Амнезия

«Всё возможно,

если никто не доказал,

что этого не существует.»

Джоан Роулинг. «Гарри Поттер и Дары Смерти»

***

Я сидел в кресле разгонного блока и постепенно отходил от взлётной перегрузки. Вжимающая меня в кресло гигантская сила утихала, а моё тело вновь вспоминало привычную тяжесть в условиях искусственной гравитации корабля. Зрение возвращалось к былой чувствительности, окружающие меня предметы становились ярче и чётче. До этого из-за высокого артериального давления внутри, обстановка вокруг меня была тусклая и в красноватых оттенках.

Я взглядом выхватывал потолок со светильниками и часть передней стенки с панелью приборов. Передо мной словно включили экран, увеличивая яркость и обзорность. Моя голова дико болела неизвестно почему. Пытаясь вспомнить предшествующие события, я наткнулся на мутную тёмную мглу в своей памяти и даже не сразу понял, что ничего не помню, как я оказался в этом кресле.

– Ильюха, – позвал я напарника, – а откуда мы взлетели? Ты помнишь?... Илья!

Ответом мне была тишина. Я повернул голову направо, где должно быть кресло командира, и мой взгляд упёрся в стену. Тут же я осознал, что сижу в этом самом командирском кресле. Ничего не понимая, почему я нахожусь на месте командира корабля, я повернул свою больную голову налево.

– Илья?! Ты где?!

Кресло помощника, то есть там, где согласно штатному расписанию должен сидеть я, было пустым. У меня похолодела спина. Я приподнялся с кресла и огляделся.

– Илья! – снова позвал я, – ну, хватит шутить! Вылезай!

Вновь я не услышал ни ответа, ни привета. Только сейчас я заметил, что одет в скафандр для выхода в открытый космос, но без шлема. Выпрямившись в кресле и оглядываясь по сторонам, я приметил шлем от своего скафандра валяющимся под пультом около кресла помощника. Это был точно мой шлем, расцветка совпадала с цветом моего скафандра. Моё сердце усиленно и неприятно забилось, когда я рассмотрел издали свой шлем. Заляпанный кровью, с треснутым стеклом, но целый лежал он соединительным кольцом на полу.

Я непроизвольно подтянулся к замку шлема на скафандре в районе шеи и застыл с поднятой правой рукой. Сердце замерло, а дыхание остановилось, рука в перчатке была окровавлена. Кровь смешалась с каким-то коричневатым песком и уже почти засохла. Мне стало не по себе, чья это кровь? Я пошевелился, но почувствовал, что вроде бы сам цел.

– Илья!!!

Я вскочил с кресла и кричал во весь голос, зовя своего командира и давнего друга.

– Илья! Чёрт тебя дери, хорош прятаться!

Я выбежал в коридор и увидел кровавые следы, ведущие от входного шлюза сюда в разгонный блок. Это были мои следы! На ботинках скафандра была запёкшаяся кровь, смешанная с какой-то грязью.

– Илья! Ты где?!

Ничего не понимая, я вернулся в разгонный блок и ещё раз осмотрел свой шлем. Шлем был разбит, но сохранял свою форму и, наверное, частичную герметичность. Трещины в стекле были влажными. Я одел шлем и затянул замок. Скафандр надулся автоматически, но тут же я услышал тихий свист воздуха через трещины шлема. Глянув на индикатор давления на правой рукаве, я обнаружил утечку воздуха, но не критичную. В таком скафандре я смог бы запросто несколько десятков минут протянуть в открытом космосе.

Я скинул скафандр и осмотрел его. Правая перчатка была окровавлена, на подошвах ботинок в протекторах смесь крови и песка с пылью, колени и грудь скафандра заляпаны кровью. На спинном ранце по центру была большая вмятина. Я судорожно слился вспомнить последнее, что помню, совершенно ошалело рассматривая свой скафандр. Всё, что отчётливо всплывало в памяти, это то, как я с Ильёй сидим в разгоном блоке перед пультом управления и пытаемся выправить курс корабля.

– Да, точно! – моя память стала обнажать подробности событий, – в нас угодил мелкий метеорит, с которым не справилось защитное экранирующее поле. Он прошил внешний регулятор расширителя пространства, и наш корабль стало закручивать, меняя курс и траекторию полёта. А что дальше? Почему дальше всё, как в тумане, в густом тумане, я же не сошёл с ума. Ильюха, ну, где же ты?

Бросив свой скафандр, я стал обыскивать корабль, каюты, грузовой отсек, силовой модуль, заглянул в кают-компанию. Сильнейшая головная боль никак не проходила, и я сделал себе инъекцию обезболивающего. Боль слегка отступила, и я почувствовал зверский голод, словно не ел очень-очень давно. Я схватил питательные батончики и стал их поедать один за другим, продолжая рыскать по кораблю. Ильи нигде не было.

– А я же очнулся в кресле разгонного блока после перегрузки, – думал я, – значит, был взлёт, а раз был взлёт, то была и посадка, но куда? Что это за амнезия, чёрт её возьми, куда подевался Илья? Вообще где я сейчас и какой день?

Тщетно обшарив весь корабль, я вернулся к пульту управления и в диком смятении упал в кресло командира. Необъяснимо для себя я не решался включить пульт, я боялся узнать нечто ужасное. Во мне смутно зрело чувство какой-то произошедшей беды, о которой я совершенно ничего не помню. Если Ильи нет на корабле, это может значить только одно – он погиб. Покинуть корабль было не на чем.

– А кровь? Это что, его кровь? Что же произошло? Нападение? Нет, это ерунда! Может мы пытались починить корабль и Ильюха погиб? Тогда откуда эта грязь? – эти вопросы накидывались на меня бесконечным потоком, терзая моё воспалённое сознание.

Логика мне подсказывала, что мы оба вышли в открытый космос после остановки пространственного движителя для починки регулятора расширителя. Там что-то произошло, Илья получил травму, несовместимую с жизнью, я пытался его спасти, перепачкался в его крови, но моего друга унесло в открытый космос.

– Нет, чего-то не клеится, – вслух рассуждал я, – даже если Илья получил смертельную травму, я не мог перепачкаться в его крови в открытом космосе, тем более вывозиться в какой-то грязи.

У меня не было травмы, я был полностью здоров, но что это за провалы в памяти? Взяв себя в руки, я включил пульт.

Первое, что я увидел и осознал, это время. Со времени последнего чёткого воспоминания, когда мы пытались выправить курс корабля, прошли почти сутки.

– Амнезия на двадцать часов, – я даже присвистнул, – такие штуки могут происходить посттравматично, а моя голова цела и вроде бы соображает нормально. Бред какой-то… А голод? Значит, всё это время я ничего не ел. Почему?

Вторая порция информации придала мне надежды на благополучный исход полёта, корабль следовал плановым курсом к Земле, но с сорока пятичасовой задержкой. Уже менее чем через сутки я должен был приземлиться на космодром Дальних Космических Экспедиций. Корабль был полностью исправен, снаружи не было никаких посторонних предметов. Регулятор расширителя пространства функционировал в штатном режиме.

Я загрустил, на меня накатывало чувство невосполнимой потери. Мне стало не хватать моего давнего друга Ильюхи, с которым я прошёл очень много. Хотя, наша нынешняя работа была весьма опасна и связана с высоким риском для жизни. С самого детства мы дружили с ним, учились в одном классе, влюблялись в одних и тех же девчонок, бывало, даже дрались из-за этого. Но всякий раз наша дружба брала верх, и мы не растеряли её в жизненных перипетиях, став взрослыми. Я безгранично доверял Илье, а он мне. Не раз мы спасали друг друга в различных дальних походах по просторам Вселенной. Мы были отличной командой, и руководство Дальних Космических Экспедиций поручали нам самые ответственные задания, требующие слаженной работы и взаимного доверия.

Я продолжал просматривать технические параметры корабля и убеждался в штатном его состоянии. Ценный минерал, который мы везли на Землю из созвездия Лиры, был в порядке. Если бы не отсутствие Ильи, разбитый и запачканный кровью скафандр, всё было бы в норме. Я так и не получил ни единого ответа на свои вопросы и на главный из них – что произошло?

Поднявшись с кресла, я не находил себе места. Моя тревожность нарастала с каждой минутой. Я чувствовал, что устал, но спать не хотел. Меня мучило и мучило полное отсутствие понимания произошедшего. Я метался по блоку между креслами, словно лев в клетке. Именно так, я был в клетке своей памяти, осознание этого ввергало меня в беспомощную злобу на самого себя. Потеря друга усиливало эту мою злость. Меня затрясло, что мне было ново. Я весьма волевой космонавт, много раз побывавший на краю гибели, всегда прекрасно помнивший произошедшие события. Но эта ситуация выводила меня из равновесия, у меня начался мандраж, что со мной никогда не происходило раньше.

Вернувшись к пульту управления, я стал восстанавливать траекторию полёта корабля, чтобы попытаться понять, откуда мог стартовать корабль, и где я мог набрать столько коричневой грязи вперемешку с кровью своего друга. Сейчас я уже не сомневался, что кровь была именно Ильи. Мои руки тряслись, и я никак не мог их унять.

Оказалось, траектория полёта корабля исходит из звёздной системы 61 Лебедя, от одной из необитаемых планет, примерно в восемь раз тяжелее Земли.

– Так вот, куда нас занесло, – понял я, – и вот откуда эта чудная боль в суставах.

Я всё никак не мог понять, почему у меня в теле было ощущение, будто я таскал дикие тяжести. Эта совсем не крошечная планета была спутником гигантской планеты в двенадцать масс Юпитера, вращающаяся вокруг 61 Лебедя, в каких-то одиннадцати с небольшим световых годах от Солнца. Если бы не этот чёртов метеорит, то мы бы уже были дома, а теперь корабль снова начинал разгоняться, сжимая пространство перед собой и расширяя его за собой.

Бортовой навигатор показал мне, как изменилась траектория полёта корабля после попадания метеорита. Корабль стало закручивать в сторону и через несколько секунд мы бы врезались в тот самый спутник. Я отчётливо вспомнил, что мы с Ильёй кинулись к пульту управления, после срабатывания тревоги, быстро оценили ситуацию и поняли, что корабль несёт на какое-то небесное тело.

– Лёха, – сказал тогда Илья, – нам не уйти от столкновения, отключаем пространственный движитель и включаем тормозные двигатели! Прямо сейчас!

– Конечно! – я коротко ответил, и посадочная перегрузка вдавила нас в кресла.

Через несколько минут корабль стоял на грунте, а мы ощущали чудовищное притяжение. Гравитометр показывал восемь G. Это был кошмар для нас и наших тел.

Я сейчас вдруг внезапно вспомнил это и так обрадовался, что дальше вспомню всё. Но не тут-то было. Мои воспоминания мутнели. Пошли обрывки, ошмётки памяти.

– Лёха, – из памяти выплыл голос Ильи, – мы долго здесь не протянем, надо выходить наружу, постараться определить и починить неисправность.

Память вытащила следующий обрывочный эпизод, как мы с Ильёй в скафандрах стоим снаружи корабля и смотрим на повреждение регулятора расширителя пространства. Поломка была плёвая, крошечный метеорит на невообразимой скорости перешиб болт крепления регулятора, и тот отогнулся в сторону. Делов-то, взять лом, поправить на место регулятор и поставить новый болт.

И всё. Сколько я не силился вспомнить дальнейшие события, натыкался только на мутную тёмную мглу в своей памяти. Полный провал. Амнезия. Я снова и снова прокручивал все эпизоды в памяти, надеясь, что продвинусь дальше, но всё было тщетно.

Я заставил себя успокоиться, сел в кресло и закрыл глаза. Мне надо было спокойно, отвлёкшись, подумать о чём-то другом. Тут я вспомнил доктора Ли и непроизвольно улыбнулся. Забавно, но с гибелью Ильи я стал свободен от своего обещания. Эта милая изящная китаяночка работала психологом в Управлении Дальних Космических Экспедиций. Мы с Ильёй оба сначала положили на неё глаз, но узнав об этом, сразу применили свою давнюю клятву, по которой обещали не завоёвывать одних и тех же девчонок. С доктором Ли по долгу службы мы встречались регулярно до и после полётов, но я и Илья свято соблюдали свою клятву. Наша дружба была дороже.

Теперь же я вспомнил эту красивую, хрупкую на вид восточную женщину с очаровательным акцентом и осознал, ощутил, что она мне безумно нравится. Сейчас путь к её сердцу для меня был свободен. Я давал волю своим чувствам, своим желаниям. Однако вдруг мне стало совестно, это было, словно нечестно по отношению к моему другу. Я опять затосковал по Илье, но в то же время моя жизнь продолжалась уже без него, и я мог не оглядываться на былые договорённости с ним. Тем не менее, мысли о докторе Ли точили меня изнутри, будто я предаю память друга.

Я переключился на воспоминания об Илье. Надёжный, честный, добрый друг, которого я никогда не предавал. Он мне был больше, чем брат, он был вторым мной. Что же произошло? Как он погиб? Мог ли я предотвратить это? Я снова начал изводить себя безответными вопросами.

– Лёха, … Лёха, – услышал я слабый голос Ильи.

Я открыл глаза и поднялся в кресле. Передо мной в скафандре стоял Илья. Стекло шлема было полностью разбито, а вместо лица моего друга было кровавое месиво. Там, где должен быть рот, пузырясь и пенясь, вспучивалась кровь, и слышался голос Ильи:

– Лёха, … Лёха …

– Ильюха! – крикнул я, – что с тобой?! Я сейчас тебе помогу… Где тебя так? Где ты пропадал?

Я захотел вскочить с кресла, но неведомая сила удержала меня в нём, а мои руки и ноги словно обросли свинцом и не могли пошевелиться. Илья двинулся ко мне, протянув в мою сторону обе руки. Холодная липкая жуть растекалась по моему телу...

– Лёха, Лёха, – его голос приобрёл хриплый и зловещий тон…

… Я очнулся от кошмарного видения и понял, что заснул в кресле, думая об Илье. У меня не выходил из головы страшный образ моего друга из сна. Неужели, нечто похожее было наяву, ведь наши сны есть некое отображение действительности или размышлений о нём.

Оставшееся время до прибытия на Землю я провёл в бесплодных попытках вспомнить всё, перемежая их сном. Первым делом, ещё до приземления, я с орбиты Земли связался с руководителем полёта и сообщил о пропаже командира корабля, кратко описав всё, что помнил. Я прекрасно понимал, что предстоит расследование, результаты которого для меня непредсказуемы, поэтому я должен быть абсолютно открыт и всячески ему содействовать.

Я дописываю своё объяснение обстоятельств перелёта из созвездия Лиры и по-прежнему утверждаю, что абсолютно не помню причин исчезновения командира корабля, своего друга Ильи.

***

Он сидел один в кабинете психологической помощи, а доктор Ли с руководителем полётов стояли за полупрозрачным стеклом и смотрели на него.

– Ну, как? – спросил Игорь Иванович, обращаясь к психологу-китаянке, – ваше мнение, доктор Ли?

– Я уферена, сто он не помнит больсе нисево, – акцент доктора Ли был милым, но говорила она серьёзно, – я боюсь са его расум, если он всё уснает.

– Вы считаете, что ему не следует всё узнавать?

– Не сейчас. Его амнезия не психологическая, а физическая. Всё, что он сделал, он не забыл. Он не мог это запомнить. Фактически там был не он, а лишь его тело. Его разум, его сознание тогда ему не принадлежали.

– Но, ведь Алексей сам это…

– Нет, не Алексей, это был не он. Моё мнение также подтверждает наш физиолог доктор Кейц. Вы же доверяете его мнению?

– Безусловно! И как с ним следует поступить?

– Пока мне это полностью не ясно. Может статься, что он не сможет вообще воспринять правду. Его следует к этому аккуратно подготовить.

– Доктор Ли, Алексей может же скрывать от нас свои воспоминания, чтобы избежать…

– Простите, что перебиваю вас, Игорь Иванович, но Алексей влюблён в меня и полностью откровенен со мной, пытаясь мне понравиться.

– Ох, я бы не был так в этом уверен, уважаемая доктор Ли, мужчина старается выглядеть перед нравящейся ему женщиной лучше, чем он есть на самом деле, скрывая свои жуткие стороны.

– Только не Алексей, – доктор Ли смотрела на Игоря Ивановича очень внимательно, – он бесхитростный и беззлобный, он очень хочет всё вспомнить и понять, что там произошло. А для этого надо время.

– Да, уж, беззлобный...

Прошло несколько дней, Алексей проводил время в беседах с доктором Ли, отдыхал и гулял на свежем воздухе. На третий день во время очередного сеанса у психолога, вошёл Игорь Иванович и молча пригласил Алексея к выходу. Доктор Ли недоумённо подняла брови, но руководитель полётов весьма однозначно остановил её жестом руки, покачав головой, и китаянка осталась в кабинете.

– Алексей, – начал Игорь Иванович, когда они вышли в коридор и пошли в направлении конференц-зала, – на меня давят сверху, поэтому я вынужден выдернуть тебя от доктора Ли и продолжить уже без неё.

– Вам что-то стало известно? – Алексей искренне и с надеждой посмотрел на своего начальника.

– Да, – коротко отрезал тот.

– Расскажите мне, не мучайте, – умоляющим тоном попросил пилот, – пожалуйста!

– Не здесь и не я...

Они зашли в конференц-зал, где было несколько боссов и техник Саша, который всегда работал с Ильёй и Алексеем после их полётов. Лица у всех были даже слишком серьёзными. В стороне Алексей приметил трёх сотрудников службы безопасности и заподозрил неладное.

– Коллеги, здравствуйте, – обратился Алексей ко всем, – все вы ради меня здесь собрались? Это очень лестно.

– Здравствуйте. Присаживайтесь, Алексей Викторович, – это говорил директор учреждения, – мы собрались здесь, чтобы полностью расставить все точки над «i». Проведя расследование и исследование вашей памяти, нам стало очевидно, что вы не помните и не знаете произошедших событий. Эта ваша амнезия не является вашей волей или вашей защитной реакцией. Это уникальный случай, который нам ещё надо полностью изучить.

Алексей тревожно смотрел на директора, будто речь шла о ком-то другом, но не о нём самом.

– Вы сказали, что последним помните эпизод, когда вместе с Ильёй стоите снаружи корабля и осматриваете поломку, – уточнил директор.

– Да, именно так, – подтвердил Алексей немного растерянным тоном.

– Александр, прошу вас, начинайте с выхода экипажа из корабля, – попросил директор.

– Что начинайте? – Алексей удивлённо посмотрел на директора.

– С некоторых пор на всех кораблях, при возникновении нештатной ситуации, ведётся голографическая запись событий внутри и снаружи корабля, – отрывисто пояснил директор.

– А почему мне сразу её не показали? Почему я не знал об этом? Я бы уже всё узнал…

– Это информация не вашего допуска, – холодно перебил его директор, – пожалуйста, смотрите.

В центре зала возникла голограмма. Алексей увидел корабль, часть грунта, на котором тот стоял и выходящих из шлюза себя и Илью.

– Лёха, – голос Ильи звучал из голограммы, – ступай осторожно, а то с такой гравитацией подвернёшь ногу, тащи тебя потом на себе. Ха-ха.

– Да, уж, – собственный голос Алексея был ему чужим, – тяжеловато. Ну, и что там?

Две фигуры в скафандрах медленно, преодолевая гигантскую силу притяжения, продвигались к регулятору расширителя. Саша чуть ускорил голограмму, и вот два космонавта стояли уже у регулятора.

– А, да тут ерунда, – голос Ильи был почти весёлым, но резковатым, – заменим болт и прикрутим эту штуку на место.

– Да-а, нам повезло, – отозвался Алексей, – могло быть и хуже...

– Что значит, повезло? – в голосе Ильи вдруг пробилось раздражение, – ты считаешь, что мы попали на гламурную вечеринку с девчонками? Ты весишь без малого тонну и еле шевелишься из последних сил! Повезло ему!

– Ильюха, – голос Алексея тоже приобрёл оттенок недовольства, – я же в том смысле, что могло быть и хуже, вон смотри, десятью сантиметрами левее и всё, движителю хана. Или вообще корабль насквозь...

– Правее, левее. Хорош трепаться, работать надо! Быстро шуруй в грузовой отсек за болтом номер шестнадцать К-три, – командовал Илья.

– А чего это ты тут раскомандовался? Я кто тебе мальчик на побегушках? Сам шуруй за болтом, а я регулятор на место поставлю, – Алексей говорил почти зло.

– Я тут командир, и ты будешь исполнять мои приказы! Ты посмотри на него! – Илья почти кричал.

– Вечно мной командует и помыкает, – голос Алексея бубнил себе под нос, а сам он побрёл в сторону входного шлюза.

– Чего ты там бубнишь? Давай-давай, шевели ногами чаще!

– Вот, гад, – слова Алексея были еле различимы.

Саша ещё чуть промотал изображение вперёд. Алексей с инструментами стоял у места поломки, а Илья устало сидел рядом на выступе опоры корабля.

– Я не понял, а чего это ты тут расселся? Я что ли за тебя работать буду?

– Надо будет, и будешь работать! Ишь ты, цаца какая! – рявкнул в ответ командир.

Тут оба космонавта свалились на грунт и молча недвижно лежали так почти четыре часа. Саша проматывал голограмму, и пояснил, что Илья и Алексей потеряли сознание из-за огромной гравитации. Сила тяжести усилилась, когда спутник, на котором были парни, повернулся вокруг оси. Основная гигантская планета каким-то образом добавляла в гравитации. Сейчас гравитометр показывал более двенадцати G, и парни были в отключке. Лишь тренированный организм космонавта помогал им выдерживать такие адские нагрузки.

– Я абсолютно этого не помню, – медленно и тихо сказал Алексей, недоумённо глядя на голограмму, – мы никогда так грубо друг с другом не разговаривали. Это же не мы! Такого не может быть!

Никто ему не ответил, все молча смотрели на изображение. Вот при пяти G Илья пошевелился, поднял голову и позвал напарника.

– Чего орёшь? – голос Алексея был хриплый, – что полегчало? Ну, так давай работать быстрее, пока опять не накрыло. Видишь, как вертится быстро, полнеба уже закрывает основной гигант. Здесь видимо гравитационная пила.

– Не умничай, – огрызнулся Илья, – тоже мне гений астрофизики, лучше вставай и держи ключом болт!

Между ними шла словесная перепалка, всё усиливаясь по эмоциональному фону. Они никак не могли разобраться, кто должен держать болт, а кто крутить ключом. Они препирались, пока не зазвучал сигнал окончания запасов кислорода в их скафандрах. Оба разом кинулись к шлюзу и уже внутри, наполняя скафандры воздухом, продолжали переругиваться. Они начали вспоминать детские обиды, Илья припомнил Алексею свою первую любовь, которую, по мнению Ильи, Лёха у него отбил. Обзываясь на Алексея, Илья остервенело надевал скафандр, почти отталкивая своего друга. Видно было, что между друзьями зреет серьёзный конфликт, причём, на ровном месте.

– Кто-нибудь мне может пояснить, что с нами такое творилось там! – Алексей непонимающе смотрел на присутствующих в конференц-зале, – это не мы, это какое-то безумие! Ну, разве вы все этого не видите?!

Он даже вскочил с кресла на ноги, а присутствующий доктор Кейц сказал лишь:

– Нам точно это не известно, но, думаю, это воздействие на вашу психику той самой гравитационной пилы.

Снова голограмма стала прокручиваться быстрее, пока оба космонавта лежали внутри корабля без чувств в условиях чудовищной гравитации. Так продолжалось часов пять. Очнувшись, оба облачились в скафандры и, почти матерясь друг на друга, медленно вышли устранять поломку.

– Ты что это, гнида, творишь? – стал орать Илья на Алексея, – кто так держит болт?! А ну отвали в сторону, щенок-недоучка!

Илья оттолкнул Алексея так, что тот упал, но с трудом поднялся.

– Это кто гнида, это кто щенок?! – так же орал Алексей, – ты что делаешь, сволочь?!

Он накинулся на Илью, и они оба повалились на грунт, катаясь, мутузя друг друга и ругаясь, на чём свет стоит. Так продолжалось до нового витка гравитации и до потери ими сознания. На этот раз в отключке они были всего пару часов, и первым очнулся Алексей. Он с трудом поднялся, не обращая внимания на всё ещё лежащего друга, подошел к регулятору, вставил болт на место и стал аккуратно его затягивать ключом. В это время очнулся Илья и увидел, что Алексей устраняет поломку самостоятельно. Медленно вставая, Илья приметил рядом с собой камень средних размеров, с усилием взял его в обе руки и стал подходить к своему другу со спины.

Тяжёлый удар камнем по ранцу скафандра бросил Алексея на корпус корабля. Шлем стеклом ударился о заворачиваемый им болт и дал трещину. Нечленораздельный крик Алексея раздался из голограммы. Он попытался вывернуться, но Илья схватил его за плечи и с силой стукнул ещё раз шлемом о корабль. Трещина на стекле стала больше, и послышалось шипение воздуха из стекла.

– Ты ублюдок!!! Как ты чинишь?! Убью гада!!! – брызгал слюной Илья, продолжая колотить Алексея о корабль, разбивая стекло шлема всё сильнее.

Алексей не удержался на ногах и упал на колени, при этом ему удалось как-то извернуться и рукой подсечь Илью. Тот рухнул навзничь. Собрав последние силы, Алексей прыгнул на грудь Илье, приметил рядом камень, которым его ударил командир, схватил его обеими руками и занёс над головой...

– Стойте! Стойте!!! – крикнул Алексей, вскакивая с кресла в конференц-зале, – остановите голограмму! Саша, пожалуйста, останови это! Я тебя умоляю!

Саша нажал на паузу. Голограмма застыла. Алексей в ужасе смотрел на то, как он сам сидя на груди своего лежащего друга занёс над ним весьма увесистый камень.

– Вы должны досмотреть всё до конца, Алексей Викторович, – чётко произнёс директор, – доктор Ли достаточно с вами поработала, чтобы вы вспомнили или узнали всё произошедшее там. Продолжайте, Александр.

Алексей зажмурился и закрыл лицо ладонями, оставшись стоять в проходе между креслами. Он понял, что произойдёт дальше. До его слуха из голограммы донёсся глухой удар, и треск стекла, сильное шипение воздуха, затем, сдавленный крик Ильи. Ещё удар... Ещё... Убийственные звуки прекратились, лишь прерывистое дыхание Алексея с тихим свистом воздуха через трещины в его шлеме доносились из голограммы.

– Вот тебе, гадина, – слышал Алексей собственные слова из голограммы, – вот тебе за всё! За всё!!! На... получай! На тебе...

Когда стихли ругательства, Алексей опустил трясущиеся руки, приоткрыл глаза и посмотрел на голограмму. Обезображенный труп его друга с проломленным шлемом и кровавым месивом вместо головы недвижно лежал на грунте возле корабля, а помощник командира корабля, как ни в чём не бывало, прикручивал болт крепления регулятора расширителя пространства. Алексей отказывался верить, что это был он сам.

– Господи, – он схватился руками за внезапно невыносимо пронзительно заболевшую голову, в безумном ужасе глядя на себя в голограмме, – что я натворил?… Он же мой... Он же был моим другом…

Тем временем, человек на голограмме совершенно спокойно окончил ремонт, схватил труп за ноги и передвинул его под сопла двигателя. После этого, он зашёл в корабль и уже, собирая остатки сил, в условиях нарастающей гравитации рухнул в командирское кресло в разгонном блоке, сорвал с себя шлем и бросил его на пол. Перед самой потерей сознания, он запустил процедуру взлёта, которая случилась спустя пять часов, когда была пауза в гравитационных пиках.

Появились два человека в белых халатах и увели обезумевшего Алексея из конференц-зала.

– Он же был моим другом, он же был моим другом, – непрерывно повторял он, глядя невидящим взглядом перед собой.

***

Тихий мерный монотонный писк монитора пульсоксиметрии разносился по палате. На реанимационной койке лежал человек с перебинтованной головой, подключённый к мониторам пациента, а рядом в гостевом кресле сидел спящий мужчина в форменном комбинезоне космонавта Дальних Космических Экспедиций.

Вдруг пациент дёрнул указательным пальцем правой руки, где был установлен пульсометр. Писк из прибора зазвучал чуть чаще, а на мониторе участились пилы электрокардиограммы. Вот пациент снова вздрогнул пальцем, и пульсометр свалился на простыню. Техника мгновенно среагировала, и из горы приборов донёсся резкий непрерывный тревожный сигнал. Человек в кресле открыл глаза и сразу посмотрел на пациента.

Глаза человека на больничной койке быстро и беспорядочно двигались под закрытыми веками. Его конечности подрагивали, а электрокардиограф сходил с ума. Быстрым движением, человек в форменном комбинезоне поднялся с кресла и склонился над больным.

– Лёха, Лёха, – говорил он радостно, – ты очнулся? Ты меня слышишь? Это я! Это я!

В это время в палату стремительно вошли врачи и, отодвинув космонавта, начали чётко выполнять свою работу. Пациент постепенно приходил в сознание. Его глаза приоткрылись, он увидел мутные очертания врачей в белых халатах.

– Доктор, – еле слышно и хрипло произнёс он, – я слышал голос… его голос…

Пульс пациента снова пополз вверх.

– Доктор, это был его голос, – продолжал очнувшийся, на его глазах появились слёзы, – понимаете? Доктор! Его! Он же был моим другом, я его… я же его… как же так? Как мне дальше жить? Доктор…

Послышался прерывистый сигнал критического уровня пульса и артериального давления.

– Вводите инъекцию, – голос врача был чётким, – у него посткоматозный шок. Быстрее, у него запредельные показатели! ...

Вновь всё стихло, врачи ушли, а пациент, как прежде недвижно лежал на койке.

– Эх, Лёха, Лёха, – тихо сказал человек, уже несколько дней дежуривший возле больного, – что там такое с тобой? Где твоё сознание?

Он взял его за руку, и пациент медленно приоткрыл глаза, почувствовав прикосновение.

– Илья? – глаза больного широко открылись в искреннем удивлении, а писк из приборов снова участился.

– Лёха, спокойно, всё хорошо, – улыбаясь, говорил его друг, – ты очухался, это уже хорошо.

– Так там…, – запинаясь и явно плохо ещё оценивая реальность, ответил Алексей, – я же тебя там… погоди, … так ты жив?!

– Ну, кончено, жив, – улыбнулся Илья, – и как видишь, вполне здоров. И ты поправишься. Вон как тебя починили, как новенький теперь будешь.

– Я… новенький, – ещё растерянно глядя на Илью, бормотал он, – меня починили? А разве я поломался? Но ведь ты там меня,… а я там тебя… так это было… или не было…

– Да-а, – протянул Илья, – врачи меня предупреждали, что при выходе из комы у тебя будет путаница в голове, но у тебя там не путаница, а явно какая-то иная реальность. Давай-ка, брат, возвращайся в суровую действительность из своих радужных облаков.

– Ильюха, – немного приходя в себя сказал Алексей, – если ты и в правду жив, а я сам здесь, то там было совсем не радужно.

– Да, где там? Я понимаю, что у тебя какая-то белиберда в голове. Эй, Лёха, давай возвращайся.

Алексей схватил крепче руку друга и внимательно посмотрел ему в глаза.

– А авария, метеорит, регулятор расширителя, дьявольская гравитация? – он не отпускал руку Ильи.

– Эка тебя головой шмякнуло, брат! Да, не было никакой аварии, и расширитель в полном порядке. Метеорит был, но пролетел мимо, а корабль не пострадал. Опять не послушался меня, ну как всегда! Эх, ты! – посмеялся Илья, – ничего, скоро голова встанет на место.

– Мы же аварийно приземлились на спутнике гравитационного монстра, и там я тебя... я камнем... прости меня, Илья, – на глазах Алексея снова появились слёзы.

– За что? Ты ни в чём не виноват передо мной. Ну, разве что ослушался и принялся убирать свой шлем от скафандра. Я же сказал тебе, брось его и мигом в кресло, а ты заладил: «разобьётся, разобьётся». Ну, и в итоге, что произошло?

– А что произошло? – непонимающе спросил Алексей.

– Башку ты разбил, вот что! Не помнишь? – снисходительно сказал Илья, – ещё бы! Я бы так брякнулся головой, вообще бы концы отдал. А ты ничего, крепкий.

– Расскажи, – умоляюще попросил Алексей друга, – пожалуйста, не томи.

– Да, что же с тобой такое? Сейчас расскажу. Ну, мы летели на корабле, я сидел в кресле и читал, а ты возился возле шкафа со скафандрами. Ты проверял их техническое состояние и держал в руках свой шлем. Прозвучала тревога, на нас летел огромный метеорит, с которым не справилось бы экранирующее поле. Начался пятисекундный обратный отсчёт перед резким автоматическим маневром уклонения. Ты же знаешь, при таком маневре могут быть перегрузки до двенадцати G.

– И что? – Алексей только сейчас поднял левую руку и дотронулся до своей забинтованной головы.

– Правильно трогаешь! Надо было бросить этот шлем и мухой в кресло, но ты же аккуратист, тебе надо было обязательно положить шлем на место. Я даже прикрикнул на тебя, но было поздно. Вот той самой перегрузкой тебя и шмякнуло головой об косяк двери отсека. Полбашки тебе снесло. Теперь у тебя с правой стороны в черепушке титановая пластина. Слава богу, мозги целые остались. А потом почти десять часов до Земли я держал тебя окровавленного на руках, боясь, что ты это… таво … Оказал тебе медицинскую помощь, но нужна была экстренная операция. Ты был частично в сознании, периодически надолго отключаясь. Я очень боялся за тебя, ... ну, ... за твою жизнь и старался с тобой говорить о всякой ерунде, вспоминал детство, девчонок, в которых мы с тобой одновременно влюблялись. Значит, ты этого не помнишь.

– Я помню, – Алексей вдруг оживился, – я помню доктора Ли…

– Какого доктора Ли? Нет у нас никакого такого доктора.

– Как нет? Но ведь она же…

– Она? Да, уж, крепко же тебе досталось! Что тебе привиделось такое, пока ты трое суток был в коме?

– Я увидел, какими мы можем стать, если потеряем нашу человеческую суть, если перестанем уважать друг друга, если дадим волю своим низменным, самым гадким и мерзким чувствам, если свернём со своего внутреннего нравственного ориентира. Это просто кошмар.

– Ты всё это помнишь?

– Более чем, Илья.

– Расскажешь? Тебе это будет полезно, заодно избавишься от этого своего страха в глазах.

Алексей, не выпуская руки друга, рассказал Илье всё своё коматозное видение про них.

– А что, это идея, про голографическую запись, – сказал Илья немного погодя, выслушав весь тот ужас, что привиделся его другу, – надо будет подкинуть эту твою идею руководству.

Алексей поправился и продолжил бороздить с Ильёй дальний космос. В итоге, плод травмированного мозга Алексея стал полезным для их дружбы. Всякий раз, когда у них возникали разногласия по работе или в жизни, и они начинали раздражаться, либо Илья, либо Алексей говорили:

– Тот камушек в 61 Лебедя помнишь?!

Они оба смеялись и сразу находили компромисс.