Ночь в больнице

Я с наслаждением затянулся, чувствуя, как дым проходит через ротовую полость, через глотку в лёгкие. Задержал на миг дыхание, наслаждаясь моментом, и неторопливо выдохнул, наблюдая, как дым рассеивается в прохладном воздухе лестничной площадки. В голове слегка помутнело. Рабочие с интересом наблюдали за моей первой затяжкой.

– Долго не курил? – спросил русский с усмешкой.

– Пять дней. Сюда в спешке ложился, с собой сигареты не взял, обследовали и сразу на операцию. Первый сутки в реанимации провалялся, потом еле ходил. А из соседей по палате никто не курит – ответил я подробно и затянулся снова. Тело расслабилось, мышцы стали мягкими. Я испытывал искреннюю любовь ко всему свету и благодарность к рабочим, которые угостили меня сигаретой.

– Долго, – констатировал узбек, а может таждик.

Хотелось что-то сказать, но я не знал о чем говорить с незнакомыми взрослыми мужиками, поэтому сделал вид, что меня устраивает курить молча. Как больному мне щедро уступили почётное, «сидячее» место на ступеньках, сами мужики уселись напротив на корточках, упёршись спинами в стену.

– А ты с чем лежишь? – из вежливости, без интереса спросил русский.

– Аппендицит, – коротко ответил я. – А вы что здесь строите?

– Выгородку. Там, в том крыле. Сюда курить ходим, да в местном тубзике есть раковина, чтобы ноги мыть.

Поболтали минут пять ни о чем, рассказали друг другу пару анекдотов про врачей. Сидеть на ступеньке было холодно, но голова у меня сладко кружилась, вставать не хотелось, поэтому я «стрельнул» еще одну сигарету и закурил. Рабочие попрощались и ушли. Громким хлопком проводила их массивная деревянная дверь, оставшаяся с советских времён, звякнула ржавая, тугая пружина, и на площадке наступила тишина.

Я неторопливо курил, наблюдая за уменьшением бумажного цилиндрика.

Дверь точно не открывалась, если бы он поднялся снизу, я бы увидел тень от лампочки между этажами – так мне и не удалось понять, откуда он взялся, но передо мной стоял мальчик и смотрел, как я курю. Никогда не был сторонником здорового образа жизни, и не люблю нудную, однообразную пропаганду о вреде сигарет и алкоголя, но всё-таки присутствие мальчика смутило меня.

– Привет! – универсально поздоровался я.

– Привет! – кивнул мальчик.

Белая пижама в бордовую вертикальную полоску, как на правильных детях из американских фильмов, совсем домашние пушистые тапочки – вот и весь его наряд. Смотрит открыто и с любопытством.

– А ты как здесь? – спросил я.

– Вышел погулять. Мне интересно. А вы как здесь?

– А я вышел пообщаться с рабочими, которые здесь трудятся. Они ушли, сейчас и я пойду.

– Только докурите, да?

– Ну да, – я немного смутился.

– Болит? – спросил мальчик и кивнул на мой живот. Странно повязки не видно, я накинул поверх футболки рубашку. Скорее всего, слышал мой разговор с работягами….

– Нормально, – отмахнулся я. Затянулся последний раз и метко кинул окурок в пустую консервную банку с водой, стоящую у батареи. Бодро попытался встать, но резануло живот, и я плюхнулся обратно, сжавшись в комок. Чертова эйфория от выкуренной сигареты заставила забыть о том, что двигаться надо осторожно.

– Помочь? – теперь мальчик стоял рядом, его глаза оказались в пяти сантиметров от моих.

– Да не…. Сейчас пройдёт…

Сжавшись, я приложил правую руку к животу и слегка раскачивался. Я понял, что меня смутило – больница для людей пожилого возраста, и мальчику здесь не место. Если он пришел с кем-то из персонала, то почему в пижаме? Кому-то из врачей не с кем дома оставить сынишку, на время дежурства и поэтому он ночует в ординаторской? Спрашивать неудобно….

Чтобы отвлечься от постепенно утихающей боли, я заговорил.

– Как в школе дела?

– Я не хожу в школу.

– Как же ты учишься?

– Дома. Ко мне приезжают учителя для зачётов или важных уроков. А в остальное время по видеосвязи.

– А почему в школу не ходишь?

– Мне некогда и другие ребята могут меня обидеть, потому что я слабый.

– Ну не всех же обижают. Да и займись спортом. Сам всех будешь обижать.

– Я занимаюсь спортом, – сообщил мальчик. – Мне нравится фигурное катание, шахматы, плавание.

Мне удалось сдержать улыбку:

– Я имел в виду: займись единоборствами. Тогда сможешь постоять за себя.

– Не люблю причинять людям боль, – серьезно сказал малыш.

От щуплого мальчика ростом мне по пояс это прозвучало смешно, но я снова сдержался, чтобы не обидеть маленького добряка.

– И хорошо учишься?

– Да, по химии четвёрки, остальные пятёрки.

– И не скучно?

– Как сказал один великий врач: Скучно бывает только бездельникам. Я постоянно занят.

– Компьютерные игрушки? – понимающе кивнул я.

– Нет, мне это неинтересно, я много читаю, как классики, так и медицинской литературы. Хочу поступать в медицинский, – поделился малыш.

– Ха! А ты знаешь какие у врачей зарплаты? – не выдержал я. – Копейки!

– Ну что вы. Мне уже платят зарплату врача и, должен заметить, это весьма приличные деньги.

– За что? – я не знал, верить пацану или нет.

– Я числюсь консультантом, рассказываю, как жить правильно, ну и помогаю посильно – доверчиво рассказывал паренек.

– Ага, понятно, – сказал я, хотя ничего не понял. Но точно теперь знал, что он лжёт. Никогда взрослые не будут платить пацану за рассказы о правильной жизни.

– Вообще-то мне хорошо живётся, только скучно иногда бывает, не хватает общения со сверстниками. Но я пока маленький и всё у меня впереди, успею ещё.

Мне показалось, что он повторяет чьи-то слова.

– Так пошёл бы, погулял, – посоветовал я равнодушно, прислушиваясь к ощущениям в боку и, прикидывая когда смогу встать.

– Это сложно, – грустно улыбнулся мальчик. – Мы с родителями живем далеко за городом, в своём доме на участке одного государственного деятеля, имя которого, я предпочту сохранить в тайне, потому как мы с вами слишком мало знакомы. Там почти нет детей, а с теми, которые есть мне сложно общаться, они сторонятся меня…

– М-м-м, как…– всё, что я смог сказать. – Государственный деятель – чиновник что ли?

– Да, если угодно. Адепт власти.

– Дармоеды! Только и воруют бабки! Не зря их не любят, – привычно сказал я. Среди моих знакомых было принято осуждать власть.

– Ну что вы! Люди весьма хорошо относятся к чиновникам. Недавно у одного депутата совсем маленький сын заболел, Светозар, редкое генетическое отклонение, я не мог помочь, объявили сбор средств и уже через неделю собрали несколько миллионов. А ведь это пожертвования простых людей.

– Ёёёё….! Сын депутата! Я видел эту рекламу по телеку, там не сказали про то, что это сын депутата, зато целый день крутили эту рекламу! У меня несколько друзей, кто по сотке, по две скинули, я сам чуть не скинул, денег на телефоне не хватило. Вот ведь су… сволочи!

– Но ведь сын депутата такой же ребенок и ему тоже нужна помощь, – заметил мальчик.

– Да разве депутат не мог позволить для сына такое лечение?

– Значит не мог! – уверенно констатировал юный спорщик.

– Уверен, что он мог себе позволить? Разок не поехал бы в отпуск. Где он там отдыхает….

– В Англии.

– Вот видишь, не в Турции или Египте, как простые люди, и даже не в Испании! Отдых в Англии чертовски дорогой. А на какой машине ездит?

– Я не разбираюсь в машинах, – пожал плечами мальчик.

– А живёт где? В какой квартире? – я чувствовал, что прав, поэтому спешил добить оппонента.

– У него дом в посёлке за городом.

– Сто процентов, что трёхэтажный коттедж! А мы вчетвером в двушке. А свой дом вообще никогда не потянем.

– Юрий Павлович много работает. Он кандидат экономических наук и постоянно выискивает резервы, чтобы сделать жизнь простых людей, которые ему поверили, лучше. Благодаря таким людям, увлечённым своим делом, в России сейчас экономический подъём.

Малыш говорил так увлеченно, что ему хотелось верить. Но весь мой жизненный опыт утверждал обратное.

– Какой ещё подъём? Как жили бедно, так и живём. Перед выборами чиновники кидают подачку, отремонтируют несколько дорог, да повысят какие-нибудь социальные выплаты, а после выборов про народ опять все забывают.

– Пенсии и социальные выплаты регулярно повышают, – уверенно сказал мальчик, от него такие обороты звучали комично.

– Ага! Моей бабушке подняли пенсию на сто рублей. За год! А квартплата на половину пенсии, – я поймал себя на мысли, что точно повторяю слова и даже интонации бабушки, поэтому осёкся, но распалённый спором не мог остановиться, поэтому продолжил:

– А сегодня вон, видел, тоже привезли чиновника? Жирный хряк! Нажрался на наши деньги чёрной икры, да лобстеров. Бухает как чёрт! Вот ему и стало плохо. Надеюсь сдохнет!

– Это Валерий Павлинович, – тихо сказал мальчик, глядя в пол. – У него сердце слабое, а сегодня кортеж попал в аварию. Вот его и привезли сюда – в ближайшую больницу. Чтобы не рисковать. Завтра уедет домой.

– Да хоть Индюкович! Все вон как вокруг него плясали! И начальники отделений, и врачи, да все! А то, что бабушка помирает этажом ниже – до этого никому дела нет. Лекарства денег стоят! Для бабушки нет, а для этого жирного хряка всё найдётся. Если надо – у нас с тобой отнимут, – я выпалил все это на одном дыхании и затих, понимая, что зря вываливаю груз взрослых проблем на маленького мальчика.

– Вы такой злой – не потому что чиновники воруют. И дело не в бабушке, – произнёс мальчик, поднимая голову.

–А почему же? – приступ злости ушёл, я медленно поднялся.

– В вас живёт обида. Вы считаете, что вас в детстве несправедливо обижали, поэтому злы. Сейчас вы выплеснули негативные эмоции, на некоторое время вам станет легче, но вы испытываете лёгкий стыд….

– Ладно-ладно, – шутливо поднял руки я. – Убедил, в натуре! Хватит лекций. Но чиновники все равно воры!

– Как скажите, – чуть склонил голову мальчик. – А теперь объясните, как я могу найти женщину, которая умирает.

– Зачем тебе? – спросил я, хромая мимо пацана к двери.

– Помочь хочу.

Разговор мне уже порядком надоел, хотелось вернуться в свою палату и полежать, поэтому я сказал, чтобы он отстал, всё равно не пойдёт:

– Этажом ниже. Ждал сегодня процедуру, видел, как к ней симпатичная внучка приходила. Вот и обратил внимание. Слышал их разговор. Ну, чисто случайно, конечно. Сидел на лавке у этой палаты. Номер палаты не запомнил. Бок болит, а то бы я показал.

Мальчик неожиданно на пару секунд прижал маленькую ладошку к моему боку и предложил:

– Покажите!

Я по инерции осторожно ступил, чуть прихрамывая, но почувствовал, что могу идти обыкновенно и выпрямился. Боль прошла.

– Хм! – я смотрел на мальчика, он на меня. Я пытался разглядеть разгадку в его глазах, на какие-то мгновения мне казалось, что он понимает, что со мной творится и только изображает невинность, но уж очень доверчиво смотрелось его маленькое личико и наивно распахнуты голубые глазки. Я сделал пару шагов по площадке – бок совсем не болел.

– Пойдём, – я приглашающе показал на лестницу вниз. Мальчик развернулся и легко запрыгал вниз по ступенькам. Я спустился на несколько ступенек, опасливо держать за правый бок рукой, но боли не было. Догнав мальчика, я осторожно спросил:

– Как ты это сделал?

– Что? – удивился мальчик, кажется искренне.

– Убрал боль у меня из живота.

– Я не убирал боль. Я убрал причину боли. Боль всего лишь следствие.

Мальчик шел спереди и не оглядывался, поэтому я бережно задрал футболку и заглянул под повязку – от раны остался только розовый шовчик. Как будто после операции прошло не дни, а годы. Я сглотнул вязкую слюну и свернул на нижний этаж.

Мальчик посторонился, пропуская меня вперёд, я прошёл мимо, но старался идти, повернув голову, чтобы держать его в поле зрения. Инопланетяне, люди-икс, телепаты, мутанты – все эти категории существ с необычайными способностями мелькали у меня в голове. В любом случае, пока неясно какие у него способности – надо держаться с пацаном настороже. Уйти бы, да я чувствовал легкий приятный холодок в груди от предвкушения встречи с самым загадочным событием в своей жизни. И решил – как только будет первый признак опасности, так и свалю, а пока буду при пацане.

В коридоре ночью свет выключали, но падающий из широких окон белый свет уличных фонарей освещал коридор достаточно. Медсестры на посту не было, мы дошли до нужной палаты, я потянул тяжёлую дверь на себя, со скрипом, который, казалось должен разбудить всю больницу. К моему облегчению никто даже не шевельнулся. Мы вошли, и мальчик вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул на крайнюю койку. Мне вдруг стало страшно от того, что нас могут застукать в женской палате. Мальчику точно ничего не будет, а я стану посмешищем всей больницы, здесь же одни бабки. Засмеют! Я пожалел, что не уговорил мальчика подождать до утра. Но сильнее страха было любопытство – сможет ли вылечить эту женщину мой маленький спутник, и что он будет делать? Также приложит ладошку и все?

Мальчик деловито запрыгнул на край кровати, так, что ноги его не касались пола, уверенно взял женщину за запястье, подержал немного, разочаровано покачал головой и слегка стукнул спящую женщину ладошкой по лбу. Я дёрнулся остановить его, но было поздно – женщина открыла глаза, но не удивилась, а только спросила:

– Ой! Ты кто?

– Доброй ночи. Меня зовут Алёша, – вежливо представился мальчик.

Я постарался отступить к двери, надеясь, что бабка плохо видит и мне не придётся объяснять свой ночной визит в женскую палату.

– Что ты здесь делаешь, Алёша?

– Мне сказали, что вы умираете, я пришёл помочь.

Бабка смутилась, вытянула свою руку из руки мальчика и завозилась, стараясь сесть на кровати.

– Помираю, Алёшенька, совсем помираю. Ведь и спину ломит и сердце выскакивает…

Но Алёша неожиданно властным движением выбросил ладошку к лицу старушки, чем остановил поток жалоб, сжал кулачок и заговорил короткими, отрывистыми фразами:

– У вас почти не болят спина и сердце. Эти истории вы применяете, чтобы привлечь внимание семьи. Есть проблемы с сосудами, я их сейчас решу. А вы запомните: чтобы не привлекать внимание родственников нытьем и жалобами – надо стать интересным человеком. Тогда родственники сами будут к вам приезжать и звонить. Найдите себе увлечение. Возраст хобби не помеха. Занимайтесь каждый день лёгкой гимнастикой, правильно питайтесь и побольше гуляйте. Слушайте внимательно все, что рассказывают внуки. Не критикуйте и не лезьте с советами. Поддерживайте их во всем. Тогда они будут спешить на встречу к вам. И рассказывать вам то, что не рассказывают никому из взрослых!

Построжав лицом, Алёшка взял двумя руками бабушкины руки, несколько секунд держал и отпустил. Поерзал на краю кровати, странно двигая всем телом, руками, ногами, головой, и снова стал наивным маленьким мальчиком:

– Ну, вот и всё! Будете жить долго и счастливо.

Не знаю почему, но бабушка внимала маленькому целителю молча и очень внимательно. Я пытался понять по внешнему виду улучшилось ли её самочувствие, но пока не находил никаких изменений.

В коридоре послышались шаги, и раздалось металлическое позвякивание. Медсестра толкает тележку с медицинскими приборами! Я прикоснулся к плечу Алёши и кивком головы показал на дверь. Он соскользнул с кровати, махнул рукой на прощание бабушке и послушно замер рядом со мной. Мы дождались пока звуки шагов проследовали мимо нас по длинному коридору в процедурную, выскользнули из палаты и помчались на носочках в обратно на лестницу. Сердце бешено колотилось, я одновременно и сжимался от ужаса, опасаясь быть пойманным, и наслаждался волнующим восторгом, от необычного приключения. Мы добежали до лестничной площадки, на которой познакомились, остановились, тяжело дыша, посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, довольно рассмеялись.

– Диман, – протянул я руку мальчику.

– Алёша, – представился он.

Мы пожали руки.

– Лихо ты её! – я показал пальцем вниз.

– Лёгкий случай, – серьезно ответил Алёша. – Она всю жизнь боялась смерти, поэтому вела здоровый образ жизни.

– Как ты это узнал?

– Почувствовал, – пожал плечами мальчик, как будто отвечал на элементарный вопрос.

Может врёт? Я прикинул – ведь никакого исцеления бабки я не видел. Подержал её руки, наболтал общей информации, которую безошибочно можно говорить любой пенсионерке и ушёл. Я тоже так могу. Но как же мой шрам от аппендицита? Еще десять минут назад я ходил еле-еле, а сейчас уже бегаю.

– Я могу сейчас где-нибудь поесть? – спросил Алёша, прерывая мои размышления.

– Что? – я подумал, что ослышался.

– Поесть здесь можно? Я здесь первый день, ничего пока не знаю. Буду рад, если вы, Диман, подскажите место, где здесь можно подкрепиться. Денег у меня при себе нет, но завтра я занесу необходимую сумму.

– Да хрен его знает! Ой, извини, это плохое слово….

– Я в курсе, – серьёзно кивнул мальчик.

– Говорили, вроде как внизу в столовой поварихи оставляют на раздаче остатки еды. Проверим?

– Пойдёмте.

– Стоп! А что ты мне все «выкаешь»? – спросил я, пока спускались по лестнице.

– Положено по правилам этикета.

– Давайте, Алёша, перейдем на «ты»!

– Давай, Диман! – мы торжественно пожали руки.

Стараясь не хлопать дверьми, я провёл мальчика к столовой, иногда потирая бок, чтобы убедиться, что рана зажила.

На первом этаже не было палат с больными, здесь располагались операционные, смотровые, вспомогательные комнаты, вроде архива, склад с бельём и столовая. Но всё-таки ночью коридор слегка подсвечивался рассеянным оранжевым светом.

Столовая представляла собой длинную комнату со снесенной стеной в коридор и расставленным десятком потрёпанных столов со стульями, сохранившихся с советских времён. Кухонное помещение с плитами и кухонным инвентарем отгораживались от общего зала стеной. На широком подоконнике раздаточного окна, соединяющего столовую с кухней, стояли две кастрюли, несколько тарелок, чашки и накрытая полотенцем тарелка с хлебом.

Я по-хозяйски усадил Алёшу за стол, налил из большой кастрюли по два половника супа, из кастрюльки поменьше – по чашке компота и переставил на стол хлеб. Мы принялись за остывший рыбный суп, довольно вкусный. Есть мне не хотелось, но глядя, как аппетитно мальчик уплетает свою порцию, и я начал жевать с удовольствием. Алёша ел основательно, следил, чтобы на каждой ложке был кусочек рыбы, и гуща.

– Алёша, а как у тебя получается лечить людей? – я спросил и внутренне сжался, боясь отказа отвечать и исчезновения той невидимой, но чётко ощущаемой нити доверия, протянувшейся между нами. Однако мальчик охотно пояснил:

– Чувствую.

– И всё?

– Ну да.

– У тебя с детства такие способности? – я никогда не общался с телепатами и не знал, что тактично, а что нет в разговоре с ними.

Алёша задумался на миг и ответил:

– Сколько себя помню.

– А многих ты вылечил?

– Не считал. Всех, кто болел.

– А ты любую болезнь так можешь вылечить? – я боялся спугнуть доверия мальчика, опасался надоесть ему своими вопросами, но внутренний зуд любопытства заставлял выуживать новые подробности от мальчика.

Алёша подумал:

– Я не лечу. Я как бы вытягиваю болезнь в себя, а моего организма уникальная способность – повышенная регенерация. Мне нужен контакт с телом человека, чем ближе к больному органу, тем лучше. Все болезни, с которыми я до этого сталкивался, я благополучно усваивал, перебарывал. Кроме Светозара.

– Что повышенная?

– Регенерация. Это означает, что мой организм может очень быстро победить любую болезнь или травму.

– Это как Рассомаха, что ли? – усмехнулся я.

– Рассомаха? Не слышал о такой способности у этих зверей.

– Ты что, не смотрел «Людей икс»? – я застыл с ложкой руке.

– Каких людей?

Мы с Алёшей удивленно смотрели друг на друга.

– Ты что телевизор вообще не смотришь?

– Иногда, по выходным. Гораздо эффективнее находить то, что интересует в интернете.

– Ну да.

После супа мы допили компот и отнесли испачканную посуду на угловой столик, где уже стояла пара тарелок.

Вдруг Алёша замер. Я тоже застыл и прислушался, ничего не услышал, но мальчик прислонил пальчик к губам и, показав в сторону коридора, почти неслышно прошептал:

– Идут. За мной.

Я склонился к его уху и прошептал:

– Здесь можно находиться ночью. Это общая столовая.

Мальчик замотал головой:

– Это ищут меня! Не медсестра, а охрана. Я пока не хочу к ним. Хочу гулять.

Он заозирался в поисках укрытия. Я ничего не понял, но тоже начал искать потенциальное убежище. Тут и до меня донесся скрип входной двери в конце коридора. Я прикинул – коридор длинный и прямой, в нём мы неизбежно попадем в поле зрения неведомой «Охраны». Стараясь ступать быстро и тихо, я подошел к раздаточному окну и попробовал поднять, установленную картонку. Она легко поддалась. Я кивнул Алёше на окно, тот оценил мою идею, подняв вверх указательный палец на маленькой ручке, и скользнул к окну.

Я подсадил его одной рукой, придерживая другой картонку, и сам головой вперед пролез на кухню, надеясь не задеть в темноте какую-нибудь пирамиду кастрюль. Алёша оказался понятливым и придержал картонку, чтобы мне было удобнее. Не сговариваясь, мы бесшумно отошли за плиту и присели, облокотившись на неё спинами, чтобы нас не смогли заметить, даже заглянув в окошко.

Кухню освещал лишь слабый свет уличных фонарей.

Раздались тяжёлые шаги и звук задетого стула – охранник зашёл в столовую. Сердце мое колотилось часто-часто. Я зажмурился от страха и прикидывал последствия поимки.

– Ну где? – резко и уверенно спросил голос в столовой.

– Да здесь! Точно. Я эти окна видел. Сейчас…. Да, точно эти ёлки напротив окна я запомнил. Здесь какие-то тени мелькали, значит ходил кто-то.

Второй голос звучал заискивающе и как, как будто оправдывался. Молчание. Тишина. Мне дико захотелось курить. Уверенный голос вкрадчиво спросил:

– Андрюша, а ты точно завязал?

– Да Артур Михайлович, клянусь! Ну, вот чем хотите, поклянусь! Что я себе враг что ли…. Всё! С наркотой завязал. Я же понимаю, что на такой работе, при губернаторе все чисто должно быть… ну типа чисто, официально, чтоб менты не подкопались!

– Смотри! А то мы хоть с твоим отцом и протопали вместе пол-Афгана – выгоню без сожалений. И завязывай с жаргоном. Не блатота дворовая, а телохранитель губернатора.

Голоса начали удаляться.

– Да что же я не понимаю. Это я чисто при вас, так-то я культурно общаюсь, как интеллигент. Артур Михайлович, а зачем мы вообще ищем этого пацана? Он что незаконный сын, не от жены, да?

– Скажу – не поверишь. По ходу сам поймёшь, – буркнул «Уверенный».

Мы смотрели друг на друга и невольно улыбались. Но, не сговариваясь, не шевелились, пока не хлопнула входная дверь в конце коридора. А теперь пусть ищут! Больница большая – несколько пятиэтажных корпусов, плюс территория и вспомогательные здания.

– А ты можешь сказать – от чего я умру? – задал я вопрос, который придумал только что.

Алёша резко перестал улыбаться и я интуитивно догадался, что такие вопросы ему надоели.

– Если не хочешь, можешь не отвечать, – поспешил я успокоить мальчика.

Но Алёша уже прикоснулся к моей руке, я пытался что-нибудь почувствовать, но никаких посторонних вмешательств не ощутил.

– Организм молодой. Что сейчас судить…. Проживешь долго. Только лёгкие слабоваты. Давно куришь?

– Лет с четырнадцати.

– Курение ослабляет весь организм и многие органы. У тебя лёгкие слабые. Кто-то из родителей имеет болезни лёгких?

– Да, – прикинул я. – Отец кашляет часто и отдышка постоянно.

– Значит с возрастом и у тебя скажется. А если продолжишь курить – проблемы с лёгкими начнутся раньше или окажутся сильнее.

Мне как-то самой собой расхотелось курить. Про вред курения я слышал постоянно, и понимал, что бросить рано или поздно придётся, но считал, что это можно отложить лет до тридцати. А этот возраст мне казался очень далёким, как пенсия. Слова маленького экстрасенса, конкретно про мое будущее, как будто сдули туман с моих глаз. Я вспомнил рычащий мучительный кашель отца по ночам, судорожные дёрганья его тела, красное лицо после возвращения из ванной, куда он бегал схаркивать, и всем своим существом ощутил, что чем раньше брошу, тем лучше. Но дотянуть до такой стадии как отец точно не желаю! Мне вдруг стало страшно от знания потенциальной причины своей смерти.

Мы вылезли из кухни в столовую, аккуратно поставили на место всю посуду и вернулись на мой этаж.

На лестнице, где мы познакомились, я вспомнил про спор и высказал пришедший на ум аргумент:

– Вот смотри, Алёша, твой чиновник не пенсионер совсем, а лежит в геронтологической больнице!

– Вы не пенсионер, однако, тоже в этой больнице, – лукаво щурясь, заявил пацан.

– Если честно, у меня здесь дядя работает, – понизив голос, поделился я. Всё равно дядя заходит каждое утро проведать, заносит яблоко или йогурт, интересуется здоровьем, так что весь этаж в курсе.

– Вот видите, вы тоже не брезгуете незаконными деяниями, чтобы обеспечить себе лечение в хорошей больнице, хотя могли бы лечь в обычную на общих основаниях.

– Это другое дело! – уверенно возразил я.

– Почему?

Мне пришлось на несколько секунд задуматься, а потом отвечать, тщательно подбирая слова.

– Потому что я не занимаю чужое место. Наверное…. Потому что все так делают. Да у кого-то все по связям или через бабки, а я один раз воспользовался родственными связями. Не я так, другой бы лёг на это место.

– Грехи судить вы так усердно рвётесь, начните со своих и до чужих не доберётесь, – процитировал мальчик.

– Что?

– Это Шекспир. Вы воспользовались один раз, потому что была возможность, а если в следующий раз подвернётся случай сделать что-либо быстрее, надёжнее или качественнее, используя деньги или связи, вы также используете этот шанс?

Я прикинул такую ситуацию, постепенно раздражаясь. Понял, что воспользуюсь, но сказать об этом мальчику – значит признать его правоту, а я чувствовал, истина на моей стороне. Я попробовать сменить тему:

– Не будет у меня таких случаев, я простой человек, без связей! И никогда у меня таких связей не будет. Да здесь вся больница такая! Все несчастные, ненужные государству простые люди. Все деньги громадной страны уходят на содержание чиновников и их свиты. Им лучше лекарства, тачки с водителями, бухло, тёлки, а нам можно только платить налоги, да подыхать на общих основаниях. Здесь в каждом корпусе по пять этажей никому не нужных стариков, да старух. Которые прожили бы гораздо дольше, если бы не страна не содержала огромную армию дармоедов-чиновников. Поэтому теперь не хватает денег на лекарства, а своего домашнего экстрасенса, с зарплатой врача, у них нет.

Я распалился, выплеснул накопившиеся мысли и тут же пожалел об этом, увидев перекосившееся лицо Алёши.

– Но ты молодец, классно бабушку вылечил.

– Вы в чём-то правы, – тихо сказал мальчик, вглядываясь в мелкую плитку на лестничной площадке, и ковыряя носком тапочка прут перил.

– Всем не поможешь, ты уже много делаешь, – я пытался, как мог отыграть назад.

– Нет, я могу только так: помогать всем! Для меня все люди равны, – мальчик поднял голову и посмотрел на меня, напряжённо размышляя о чем-то.

– Да ты не представляешь как много здесь пенсионеров и у каждого десяток болезней.

– Вот именно! Надо с чего-то начать. Назови любую цифру, – Алёша посмотрел в окно. – Ладно, пусть будет центральный корпус, четвертый этаж, палата пять.

И двинулся к лестнице. Я встал у него на пути:

– Нет, не надо. Всем не поможешь.

– Могу, значит должен! – решительно произнёс малыш и подошёл вплотную:

– Пропусти, пожалуйста.

– Да послушай…. – Я был уверен, что играючи задержу мальчонку.

Но Алёша легонько мазанул меня кончиками пальцев по руке, и будто разом забрал все силы, а сверху навалилась громадная тяжесть. Ноги подогнулись, я отшатнулся к стене. Алёша деловито прошёл мимо меня и поскакал по ступенькам вниз.

Я несколько мгновений боролся со слабостью, но всё-таки решил, что лучше будет присесть на пол. В висках стучало, перед глазами появлялась туманная пелена, каждый раз, когда я шевелился – ныли мышцы. С трудом поборов желание заснуть, я медленно встал, держась за стеночку, и медленно пошёл за мальчиком. Меня терзало чувство вины за то, что раскрыл ему правду об истинном положении вещей. Теперь неизвестно как сложатся дальше его отношения с чиновниками. Может у меня получится переубедить его и вернуть в мир иллюзий, где все так легко и справедливо.

Днём в центральный корпус можно было пройти через переход между зданиями. На ночь он запирался, поэтому мне пришлось выйти из нашего корпуса и пробежать через двор. Улица встретила прохладой летней ночи и ритмичным стрекотом насекомых.

Я с опаской вошёл в холл, сочиняя на ходу ложь для вахтёра. Но мимо стеклянного «аквариума» мне удалось проскочить без задержек. Стоящий посреди маленькой комнатки, крайне удивлённый мужчина средних лет, задрав старый свитер, щупал то правый, то левый бок, вращаясь в разные стороны, как собака, пытающаяся поймать свой хвост.

«Алёша здесь проходил», – понял я.

Тело постепенно начинало слушаться меня, я быстрым шагом поднялся на четвёртый этаж, старясь не шуметь, открыл тяжелую дверь и заглянул за угол.

В середине длинного коридора белела стойка, за которой обычно сидит дежурная медсестра, коричневые трёхместные скамейки, оставшиеся с советских времен, стояли у каждой палаты, лампы горели рассеянным «ночным» светом. А у стойки на скамейке сидели медсестра и Алёша.

– Ну что ты! Чем же ты мне поможешь? Артрит совсем запущенный. Вот выслушал, уже спасибо, всё полегче, – вздохнула женщина.

Алёша бережно взял её ладони, подержал несколько и секунд и, также бережно, опустил на её колени. Я замер, перестав дышать даже, снова на моих глазах свершалось чудо! Потом Алёша встал и уверенно двинулся в ближайшую палату, на ходу встряхивая кистями рук, а медсестра удивленно потянулась, чтобы его остановить, но тут же поднесла ладони к глазам и принялась рассматривать, как будто в первый раз их увидела. Я двинулся за мальчиком.

Сестра взмахнула несколько раз руками, сжала и разжала кулаки, смахнула что-то с края глаза и перекрестила закрывшуюся за Алёшей дверь. Проходя мимо нее, я показал в сторону палаты и сообщил:

– Я с ним.

Это ничего не объясняло, но медсестре видимо хватило. Алёша теперь для неё был святым.

В палате стоял сумрак, свет шёл только от уличных фонарей. Алёша стоял у окна и водил руками над спящей старушкой. Вот чёрт! Опять женская палата, опять надо придумывать отмазки. Я осторожно встал у двери и облокотился на шкаф, мальчик ничем не показал, что видит меня. А я мешать разговорами во время лечения не решился.

Алёша легонько прикоснулся тыльной стороной ладошки к щеке старушки, подержал секунд десять и развернулся к другой кровати. Тут он сразу положил ладонь на щеку, десять секунд и следующая кровать. Иногда он морщился, раздосадовано качал головой и цокал языком.

Через пару минут он обошёл все шесть кроватей в палате, встал передо мной и посмотрел на меня, вопросительно подняв бровь. Я шарахнулся в сторону:

– Проходи! Я не буду мешать.

Алёша деловито вышел из палаты и свернул в следующую. Не знаю зачем, я последовал за ним. В третьей по счёту палате мы попались.

Одна из бабушек мучилась от бессонницы. Сначала она засыпала нас вопросами, потом встала и пыталась вытолкать из палаты, но когда Алёша подержал за её руку, смутилась, вернулась на кровать и только щупала себя в области груди и повторяла: «Как же так, как это?»

Но остальные пациенты уже завозились, разбуженные шумом и начали просыпаться. Алёша лечил молча, сосредоточенно, ничего не объясняя, те, к кому он прикасался, больше не ворчали, только благодарно смотрели, не понимая, что происходит, да щупали места бывших болячек.

В пятой по счету, уже мужской палате нас окружили пенсионеры, и я понял, что уйти тихо не удастся. Но остался. Не мог бросить маленького мальчика, решившего вылечить весь Мир. Я стоял у окна, думая, чем я могу помочь маленькому лекарю и, терзаясь собственной беспомощностью.

– Выключите свет, – скомандовал я в плотную толпу пациентов. Понимая, что на свет в первую очередь придут рыскающие по больнице охранники. Пенсионеры вопросительно посмотрели на Алёшу, и только когда он подтверждающе кивнул, щелкнули выключателем. Но открытая в коридор дверь давала достаточно света.

В этой палате мы и остались. Очень быстро по этажу разнёсся слух о маленьком целителе. Излечившиеся вели своих подружек и друзей со всего этажа. Как только пенсионеры поняли, какой уникальный им выпал шанс, они как-то сами организовались, выстроились в очередь, без обычного ворчания и склок даже. Глаза пожилых людей светились надеждой, они вцеплялись глазами в каждого уходящего из палаты, тихим шёпотом спрашивали: « А что у вас было?», многозначительно переглядывались с соседями по очереди и покорно ждали своего часа. Часто в глаза мелькал банальный страх, каждый боялся, что чудо кончится, и все болячки останутся при нём. Я никогда не видел такого коллективного единодушия, взаимопонимания и так много поддержки слабых старческих рук. Никто не лез вперёд, не рассказывал про свои болезни, одного, еле шагающего на костылях дедушку поддерживали по очереди, парами разных людей.

Алёша сидел на кровати в центре, пациенты подходили к нему, садились рядом, Алёша задавал пару вопросов, прикасался к больной части тела, замирал на несколько секунд и по-доброму улыбался излеченному.

Желая хоть чем-то помочь, я вспомнил:

– Есть у кого-нибудь еда? Ему скоро понадобится еда.

Мои слова легкой шуршащей волной передали по очереди и скоро со всех палат потащили пакеты с едой. Теперь садившийся рядом с Алёшей клал на одеяло всё, что принесли ему из дома родственники, в основном йогурты и фрукты. Но Алёша только съел пару яблок и больше не отвлекался.

Только благодарно кивал, пытался отказываться, но никто и слушать не хотел об отказе, несколько пенсионеров пытались совать деньги, за излечение, сотни рублей, но мальчик упрямо поджимал губы и убирал руки за спину. Пожилые мужчины хлопали по плечу, жали руку, женщины целовали в щёку, крестили, гладили по голове. Одна женщина, видимо исцелённая от какой-то совсем тяжелой болезни, разрыдалась и пыталась поцеловать руки Алёши.

Но всё закончилось, когда в палату, бесцеремонно расталкивая очередь из пациентов, зашли двое крепких ребят в тёмных официальных костюмах, несмотря на жару в больнице.

– Алёша, привет! – ласково обратился к мальчику самый здоровый. – А мы тебя по всей больнице ищем. Боимся, как бы не случилось чего.

– Привет, Олег! От кого ты меня защищать собрался? От бабушек? – приподнял бровь Алёша. Взял руки очередной старушки, подержал пару секунд и отпустил. Посидел секунду, поёрзал всем телом, побеждая болезнь, и снова обратился к Олегу: – Скажи Валерию Павлиновичу, что я больше не вернусь. Я нужнее простым людям.

Олег удивлённо осмотрелся, сразу стало понятно, что переговоры не его сильная сторона.

– Давай ты лично скажешь это Валерию Павлиновичу, – выкрутился он. Охранник сзади включил свет, и только теперь стало заметно, как осунулся Алёша за эти пару часов лечения. Лицо бледное, только глаза горят лихорадочным огнем фанатика, нашедшего чему служить. Кажется похудел даже.

– Давай, – протянул руку мальчик.

Охранник губернатора послушно достал рацию, вызвал Артура Михайловича:

– Мы нашли Алёшу, он хочет поговорить с Валерием Павлиновичем.

И протянул черную рацию мальчику. В руке охранника она смотрелась детской игрушкой, в детской же ручке превратилась в громадную коробку.

– Алёша, Валерий Павлинович сейчас спит. Приходи, поговорим, – раздался уверенный голос из коробочки.

– Артур Михайлович, я не вернусь, – сообщил мальчик – Передайте Валерию Павлиновичу мои пожелания здоровья. Я позвоню ему завтра.

И вернул трубку Олегу. Пенсионеры покорно ждали, только смотрели то на охранников, то на Алёшу. Мне стало жутко. Я боялся, что губернатор узнает, кто рассказал его «карманному» чудотворцу правду и будет мстить, но уйти мне не давала боязнь выглядеть трусом. Хотя бы даже перед самим собой.

– Малыш, почему? Да что случилось? Давай поговорим, – я узнал голос, что мы слышали в столовой. Только в этот раз он звучал не настойчиво, а почти ласково.

– Артур Михайлович, это Олег.

– Олег, – в голосе послышались властные нотки. – Бери Алёшу и сюда быстро.

– Есть! – отозвался Олег, но было заметно – охранник не уверен, что сможет выполнить приказ. Он кивнул стоящему у двери напарнику, и они плечом к плечу двинулись к мальчику, но вмешались пенсионеры.

– А ну-ка, оставьте мальчонку. Идите отсюда! Чем вам мальчик помешал, тем, что людей лечит? – закричали сразу несколько человек и заступили дорогу охранникам. Один старичок замахнулся клюшкой, но задумался и опустил свое оружие.

Охранники, опешили поначалу, но быстро пришли в себя и, грубо расталкивая стариков, двинулись вперёд. Одна из бабушек завалилась на кровать, от толчка крепкой руки и жалобно пискнула. Я очнулся от оцепенения и тоже рванулся вперед, чтобы заслонить Алёшу от охранников.

– Не надо! – громкая команда от Алёши остановила намечающуюся потасовку, он шагнул навстречу охранникам. Олег, видимо знал, на что способен Алёша, и проворно скользнул к стене, а его напарник протянул руку к мальчику и наигранным голосом засюсюкал:

– Алёшенька, пойдём к дяде Артуру. Поиграем. А сколько тебе лет?

Алёша доброжелательно улыбнулся и протянул руку в ответ. В момент когда ладони соприкоснулись, охранник упал на колени и завалился бы на пол, если бы не упёрся плечом в кровать. Алёша посмотрел на второго охранника, вопросительно приподняв бровь, тот прижался к стене, покачал головой и поднял руки, показывая пустые ладони в знак того, что не будет неволить мальчика.

– Извините меня, мне надо спешить. Скоро за мной придут, – Алёша слегка склонил голову в легком полупоклоне, прощаясь с пациентами. – Но я непременно вернуть и долечу всех.

– Сынок, может хотя бы мне поможешь? – протянула руки бабушка из очереди, но стоящий рядом дед, оттеснил её назад и строго сказал Алёше:

– Если надо – иди! И спасибо тебе за то, что ты сделал.

– Спасибо! Спасибо! – послышались возгласы со всех сторон. Одна бабушка закинула продукты, что валялись на кровати, в пакет и протянула мне. Чёрт! Ночное развлечение начинало становиться опасным, а я хотел уже тихонько вернуться в свою палату. Но признаться в этом сейчас, перед пенсионерами я не мог, поэтому взял пакет и двинулся к выходу.

В дверях Алёша остановился, посмотрел на охранника и покачал головой:

– Не ходи за мной!

Я аккуратно прошел мимо пенсионеров, вышел из палаты и догнал Алёшу в коридоре.

– Куда ты теперь?

– Не знаю. Дай еды.

Я наугад засунул руку в пакет, зацепил питьевой йогурт. Мальчик выпил и протянул руку:

– Ещё, пожалуйста.

Мы спустились по лестнице и остановились на первом этаже.

– Куда? – спросил я у Алёши и тут же почувствовал стыд, потому что старше, но рассчитываю на его решение. Но он не обращал внимания не такие мелочи, и уверенно показал на лестницу:

– В подвал, там искать будут в последнюю очередь.

Мы спустились на два пролёта, прошли холодным, длинным коридором мимо двери с табличкой «Морг», нашли закуток с местной курилкой, оснащенный потёртым диваном, покрытым красным дерматином и урной. Запах был неприятный, но мы уже слишком устали, чтобы искать более уютное место, поэтому сели и принялись угощаться дарами вылеченных пенсионеров.

–У них пенсия меньше чем мне дают в месяц, – грустно сказал Алёша.

– И половина уходит на квартплату, – закончил мысль я, но понял, что слишком пессимистично настроен и решил поднять настроение:

– Да ты молодец! Стольким людям помог.

– Это капля в море. Они меня просили помочь своим знакомым, оказывается у каждого есть пара человек, которым требуется излечение. Я раньше жил в шатре, скроенном из обмана, не знал, как много людей нуждается в помощи. Мне никто ничего не говорил. Родители, наверное, берегли, а представители власти не хотели делиться. Теперь у меня глаза открылись. Буду помогать всем. Бесплатно. Или за еду. Ведь когда пенсионер отдает яблоко из двух своих – это больше нескольких миллионов от многомиллиардного состояния губернатора.

Я молча слушал мысли маленького человека с большим сердцем и про себя им восхищался. Смог бы я так? Вряд ли.

– А можно научиться лечить? Так как ты? – спросил я, чтобы поддержать разговор, не особо надеясь на положительный ответ.

– Сложно, но может и можно, – подумав, ответил Алёша. – Люди слишком увлечены собой, своими желаниями, проблемами и своей болью, поэтому не могут чувствовать чужую. А я привык ставить себя на место другого человека, пытаюсь понять, что он чувствует, чего хочет, чего боится, что его радует. Может, если бы каждый пытался понять ближнего, и Мир стал бы лучше. Иногда мне кажется, что для людей важнее, чтобы их выслушали, поняли, поддержали. И они уже от этого становятся здоровее.

Алёша задумчиво дожёвывал печенье. А я попытался понять его, как ближайшего человека.

– Скоро рассвет. А я люблю наблюдать рассвет, похоже, что природа или весь мир просыпается. Давай поднимемся, – нарушил молчание Алёша.

– Так поймают же, – возразил я.

– И так поймают. Не век же сидеть у морга. Я поговорю с Валерием Павлиновичем, всё объясню. Он должен понять. Интересно, он даст мне забрать деньги, которые, я заработал? Сам-то он добрый, а вот его помощники… среди них попадаются редкостные прохиндеи, как помощники злодеев в романах.

Я промолчал, понимая, что уже наболтал лишнего, чем кардинально изменил жизнь мальчика. Мы поднялись на первый этаж, в коридоре было уже почти светло. Алёша ринулся к окнам, я немного отстал, сказывалась усталость после бессонной ночи.

И тут мы услышали:

– На-а-а, колдун!

Охранник, которого Алёша обездвижил, шагал нам навстречу. Взгляд его был страшен, лицо перекошено гримасой, а рот после выкрика, так и остался открытым. Он рывком выдернул из-под левой подмышки короткий автомат чуть больше книги, передернул затвор и направил в сторону Алёши. Я дёрнулся и успел сделать шаг к мальчику, а Алёша, отброшенный очередью, уже отлетел назад, ударился об стену и сполз на пол.

Охранник лихорадочно продолжил стрелять на ходу, но пули попадали в стену на высоте пары метров, а я, ошарашенный, замер посередине коридора. Далеко позади, со стороны, откуда мы пришли, послышался топот многочисленных ног, и из-за угла выскочили охранники губернатора с пистолетами в руках и с ходу открыли огонь по силуэту с автоматом. Я понял, что стою на линии огня, дёрнулся к стене, но резкий удар в правую часть живота развернул меня. Перед глазами мелькнул подоконник, и взгляд упёрся в коричневый рифлёный кафель. Я осознал, что лежу на полу, попытался встать, не до конца понимая, в чём дело, но навалилась слабость, захотелось спать. Я расслабился, закрыл глаза и позволил телу расползтись по мелкой больничной плитке.

Из забытья меня вытащили прикосновения маленьких прохладных ручек. Они тормошили, толкали, искали что-то. Я лениво отмахивался, пытался принять удобную позу и вдруг пришёл в себя, вспомнил события последних минут и резко сел на холодном полу. Алёша в пижаме, пробитой тремя пулями, стоял на коленях между мной и парнем, стрелявшим в нас, одна рука на моем боку, другая на шее охранника. Я понял, что он делал.

– Нет, не надо! Он же в тебя стрелял, – прошептал я хрипло.

Алёша прошептал чуть слышно, так что я еле разобрал слова:

– Помогать надо всем… и ты сможешь… Первый раз боль…..

Он не закончил фразу, сил не хватило, он завалился боком на пол, завозился всем телом, как ребёнок, который пытается поудобнее улечься под слишком маленьким одеялом и затих. Видимо организм не справился с такой одновременной нагрузкой….

– Врача! Быстро!

Я только сейчас оглянулся и увидел, что вокруг стоят, бессмысленно переминаясь, несколько охранников. Один из них, немолодой мужчина, сел на корточки над Алёшей и прижал два пальца к шее, затем горестно вздохнул:

– Отставить врача. Прости, Малыш!

Зато завозился расстрелянный коллегами охранник, привстал на локтях и удивлённо начал щупать грудь, раскуроченную пулями, а теперь целую, и пропитанную кровью рубашку с дырками от пуль.

– Его Алёша вырубил в палате, он встать не мог, потом какие-то «колёса» проглотил и вроде завозился. Бормотал про колдуна. Я хотел Вам сказать, чтобы по-тихому нейтрализовать, да не успел, – извиняющимся голосом сказал Олег.

– Лучше бы ты сдох, наркоман проклятый! – в сердцах сказал Артур Михайлович, воскресшему охраннику, встал, развернулся и ушёл.

Понимая, что уже ничего не исправить, я машинально потолкал плечо Алёши и испуганно отдёрнул руку. Прямо на глазах светлая пижама пропитывалась кровью, я испуганно отполз, отталкиваясь ногами, и только потом поднялся. Вместе с охранниками мы с ужасом наблюдали, как тело маленького мальчика превращается в тело старика, покрытого язвами и морщинами. Наверное, перестали действовать функции уникального организма, которые позволяли побеждать любую болезнь.

Я почувствовал, что на глаза наворачиваются слёзы и поспешно ушёл к себе в палату.

Солнечным тёплым днем я прогуливался недалеко от дома. После завтрака и чашки крепкого кофе меня снова невыносимо потянуло на сигареты. Но я твёрдо решил никогда не курить, а так как дома бороться соблазном было сложнее – вышел прогуляться, придумав себе как повод покупку книги Шекспира.

Поневоле мысли мои возвращались к событиям в больнице. Вновь и вновь я прокручивал различные ситуации той ночи и прикидывал: где я мог поступить правильнее, мог ли спасти Алёшу, может не стоило с ним спорить про чиновников.

Я вспоминал маленькую ладошку на своём боку и последние слова мальчика. Может Алёша передал мне часть своих сил? Вот было бы круто, если бы я стал его приемником. Я бы лечил бедных людей бесплатно, а всяких богачей за деньги. Прославился, по телевизору показали бы. Самое главное не попасть в плен к чиновникам, как Алёша.

Внезапно двигающаяся на несколько метров впереди женщина взмахнула руками и упала на колени. «Пьяная» – с неприязнью понял я. Оценил практически нищенскую, нелепую одежду, растрёпанный вид. «Не бомжиха, но спивающаяся алкоголичка», – напрашивался вывод, я хотел обойти, но неожиданно для себя остановился и протянул руку.

– Давайте помогу.

Женщина удивлённо вскинула голову, а потом начала нелепо возиться на асфальте. Я присел рядом и попытался подхватить её под руки. Подумал, что по закону подлости в этот момент обязательно встретишь кого-нибудь из знакомых.

На колене женщины я заметил крупную ссадину, размером с кулак. Как будто прозрение снизошло на меня. Содрогаясь от предвкушения чуда, я медленно протянул руку и накрыл маленькие царапины ладонью. Попытался сосредоточиться, почувствовать боль женщины и вытянуть ее.

Несколько мгновений ничего не происходило, а потом женская рука оттолкнула мою руку:

– Эй, ты чего? – спросила женщина прокуренным голосом.

– Да ничего, – разочарованно ответил я. Теперь мне было стыдно за то, что я так по-детски поверил в то, что тоже смогу творить чудеса.

Я помог женщине встать.

– Проводи меня до дома, – попросила алкоголичка.

Очень хотелось отказаться, но я какое-то тёплое чувство от воспоминаний об Алёше подтолкнуло меня ответить:

– Да, конечно.

Женщина взяла меня под руку, и мы медленно двинулись вперед. Навстречу шла компания, в одном из парней я узнал знакомого, с которым мы учились в параллельных классах. Чёрт! Представил, как я смотрюсь под руку с пьяной немолодой женщиной и сделал вид, что не узнал его.

– Я сегодня сына схоронила, – поделилась моя спутница. – Вот и напилась. Ты не подумай, что я так каждый день Я давно бросила.

– Угу, – ответил я, погружённый в свои мысли.

Но внезапно меня осенила идея, я остановился и резко спросил:

– Как звали Вашего сына?

– Что?

– Как звали Вашего сына? Сколько ему было лет?

– Паша. Он твой, наверное, ровесник! С поминок, вот иду. Он с заработков, с Москвы ехал, и автобус в речку упал. А он знаешь, какой у меня был… – охотно начала рассказывать женщина. И потянула меня дальше. Через несколько минут мы уперлись в серое крыльцо деревянного, двухэтажного домика на пять-шесть квартир, которых почти полностью вытесняют с нашего района модные жилищные комплексы.

– Спасибо тебе большое! Мне уже стало легче. Бывай.

Женщина скрылась за серой, обшарпанной дверью, а я медленно побрёл обратно. На миг мне показалось, что это могла быть мама Алёши, хотя теперь уже было стыдно за такое предположение. Да и после его гибели прошел месяц, а положено хоронить на третий день.

Я долго брёл, не глядя по сторонам, пока не вспомнил про своё намерение купить книгу. Понял, что иду не туда, резко развернулся и пошёл в нужную сторону. Экстрасенсом я не стал, но жизнь продолжается.