Алексей Ханыкин

Длиннохвостый Михалыч

Длиннохвостый Михалыч
Работа №216

1 ЧАСТЬ. Человек

Длиннохвостый вышел на охоту, когда ноябрьское небо полностью оказалось во власти луны и звезд. Державшийся в лесу несколько дней снег растаял еще утром, днем прекратился дождь, а к вечеру и небо полностью очистилось от облаков. Ночь была тихой и – как ни удивительно для этого времени года – теплой.

Уже трое суток приходилось питаться всякой мелюзгой: неизвестно почему, но рогатые перестали появляться. Неужто их распугали братья-конкуренты? Или – что еще хуже – участок облюбовал полосатый? Несколько раз видел его издалека. Если так, возможно, придется уходить, метить новые места… Мать в детстве рассказывала, что когда-то столкнулась на тропе с одним из таких. Это – не то, что лающие наглые твари, и даже – не воющие, хоть те и опасны в стае. Мать спасло лишь оказавшееся рядом высокое раскидистое дерево – для монстра ствол был слишком тонок, он не полез следом, хотя и ждал некоторое время, что она спустится.

Пища! Хоть бы хрюкающие появились… Конечно, с отцом семейства не справиться, уж больно клыки велики, но вот детеныши – в самый раз!

Длиннохвостый прислушался.

Ночные птицы подают звуки, это – да. А вот те, что нужны – не слышны. И – не видны. Пока не видны.

Он сидел на склоне высокого холма, и пытался рассмотреть среди расположенных ниже деревьев, валунов, изгибов береговой линии реки хоть какое-то движение. Несмотря на сгустившуюся темноту, благодаря острому зрению, да еще и сильному свету полной луны, мог видеть многое; пока, однако, кроме птиц, достойных внимания живых существ не наблюдалось.

Никого.

И запаха нет интересного, хотя…

С ясного неба порыв ветра принес вдруг нечто знакомое. Такое, что исходит от двуногих, которые каждый день появляются недалеко от логова. А еще они ходят по лесу вблизи рабочих троп и о чем-то гомонят. Некоторые постоянно приносят корм рогатым и прочей мелюзге – зерно, сено, соль. Двуногие, судя по аромату, вполне сходны вкусом с обычной дичью, но, к сожалению, слишком необычны, крупны, и главное – держатся большими стаями. А ведь еще в детстве учила мать: если встретишь даже одного двуногого, уступи ему тропу, потому что он – опасен!

Но они всегда передвигаются по земле. Что же происходит на этот раз?

Длиннохвостый стал пристально всматриваться в небо…

***

Николай Михайлович Крюков ощущал растущее беспокойство.

Слишком уж необычный они выбрали способ.

Сперва-то казалось, что дело верное: прилетели, высмотрели зверей в инфракрасную оптику, хлопнули их из карабинов, спустили затем вниз проводника, подняли дичь в сети на борт, улетели в тихое место, сняли шкуры…

Все Витька-баламут: из молодых, да – ранних. Только тридцать два, а уже – господин Огрызко, генеральный директор и депутат, понимаешь ли! Познакомились в Кении на разрешенном сафари. Ну, как «разрешенном»? Пришлось кой-кому сунуть… И не слабо сунуть, надо признать; но, зато – все легально: и проводники, и носильщики, и вывоз львиных шкур, и бивни. Вот тогда Витька и предложил: а давайте закрепим наше знакомство? Уж больно вы мне понравились, Михалыч, прямо таки, родного отца напоминаете, царствие ему небесное! Чем? Да такой же рассудительный и надежный. Без предрассудков. И глаз у вас – алмаз, с первого выстрела такого зверюгу завалили! Папаня так же лихо на полигоне в Эмбе с вертолета сайгаков мочил, правда – из автомата.

Что ж, глаз, и верно – не подводит. Да и рука по-прежнему тверда, хоть уже и пятьдесят девять отметил. Эх, сколько их добыл… Кажись, все – предостаточно, можно и на покой, как Хемингуэю, но вот, совратил, паршивец! Амурского леопарда, говорит, не хотите в коллекцию добавить?

Да, кто ж откажется? Только, их ведь охраняют, братец, туда же так просто не проберешься; на лапу, как в Африке, не дашь! Или – можно? Черт его знает, сейчас, вроде бы, прокурорские лютуют… Ежели на машине от Уссурийска пилить до заповедника, так заподозрят – там с этим строго. Пешком? Можно было бы, вот только возраст уже – не тот, ох, не тот! И, опять же: как оружие спрячешь? И назад со шкурами – как?

– А мы дирижабль используем, – пояснил Огрызко. – У меня фирма их производит. Собственная разработка. Размер миниатюрный, в нерабочем состоянии комплект в пару камазовских кунгов помещается. Кабина состоит из сборных модулей, композитный материал типаКИМФ. Для туристов их лепим, геологов, изыскателей. В перспективе можно будет даже сообщение открывать в глухих районах. Двигатель – электрический и совершенно бесшумный, оболочка – из китайского наноматериала, аккумуляторы – немецкие, скорость – приличная, и грузоподъемность – до полутонны. Новейшие технологии, Михалыч, наука для людей! Мы типа туристической экспедиции организуем, как бы рекламный патриотический пробег по дальневосточному бездорожью с целью показать возможности аппарата. Поддержка отечественного производителя, поэтому выезжаем на «камазах» и «уазах-патриотах», конечный пункт – Уссурийск. А вот между ним и Покровкой ночью и слетаем за зверями. Ноябрь, темно – самое подходящее время.

– А как же мы их в темноте увидим?

– Увидим! У нас, Михалыч, такие приборы стоят, что и на «Аллигаторах» – ночных вертолетах-охотниках применяются. Тепловизоры, и еще кое-чего, но это – между нами! Мы же и с военными сотрудничаем. Все выводится на дисплей. Любое животное видно, не говоря уже про людей. Мы их видим, а они нас – нет!

– А карабины, ножи? Вдруг нас проверят во время пробега?

– Это все доставим заранее, и отдадим проводнику. Зовут Спиридонычем. Он нас будет ждать в тайге. Подлетим, лесенку спустим… Дядя – из тех мест: потомок то ли местных маньчжуров, то ли белогвардейцев барона Унгерна. Или – родственник атамана Семенова. Черт его знает! Да оно и неважно; главное – человек проверенный, места знает отлично, и тварей этих добывал еще в пятидесятые годы. Через границу переходит, между прочим, не боится.

– Это ж, сколько ему лет?

– Не знаю, но выглядит хорошо. Видать, женьшень пьет. Я с ним уже на тигра ходил. Завалили. Шкуру себе оставил, а все остальное он забрал.

– И, что – тоже дирижабль использовали?

– Нет, там проще было – другие места, не в заповеднике. Тогда он мне про леопарда и рассказал. Правда, он его по старинке барсом называет…

Вот так и втянул Витька в авантюру.

Убедил.

Раззадорил, паршивец!

Лет ему столько же, сколько было бы сейчас сыну Алешке. Эх, Алеша, Алеша… Альтруист. Добряк. «Не убий», понимаешь ли, «защищай животных», «давай организуем заповедник»… Взял на охоту в Индию, а когда тигра не получилось с первого выстрела уложить, тот, разъяренный, бросился отчего-то на сына, который вылез из «лендровера» с фотоаппаратом…

Двадцать четыре парню было – вся жизнь впереди. Говорил ему – зверь, он и есть – зверь, и нечего его жалеть!

Эх…

И теперь, вот, ввязался в авантюру. Чует сердце, зря!

Как все вначале просто казалось… А когда до точки – рукой подать, что-то стало неуютно. Не тот уже адреналин, ох, не тот!

***

С чуть заболоченного склона, где устроился Длиннохвостый на крупном плоском камне с мягким мхом, сбегал небольшой ручей. Он любил это место: и попить можно, и окрестности обозревать удобно, и логово находится не слишком далеко. Чем хороша его пещера – несколько залов и множество ходов. Даже, если полосатый или косолапый захотят – не найдут. И еще – там очень удобно точить когти.

Склон порос небольшими, но частыми кустарниками, которые замечательно маскировали Длиннохвостого даже зимой. Идеальный наблюдательный пункт. Если сегодня не будет рогатых… Что ж, придется довольствоваться опять мелюзгой. В конце концов, и рыжая тварь с длинным хвостом способна утолить голод. Даже и эти – грызущие и суетливые. А что делать?!

Сейчас они тоже оживают и начинают движение среди почти лишившихся листвы деревьев. Тоже хотят есть…

Хорошо в лесу, особенно в такую пору, когда нет жары и надоедливых насекомых, когда не бьют непрерывно сверху холодные капли, когда не легли на землю глубоченные сугробы, а мороз не заставляет прятать нос в лапы. Если спуститься ниже, а потом еще и прогуляться по ночному лесу, то можно дойти до холмов, с вершин которых видно огромную водную гладь и странные диковинные образования, возвышающиеся над ней.

Однако, странно, думал Длиннохвостый, продолжая принюхиваться. Никогда еще двуногие не летали. Да и крыльев у них, как у птиц, нет.

Птицы…

Вот уж кого он не любил, так это – их! Не то, что не любил – ненавидел! А почему? Да, потому, во-первых, что не достать. А во-вторых – еще и наглые! Бывало, прихватишь рогатого, только начнешь питаться, так они – тут, как тут! Прилетают, и садятся вокруг на деревьях. Дескать – мы только посмотреть… Ага, конечно, посмотреть! Некоторые – уж ладно, так и быть – издалека, с воздуха наблюдают. А другие – те просто рядом прохаживаются, да еще иногда норовят подскочить, да отхватить кусочек! Ну, разве не наглость? И так приходится с сородичами конфликтовать, лающих-воющих учитывать, о полосатом думать, да про косолапого здоровилу не забывать, так еще и эти норовят без еды оставить. Каркают, орут, иной раз и до пещеры пытаются проследить… Короче, мерзкие твари, которые летают!

Но ведь у двуногих нет крыльев?

Там, откуда донесся запах, показалось на фоне неба медленно плывущее продолговатое тело. Оно постепенно вырастало в размерах…

***

– Скоро уже подлетим! – сообщил Виктор Огрызко радостную, как он полагал, весть своему старшему компаньону Михалычу. Он указал на крупный бортовой дисплей, где при помощи джипиэсовской системы рисовалось движение их дирижабля, и яркой красной точкой был отмечен пункт назначения.

Надо было поднять дух старика – уж больно он выглядел странно с тех пор, как взлетели. Конечно – возраст, и – главное: никогда не летал на дирижабле. Привык по старинке молотить добычу из засады, или – с лошади, слона, джипа… Говорит, даже с вертолетов не охотился. А тут, сразу – дирижабль. Вот и потерялся олигарх. Хотя, какой он олигарх? Да, дворец в Питере отгрохал, и виллу в Ницце имеет, а только иной депутат или глава района получше живет! Впрочем, охотник он, конечно, знатный: весь второй этаж шкурами, чучелами, да рогатыми мордами забил под завязку. Когда был в гостях, даже в туалете за унитазом увидел пришпандоренную голову архара. А – в другом – лося. Заслуженный браконьер России, так сказать! А ведь в газетах проходит, как меценат и благотворитель, ядрена вошь. Да-а, учиться еще и учиться жизни у таких людей, Витек!

Крюков кивнул и ответил:

– Я думал, холоднее будет. Хорошо хоть, в «джахтиджакте» не вспотеешь.

Охотничий костюм знаменитого бренда отлично сидел на старике, и единственным его недостатком, по мнению Огрызко, была расцветка – слишком яркий белый фон, на котором нанесены были в беспорядочном узоре серо-коричневые линии, имитирующие ветви кустов. Костюмчик-то – для зимней охоты, вот в чем фокус! Крюков, хоть человек и заслуженный, а упрям, как архар над его унитазом; так и не удалось переубедить, что, поскольку дело состоится ночью, и вылезать из кабины не придется, одеваться надо – в темное.

Эх, дедушка, дедушка…

То ли дело – Спиридоныч, прирожденный конспиратор! Одежда – собственного производства; физиономия – темная и морщинистая, такую даже разрисовывать не надо; говорит тихо, ходит бесшумно.

– А, что, Спиридоныч, – обратился Огрызко к проводнику, – ты, говорят, сам не охотишься?

– Раньше приходилось, – ответил еле слышно угрюмый старик. – По необходимости, когда жрать было нечего. А, чтобы для удовольствия – у нас так не принято. Мне еще дед говорил, а тому – его дед, что надо духов перед охотой задабривать. Зверь-то – он тоже душу имеет.

Ну, да, как же, как же, подумал Огрызко. Рассказывай сказки!

– Ну, это прямо таки, какой-то буддизм, – вступил в беседу Крюков. – Еще скажешь, Спиридоныч, что в перерождения веришь?

По праву богатого заказчика и давней уже привычке общаться с людьми ниже себя рангом, обращался он к проводнику по-простому, на «ты».

– Я вот столько их положил, и ни разу души не обнаружил! – продолжил Крюков.

– Душу увидеть нельзя, – ответил проводник. – А, ежели, про Будду – так, есть такое дело, и среди местных таких встретить можно. Из Китая и Кореи пришло. Они и мяса не едят. Я-то не буддист, но вот дед покойный верил. Он про духов говорил, дескать, у всех у нас они есть, и могут из людей в животных переходить. Если шел на охоту, то заговоры разные у шамана творил…

Крюков усмехнулся:

– Конечно, конечно. Не буддист, но мясцо употребляешь. А что – сам туши разделываешь, или только к столу с ложкой подходишь?

Проводник ответил не сразу, и была в его голосе слышна какая-то печаль. Или – злоба? Черт его знает!

– Разделываю. Не только их приходилось…

– Спиридоныч у нас многое в жизни повидал! – хохотнул Огрызко. – Не удивлюсь, если и с людей шкуры сдирал, ха-ха!

С этими словами он, словно фокусник, ловко выхватил из висевших на поясе ножен американское изделие «Spyderco Bill Moran» и помахал им в воздухе:

– Рекомендую – легкий и прочный: хоть – для лося, хоть – для тигра. Японская сталь, между прочим, так что, для местных условий – в самый раз!

– Кто как, а мы предпочитаем проверенные приборы, – ответил Крюков. – «Милитари», конечно, штука запрещенная, но, как говорится: если нельзя, но, очень хочется, то – можно! И в схватке – хорош, и для разделки подходит. А ты, Спиридоныч, чем пользуешься?

Проводник не ответил, а лишь посмотрел вниз в большое панорамное окно кабины.

– У него все – местное, – пояснил Огрызко. – Не доверяет прогрессу: даже «Пуукко» не ценит. И носки нордкапповские отродясь не надевал! О, глядите, кажись, засекли мы…

Он не успел договорить, потому что внезапно над их головами словно бы громко лопнула невидимая струна, следом за тем кабину тряхнуло, накренило, а потом они, набирая скорость, понеслись к земле со стометровой высоты.

***

Длиннохвостый не слышал звука, но увидел, как небесное продолговатое и диковинное тело, еще недавно приближающееся к нему, неожиданно потеряло округло-плавные свои очертания, резко сморщилось и, уменьшаясь в размерах, стало падать. Туда, где у основания холма ручей становился шире, и приобретал уже размеры небольшой речки.

Очень интересно!

Надо бы посмотреть, что там?

Он рывком поднялся и мягкими осторожными шагами отправился вниз.

***

Все произошло за несколько секунд.

Как видно, хваленая китайская нанооболочка лопнула, и газ рванул из нее, лишая дирижабль всех летных качеств.

Выругался на непонятном языке Спиридоныч, заверещал истошно проклятый депутат-аферист Огрызко, а Николай Михайлович успел только подумать «Все, приплыли!», как ударило кабину о громадный, торчащий около воды утёсище, и…

И улетели куда-то все крюковские мысли.

Конец!

Конец?

Или – нет?

2 ЧАСТЬ. Зверь

Да, нет – живой, слава Богу!

Николай Михайлович открыл глаза и осмотрелся.

Все нормально, похоже, и не поранился. Ну, это ж надо быть таким идиотом! Ведь нутром чуял, что не следует связываться с аферистом! Еще в Кении заметил, как у него зенки бегают. И все норовит подольститься: «отца напоминаете», «глаз-алмаз», «учитель жизни»…

Ну-с, что же с остальными?

Тут Крюков неожиданно осознал, что стоит на четвереньках. Мало того: хоть и ночь в тайге, а он отлично все видит – почти, как днем! Зрение, что ли, после падения улучшилось? Странно.

Еще страннее было, впрочем, что находился он от упавшего дирижабля метрах в пятнадцати, притаившись за стволом какого-то дерева, и высунув из-за него лишь голову.

А в кабине между тем происходило какое-то копошение. Удивительно, но даже свет в ней горел, и только повылетали все стекла из окон, да дверца оторвалась. Крепкая штуковина! Из нее с кряхтеньем выбирались Огрызко со Спиридонычем, выволакивая…

Чего это они тащат?

«Чего»?

Кого?!

Это же они его тащат!

Черт подери, но – как же так?

Как он может быть там, когда он – здесь?

Крюков похолодел и тут только обратил взгляд на свои руки.

Руки?

Да, какие, к чертовой матери, руки!?

Лапы – мощные бело-желтые лапы с когтями, и покрытые к тому же темными коричневыми пятнами!

Мать твою, перепугался Крюков, да что ж это случилось?

До него донеслись отрывистые и злобные крики:

– Не дышит, видишь, и башка пробита!

– Не слепой! Что делать будем?

– Откуда я знаю? Мы же – около Скалистой?

– Рядом, начальник.

Так, так…

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!

Постепенно до Крюкова доходил весь ужас происшедшего. Осматривая себя, он все яснее понимал, что стал… Зверем! Да, похоже, не просто зверем, а еще и тем, шкуру которого собирался добавить в свою коллекцию. Барсом! Дальневосточным леопардом, мать твою!

Это… Как же так?!

Тут вдруг с необыкновенной отчетливостью вспомнились ему слова проклятого проводника Спиридоныча: «Зверь-то – он тоже душу имеет… Дед покойный верил. Он про духов говорил, дескать, у всех у нас они есть, и могут из людей в животных переходить. Если шел на охоту, то заговоры разные у шамана творил».

Вот оно как, значит. Буддизм, так сказать, в чистом виде…

Да ведь этого не может быть!

Не может?

А это – что? Крюков поворотил голову назад и вильнул хвостом. Ох, и длинный хвостяра, однако! Кто ж я теперь? Леопард? Леопард длиннохвостый, вот кто. Длиннохвостый Михалыч…

И тут в животе у него забурчало. Поесть бы, подумал Крюков. Последние дни все какой-то мелюзгой питался: мыши, белки, бурундук. Сейчас бы оленя прихватить, черт подери!

Ничего себе!

Это что еще за мысли дурацкие? Какие «мыши», «белки», «бурундук»? Ведь перед вылетом Спиридоныч шашлыком из осетра кормил, и запивали его «Камю»!

Однако вместо картины того, как они возле «Камаза» у костра наслаждаются шашлыком, в голове Крюкова нарисовался совершенно другой эпизод: он в темноте у реки рвет клыками и пожирает мелкого длиннохвостого зверька. Причем – в сыром виде!

И мать еще почему-то вспомнилась… Пятнистая и хвостатая, говорящая, дескать, увидишь двуногого – сойди с тропы!

***

Между тем склока среди недавних компаньонов Крюкова разгоралась.

– Карабины и ножи надо утопить! – кричал Огрызко, суетливо вытаскивая из кабины оружие. – Если нас с ними застукают, запросто могут срок навесить. Меня ж тогда с депутатства попрут, Спиридоныч!

– Вот свой и топи, – огрызался проводник. – А я у этого добро прихвачу. И нож его мне пригодится. В Китай пойду, понял? Хочешь, идем вместе, изобретатель хренов!

– Да какой Китай, ты что – сдурел? Погранцы схватят, а ты и расколешься про нас…

– Заткнись, шнырь! – неожиданно резко, зло и раздельно произнес проводник, и Крюков увидел, как полыхнули его глаза.

Да, это уже был совсем не тот тихоня, что еще недавно сидел в дирижаблевской кабине, а вчера нарезал шашлык! Матерой дикой силой повеяло от старика; не зря, ох, не зря намекал Витька, что не только зверей шкурил этотбожий одуванчик!

Депутат-бизнесмен притих, весь словно бы ужался и сделался меньше в своем хваленом аляскинском костюме, а Спиридоныч деловито собрал в рюкзак немного барахлишка, съестные припасы, что взяли они с собой в этот полет, крюковский нож устроил на поясе, а его «тигра» взял на плечо. Все это он проделал быстро, после чего, не оглядываясь, пошел прочь от разбитого дирижабля.

Двигался он, надо отметить, под лунным светом, очень уверенно, и даже не пользовался фонарем.

Огрызко только молча смотрел ему вслед. Видно было, что он совсем утратил присутствие духа. Впрочем, похоже – не совсем. Нацепив на лоб яркий светодиодный «олайт», и взяв своего «тигра», направился к воде.

Все же утопить решил, понял Крюков. Логично. Утром его найдут, а он скажет, что никакой охоты не планировал. Просто сбился с маршрута – приборы, типа, забарахлили. Потому и авария случилась. Михалыча, значит – насмерть, а куда делся Спиридоныч – не знаю. Скажет, очнулся, а того нигде не видно было.

Все правильно: сам бы так поступил.

Но что делать дальше?

Теперь, когда оказался в леопардовой шкуре?

Это, что же – навсегда?..

И пожрать бы не мешало, голод-то ощущается все сильней. А, может – этого?..

Нет, это уж – слишком, не хватало еще каннибализмом заниматься!

Мысли путались: то они были обычными – его, крюковскими, а то вдруг приобретали какой-то нездоровый звериный оттенок; например, возникала в голове оленья туша, из прокушенного горла которой аппетитно хлестала кровь, или – убегающий через заросли поросенок, или – драка с тремя собаками, или – молодая и красивая леопардиха.

Господи, еще и любовь звериная приплетается!

А, Спиридоныч-то – редкостная сволочь! Спер карабин с ножом, и думает, что это ему с рук сойдет! В Китай, значит, намылился, подумал Николай Михайлович. А если я тебя сзади прихвачу, дедушка? Красть чужое – грешно, очень грешно!

Да ведь теперь уже и карабин мне ни к чему, сразу же осекся Крюков. Леопард с карабином – это же, курам на смех! Теперь надо о будущем думать, о том, как дальше жить. А что – прохвост?

Прохвост Витька между тем, ярко освещая путь, спустился со своим вооружением к реке и, отломив длиннющую ветку, тыкал ей в воду. Ага, ищет, где поглубже, догадался Крюков, шмыгнув за ним. Хочет, чтоб наверняка утопить «тигра», чтобы, значит, и найти никто не смог. Правильно мыслишь, сынок! Вот, жалко, что раньше мозгов тебе не доставало, когда меня на это дело сфаловал, скотина!

Он с некоторым злорадством наблюдал, как депутат-бизнесмен отыскал, таки, подходящий затончик, и, после некоторого колебания, швырнул в него карабин. Следом полетел и хваленый американский нож.

Бульк!

Вот и все. Отохотился, дебил! Жди теперь утра, пока не станет светло – может, тогда тебя обнаружат.

А мне каково?

Ответом Крюкову был едва слышный шорох, что послышался от реки с подветренной стороны, метрах этак в двадцати от бизнесмена.

Крюков насторожился, ощутив в себе незнакомую дотоле способность к молниеносной реакции.

Что-то было нехорошее в этом шорохе. Причем, одновременно – незнакомое, и – очень даже знакомое.

Он всмотрелся во тьму.

Кто-то осторожно и мягко перемещался за прибрежными кустами.

Бизнесмен, пригорюнившись, сидел неподвижно у кромки воды. Шороха он, разумеется, не слышал.

А зря, братец, ты такой беспечный – даже не понял, а просто почувствовал Крюков. Ведь это же…

Это же – тигр!

Да какой здоровенный! Гораздо больше того, бенгальского.

А у этого дурака теперь – никакого оружия! Тридцать два года – столько же и Алешке бы сейчас было.

И до дирижабля бежать ему метров сорок…

***

Виктор Огрызко, избавившись от оружия, раздумывал о том, как поступить дальше. Самым правильным было, с точки зрения логики, разжечь костер возле остатков дирижабля, и ждать, когда рассветет. Тогда можно надеяться, что его обнаружат заповедниковские туристы, или – спасатели. Ведь должны же забеспокоиться те, что остались с машинами.

Помощника Серегу – надежного дружбана, который был в курсе охотничьего замысла, предупредил, что вернутся часам к шести утра. Может – раньше. Систему контроля за движением дирижабля на всякий случай отключили – мало ли что… Но точку, куда они летели, Серега знает. Условились, что если не возвратятся часам к десяти – значит, что-то пошло не так. Тогда надо связываться со спасателями, и упирать на то, что, возможно, дирижабль сбился с маршрута. Дескать, ребята хотели проверить работу приборов ночью, поэтому решили полетать…

Внезапно Огрызко ощутил за спиной чье-то присутствие.

Он медленно обернулся, и тут же застыл в неподвижности. Неподвижности, соединенной с ледяной волной ужаса – такой сильной, что даже прекратил дышать.

Тигр.

Жуткая тварь стояла от него в нескольких метрах и смотрела в упор.

Боже мой, амурский тигр – огромный, гораздо больше того, что убил в прошлом году!

Кажется, монстр понимал, что Огрызко полностью в его власти, и не торопился с прыжком, а просто хотел напоследок рассмотреть получше добычу. Или – не был уверен, что это – добыча?

А может быть, он никогда не видел людей? Или же – сыт, и не будет нападать?

Мысли-вопросы панической стаей неслись в голове Огрызко, и в ярком свете фонаря он, словно в замедленном кино видел, как щурится тигр, как с пасти его капает слюна, как припадает он к земле…

Бежать?

Но это – бесполезно, твари лишь удобнее будет прыгнуть ему на спину.

Огрызо застыл, будто загипнотизированный зверем, не в силах двинуть даже мизинцем, даже издать хоть какой-нибудь устрашающий возглас. Да, какое там «издать», когда в горле моментально пересохло.

Выхода не было. Вообще – никакого выхода!

Конец?

Оставалась еще, может быть, пара секунд, и тут тигр издал громовой злобный рык, дернулся, изогнулся назад, и Огрызко увидел, что в хвост ему вцепилась пятнистая кошка – гораздо меньшего, чем тигр, размера.

Да это же…

Дальневосточный леопард, или – барс, как называл его Спиридоныч. Тот самый, за которым они прилетели, черт возьми!

Несколько секунд в свете фонаря Огрызко видел жуткую и невероятную картину: леопард, зажавший в челюстях конец тигриного хвоста, и ревущий монстр, кружащийся, и старающийся стряхнуть леопарда.

Потом тот отлетел и рванулся в заросли.

Тигр ломанулся следом, и через мгновение все стихло, только помятые кусты, да сломанные их ветви на земле напоминали о необычайном сражении.

Опомнившийся Огрызко бросился назад к дирижаблю, к его почти неразрушенной кабине.

Туда, туда, где можно оказаться хоть в какой-то безопасности! Разжечь перед дверным проемом костер, и ждать, ждать утра.

Его била страшная дрожь…

***

Крюков отпустил хвост тигра, потому что при болтанке его сильно ударило головой о валун. Сознания он не потерял, просто сработал рефлекс. Звериный уже рефлекс. Леопардовый.

Надо было удирать.

Ясно, что тигр забыл про Витьку, и все внимание теперь сосредоточил на нем. Парень-то, дай Бог, добежит до кабины и там пересидит до утра, а вот самому надо спасаться.

К счастью, он обнаружил в себе невероятную ловкость.

Во-первых, удалось сделать какой-то совершенно цирковой акробатический прыжок в высоту – метров на пять, и тем самым увернуться от клыков разъяренного чудовища. Во-вторых, благодаря новообретенной гибкости и стремительности, он после приземления удачно проскочил между двумя полуокаменевшими стволами деревьев, в то время как тигр – из-за огромности – временно застрял там, и лишь после нескольких рывков смог освободиться. Да и масса его – не меньше трехсот килограммов! – придавала телу сильную инерцию, отчего он не мог совершать повороты так же успешно, как Крюков.

Человеко-леопарду удалось оторваться от врага на десяток метров, и теперь он мчался выше по склону к спасительным деревьям. Он понимал, что его козыри – легкость и небольшой размер – позволят спастись наверху, куда чудовище просто не сможет забраться.

Только бы успеть добежать!

Тигр продирался с шумом сквозь кустарники, совершая временами жуткие прыжки, но, все же, каждый раз промахивался.

Они все дальше удалялись от реки, и примерно через минуту Крюков уже взлетел на первое попавшееся дерево. Правда, ствол его оказался на редкость большого диаметра, и преследователь также начал по нему подъем.

Это было неприятным сюрпризом.

Взбираясь выше, Крюков осознал, что дерево выбрал не слишком удачно. Оно было невысоким, и, похоже, уже доживало свой век. Вместо гибких длинных ветвей сохранились лишь толстые засохшие суки, которые вполне могли обломиться под его весом.

Значит, придется спрыгивать на землю и снова удирать по ней.

***

Проводник Спиридоныч быстрым шагом двигался по лесу в сторону Китая. Ему не нужен был фонарь, поскольку он привык за многие десятки лет ориентироваться в амурской тайге при минимальном освещении. А уж в лунную звездную ночь, да, когда еще и – знакомые места – тем более. Тайга – дом родной, за плечами – карабин и рюкзак со съестным, на поясе – нож, на руке – компас; все, что нужно для бывалого человека.

Ясно, что границу в эту ночь перейти не удастся, но есть, есть тут надежные места, где можно схорониться.

Конечно, досадно, что дирижабль рухнул и заработок накрылся. Еще хуже, что один мужик погиб. Если бы остался жив, можно было бы надеяться, что все обойдется. А так – точно начнется большое разбирательство, и его начнут тягать на допросы. А вот это – абсолютно излишне! Есть многое такое, что не позволяет общаться с полицией и фээсбэшниками… Поэтому надо делать ноги. На той стороне можно будет отсидеться несколько месяцев, а уж потом – как Бог даст!

До рассвета надо как можно дальше удалиться от места падения. Эх, редкие козлы вы, господа «новые русские»!

За спиной послышался неясный шум. Треск веток.

Словно кто-то преследовал...

Неужели погоня? Но ведь это просто невозможно. Невозможно, чтобы так быстро их обнаружили!

Однако надо быть готовым по всему, а потому старик сдернул с плеча карабин и передернул затвор. Хорошая игрушка: простая, надежная, точная, оптический прицел, магазин на десять патронов…

Прямо над его головой в высоком прыжке пролетело стройное гибкое тело. Лишь одним глазком успел оценить, что это было.

Барс!

Ударить из карабина не успел, да это и не нужно было делать, потому что следом появился гость гораздо хуже.

Амурский тигр!

Зверь был страшно разъярен, и Спиридоныч – как не был тренирован и опытен в охоте – все же не успел точно прицелиться…

***

Крюков на бегу услышал за спиной два выстрела и ужасающий тигриный рев.

Что там стряслось?

Кто это?

Проводник?

Что, попал в зверя? Нет?

Думать об этом было, впрочем, некогда, да и незачем. Следовало, коли появилась такая возможность, окончательно оторваться от тигра. Оторваться, занять выгодное положение среди скал, осмотреться.

Некоторое время еще попетлял среди кустарников и деревьев, взбираясь по скалам все выше, а затем решил перевести дух. Забрался на высокое дерево и улегся на толстой ветви, свесив вниз переднюю лапу.

Сердце постепенно успокаивалось и переходило на ровный ритм.

Пора подумать, как быть дальше. Благодаря замечательной памяти, он помнил многое из того, что вычитал в Википедии о здешних местах.

Итак, что мы имеем?

Двадцать процентов осадков выпадает с ноября по март, и меньше всего их будет в январе с февралем. Хорошо это, или плохо? Черт его знает. В январе холоднее всего, и средняя температура держится около пятнадцати градусов мороза. Это – погано, хотя, дай Бог, отрастет подшерсток. Просто, чтобы выжить, придется хорошо питаться. А что жрут здешние леопарды? Ну, это он уже знал и без Википедии – как видно, природный инстинкт подсказывал. Олени, кабарги, косули, горалы, кабаны и их потомство. При случае можно поживиться и мелюзгой типа барсуков, енотовидных собак…

Что еще?

Эх, до чего дошел, Михалыч! Возможно придется питаться даже выдрами, белками, лесными котами, бурундуками… Дай Бог, не дойдет до землероек, лягушек и летучих мышей! Неужели это навсегда?

Когда через сутки возвратился к месту, где предположительно схватились тигр и проводник, ничего не напоминало о происшедшем событии. Ночь снова была теплой и спокойной, а лунный свет по-прежнему безмятежно озарял бесконечно красивый осенний дальневосточный пейзаж.

Также не осталось следов и там, где обрушился дирижабль.

Как, однако, быстро, все убрали!

Начиналась новая жизнь, и пора было думать о хлебе, так сказать, насущном.

Хлебе?

Ха-ха-ха, какой там «хлеб»!

Звериный инстинкт заработал быстро и на полную мощность, легко сращивая прежнего личность Николая Михайловича Крюкова с новой ипостасью. Былая человеческая жизнь отдалялась, а вот леопардовская – решительно занимала свое место в мозгу.

Он помнил…

***

Он помнил уже не только жизнь в Санкт-Петербурге, прогулки по Невскому и Летнему саду, дом-дворец с трофеями, сафари в Африке, Индии, Южной Америке и отдых с распутными девицами пониженной социальной ответственности на Лазурном берегу; в новой клыкастой пятнистой голове хранились теперь воспоминания о звездных безлюдных ночах на берегу Амура и встречах со стаями волков, ужас от лесных пожаров, ненависть к вырубщикам леса, и даже – совсем уж диковинные подсознательные картины из жизни древних предков-пантер, живших миллионы лет назад.

Первым делом следовало решить, оставаться ли на прежнем своем охотничьем участке, или же идти на поиски нового. Решил рискнуть и остаться, поскольку уж больно хорошо и привольно было тут. Да еще и просто красиво!

Он делил территорию с парой братьев-конкурентов, но отношения у них сохранялись пока чисто деловые – те имели свои логова в отдалении, и лишь крайне редко пересекались с ним на охотничьих тропах. Надо было только заботиться о том, чтобы они не метили центральный район участка задирами на деревьях, взрыхлением земли, да не оставляли следовых цепочек, экскрементов и мочевых точек.

Участок был обширен и хорошо населен живностью, причем чудовищный тигр больше не появлялся. Пару раз попадалась на глаза рысь, которая спешила скрыться от Крюкова, да еще однажды с дерева он видел медведя. Косолапый здоровила прошел внизу с озабоченным видом и скоро исчез из вида. Очевидно, искал место для зимовки.

Надо признать, как это ни удивительно, что жить леопардом вскоре Крюкову понравилось. Почему? Может, потому, что ушли от него суетные прежние желания? Не надо было теперь заботиться о пополнении коллекции трофеев, о поддержании порядка в питерском доме и вилле на Лазурке, следить за финансовой отчетностью гендиректоров да бухгалтеров многочисленных фирм, общаться с нужными, хотя и неприятными людьми, участвовать в дурацких благотворительных мероприятиях, следить за публикациями в прессе…

То ли дело тут!

Высокие холмы с изумительными хвойными и широколиственными лесами, величественные кедры и пихты, мягкие мхи и лишайники, изобилие рек, огромное озеро Хасан, чистый воздух и главное – свобода! Свобода, которой он – при всех его деньгах и влиянии – был лишен там.

Постепенно Крюкову стала нравиться новая внешность, и он частенько спускался к реке, чтобы полюбоваться на свое мускулистое, гибкое и стройное тело. А ведь, пожалуй, оно намного красивее того – обрюзгшего человеческого, думал он. Отличный мех (гораздо красивее шкур, что находятся в питерском доме!): светло-желтый, с золотистыми переливами и замечательными коричневыми пятнами. И длинный хвост – штука очень даже полезная, особенно при прыжках. Без когтей тоже в нашей жизни не обойтись…

Обретенные способности приводили в восторг. Например – с места прыгнуть в высоту на несколько метров, или – спуститься вниз по отвесным скалам. Человеческие возрастные слабости ушли в прошлое, и он не только быстро ощутил себя матерым альпинистом («настоящим «снежным барсом»!), но также и отличным спринтером, и умелым пловцом, не боящимся ледяной воды. Старческая дальнозоркость трансформировалась в феноменальную способность различать с холмов добычу на огромной, ранее невообразимой дистанции.

И еще он стал очень силен, что помогало ему уволакивать в дом-пещеру оленей, размером в два раза больше его самого. Еды хватало, и особенно он полюбил косуль, которые обеспечивали ему неделю-полторы беззаботной сытной жизни.

Новые охотничьи навыки обнаружились абсолютно естественным образом, так что уже через сутки он прихватил первую косулю, подкравшись к ней на несколько метров, и затем настигнув в короткой серии прыжков.

В сущности, на леопардовскую диету Длиннохвостый Михалыч перешел легко, да и холод не особенно донимал, но вот необходимость прятаться днем в пещере и избегать людей частично угнетали. Разум требовал еще человеческого общения, а новоявленный инстинкт диктовал уже другое.

«Если встретишь даже одного двуногого, уступи ему тропу, потому что он – опасен!»

Конечно, опасен – это он знал по себе. Сколько животных умертвил, и ведь не из чувства голода (как теперь), а от мерзкого охотничьего азарта! Может, за это и наказал его Всемогущий, сделал Длиннохвостым Михалычем?

И зачем, спрашивается, это было надо? Почему не мог (как другие, нормальные люди) вместо истребления зверей, наоборот – помогать им? Ведь Алешка же никого не убил, а – наоборот! И – эти, которые ходят по заповеднику с экскурсиями, и служители, и ученые, и охрана. Смотрят, изучают, фотографируют, еду приносят, заботятся.

Вот она – настоящая «земля леопарда»!

Умиляли Длиннохвостого Михалыча экскурсанты, а особенно – дети, которые старательно следовали указаниям экскурсоводов, и старались не только не мусорить, но и вообще, случайно не раздавить гриб, не помять кустик, не сломать веточку. Эх, если бы он раньше был таким!

Он смотрел издалека сверху на людей, и ощущал, как медленно меняется. Странное дело: превратившись в животное, он в большей степени стал ощущать себя человеком!

***

А в январе Длиннохвостый Михалыч встретил ее – молодую и невероятно красивую леопардиху. И, как в юные невинные годы, влюбился.

Что же дальше?

Обязательно – сын.

Маленький барсик, которого он заранее решил назвать Алешей.

Впрочем – это уже тема другого рассказа…

0
23:06
285
Владимир Чернявский

Достойные внимания