:

– Сопляк пытается доказать мне, что стал мужчиной?..

Андрей выстрелил в эту бестолковую тварь, затем еще раз, и еще. Убедившись, что тварь мертва, поднял голову и посмотрел на Мозг – огромное уродливое нечто, пульсирующее всеми цветами и оттенками видимого спектра. Эта пульсация завораживала, а сами цвета будто бы вливались в глаза, обволакивали сознание…

– Так вот ты какой…

– Что случилось? – спросила жена. – Ты словно привидение увидел.

Андрей зажмурился, затряс головой.

– Милый, у тебя что – снова галлюцинации?

– Отойди, – прошипел Андрей. – Тебя не существует.

Жена обняла его, ласково прошептала в самое ухо:

– Успокойся. Я здесь, а война давно закончилась… Может, примешь свое лекарство?

Как же ему хотелось в это поверить! Война и правда закончилась, люди победили…

Или же вовсе не было никаких пришельцев? Самый обычный локальный конфликт, в котором он получил серьезную травму головы?

Стрельба, взрывы, острая боль в затылке и… темнота…

– Нет!

– Ответь, человек, зачем ты это делаешь?

Да, что-то подобное Мозг и должен был спрашивать…

Скинув рюкзак, Андрей расстегнул его, открыл защитную крышку бомбы и щелкнул тумблером включения. Практически сразу перед глазами замелькали видения, а уши наполнились бессчетным множеством всевозможных звуков. И среди прочего во всей этой какофонии он вдруг различил, как из сломанной рации доносится трескучий от помех голос полковника, велевшего немедленно возвращаться на базу.

– Все отменяется! – истерично кричал тот. – Никаких взрывов! Ни в коем случае! Это приказ!

Жена погладила Андрея по щеке.

– Так что, принести таблетки?..

Сам же Андрей, скрежеща зубами от боли и ярости, слепо всматривался в лица друзей, павших на поле боя, как и тех, других, кто полностью обезумел или пропал без вести. Ныне все они были рядом, стояли, склонившись над ним, и всячески подбадривали. И откуда-то взялись белые стены, монотонно пищали какие-то приборы…

– Ну как ты, Андрюх? Круто тебя, конечно, зацепило. Но ты давай – поправляйся!..

Это и есть его отряд?

В следующий миг он увидел себя в детстве – как по ночам тайком читал фантастические истории и наивно верил, что ему уготовлена великая судьба, как дрался с хулиганами во дворе, как мечтал переехать в столицу… Затем увидел своих родителей: отца, вернувшегося с очередной безымянной войны, контуженного, водкой пытавшегося заглушить память о пережитых кошмарах, и мать, тихую, с тусклым взглядом и не зажившими еще синяками… А после – и собственных нерожденных детей, даже внуков, которых никогда не было и, возможно, уже не будет.

– Мама! Дедушке опять плохо!

А еще он увидел мир пришельцев – пустой и холодный, – и буквально всем своим существом ощутил неимоверную тяжесть того пути, что они проделали. Ему даже стало их жалко…

Что это – искусственно вызванная эмпатия? Очередная хитрость…

И в довершение ко всему он увидел человечество таким, каким его воспринимал Мозг.

– Что мы вам сделали? – пробормотал Андрей, тщетно пытаясь отмахнуться от липкой пелены морока. – Почему вы хотите нас истребить?

– Потому что вы сами того хотите, – было ему ответом.

– Мы могли бы жить мирно.

Андрей не знал, произносит он слова вслух или же то просто ход его мыслей, но это было уже не важно. В любом случае Мозг его слышал и понимал.

– Мы не могли бы жить мирно.

Тряхнув головой, Андрей установил время обратного отчета и запустил таймер, но… ничего не произошло.

Бомба оказалась неисправна!

– Чушь собачья! – Андрей с силой ударил себя по лицу, прогоняя очередное наваждение.

Конечно же, бомба работала.

– Скажи, человек, зачем ты это делаешь? – в который раз спросил Мозг.

– Потому что хочу убить тебя, – прорычал Андрей.

– Но ведь тогда ты погибнешь, – отстраненно заметил Мозг. – Неужели это необходимо?

– Да, необходимо! – закричал Андрей, падая на колени и корчась от нестерпимой боли в голове. – Я хочу… спасти… свой мир!

– Бери уже сраный камень! – рявкнул отец. – И бросай его во врага! Ты либо мужчина, либо поганое ссыкло…

– Твой мир не заслуживает спасения, – холодно заключил Мозг. – Разве я не прав?

– Нет… ты не прав… – кряхтел Андрей, отчаянно извиваясь, желая как-то увернуться от череды ужасающих образов.

И все же он видел – все то, чем так богата история рода людского, все то, чем успел прославиться Homo sapiens за период своего недолгого царствования на планете. В доли секунды разум Андрея буквально захлестнули неисчислимые потоки информации. Содрогаясь от приступов боли, он наблюдал падения целых цивилизаций, развалы империй, заговоры, революции, массовые казни и натуральные бойни, устраиваемые под любым предлогом. Перед его мысленным взором проносились картины разрушительных войн и устрашающие результаты правления тиранов, что кровью вписывали свои имена в тело истории. А в кульминации этого хоровода жестокости он с ужасом взирал на поражающую воображение мощь самого чудовищного человеческого творения – атомной бомбы. Те самые взрывы, что в одночасье пожрали несколько тысяч жизней – своеобразное touché одного государства другому.

– Ты слишком много об этом думаешь, – нахмурилась жена. – Это превращается в навязчивую идею…

Навязчивая идея? Ну уж нет! Тут дело в другом…

– Мы наблюдали за вами, – беззвучно произнес Мозг, – и пришли к выводу, что ваше существование противоречит гармонии. Вы слишком опасны, и я был послан ликвидировать эту угрозу – спасти вас от самих себя. Моя миссия стать избавителем.

А образы и видения все наплывали и наплывали.

– Боже! – взвыл Андрей, стараясь хоть как-то унять боль в голове.

– Мы и есть Бог. Твой Бог. И нам страшно. Мы боимся.

Да… вот в чем дело: оно испугано! Оно понимает, что его ждет!

И осознав это, Андрей возликовал:

– Правильно делаете.

Наплевав на обратный отсчет, он протянул руку и нащупал… камень? Нет, пульт управления.

– Хватит быть трусом! – заорал отец. – Вставай и дерись!..

– Нам страшно, – повторил Мозг. – Мы боимся.

Собрав волю в кулак, Андрей поднялся с колен, выпрямился и уверенно посмотрел на Мозг. На какое-то мгновение иллюзии отхлынули, и этого вполне хватило, чтобы Андрей смог сказать последние слова.

– Во имя всего человечества! – закричал он и…

…швырнул камень…

…нажал на кнопку…

А дальше были оглушительные раскаты грома и обжигающие вспышки пламени, сметающего все на своем пути. Ослепленный, едва живой, Андрей летел в пропасть. Он падал и падал, а прямо над ним, испепеляемый огненным вихрем, подыхал Мозг. И сквозь его предсмертные вопли Андрей вдруг уловил совсем слабый пси-сигнал – вопрос, заданный едва ли не шепотом:

– Ты правда считаешь, что люди достойны жизни?

«Да, – подумал Андрей, – я так считаю…»

А затем холодные воды Тихого океана поглотили его.

***

Итак, война закончилась.

После того, как был уничтожен Мозг, сводящее с ума пси-воздействие исчезло, а все корабли пришельцев бесследно сгинули в морских пучинах. С этого момента кошмарная бойня, унесшая около трех миллиардов невинных душ, официально считалась завершенной. Человечество победило, и выжившие теперь могли выбраться из убежищ и попытаться наладить свою жизнь.

Война закончилась.

И это ознаменовало начало новой эры – эры человечества сплоченного, отважного и способного противостоять инопланетной угрозе. По крайней мере, об этом кричали на всех углах. Вдохновленные победой, люди рьяно взялись за восстановление всего, что было разрушено. Так в кратчайшие сроки возобновили работу правительственные учреждения, социальные организации, силовые структуры и некоторые крупные банки, призванные возродить экономику, запустить все ее отрасли. И спустя какое-то время уже дымили заводы, а больницы принимали пациентов, редкие еще пока самолеты расчерчивали небо, а по земле потянулись железнодорожные составы. И даже на витринах начали появляться какие-то товары, а телевидение умудрилось запустить первые ток-шоу.

Война закончилась.

Но многие города так и остались заброшенными, ведь жить в них оказалось попросту некому – слишком много народу погибло, – а начавшийся после войны сексуальный бум не дал таких результатов, чтобы можно было говорить о скорейшем демографическом росте. В столицах же, где и сосредоточились люди новой эры, на улицах как встарь торговали закусками и дешевыми сувенирами, но в основном – алкоголем. Празднования в честь победы затягивались, все больше напоминая бездумную истерическую пьянку, и на отремонтированных ранее тротуарах постепенно скапливался мусор, среди которого все чаще проскакивали использованные шприцы или гильзы – результат общей несостоятельности закона и постепенно воцаряющейся в некоторых районах анархии.

Вместе с тем на свежеокрашенных стенах заново отстроенных домов зачем-то лепили надоедливую рекламу никому не нужных товаров и услуг, а по опустевшим дорогам носились редкие автомобили с лихими водителями за рулем, либо же неспешно катили лимузины с богачами внутри. И спустя еще какое-то время бутики распахнули свои двери, приглашая новоявленных модниц; начались свежие поступления и распродажи. И тот, кто называл себя писателем, засел за печатную машинку, кто именовался художником – взял в руки кисть и палитру, а кто считал себя музыкантом – инструмент.

Так, за редким исключением, все постепенно возвращалось на круги своя, ведь мир отчаянно рвался стать таким же, каким был до инопланетного вторжения.

Но кое-что уже было не изменить. Ночами улицы наполнялись одинокими женщинами – вдовами, матерями, – отчаянно пытавшимися заглушить свою боль, ищущими компании, щедро расточавшими свою ласку на всех и каждого. В подворотнях же молчаливо курили всевозможные, страдающие от посттравматического расстройства параноики. А по крышам заброшенных зданий слонялась вечно пьяная молодежь, в один день обреченная превратиться в бродяг или задерганных наркоманов. Это были люди, которые не смогли вернуться к нормальной жизни, те, кого чуть позже назовут «второй волной» жертв ужасной войны, либо охарактеризуют как очередное потерянное поколение, захлебнувшееся в бесконечном празднике в честь победы.

Ведь война и правда закончилась.

Правда же?

А годом позже в одной европейской стране обозленный народ поднял восстание, результатом которого явилась публичная казнь всего главенствующего аппарата. Увы, назначенное правительство оказалось гораздо хуже: крайне некомпетентное, оно увязло в собственном беззаконии, что и породило репрессии, привело к полному развалу. Реакция была незамедлительной, выплеснувшись в повсеместные беспорядки, в неистовую жестокость, которая больше не могла сдерживаться ни армией, ни полицией. Остальные страны не вмешивались, просто старались не замечать. Возможно, по той же причине еще пару лет спустя уже совершенно другое государство, что-то не поделив со своими территориальными соседями, решило пойти на крайние меры. Явная неспособность и нежелание мирно урегулировать возникший конфликт вылились в открытое противостояние.

Так что да – война закончилась.

Но лишь для того, чтобы начались новые войны.

А что же случилось с тем, кто спас этот мир?

В первые годы победы о нем ходило немало всевозможных разговоров. Его приглашали на радио и телевидение, в журналах и газетах печатали историю его жизни, брали интервью, а видные публицисты боролись за право написать его биографию. Общественность прославляла и боготворила его, постепенно превращая в некоего безликого идола, а президенты важно пожимали ему руку, при этом добродушно улыбаясь на камеры. Его удостоили звания «Человек года» и даже «Человек столетия». И практически каждая из мировых религий ознаменовала его как ниспосланного Богом или богами Спасителя рода людского.

«У нас в студии человек, чье имя не нуждается в представлении, – так начинали свои ток-шоу ведущие. – Это отважный воин, исключительной самоотверженности которого обязан весь мир. Это живая легенда, сумевшая избавить человечество от инопланетных захватчиков. Личность с большой буквы. Тот, кого именуют Спасителем. Итак, дамы и господа, встречайте – на-а-а-ш герой!»

И когда смущенный Андрей выходил на сцену, ему аплодировали, неизменно задавали одни и те же вопросы:

– Скажите, как вам удалось победить?

Андрей понимал, что от него ждут чего-то подобающее моменту, слов, которые навсегда войдут в историю. Но такие слова не давались, поэтому он отвечал всегда честно и предельно ясно:

– Не знаю.

– Хорошо, а как вы сумели выжить после взрыва?

Поначалу Андрей и сам задумывался над этим – ведь шансов спастись с корабля почти не было, – но позже махнул на все рукой. Он пожимал плечами, улыбался и говорил:

– К сожалению, и этого я не знаю.

Так сначала телевидение сделало его величайшим из людей, затем превратило в инфоповод и, как оно частенько бывает, в скором времени позабыло.

Через несколько лет о нем практически уже и не вспоминали.

Друзья и знакомые по-прежнему здоровались с ним при встрече, но все реже его узнавали на улице, не подходили сказать спасибо, пожелать счастья в жизни, а то и попросить автограф – как случалось раньше. В принципе, Андрей был вполне этим доволен. После спасения с корабля и нескольких месяцев в больнице он стал замечать за собой определенную нелюдимость, к тому же был далек как от политических интриг, так и от шоу-бизнеса, что поставило крест на возможной карьере. Андрей вообще откровенно не понимал такого внимания к собственной персоне. Великая судьба? Нет, он просто сделал то, что должен был – о чем тут еще говорить? Зато все больше его раздражали шумные толпы, как и десятки микрофонов, что журналисты словно бы норовили ткнуть ему прямо в лицо. И все чаще у него невыносимо болела голова – не иначе как последствия прямого контакта с Мозгом. Во всяком случае, так утверждал невропатолог – один из лучших в данной области, – которого Андрей регулярно посещал, благо назначенной пенсии хватало.

Но по ночам его все равно изводили кошмары, в которых настырный Мозг снова и снова задавал свой последний вопрос. И однажды Андрей вдруг понял, что сомневается в ответе. Вспоминая те видения, что посылал Мозг, как и причины, вынудившие эту сущность развязать войну, Андрей чувствовал, что былая уверенность в собственной правоте неумолимо его оставляет. Ведь он регулярно смотрел новости и видел, что творится в нынешнем – уцелевшем – мире. Столько людей погибло, и при этом ничего не изменилось, в чем-то стало даже хуже.

А разве должно было быть иначе?

Увы, и на этот вопрос Андрей не знал ответа. Но, с тоской наблюдая за происходящим, он как никогда ощущал собственную ответственность за этот мир, признавая себя его неотъемлемой частью.

Еще через пару лет жена ушла от него к другому.

В последующие ночи, лежа без сна и глядя в потолок, Андрей неустанно возвращался к их разговору, снова и снова прокручивая все в голове. Он помнил, как вертел в руках тюбик из-под таблеток, к которым, судя по всему, у него началось привыкание, помнил, как пытался что-то понять, подобрать какие-то правильные слова. Но так ничего и не придумав, просто спросил:

– Значит, это все?

– Да, – не сразу отозвалась жена, – боюсь, что все…

И пока она торопливо набивала чемоданы, Андрей, отвернувшись, невидящим взглядом смотрел в стену. В душе его цвела боль, жгла ревность, зрела обида. И это было невыносимо!

– Ты его правда любишь?

От этого вопроса хотелось кричать – так же яростно и отчаянно, как там, на корабле пришельцев, когда он нажимал на кнопку, не зная, сработает ли бомба и есть ли хоть малейший шанс выжить.

– Люблю, – с беспощадной честностью ответила жена и, мельком глянув на него, потянулась к пачке сигарет, закурила. – Послушай, ты хороший человек, и когда-то я действительно тебя любила. Но теперь… – Она замолчала. Выдохнув струйку дыма в напряженную тишину, решительно дернула головой: – Я не знаю, как это объяснить. Извини.

Андрей посмотрел на нее.

– Не знаешь, как объяснить?

– Это сложно, но… У меня такое чувство, что ты так и не вернулся с войны. Ты будто бы по-прежнему там, в этой проклятой мясорубке, – снова и снова переживаешь те события. При этом все, что происходит теперь, тебя словно и не касается. Ты стал замкнутым, Андрей, отстраненным.

– Это не правда.

– Правда. Мы не спим вместе, никуда не ходим, даже не разговариваем. Мы давно уже не семья, просто делим одну квартиру.

Андрей отвернулся, посмотрел на застывшего в углу мальчика.

– Мама! Папе опять плохо!..

Галлюцинация, догадался Андрей, ведь никаких детей у них не было и уже не будет. Он зажмурился, помассировал виски.

– Бери камень и бросай его во врага, сопляк…

– У тебя что – снова видения? – осторожно спросила жена. – Может, примешь свое лекарство?

– Все в порядке, – огрызнулся Андрей. – Скажи хотя бы, кто он?

– Не к чему это.

Андрей почувствовал, как ярость захлестывает его с головой.

– Я ведь спас тебя и весь этот гребаный мир! – закричал он, швырнув тюбик с таблетками об стену.

Ни один мускул не дрогнул на лице его теперь уже бывшей жены. Застыв у двери в прихожей, она лишь тихо произнесла:

– И как это связано с нами?

На протяжении многих бессонных ночей он неоднократно вспоминал все это, а бушевавшая в груди злость вынуждала его тщательнейшим образом продумывать будущую месть. Он пил, бессмысленно бродил по опустевшим комнатам, до одури лупил кулаками стены. И так до тех пор, пока гнев не сошел на нет, и на смену ему не явилась опустошенность.

Но и она не дала облегчения. Андрей плакал – от безысходности, впервые за несколько лет…

А тем временем, будто повинуясь какому-то извращенному писку моды, пришельцы стали как никогда популярны. Возникали странные общественные движения, профессии и причудливые исследования, даже целые культы; самопровозглашенные эксперты публиковали научные работы, бесконечно теоретизируя на почве наиболее полюбившегося народу вздора.

Холеные молодые люди мелькали на экране телевизора, улыбались в камеры и охотно отвечали на многочисленные вопросы ведущих.

– Можно ли сказать, что пришельцы были разумны?

– Понимаете, единственный критерий для оценки разумности, который у нас есть, это мы сами. И при таком раскладе выходит, что мы не способны оценивать никакую иную разумность кроме той, что согласуется с нашими представлениями о нас самих.

– Так можно?

– Я думаю, да. Они были разумны, но… Скажем так, по-другому.

– Хорошо. А что насчет их целей? Зачем им понадобилось атаковать нас?

На это отвечающий таинственно улыбнулся.

– Вот здесь есть ряд очень тонких моментов. Я, наверное, сейчас вызову на себя волну негодования, но, признаться, считаю, что они нас не атаковали.

– Поясните.

– Видите ли, как мы не можем объяснить их поступки, потому что не способны понять их мышление, так, возможно, и они не способны были понять нас. Вероятно, они придерживались тех же принципов, что и мы.

– Что это значит?

– Это значит, что, возможно, они оценивали нас по самим себе. И в какой-то степени предстали перед нами в лице нашего же отражения. Что логично, когда речь идет о такой сложной вещи, как взаимопонимание двух принципиально разных цивилизаций.

– То есть вы хотите сказать, что это было не нападение, а попытка вступить в контакт?

– Полагаю, что да.

– Вы серьезно?

– Мы ведь так и не обнаружили ни одного корабля, даже ни одного тела. Мне кажется, такова особенность их физиологии. В любом случае у нас очень мало информации о самих пришельцах и обо всем, что с ними связано. Например, чем им так приглянулись моря? Источник энергии? Но это чушь, когда вопрос идет о форме жизни, освоившей межзвездные перелеты. И таких вопросов с каждым разом все больше. А значит, возможно – повторяю: возможно – мы просто друг друга не поняли.

– Занятное же вышло недопонимание, – протянул ведущий под одобрительный смех в зале, – гибель стольких людей и полное уничтожение инопланетян.

– Верно. Но разве в нашей истории нет подобных примеров? Сколько цивилизаций было стерто с лица земли лишь потому, что более продвинутые соседи посчитали их обычаи варварством?

– Хорошо, я понял вашу точку зрения. Но все равно возникает нестыковка. Чуть ранее вы сказали, что пришельцы предстали перед нами в лице нашего отражения, верно?

– Да, я допускаю такое.

– Но разве мы – это лишь бесконечное стремление уничтожать?

– Видите ли, мы не знаем, чем именно руководствовались пришельцы, когда пытались вступить в контакт. Известно, что они обладали невероятно мощным разумом, способным считывать наши сознания. И если допустить, что нас они воспринимали как более примитивную форму самих себя…

– Коллективный разум?

– Да, что-то наподобие этого. Так вот, если допустить, что нас они воспринимали подобными себе, то, исходя из наших устремлений и не понимая многих аспектов нашей жизни, они вполне могли решить, будто больше всего на свете мы хотим одного…

– Быть уничтоженными, – тихо прошептал Андрей.

– Быть уничтоженными? – усмехнулся ведущий.

– Верно. Посмотрите, каждый человек носит в себе болячки своего прошлого. Всем нам свойственно в определенный момент злиться из-за чего-то, либо вовсе что-то ненавидеть. Это нормальное явление человеческой психики. И до тех пор, пока оно не выходит за рамки дозволенного, ничего предосудительного в этом нет.

– Продолжайте.

– Так вот, если собрать всех людей на планете и все то, что они в конкретный момент ненавидят, то вполне возможно, что мы – как общее целое – ненавидим абсолютно все, в том числе и самих себя. И если пришельцы оценивали нас, как этакую ментальную общность, то вполне могли сделать вывод, что единственный способ вступить с нами в контакт – это помочь нам достичь того, чего мы так желаем. То есть воплотить нашу ненависть в конкретное действие.

– Хм, любопытно…

– Именно! Из-за принципиальной разницы в мышлении, они просто не могли понять, что значит любить и прочее, но, как всякая форма жизни, прекрасно знали, что такое убийство. Не удивлюсь, если в их сообществе убийство воспринималось совершенно иначе, чем у нас. Поэтому, чтобы начать с нами общение, они сделали такой вот нам подарок – атаковали.

Той ночью Андрей решился и позвонил бывшей жене.

– Знаешь, – сказал он в тишину, – я думал о твоих словах. О том, что я так и не вернулся с войны. И мне кажется, это правда. Только вот пришельцы здесь ни при чем. На самом деле я не вернулся с совсем другой войны. Это связано с моим отцом. Я никогда тебе не рассказывал об этом. Вообще никому не рассказывал, но… В общем, он тоже был ветераном, и то, что ему пришлось пережить там, оно… ну… изуродовало его, что ли. Он стал совсем другим человеком. Опасным человеком. Он много пил, избивал мою мать, избивал меня. Считал, что мы слабые. Говорил, что когда придет враг, мы даже не сможем ему противостоять. Особенно это касалось меня. И поэтому, чтоб воспитать из меня настоящего мужчину, он решил стать для меня тем самым врагом. Это его слова, не мои. То, что я мог побить во дворе любого, его мало заботило. Он хотел пробудить во мне что-то злое – то, что поможет мне выжить, ведь жизнь – это бесконечная война. Да, так он считал. Поэтому и решил исполнять роль врага – самого страшного и жестокого из тех, с кем я когда-либо сталкивался. Он говорил, что так рождаются герои – когда ты идешь на бой с тем, против кого у тебя нет ни единого шанса. Я должен был научиться давать отпор, должен был стать храбрым. За это он избивал меня до потери сознания. Избивал мать. А я все равно должен был найти в себе силы, чтобы подняться и бросить в него камень. Этот чертов камень…

А в трубке все так же была тишина.

– Наверное, поэтому я стал тем, кем стал, – продолжал Андрей. – Как бы не пытался задушить в себе этот образ, он все равно упорно меня преследует. Снова и снова. И там, на корабле, Мозг… он будто вскрыл мою душу, понимаешь? Вытащил этот ужас детства на свет. И мне кажется, что под конец я бился уже не с пришельцами, а со своим прошлым. И, если честно, я хотел этой битвы. Очень хотел! Но правда в том, что выиграть любое сражение можно лишь во имя чего-то значимого, ради чего и важна победа. Так сначала я защищал мать, потом – тебя. А теперь вот прошлое окончательно победило, потому что… потому что ничего другого больше нет.

Тишина в трубке оборвалась прерывистыми гудками.

А еще через какое-то время люди окончательно позабыли об Андрее. Он превратился в типичного ветерана, которому, чтобы не стоять в утомительных очередях, частенько приходилось доставать удостоверение участника Великой Межзвездной Войны.

– Знаем мы вас, – ворчали на него некоторые. – Здесь каждый второй заявляет, мол, я – герой. Что же выходит, нам из-за вас, героев сраных, целый день тут торчать?

И ведь все было верно: большинство мужчин приняло участие в той войне и практически каждому из них присудили звание героя – при жизни или посмертно. Но время слишком быстро избавило людей от уважения к ветеранам. Все обернулось лицемерием: показательные улыбки и жалкие подачки раз в год, грандиозные парады, торжественные речи, а дальше – пустота.

И теперь Андрей даже радовался, а на сердце у него становилось гораздо легче, если какой-нибудь незнакомец подходил к нему с вопросом: «Извините, а не ли вы, часом, тот самый?..»

Увы, такое случалось крайне редко.

Минуло еще несколько лет, и однажды ночью, будучи уже отнюдь не молодым, Андрей возвращался домой и был избит тремя пьяными хулиганами – просто так, от нечего делать.

Он даже не предпринял ни малейшей попытки подняться с мокрого от крови и дождя асфальта. Просто лежал, прикрывая голову руками.

– Ребят, за что вы меня? – простонал под конец. – Ведь я же ради вас… ради вас этот мир спасал!

– Да засунь ты его себе в жопу.

Не прошло и месяца, как ему урезали пенсию.

Когда же он, толком не оправившись после нападения, решил выяснить, в чем дело, толстая сварливая тетка швырнула ему бумагу, в которой говорилось о каких-то налогах и вычетах.

– Как же так? – удивился Андрей.

– Не мы это выдумали, – огрызнулась тетка. – Вы, дедуля, сходите-ка лучше к тем, кто наверху. С ними обо всем и потолкуете. А нас беспокоить незачем!

Он написал жалобу.

Затем еще одну, и еще…

Так и не дождавшись ответа, Андрей в сердцах махнул на это дело рукой.

И чем старше он становился, тем сильней у него болела голова, все чаще случались галлюцинации. Молоденький врач с труднопроизносимой фамилией заявил, что всему виной сильнейшее пси-воздействие, под которое Андрей попал на корабле пришельцев. А еще врач добавил, что, судя по всему, галлюцинации и головная боль отнюдь не самые ужасные вещи из тех, что ожидают Андрея в будущем.

Так шли годы, и человечество все реже вспоминало про войну миров, победой в которой так или иначе было обязано одному конкретному человеку. Из соображений пропаганды исторические события оказались намеренно искажены, а пришельцы сделались лишь бездушной статьей в учебниках, превратились в забавных – порой даже положительных – персонажей книг и кино.

Появились даже сообщества, отрицавшие сам факт подобной войны. «Нам нагло врут! – скандировали они. – Не было никаких пришельцев!». Другие оказались менее радикальны, но, отчаянно выискивая повсюду заговор, задавались вполне резонным вопросом: «У пришельцев ведь не имелось ракет и патронов – кто тогда бомбил города и расстреливал людей?»

– Я считаю, что здесь все гораздо запутанней, – сказал какой-то исследователь в очередной телевизионной программе. – Поскольку от инопланетян ничего не осталось, мы не можем досконально установить, каким они обладали оружием. И было ли у них вообще хоть какое-то оружие! Но факт остается фактом: люди, погибшие в той войне, частенько были убиты обычными пулями. Не спорю, многие сходили с ума, сводили счеты с жизнью или расстреливали своих товарищей, но… почему-то таких набирается слишком много! То же касается и разрушений. Возьмем за пример оставленные кратеры: найденные там осколки свидетельствуют о том, что причиной взрывов было отнюдь не супероружие пришельцев. Это были бомбы, произведенные людьми.

– То есть вы хотите сказать…

– Я хочу сказать, что, вероятно, попав под воздействие инопланетян, мы воевали друг с другом. Теперь же это отчаянно пытаются скрыть.

Находились даже такие, кто уверял, будто в войне человечество вовсе проиграло.

– Сами посудите, – говорили они, – пришельцы дурили нас не единожды. Мы четыре раза праздновали победу, хотя все это было иллюзией. То, что они якобы истребляли нас нашими же руками – ерунда. Для этого было достаточно заставить нас скинуть друг на дружку десяток-другой атомных бомб. Но они этого не сделали. Почему? Потому что, по факту, их главное оружие – это обман. Каждый из нас прошел через что-то подобное, многие лечатся до сих пор. Так с чего мы вдруг взяли, что победили? Быть может, мы все просто бредим?

Правительства же по-прежнему разыгрывали интриги, именуемые внешней и внутренней политикой. И хотя делить было нечего – обширные территории пустовали, ресурсов вполне хватало – поговаривали, будто совсем скоро разразится очередная глобальная война…

Но Андрея это уже мало заботило.

Он был стар и с трудом передвигался, опираясь на кривую трость. Врач с труднопроизносимой фамилией не ошибся – головная боль и галлюцинации оказались отнюдь не самыми страшными последствиями. Андрей стал инвалидом. Он уже практически ничего не слышал, стремительно терял зрение. Но худшим было то, что серьезно повредился его рассудок: Андрей перестал понимать, в какой именно реальности он находится. Днями напролет он мысленно, а порой и вслух разговаривал с Мозгом, которого убил много лет назад; он невидяще глядел в небо и улыбался загадочной улыбкой, в то время как дети, игравшие во дворе, дразнили его.

– Старый хер! – хохотали они. – Глупый старый хер!

Но если какая-нибудь женщина выходила из дома и принималась ругать их, то Андрей непременно ее останавливал. По-своему детские голоса являлись для него музыкой жизни, единственным, что как-то объясняло все происходящее. И хотя он далеко не всегда их слышал, практически уже не понимал смысла сказанного, но знал – чувствовал, – что звучат эти голоса звонко и обращены именно к нему. Пусть то и были всего лишь насмешки, но нынче только они делали его реальным. А еще – только они хоть как-то оправдывали его отважный – правильнее, отчаянный, глупый? – поступок.

Случилось даже, что однажды какой-то прохожий остановился и объяснил чересчур расшалившимся детям, мол, старик, над которым те потешаются, не кто иной, как герой, спасший мир от иноземных захватчиков. Увы, Андрей не услышал этого. Он вглядывался в небо и даже представить себе не мог, что спустя столько лет кто-то еще узнает в нем Спасителя.

– Кто-кто? – удивленно протянул один из мальчишек; остальные же переглянулись и захихикали. – Не, чепуха. Этот однозначно не герой. Мне дедушка рассказывал, он воевал вместе с тем героем. Тот был здоровый, мускулистый. А этот что? – Мальчишка презрительно сплюнул. – Дряхлый старикан, жалкая развалина!

Андрей же смотрел на небо, снова и снова вспоминая последний вопрос, заданный ему Мозгом, и вдруг убежденно сказал:

– Нет.

Стоящие рядом дети вздрогнули, а Андрей улыбнулся небесам, теперь уже точно зная, что будет делать дальше.

Он будет ждать.

Да, он будет терпеливо дожидаться, когда же они прилетят снова, ведь Мозг – это лишь один представитель их расы, а значит, они обязательно вернутся. Возможно, сегодня. Может быть, завтра… Через год или через сто лет, но вернутся.

Потому что мы сами позовем их, ответив на заданный ими вопрос: достойны ли мы?

***

Видение развеялось, и Андрей не сразу понял, что плачет.

Он поверил в то, что показал ему Мозг. Он принял это, как единственную возможную реальность, ведь иллюзия была очень правдоподобной, если не сказать – достоверной.

– Я здесь ради вас, – прошептал Мозг. – Я пришел вас освободить, пришел помочь. Так ты правда считаешь, что человечество достойно жизни?

Андрей выронил пистолет, сжался и повалился на землю. Вокруг что-то горело, а невдалеке корчился в агонии кто-то из его боевого отряда. Остальные были расстреляны. Черный дым устремлялся в синеву неба, где над стонущим от кошмарных иллюзий городом застыл огромный корабль пришельцев.

Кровь сочилась у Андрея из носа и глаз, текла из ушей.

– Нет, – рыдая, выдавил он.

Отшвырнув пульт управления, который на деле оказался лишь подобранным с земли камнем, и обхватив раскалывающуюся от нестерпимой боли голову, он тщетно надеялся избавиться от мельтешащих перед глазами образов. Но все было напрасно. Он по-прежнему продолжал видеть: из раза в раз одно и то же – то, как попадает на главный корабль, как общается с Мозгом, как, едва не погибнув, героически его убивает и спасает планету. А дальше нескончаемой вереницей тянулись все последующие события в истории человеческой цивилизации, каждое из которых неизменно приводило к интригам, кризисам, всеобщему наплевательству и бесчисленному количеству жутких кровопролитных войн. И все это являлось лишь своего рода аккомпанементом к событиям его личной жизни – к распаду семьи, которой у него никогда не было, к тотальному забвению, к безумию…

– Милый, ты меня пугаешь…

Его жена, женщина, ради которой хотелось жить, лежала у его ног. И ее кровь была на его руках.

– Ты правда считаешь, что человечество достойно жизни? – снова и снова спрашивал Мозг. – Правда считаешь?..

И, из раза в раз проживая внушенные жизни, Андрей все больше убеждался в своем решении.

– Нет-нет-нет, – бормотал он, в то время как его разум окончательно расползался на лоскуты. – О Боже, хватит! Я так не считаю… Нет!

– Ты либо мужчина, либо поганое ссыкло, – рычал отец, вытирая с рук кровь.

А у его ног, на полу, лежала мама. Ее лицо было разбито, и заплывшие от побоев безжизненные глаза равнодушно смотрели на Андрея.

– Ты правда считаешь, что люди достойны?

– Вставай и дерись, сопляк!..

– Может, примешь свое лекарство?..

– Нет! – кричал Андрей, захлебываясь в предсмертной агонии. – Пожалуйста, больше не надо! Не-е-т!

– Так ты правда считаешь…

+1
13:24
556
16:24
Первая часть очень бодренькая и написана хорошо, захватывает. Во второй начинается философия и аналогия со второй мировой войной и сегодняшним её восприятием. Конец двоякий и спорный. Впечатление неоднозначное.
14:35
-1
Жуткое впечатление. У меня во всяком случае. Какая-то депрессуха переложенная в текст.
22:38
Сюжет рассказа, на мой взгляд, выстроен отлично. Мне понравился, хотя идея недопонимания между пришелцами и людьми сильно напоминает идею с «красотой смерти» у Лукьяненко., но это, конечно, не умоляет достоинтва авторской проблематики.
Однако, язык стилистически бедный и не выверенный.
Просто поясню некоторыми примерами:
мы во вселенной? — должна быть точка
напав средь бела дня, — что твориться?! Средь бела дня нападают! (простонородное выражение плохо вписывается в остальной стиль)
слишком много народу погибло — «народу» разговорный вариант, не подходит для психологической научной фантастики.
почти что вдвое — «почти что» можно выкидывать без всякого сожаления
Очень много «так»,«такие», «такого» — это не красит текст. Часто можно просто выкинуть, а если нет, лучше написать конкретно какого такого.
«редкие еще пока самолеты» — «еще пока» вообще можно убрать
словно бы вылепленные — словно вылепленные
из геля корабли — пропущена запятая
вода – этот неиссякаемый источник энергии – придавала им сил. —!!! «Придавала им сил» звучит, конечно. только звучит смешно в контексте глобального истребления человечества.
беспрекословно подчиняются гигантскому сгустку нервных окончаний, названному просто и ясно – Мозг. —!!! оно, конечно, просто, но слишком просто.
мало чего известно: что это за форма — мало чего известно. Что это за форма
«Он выхватил из кобуры пистолет, быстро проверил наличие патронов в обойме, передернул затвор.» — А куда он дел камень/пульт?
Ослепленный, едва живой, Андрей летел — Серьезно? Он стоял прямо около своей бомбы! Слишком неправдоподобно, чтобы ГГ поверил, да и чтобы читатели поверили тоже. Лучше что-то более конкретное, чем просто едва живой.
«О пришельцах вообще было мало чего известно:...»«Мысленно перебрал все известные о пришельцах факты – кто они такие, как организованы и прочее.» — кто они такие, как организованы и прочее — это очень много. «Прочее» лучше не использовать. Инфы — ноль, а текст корежит.
Загрузка...
Владимир Чернявский

Достойные внимания