Анна Неделина №2

Костер

Автор:
Сергей Д. Блинов
Костер
Работа №487. Дисквалификация из-за отсутствия голосования
  • Опубликовано на Дзен

Васька и вообразить не мог, что Катерина Мошнина живет так богато, пока не попал на дачу. Вообще-то, было сразу ясно, что Катерина - девушка непростая. Она старалась держаться в стороне и ничем не выдавать своей особенности, но Васька видел завистливые взгляды сокурсниц, слышал недостойные мужчин шепотки в курилке. Сам он пристального внимания на Катерину не обращал. Здоровался, перешучивался на посиделках в общаге, но - не более. И чем он ей приглянулся?

Накануне последнего экзамена Катерина положила Ваське монету в ботинок, поцеловала и сообщила, что отец приглашает их на дачу сразу после сессии. Сама она отстрелялась на одни "отлично", и Васька почувствовал себя неловко со своими пересдачами. Первая умница потока и он - парень из колхоза, да еще и под угрозой отчисления. Ясно, что семья у Катерины такая же, как и сама она - непростая. Как с такими себя держать?

На станции их встречала новенькая "Волга". В машине Васька беспокойно ерзал на кожаном сидении и глядел в окно, рассеянно обнимая девушку за плечи. Водитель, чернявый мужчина с серыми от щетины щеками, неодобрительно посматривал на парочку в зеркало заднего вида, перекатывал из одного уголка рта в другой мятую самокрутку и выпускал дым в открытое окно. Обычно вежливая Катерина не перемолвилась с ним не словом, даже не поздоровалась.

Когда они, наконец, приехали, водитель сам открыл дверь для Катерины, помог девушке выйти, захлопнул перед самым носом Васьки и пошел возиться с воротами. Пришлось выходить с другой стороны. Впрочем, плохое настроение улетучилось, не успев полностью завладеть Васькой, когда ему открылся вид на участок. На пологом окском берегу раскинулось настоящее царство с большим двухэтажным домом, яблоневым садом и открытыми на лето парниками. Река серебрилась в сотне шагов от дома. Соседские дома стояли поодаль. До каждого было не меньше десяти минут хода.

- Красота здесь, да?

- Так точно, - улыбнулся Васька.

- Пойдем, я тебя папке представлю.

Отец Катерины был уже пожилым человеком, но крепкое рукопожатие, идеальная выправка и звонкий молодой голос свидетельствовали о том, что он не собирался сдаваться годам. Военный, так кратко описывала родителя девушка, но Ваське в голову сразу же пришло другое определение: старый коммунист. Именно такими оставались революционеры ленинской закалки, с честью выдержавшие испытания бурных лет.

В Демиде Антоновиче все было большим: крупные мужицкие черты лица, здоровенные плечи и широкая грудь, нависший над ремнем живот и стоптанные башмаки сорок пятого размера - и только тонкие, похожие на березовые ветки, пальцы, обхватившие плечи дочери, показались Ваське неуместным, чужеродными в его образе. Такими пальцами царь Кащей мог перебирать свои сокровища.

- Василь Петрович, значит, - переключившись на парня, спросил хозяин.

- Можно просто Васей.

- Несурьезно, Василь Петрович, - хитрые глаза блеснули под густыми бровями. - Но Вася так Вася, спорить не буду. А меня Демид Антонычем зовут, такое-то имя.

Екатерина Демидовна? Кто бы мог подумать!

- Что там университет-то, стоит еще?

- Стоит, пап.

- И верно, чего б и не постоять, пока дочка учится! - хохотнул Демид Антонович и вдруг, спохватившись, хлопнул себя по лбу. - Да вы ж с дороги сголодались, небось! Давайте-ка по комнатам, переодевайтесь да к столу. Матери скажу, чтобы накрывала.

Комнат действительно оказалось две, хотя Васька с Катериной спали в одной постели уже полгода. Пожав плечами, девушка проскользнула в свою спальню, а Васька плюхнулся на застеленную кровать и позволил себе несколько минут просто лежать, наслаждаясь окружавшей его роскошью. В комнате была даже люстра из чехословацкого хрусталя, а уж такой мебели, как у Мошниных, Васька в глаза еще не видел, только на картинках. Год в Москве, теперь вот дача - как теперь возвращаться к себе на юга? Разве ж там условия?

За столом собралась пестрая компания. Во главе сидел Демид Антонович, дочь и Ваську он разместил справа от себя. Мать Катерины Тамара Автандиловна, красивая черноволосая грузинка лет на двадцать моложе мужа, расположилась по левую руку. Также на поздний завтрак явились соседи: двое братьев Гавриловых, служивших в подчинении у Демида Антоновича до его отставки, и седовласый усач с узкими азиатскими глазами, которого представили как Ивана Сурина.

- Я сам архангельский, - доверительно сказал Сурин в ответ на любопытствующий Васькин взгляд. - Северный. Уж и не знаю, чья кровь во мне намешана.

Васька отчего-то покраснел. До конца трапезы он чувствовал себя неловко.

- Тебе у нас понравится, Вася, - пообещала мать Катерины, доливая парню компота. - Сейчас поедите, сходите на речку, потом в лес можно. Демид покажет охотничьи места.

- Я вообще-то не охочусь.

- Не охотился, - поправил Демид Антонович. - Так говорят те, кто ружья в руках не держал. А после первой утки всегда хочется завалить первого зайца, потом - кабанчика, а тем уж чем черт не шутит, можно и на кого поопасней замахиваться.

Он хохотнул, следом за ним - Гавриловы. Из мужчин не улыбнулся только Иван Сурин. Смочив усы в компоте, он подмигнул Ваське.

- Идите, молодежь, купайтесь. Вижу: не терпится вам.

На реке было замечательно. Мошниным отвели участок, против всяких правил выходивший прямо на Оку. На пляже никого не обнаружилось, несмотря на то что его не отгораживали забором, так что Васька с Катериной плавали и загорали в одиночестве, потом вернулись в дом, взяли фруктов и снова побежали купаться. Васька разнежился. На малой родине он не любил яркого солнца: мешало работать, жалило кожу и грозило ударом - но в Подмосковье оно было куда ласковей. Оно целовало Ваську, сам Васька целовал Катерину, хитро щурившуюся и разрешавшую прикоснуться к губам лишь на мгновение, украдкой: "Папка заругает". Дело двигалось к вечеру, когда к ребятам подошел Демид Антонович.

- Ну что, Василь Петрович, идем в лес?

Ваське не хотелось оставлять Катерину, но и отказать ее отцу он не решился.

- Сегодня стрелять не будем, так, прогуляемся, посмотрим, что да как.

- А далеко пойдем?

- Близ к жилью-то никто и не водится, - засмеялся Демид Антонович. - Уж дойдешь, не напряжешься, парень-то чай крепкий.

Так Васька и попал в лес. Шли вдвоем: Демид Антонович в фуражке и коричневом плаще и Васька в соломенной шляпе, нашедшейся в шкафу Мошниных и в майке. Клещей, по словам Катерины, пока еще не появилось, так что парню было спокойно, прохладно и хорошо. Демид Антонович, напротив, краснел и потел, пока вдруг не остановился у поваленного дерева. Расстегнул плащ, уселся, широко расставив ноги, на мшистый ствол и посмотрел на Ваську.

- Отдыхаем?

- Да нет, это мне не расстояние, - махнул рукой мужчина. - Я тебя сюда зачем привел-то, Василь Петрович... спросить хочу: у вас там с Катей что вообще?

Вид у Демида Антоновича сделался вдруг какой-то растерянный. Васька чувствовал себя не лучше. Сглотнув подступивший к горлу комок, он пролепетал:

- Люблю я ее.

- Хорошо это. Ты пойми меня правильно, Вася, дочь у меня одна, родилась поздно. Мне уж семьдесят скоро, а вы только жить начинаете. Ни в чем я ее не неволил, вот и мужа позволил выбрать, хотя мне... сам понимаешь, предложения приходят насчет нее.

Мужа? Так далеко Васька не загадывал. Взять в жены первую умницу и красавицу курса почел бы великое благо каждый второй студент, но не прямо же в восемнадцать!

- Ты вот что, Вася, не пугайся, обдумай все хорошо. Я стар, а после меня мало ли что. Я на тебя положиться хочу. Ты парень надежный?

Больше двух часов Васька рассказывал Демиду Антоновичу о себе. Обещал быть надежным и верным, припомнил семейную историю, которую не знал дальше бабки-крепостной, признался даже в том, что спит с Катериной. Мужчина слушал, не перебивая. В лесу стало уже совсем темно, когда парень, наконец, спрыгнул с дерева и помог подняться Демиду Антоновичу.

- Припозднились мы, верно?

- Вы же помните дорогу.

- Обижаешь, Василь Петрович, - к Демиду Антоновичу вернулся прежний насмешливый тон, и Васька счел это скорее добрым знаком. Последний экзамен года сдан. Не отлично, может быть, но на крепкую четверку, наверное, наработал.

Они пошли назад по уже знакомой Ваське тропинке. Долгий лень подходил к концу. Внезапно Васька остановился. За густыми кустами между деревьями блестел огонек.

- Костер, Демид Антонович.

- Да кто ж в лесу костры зажигает? Спалят все к такой-то матери!

- Да вот же он, - Васька вытянул руку, но Демид Антонович только покачал головой: не вижу.

Свернув с тропинки, парень раздвинул кусты. Теперь не разглядеть костер было просто невозможно, однако Демид Антонович даже не пошевелился. Вокруг стало пугающе тихо.

- Ты подойди сюда, парень, - прокричал кто-то. - Все одно дальше не сдвинешься.

***

Словно одержимый неведомой силой, Васька двинулся к костру. Незнакомцы облюбовали крошечную полянку, на которой и разместились. Огонь горел ярко и жарко.

- Ты давай, садись, - один из четверки незнакомцев повернулся к Ваське. - Никуда твой спутник не уйдет.

- Да как же он не уйдет?

- Застыл он, - сказал незнакомец, и только тогда Васька понял, насколько странно выглядят те, с кем свела его лесная дорога.

Говоривший носил военную форму, но не такую, какую видел на солдатах Васька, и даже не ту, что показывали в фильмах о войне, а черную - старую, потрепанную и невесть как запылившуюся в летнем лесу. Было ему лет двадцать пять, не больше, но большие серые глаза потускнели, как у слепого, а щеки и подбородок покрывала неопрятная седая поросль. Впрочем, его компаньоны смотрелись еще нелепее: худощавый мужчина в белом маскхалате с надвинутым на лицо капюшоном и теплых сапогах, голый до пояса жилистый мужик с длинными усами и бритыми головой и подбородком и мальчик лет двенадцати, одетый в какое-то пестрое тряпье.

- То, что ты сейчас услышишь, лишит тебя покоя, - сказал солдат в черном, - но у тебя нет вариантов. Костер никогда не собирает нас без повода. Ты - Меч.

Он подвинулся, освобождая для Васьки место на занятом им бревне. Парню осталось только робко пристроиться на самом краешке. Страха он отчего-то не чувствовал.

- Я Павел, - солдат ткнул себя большим пальцем в грудь и продолжил, указывая поочередно на каждого из присутствующих: Теему - мужчина в белом, Оларик - усатый крепыш, Коля - мальчик в лохмотьях.

- Что вам от меня надо?

- Ты - Меч, - повторил Павел. - Такие, как ты, могут видеть Костры. Костры притягивают Мечи, когда решают отпустить какую-нибудь душу.

Васька помотал головой, сбрасывая наваждение.

- Вы говорите ерунду! Я пойду.

- Ожидаемо. Теему, будь любезен, докажи гостю правоту моих слов.

Мужчина в белом медленно сдвинул со лба капюшон и поднял голову. На Ваську уставился единственный бледно-голубой глаз. Второго не было, равно как не было всей левой половины лица. Огромная дыра в черепе сочилась черным дымом. Теему улыбнулся, оскалив пожелтевшие зубы.

- Страшно, парень? – спросил полуголовый со странным певучим акцентом.

- Мертв. Как и все мы, - совершенно буднично промолвил Павел. - Мы с Теему застрелены, Оларика задушили, что же до Коли...

- Не говори, - попросил Теему, - Не нужно это.

- К Кострам попадают неотомщенные души. Война, в основном, но иногда - сгубленные в мирное время, как Коля.

Оларик протянул к огню ладони и свел их вместе.

- Просит переходить к сути, - пояснил Павел. - Оларику тяжко, за него уже вряд ли кто-то отомстит, слишком уж много времени прошло.

- Сколько? - выпалил Васька.

- Да уж больше тысячи лет, так люди, бывшие у Костра до меня, говорили. Не знаю, где и когда он пал. Языка нашего не понимает, а если и поймет - то ответа не будет. Душители ему в горле все сломали, так он теперь ни одного внятного слова не произнесет. У этого Костра он был всегда.

- О нас говори, - потребовал Теему.

- А за нас еще отомстить можно. За меня можно. Костер в России появился, так ведь? Значит, меня для избавления выбрали, - Павел отвернулся к пламени, залюбовался им. Мы расскажем тебе все, что нужно знать, и Меч падет на шею преступника.

Васька побледнел.

- Я не буду никого убивать.

- Правосудие - это не всегда убийство, - пожал плечами солдат в черном. - Можешь сдать его жандармам.

- Милиции, - машинально поправил Васька. - Не царское время.

- Очень жаль. Но милиции или жандармам - для меня это едино. Я вернусь к свету.

"Я сам погиб не в бою с красными. Остановились мы с братьями в деревне. Крепко нас тогда побили, но мы втроем ушли, так-то. Не взяли нас, хотя могли. Верховному правителю мы не поверили. Старший брат всегда чуял, когда бедой пахло. Думали, воевать будем до конца, да только там, где нужны мы. Не в Сибири. Отправились на запад. Тайно шли, хорошо, потом не повезло: на отряд красных наткнулись. Полегли все, только нас троих старший брат отбил да вывел.

Приходим мы в эту деревушку. Маленькая, даже часовни нет, чтобы за упокой павших свечу зажечь. Дома пустые стоят, только у одного - смотрю - баба стоит. Мы у нее и остались. Холодно было просто страсть берет. Холод и стал последним, что запомнил я.

Был у бабы сын. Мальчонке лет двенадцать, а бойкий такой для крестьянского-то отпрыска. Он-то и увидел красных, что в деревню нас искать пришли. Старший брат, он лютый бывал. Когда нас спасал, так людей чуть не надвое рубил. Поняли красные, что не погиб такой богатырь вместе со всеми нашими, по следу пошли. Вот приходит мальчонка в избу и говорит, мол, пришли по наши души. Баба сразу: прячьтесь, не выдам вас. Вывела нас да спрятала в соседнем доме. Он погорел недавно, там бревна черные были, провалились внутрь. Вот мы среди них и легли-укрылись. Долго уж лежим, вдруг слышу: разбирают будто бревна наши, хрустят по снегу.

Старший брат и не выдержал. Встал. Слышу - выстрел, еще один, и вот уж падает он, стонет. Младший поднимается - тоже падает. Красные смеются, а меж ними чудится мне детский голосок.

- Что, малой, хочешь гада раздавить?

- Хочу, дядька.

И понимаю я, что выдал нас крестьянский сын. Ну, думаю, тебе-то я не дамся. Надо мной балка наполовину сгоревшая была, вот я как вскочу, да за нее. А красный знай хохочет. "Давай, - говорит, - стреляй, что стоишь?" Я выглядываю - и впрямь мальчишка стоит да целится в меня. Перепрыгиваю доски, пытаюсь до дальней стены добежать да нырнуть через окно в снег на ту сторону, да не успеваю. В спину попал, сученыш, наповал не убил, да с ног сшиб. И ноги отнялись. Лежу, умираю, слышу, как глумятся красные. Ну, думаю, с вас, падаль, спрос особый, перед Богом ответ держать будете, а с малого бы сам шкуру содрал без жалости. С такими мыслями и отошел, а очнулся уже у Костра этого".

- Костры, парень, неотомщенных призывают, тех, кто упокоиться не может, пока обидчик не наказан. Всякий раз, когда судьба может обидчику должок вернуть, видят Костер люди честные да неравнодушные.

- Мечи, - добавил Теему.

- И что я должен сделать теперь?

- А ты присмотрись, с кем тебя судьба недавно свела, и подумай хорошенько, кем тот мальчишка стать мог. Высоко при красных, небось, взлетел, - зло произнес Павел.

Ваське стало не по себе. Из значительных людей судьба свела его только с одним Демидом Антоновичем.

- Да быть того не может, чтобы я кого-то карал. Не верю во все это.

- Это, разумеется, непросто, - Павел кивнул на Теему. - Наш финский друг только на пятый день у Костра уверовал. Тяжко жить без Бога, ан даже я стал задаваться вопросом, а Божие ли творение Костры? Что если нет? Правую ли жизнь вели мы? Не лучше ль остаться у Костра? Хочу, чтобы все для меня кончилось, прежде чем начну сомневаться да отойду от веры.

- А если не вашего убийцу я должен искать?

- А чьего же?

- Колина. Или, вон, что случилось с Теему? - спросил Васька.

- Янне, друг детства, предал. Позавидовал мне. Жену мою полюбил, - сказал финн, - да пустил мне в голову пулю заместо красноармейца. Прямо во время перестрелки, в суматохе.

- Как так?

- Да вот так. Я-то, дурак, радовался, когда нас в снайперы вдвоем определили, а Янне в первом же бою меня прикончил, войну, небось, пережил и с женой моей сошелся.

Финн говорил запросто, словно рассказывал о чем-то само собой разумеющимся. Да, застрелил друг, есть обида, но ведь жизнь такова и есть: предательство, вероломство и разрушение надежд.

- А Коля?

Вихрастая голова мальчика чуть дернулась, когда Васька произнес его имя.

- Ты не сомневайся, парень, он все слышит и понимает, - кивнул Павел. - Но говорить, как и Оларик, не может, и поверь: тебе лучше не знать, почему. И убийцу его не тебе искать.

- Но он-то русский, - возразил Васька. - Почему я Меч не для его убийцы?

Коля поднял глаза, посмотрел прямо на Ваську, робко улыбнулся и покачал головой: прав, мол, Павел, не поможешь.

- Хорошо. Я тогда...

- Обожди, - Павел поднял руку. - Прежде чем ты покинешь нас, должен предупредить: Меч выполняет предназначенное или ломается. Судьба не отпустит тебя, будет сводить с обидчиком до тех пор, пока не восторжествует справедливость или ты не умрешь. Второго Меча мне может и не достаться, поэтому...

Васька поднялся на ноги.

- Я все понял. Обещать не могу, но стараться буду.

- Я ценю это, - белогвардеец приложил ладонь к груди. - Сострадание к поверженному врагу отличает благородных людей.

- Нет у нас теперь благородных.

- Так стань, - сказал Павел.

***

- Вот видишь, нет там никакого костра. И что тебя, Василь Петрович, потянуло в эти кусты? - Демид Антонович стоял на то же месте, где Васька покинул его.

- Долго я?

- Смеешься? - фыркнул отец Катерины. - Только что туда и сразу назад. Поцарапался небось?

- Нет, все в порядке.

Васька осмотрел себя. Даже не запачкался. А для Демида Антоновича и впрямь время пронеслось куда быстрее, чем для сидевших у Костра. Значит, все правда? Если мертвецы, с которыми только что беседовал Васька, не морок и не причуда рассудка, теперь он стал Мечом, а первым подозреваемым становится как раз Демид Антонович.

Остаток пути проделали в тишине. Ваське просто не шли на язык разумные слова, а Демид Антонович погрузился в великодушное молчание. Прежде чем предстать перед Катериной, Васька сходил на реку и окунулся, потом в одних трусах прошлепал в свою комнату. Девушка уже была там, но опускаясь на кровать рядом с ней, Васька не чувствовал воодушевления, радостного предвкушения, которое охватывало его каждый раз, когда он сходился со своей возлюбленной. Перед глазами вставали то дыра в черепе Теему, то безжизненная улыбка Коли.

- Ты не хочешь сегодня? - спросила Катерина после второй неудачной попытки.

- Да, давай отложим. Сегодня был тяжелый день.

Проводив девушку до двери, Васька вернулся в постель и только там обнаружил, что у него трясутся руки.

Две недели тянулись бесконечно долго. В попытках не разочаровать Катерину Васька принимал участие во всех семейных развлечениях: ходил в лес, где подстрелил свою первую птицу, тощую молодую горлицу, купался, играл в футбол на песке, а в один из вечеров крепко напился вместе с Демидом Антоновичем. Удовлетворение он получил только от последнего. С отцом семейства оказалось удивительно приятно распивать водку. Она развязала Демиду Антоновичу язык, и в пьяных разговорах тот показался Ваське гораздо более приятным человеком. Парень едва не совершил катастрофическую ошибку, вовремя сдержавшись от заявления, что не может представить Демида Антоновича убийцей.

В последний перед отъездом Васьки вечер на охоту пошли большой компанией. Взяли даже Катерину, смотревшуюся с ружьем через плечо донельзя нелепо. Главными стрелками были Демид Антонович и архангелец Сурин. Палили дробью, наверняка, но только каждый второй выстрел Васька пускал в молоко, а старики били без промаха; посеченные свинцом птицы то валились с ветвей, то уходили в штопор из прерванного полета.

- Ну, вот и твой первый вальдшнеп. Кабанчики, жаль, вглубь ушли, - проговорил Сурин, передавая длинноносую серую птицу Ваське. – Здесь только к ним-то и есть интерес. Что проку в малую дичь стрелять, коли глаз и так верный?

Втроем они отдалились от второй группы, где братья Гавриловы, как часовые, оберегали скучавших Катерину с Тамарой Автандиловной.

- Нам бы их как Леонид Ильичу подгоняли, - согласился Демид Антонович. Мужчины посмеялись, Васька шутки не понял.

- Или другую дичь?

- На медведя мы с тобой вместе так и не ходили.

- Так не он и опасный самый, - улыбнулся Сурин.

***

Лето перевалило за экватор. От Мошниных Васька уехал к родителям, где, наконец, ощутил свободу и от чужого дома, и от то ли явного, то ли выдуманного долга, возложенного неотомщенными душами. Белогвардеец Павел прекратил являться во снах, стоило парню окунуться в трудовые будни. Дня отдыха, как в университете, в колхозе никто не давал, по гулянкам Васька не ходил, чтобы избежать соблазнов, и работал до изнеможения, чтобы быстро засыпать и на время отогнать мысли о Демиде Антоновиче, Костре, Катерине, серьезных намерениях и дроби, впивающейся в тельце вальдшнепа.

В сентябре, опоздав к первым занятиям на несколько дней, Васька добрался до Москвы. Катерина встретила его тепло, полтора месяца расставания и расстояние оказались бессильны перед чувствами. Засыпая рядом с девушкой в первую совместную ночь, измотанный пуще, чем на колхозном поле, Васька был почти счастлив.

Разбудило его странное гнетущее чувство. Васька встал и подошел к окну

С третьего этажа отлично просматривалась желтая от длинноногих фонарей площадь. По самому ее центру чадил Костер, четыре знакомые фигуры сидели на невесть как оказавшихся в Москве древесных стволах. Теему грел над призрачным огнем руки, Коля жался к финну, Оларик почесывал шею в том месте, где враги сломали ему трахею. Все предавались нелегким думам об ускользающем посмертии, и только Павел глядел прямо на то окно, за которым сжался Васька. Гляделки живого с мертвым продолжались несколько мучительных минут, затем белогвардеец скрестил руки так, что кулаки образовали подобие гарды меча.

Дрожа от страха, Васька забрался под одеяло и прижался к недовольно заворчавшей Катерине. Не ожидая, что сон придет, парень, тем не менее, почти моментально провалился в душную дремоту, подобную той, которая мучает при лихорадке.

В библиотечном каталоге нашлось сразу несколько Мошниных. Демиду Антоновичу посвящались несколько статей в периодике, а также биографический очерк в книге. С него Васька и начал. Мусоля карандаш, он переносил на бумагу основные факты о жизни Катерининого отца: родился в 1906 в уральской глуши, подростком ушел биться с белыми, в восемнадцать – видный командир, военный специалист, член Партии. Служил верно, звезд с неба не хватал, потому и пережил бурные годы. Участвовал в войне с финнами. Впал в немилость, разжалован, вернул доверие и звание уже в боях с гитлеровцами. Ранен дважды. После войны мотался по заграницам, учил немцев и чехов со словаками военным премудростям Советского Союза. Служил в Москве. Вышел в отставку. Женат, имеет дочь.

Васька заглянул на титульную страницу. Книгу издали не так давно, поэтому большая часть сведений касалась периода с середины двадцатых до конца пятидесятых годов. Что же было раньше? Что вы делали в гражданку, Демид Антонович? Как в красную армию попали? Не с пули ли в спину белого офицера начался ваш путь?

Внезапно Васька осознал, что думает о Павле с сочувствием. Идеологический враг встретил страшную смерть, но разве он не заслуживал ее? Он пал в борьбе за свои идеалы, был убит тем, чьи идеалы – или несвойственная малолетке расчетливая ставка на победителя – оказались живучее. Одна из множества подобных историй. Почему же тогда мстить выпало именно за него, чем он лучше других? Почему, в конце концов, судьба выбрала Ваську?

Парень отодвинул книгу и спрятал лицо в ладонях.

- Что я, по-твоему, должен делать? Убить его? – прошептал он.

- Кого убивать надумал? – шлепнул Ваську по плечу сокурсник. – Оставь, пошли пиво пить! Перед экзаменами уже не до того будет.

Васька хлопнул книгой, скрывая статью о Демиде Антоновиче, посмотрел на приятеля, вздохнул.

- Пошли.

Наутро, мучаясь похмельем и отплевываясь от привкуса кошачьей мочи, Васька не стал собираться на занятия. Он привел себя в более-менее приличный вид, натянул черные брюки, накинул пиджак и вышел из общежития. Спустился в метро, проехал три лишние станции и перешел на кольцевую линию. На «Октябрьской» он поднялся, поверху перебежал широкую улицу и зашагал к храму. У дверей красно-зеленого здания, одним свои внешним видом бросавшего вызов всему, во что Васька привык верить, парень опасливо огляделся. Вокруг не было никого из знакомых – да и откуда им было взяться - и Васька потянул дверь.

Внутри пахло теплом, ладаном и свечами. Грязные окна почти не пропускали уличную белизну, и от этого все пространство храма казалось освещенным отблесками бушующего пламени. Застывшие в желто-красном безмолвии святые смотрели на пришельца со всех сторон, лишь распятый Иисус склонил голову на бок и прикрыл глаза. Ваське стало неуютно. Он отрицал христианство и до сего дня ни разу заходил в действующую церковь. Даже Павел, при жизни веривший в бога, засомневался, попав к Костру. Вместе с тем, столкнувшись с одним проявлением потустороннего, Васька не мог выкинуть из головы мысль, что двухтысячелетние легенды, запечатленные в масле и камне, для кого-то стали такой же явью, как Костры для него самого.

- Вам помочь, молодой человек?

Васька вздрогнул. Пожилая женщина в белом платке напугала его и освободила от власти гипнотизирующих взглядов праведников. Голодные глаза впились в служительницу, осуждая ее за упущенную добычу.

- Мне бы с попом… - Васька осекся, вспоминая верное слово. – Батюшкой поговорить.

- К исповеди бы пришли, молодой человек, - сурово сказала женщина.

- Я не каяться. Я рассказать.

- Как будто это не одно и то же, - проворчала служительница, но, увидев смятение на лице гостя, махнула рукой. – Ладно, ждите, я позову.

Священник был едва ли на десять лет старше Васьки; густая светлая борода и длинные волосы делали его похожим на молодого отца, впервые нарядившегося дедом Морозом.

- Отец Владимир, - шепнула служительница Ваське. Тот кивнул и протянул священнику руку. Отец Владимир улыбнулся и пожал ее.

- Здесь так не принято, но, раз вы зашли в первый раз, не вижу препятствий поздороваться мирским способом.

Говорил священник звучным, хорошо поставленным и отшлифованным постоянными службами голосом, что идеально довершало образ сказочного волшебника, разве что красного тулупа не хватало.

- Я Вася, - представился парень.

- Очень приятно. Анна Семеновна говорила, вы хотели о чем-то рассказать.

- Да, - Васька посмотрел, отошла ли Анна Семеновна. – Дело в том, что я говорил с мертвыми людьми.

Сидя на лавке возле отрешенного Христа, Васька поведал отцу Владимиру о лесном Костре, Павле, Теему, Оларике и Коле, о том, как они появились во второй раз, и о том, что отец любимой женщины вероломно убил белогвардейца, и теперь Ваську назначили Мечом. Священник слушал, не перебивая.

- Так и получается, что обратиться мне больше не к кому, - закончил Васька. – Боюсь, что Павел не отпустит меня, пока с ума не сойду или в тюрьму за убийство не сяду. Не в милицию же идти.

Отец Владимир покачал головой.

- На вашем месте, Вася, я бы не делал ничего такого, о чем бы мог пожалеть. Бог запрещает мстить, мирской закон не на вашей стороне, а лукавый хитер и знает тысячу способов ввести во грех.

- Но ведь он может являться и дальше!

- Примите это испытание, - сказал священник, указывая на Христа. – Оно далеко не самое суровое.

- Наверное, - безнадежно отозвался Васька.

Он поднялся с лавки и пошел к выходу, оставив отца Владимира наедине со святыми. У самой двери что-то заставило Ваську остановиться. Оглядевшись, он увидел, что одна из икон светится желтым ярче, чем остальные. Парень приблизился и оцепенел. Святой стоял на фоне незамысловатого пейзажа с крошечной церковью и мечом в руках. Голова с гордо вздернутым подбородком смотрела на противоположную стену, но глаза косились в сторону Васьки. Погасшие серые глаза Павла.

Вскрикнув, Васька бросился прочь из храма. Он бежал по улице, уворачиваясь от вышедших на прогулку мамочек с колясками и бабушек, помогавших внукам дотащить до дома тяжелые портфели. Со стороны Москвы-реки дул холодный ветер, норовивший вытолкнуть на проезжую часть. И в каждом автомобильном гудке, в шуршании шин и детском плаче, в вое ветра и хлопанье птичьих крыльев слышался голос Павла.

***

Поздней осенью, под пушком нетронутого снега, владения Мошниных были не менее красивы, чем летом, разве что погода не радовал. С Оки шел влажный холод, и Васька продрог до костей, пока добирался до цели. Здорово было бы вновь прокатиться на «Волге», но, само собой, за непрошеным гостем машину никто не отправлял. Трясясь и стуча зубами, парень шел по дороге, пока не увидел знакомый дом. Проверил спрятанный за пазухой нож – на месте, - обошел забор со стороны реки и направился вершить навязанное кошмарами правосудие.

Бессонные ночи следовали одна за другой, образы сидевших у костра появлялись постоянно, мучая, изводя, заставляя забыть обо всем, кроме мести. На занятиях Васька не появлялся уже полтора месяца. Все чаще Катерина находила его в комнате общежития пьяным. Сначала девушка пыталась помочь, найти причину неожиданной перемены, но со временем участие сменилось равнодушием. В начале ноября Васька попросил ее больше не приходить, удивившись, насколько безболезненным вышел разрыв. Нож он купил у парня со старших курсов – «хороший нож, траншейный, с войны еще». Заточил, отполировал крестовину, перемотал деревянную рукоять бечевкой, чтоб не скользила от пота, в библиотеке взял справочник по анатомии и смотрел, куда бить, чтобы прикончить быстро и наверняка.

Дверь открыла Тамара Автандиловна.

- Вася?

- Здравствуйте, - дрожащим голосом сказал парень. – Мне бы Демид Антоныча увидеть. Поговорить с ним про Катю хочу.

- Что стряслось-то? – Тамара Автандиловна пропустила Ваську в комнату, и он понял, что Катерина не успела ничего рассказать родителям. – Страшное что?

- Нет, все в порядке пока. Но поговорить нужно.

Демид Антонович сидел в кабинете, в котором не так давно распивал на пару с Васькой водку. Затворив дверь перед лицом встревоженный Тамары Автандиловны, парень стиснул протянутую руку, с удовольствием наполнил четверть стакана из предложенного графина и опрокинул обжигающую горло жидкость единым махом.

- Ты б хоть весточку отправил, что собираешься, Василь Петрович, - сказал Демид Антонович. – Машину бы послал.

- Да не до того было, - хрипло произнес Васька.

- Что за спешка?

- Серьезный разговор к вам есть, Демид Антонович.

- Про Катю?

Васька покачал головой.

- Все с ней хорошо будет.

- Так, может, тебе что надо? С учебой беда? Ты скажи, я похлопочу.

- Беда, да не с учебой, - дрожащими руками парень подтянул к себе графин с водкой. – Я у вас вот что хочу спросить: вы как в красную армию попали?

- Добровольцем записался, - опешил Демид Антонович. – А что тебе с того?

- А людей убивали?

Мужчина встал из-за стола, отобрал у Васьки водку и наклонился к лицу парня так близко, что у того не получилось даже глаз отвести.

- Я военный человек, Вася. Сам-то как думаешь? И я стрелял, и в меня. С одним немцем так вообще квиты, только мне в плечо пуля попала, а ему в сердце. Время такое было – либо ты, либо тебя.

- А в гражданскую? Когда лет немного было?

Демид Антонович кивнул.

- Прямо в спину, значит?

- О чем ты?

Черты Катерининого отца исказились, и этого Ваське хватило, чтобы сорваться. Правая рука метнулась ко внутреннему карману, нож вошел под нижнее ребро Демида Антоновича. Мужчина отшатнулся.

- Тома! Янне! На помощь!

Демид Антонович не успел выкрикнуть большего. Васька вскочил и прыгнул на него, повалив на пол и нанося новые удары. Убивать оказалось легко: замах-удар, замах-удар, замах-удар, лезвие входит в податливую плоть, чужие руки, бессильные сдержать натиск, слабеют, не мешают добивать добычу, кровь брызжет, когда нож выходит из ран, толчками вырывается из полуоткрытого рта. Азарт, охота, первая ценная добыча, что опаснее кабана и медведя!

Когда в дверь ворвались Сурин с Тамарой Автандиловной, все уже закончилось. Васька стоял над телом, сжимая нож. Он ошалело вертел головой в надежде, что Меч перерубил нужную шею, и Павел обрел покой, но комната заполнилась светом костра. Гипсовый Ленин на рабочем столе таращился Павловыми глазами, пустые полки шкафа дымились, как дыра в черепе Теему, а книжные корешки складывались в десятки умоляющих ладоней Оларика.

Тамара Автандиловна пронзительно завизжала и забилась.

- Вон из комнаты, Тома! – велел Сурин. – Помощь зови!

Северянин вытолкал женщину из кабинета и медленно пошел к Ваське.

- Брось оружие, паренек. Не делай глупостей.

- Янне? – только теперь до Васьки дошло, кого звал раненый Демид Антонович.

- Так меня зовут на самом деле. Янне Суоринен. Положи нож.

- Зачем вы убили Теему? Разве ж можно друга из-за женщины?

Суоринен опешил.

- Я должен был вас убить.

- Откуда ты знаешь про Теему?

- Сам он и рассказал, - Васька перехватил нож. – Я ваш Меч, Янне. Отомстить за Теему должен.

- Что ты мелешь?

- За что? За что вы его убили?

- Не за жену уж точно, хоть и любил ее, - Суоринен начал отступать к двери. Двигался осторожно, мягкими шажками заметившего опасного зверя охотника.

- За что? – прорычал Васька.

- За идею, конечно. Не мог я идеалов предать, в большевиков стрелять. Пришлось дезертировать из маннергеймовской армии, а чтобы приняли меня русские, застрелил, кого успел. Снайперов ведь в плен не берут, а я пришел с трофеями, Демид меня и принял, новое имя придумал, чтоб вопросов не было, легенду.

- И друга детства не пожалел.

- Это война, паренек, - продолжал Суоринен, и голос его баюкал, успокаивал, усмирял бившую в виски агрессию. – Откуда бы ты про Теему не накопал, там и половины правды нет. Что ты вообще о той войне знаешь? Легко было родиться с заложенными в мозг идеалами да воспитываться в мире, где черное отделено от белого, а правда ото лжи. Мы сделали свой выбор, все наше поколение, и не тебе нас судить да глупые речи о беседах с мертвецами вести.

- Это ты мертвец!

Васька ринулся на финна, махнул ножом, но Суоринен был готов. Подставив локоть, он блокировал удар. Вторая рука впечаталась Ваське в живот, выбив воздух и заставив вскрикнуть.

- Слабые вы, - с презрением произнес старик. – Безоружных только и бьете.

Заревев, Васька налетел на Суоринена всей массой, не пытаясь пырнуть его ножом, а желая свалить, подмять под себя, как Демида Антоновича. Борющиеся снесли дверь и вылетели в коридор. Не по годам ловкий Суоринен извернулся так, чтобы не дать Ваське упасть сверху. Они покатились, отталкивая друг друга и перетягивая руку с ножом. Удача улыбнулась Ваське, когда Суоринен приложился спиной о стоявшую в прихожей тумбу. Высвободив правую руку, парень размахнулся и со всей силы вогнал клинок в предплечье финна. Суоринен закричал от боли, Васька выдернул нож, вскрыв руку старика до самого локтя, но нанести смертельный удар ему не дали. Грубые руки сдернули парня с поверженного врага, прижали щекой к полу, стиснули запястье и выхватили оружие из ослабевших пальцев. Лежа с вывернутыми за спину руками, Васька бился в бессильной ярости.

- Лежи, щенок, - прошипел незнакомый голос. – Хуже будет!

- Не могу! Дайте добить! Что хотите делайте, только дайте его добить! Не могу Костер видеть больше, глаза их, не могу! – орал Васька. – Прошу!

- Лежи, сукин сын!

***

Первое время было совсем тяжко. Хуже всего были, разумеется, глаза Катерины. Ненависть, непонимание, странная нежность, слившиеся в них воедино, приходили к Ваське чаще, чем сочившийся через зазор между дверью и полом дым из черепа Теему, чем темно-оранжевые тени Костра, плясавшие на болотно-белой стене камеры, даже чаще, чем ставшая такой родной дрожь в руке, будившая парня каждое утро. В их последнюю встречу девушка не произнесла ни слова, только смотрела. Сетка разделила ее лицо на пугающие ровные ромбы, но глаз не пересекла. Такой Катерина и осталась в памяти Васьки – целостной в своей боли и разбитой на мелкие кусочки одновременно.

Он научился прятать тревогу от врачей, не смотрел на стену, когда она вдруг превращалась в белый, как маскхалат Теему, пар, и не бросался на дверь, когда в углу мерещился осуждающе качающий головой Коля. Принимал все таблетки и с охотой шел на любые процедуры. Улыбался, когда сочувствовавшая молодому видному мужчине сестричка-практикантка уверяла, что доктор убежден в полном выздоровлении Васьки.

Каждый вечер Васька становился на колени и молился неизвестно кому – судьбе ли, Христу с закрытыми глазами, святому с мечом в руке, Катерине, таинственному создателю Костров. Просьба у Васьки была одна: лишь бы Костер не оставил его, позволил продержаться до того момента, когда, наконец, можно будет выйти из лечебницы и довершить начатое. В противном случае, гуляя по подмосковным лесам, манящий огонек увидит кто-то другой.

+4
15:23
968
17:37
+1
Это не хоррор, а философия. Читается интересно, но много баллов здесь не наберёт. Неоднозначная тема красных и белых, закономерно, что юноша оказался в психбольнице. Разделяю, что он пришел к богу, но убийство отца Кати не понимаю и не приветствую. Мрачно вышло. Есть хорошие мысли, но не совсем для этого конкурса.
Комментарий удален
17:49 (отредактировано)
+1
Вторая рука впечаталась Ваське в живот, выбив воздух и заставив вскрикнуть.

Едва ли удар под дых заставит вскрикнуть. Это должен быть стон, или что-то менее громкое. Так как удары в живот, печень, селезенку… все они сбивает дыхание и заставляют глотать ртом воздух. А если этот удар был не критичен, тогда стоит убрать «впечаталась».
Тема рассказа мне не близка, но написано хорошо — добротные диалоги.
18:00
Тяжелое чтиво, фантастики здесь нету, даже фэнтези ни на грош. Скорее напоминает историю больного шизофреника, типа Игр разума, только с более печальным исходом.

Сюжет плохо просматривается. В рассказе ни полуслова нет о времени действия. Какой это год? Как я понимаю, времена СССР, но какое именное время? Это важно. Если перестроечных времен — то хотя бы понятно такое легковерие во всю потустороннюю хрень, а если послевоенный период — тогда бред. Там люди крепче были.

Главный герой смотрится неправдоподобно. Особой мотивации убивать будущего тестя у него нет. Нет особых душевных терзаний, так — только видения эти, которые трезвомыслящий человек может списать на все, что угодно. И не к священнику пойти прежде всего, а к доктору.

Что касается текста — не вычитан. Встречаются повторения слов по два раза в предложении:

Второго не было, равно как не было всей левой половины лица.


Итог: серое, скучное чтиво непонятно зачем присланное на конкурс фантастики.

22:51
+1
Наконец, стоящее произведение по-настоящему зацепившее. Я просто не мог оторваться до последней строчки. Автор мастер! Здесь есть все, что нужно хорошему рассказу.
19:29
+1
Да, отличный рассказ. Но местный контингент его завалит
11:13
+1
Автор ну почему ты не голосовал???? (((( очень жаль! всегда нужно сражаться до конца!;)
11:14
Если заглянешь сюда, автор, напиши мне в личку. У меня есть предложение.
Загрузка...
Маргарита Блинова

Достойные внимания