Пари

-Заключим пари!

-Я не заключаю договоров с людьми. Мне прекрасно известно, по каким ты играешь правилам. Твои провокации не имеют здесь силы, - решительно запротестовал низкий голос, настолько громкий, что болезненным эхом отдавался в темени.

-Послушайте, я совершу невозможное, - продолжал гнуть свою линию другой, - я найду человека, который будет умолять позволить ему занять мое место. Все будет честно. Ни тени лжи, ни блеска лести. Если я выиграю, вы дадите мне второй шанс. Если проиграю - отошлете в самый низ.

-Разве такие, как ты, могут хоть на десятую долю понимать, что происходит там, внизу? Не обрекай себя на то, о чем и подавно не имеешь представления. Отныне и вовек не приходи сюда, ради своего же блага, - холодно отрезал тот, кто был властен над судьбой просящего.

-Неужто вас совсем не прельщает перспектива узреть удивление вышестоящих инстанций? Подумайте только, обычная душа будет готова отдать все, лишь бы попасть к нам. Станет умолять, унижаться, ползать у наших ног, мечтая занять место, которое я не ценю вовсе! Для вас сплошная выгода, - без устали стрекотал второй голос.

-Мне ведомы все твои помыслы. Твоя самоуверенность представляется мне Нилом, что бездумно разливается и тратит свои силы. Он зазря орошает почву, на которой ничего не взрастет. Однако идти против течения реки, когда все в ней кричит повиноваться, не имеет смысла. Да будет так. Я принимаю твое предложение и с нетерпением жду обещанную жертву. Отправляйся наверх и молись, чтобы я никогда более тебя не увидел.

***

10:20. Среда, 10 декабря 1986 года. Сложно сказать, что сподвигло создателей учебного плана второго курса механико-математического факультета включить в программу философию, но расклад этот радовал Андрея Белова. За тонкими прозрачными стеклами аудитории бушевала метель, способная в любую минуту пробить стекло времен Российской империи и осыпать градом осколков всех соизволивших прийти на семинар в такое ненастье. К счастью, на пару пришло всего трое человек: Варя Хмельницкая, наш герой, а также Дима, который сел слева от ребят. Андрей этим роковым утром в основном был занят своей соседкой Варенькой. Отчего-то ему становилось легче вблизи этого невинного и жизнерадостного существа. Особенный, хрипловатый голос Татьяны Алексеевны - преподавателя - мелодично и стройно разливался по аудитории, убаюкивающим эхом отдаваясь в глубине сознания. Что такого особенного было в Варе, объяснить Андрею было сложно, но дышать одним с ней воздухом было так сладко и трогательно, словно она была пылающим островком жизни. Андрей понимал и даже с радостью принимал невозможность своих к ней и ее к нему романтических чувств. Он чувствовал, что не способен был любить или быть любимым, а Варя была для него лишь предметом искусства. Размышляя о ее дыхании, чистых руках, на которых не было ни маникюра, ни украшений, Андрей и не заметил, как к нему обратилась преподаватель. Татьяна Алексеевна вопросительно смотрела на него, неспособного ей ничего ответить в силу своей чрезвычайной увлеченности сидящим справа ангелом.

-Чтож. Вы молчите. Значит, предоставим вам с Хмельницкой возможность совместно разобраться в проблеме и к следующей практике написать статью, - торжественно сказала она и приторным тоном продолжила. - Я отлично сознаю, насколько неоднозначен поставленный вопрос, посему даю вам действительно много времени. Напомню, следующий со мной практикум у вас в марте.

Сама судьба благоволила Андрею этим ненастным днём. После семинара Варя догнала его и предложила переждать метель в библиотеке, обсуждая будущую работу. Пазл сложился идеально: чай, сушеные яблоки, словарь Ожегова, пыльные обложки книг, тысячи бессмысленных цитат, среди которых им требовалось отыскать хоть одно драгоценное предложение по теме. Тема, к слову, звучала следующим образом: «Что есть объективность и тождественна ли ей совесть?» Нашему герою-фаталисту оставалось лишь благодарить судьбу за этот по-настоящему живописный день. Он еще не знал, что за ним последует самая непроглядно темная ночь.

19:34. Пятница, 26 декабря. Столичный метрополитен. Андрей возвращался из вокзала в общежитие, где его ждал столь вожделенный горячий чёрный чай и незаконченный реферат. Он стоял, прислонившись к стене около дверей поезда, наблюдая за отражениями в их стеклах. Поезд останавливался, двери открывались, заходили люди - одинаковые, недостижимые, занятые собственными мыслями фигуры. Он стоял лишь в метре от них, но по его ощущениям они были в разных мирах. И в своём мире Андрей совсем один. На тысячи и миллионы километров вокруг ни души: только свой голос он мог слышать, видеть только свою улыбку, разговаривать только с собой. И как ни странно, так было всегда.

Со стороны наш герой выглядел обычным тощим студентом с голубыми печальными глазами и бессмысленным взглядом, устремленным в пустоту, но внутри у него перманентно тлели сотни переживаний. «А был ли у меня дом? Можно ли считать домом родную квартиру, где я был будто бы декорацией? Об общежитии и говорить нечего. И разве отличался я чем-нибудь от старого ковра, который, отслужив своё, был выброшен в мусорку, откуда бедные, не брезгливые граждане забрали его в другую квартиру? Отличался ли я чем-то от мебели? Живу я или лишь существую, пока не выйдет срок эксплуатации? Есть ли мне хоть какой-то смысл жить?» - с больно колотящимся сердцем рассуждал Андрей. Ему отчаянно хотелось услышать «нет», но некому было ответить ему, кроме него самого. А он не знал, не хотел верить, что ответом может быть «да». Не менее отчаянно ему хотелось схватиться за голову, выбежать на ближайшей станции, упасть на колени и горько зарыдать, кричать так громко, чтобы сел голос, чтобы хоть кто-нибудь услышал его, чтобы хоть кто-нибудь ответил ему «нет».

***

23:38. 27 декабря. Этой загадочной ночью мы не застали бы нашего героя мирно спящим в своей постели. Так неестественно было видеть его сегодня здесь. На Котельнической набережной. На вечеринке Дмитрия Чертанова, Митеньки, как его называли товарищи, в честь наступающего года. Где была и она. Варя. Девушка, что пригласила его, но растворилась в море пьяных тел, как только они вошли в эту проклятую квартиру. Все нутро нашего героя кричало, что ему здесь не место. Но что-то заставило его остаться, выйти на балкон и ждать. Ждать чего-то необъяснимо важного.

Андрей и не заметил, как через время снова стал терзать себя тяжелыми мыслями. Вечный пожар ядовитым пятным разгорался на море души нашего героя. Ком в горле не давал спокойно дышать, кровь, казалось, вскипает и вязким омутом оседает где-то в груди. Крик рвался наружу, но оглушительные, полные веселья голоса одногруппников не давали окончательно забыться. Он дрожал от холода, но эта легкая боль, заглушая душевную, облегчала его страдания в эту страшную ночь.

Андрей погружался в свои мысли, как вдруг почувствовал прикосновение к плечу. Сиплый голос чужака ворвался в его хрупкий мирок:

-Брат, ты словно вмерз в этот забор…или поребрик, как его там? Все вообще нормально? Не против, я тут покурю? - громко спросил его незнакомец, уже державший в руках сигарету.

-А… да…- Андрей испугался собственного хриплого голоса и в нервно закашлялся, - да, да, конечно, - ответил он, отнимая окаменевшие ладони от ограждения.

-Чудно, - равнодушно сказал его новый знакомый и тут же закурил.

Андрею стало невыносимо неловко. Пару секунд он пытался побороть стеснительность и заговорить с человеком, вторгнувшимся в его невеселые грёзы. Однако ни сил, ни смелости ему не хватило, и наш герой лишь трусливо сбежал. В комнате его обдало теплом уютной натопленной квартиры. Хотя Андрей никогда не был на море, дубовый паркет казался ему горячим черноморским песком: в нем приятно утопали заледеневшие стопы. Приглушенный свет стеариновых свеч, звенящие бутылки, упавшие стаканы, люди без лиц и имён, занятые своими делами, - такой предстала перед ним гостиная в одной из богатых сталинских высоток, квартира в которой принадлежала Диме. Трудно было не заметить, что из всех гостей Митю интересовала лишь Варя, с которой он без тени стыда флиртовал в ту ночь. Они устроились на коричневом кожаном диване и явно наслаждались обществом друг друга. Андрею решительно некуда было деться, кроме этого несчастного дивана, и он уже почти сел, как вдруг заметил хищный предупреждающий взгляд Димы. Между ними промелькнула искра понимания, Андрей скомкано развернулся и направился вон из гостиной. Подальше от безликих людей, студентов n-курса m-факультета, пьющих напиток k, который спровоцирует в будущем у них болезни степени тяжести L. Подальше от Мити Чертанова, в зрачках которого он прочел до боли знакомое выражение озлобленности, презрения ко всему на свете. Почти бессознательно Андрей прошел в самую дальнюю комнату. Переступив порог, он окунулся в непроницаемое облако тьмы. Его внимание привлекло кресло в дальнем углу. Он обрадовался, что сможет присесть и погрузиться в созерцание едва видимых узоров на обоях. Но приблизившись на шаг, наш герой заметил, что оно завалено горой каких-то предметов гардероба. В ту же секунду до его слуха донёсся шорох, исходящий прямо от этой «горы», и ее очертания немного изменились, приобретая облик человека. Наш юный герой, совсем беззащитный, только в эту секунду осознал, что находится во мраке неизвестной ему квартиры, среди чужих людей, чужих взглядов и звуков. И сей мрак словно начал душить Андрея, протянув к нему свои тощие угловатые лапы. Казалось, минуты превратились в часы, он невыносимо долго стоял, вперив взгляд в место, где у «горы» должны были быть глаза. Каким-то образом он ясно ощущал их на себе взгляд. Но вот фигура начала увеличиваться в размерах, неслышным шагом, словно паря, приближалась она к молодому человеку. Вот Андрей уловил ее размеренное дыхание, шорох одежды, хруст суставов и блеск влажных черных зрачков. Наш герой так сильно хотел хоть что-нибудь сказать, вынырнуть из этого затягивающего болота, разрушить иллюзию, но он мог лишь наблюдать за чем-то непостижимым и ужасным в своей непостижимости.

-Не бойся, - заговорила первой фигура.

-Меня Андрей зовут… - сказал он против воли. - Я здесь случайно оказался, честно. - лепетал он, ощущая себя маленьким мальчиком, которого застали за чем-то постыдным.

-А мое имя ты уже знаешь, - нежным голосом с улыбкой проговорила тень, - ты даже можешь его назвать. Назови его, Андрей.

-Лота.

Он искренне не знал, почему сказал это, искренне не помнил, откуда знает ее имя, оно будто бы было с ним с самого его рождения.

Правильно! - весело воскликнула она и, помедлив, продолжила. - Тебе сложно понять, но все это время я приглядывала за тобой из лучших побуждений. Сейчас нас никто не потревожит, твою пропажу не заметят, и мы наконец сможем спокойно поговорить! Я так рада! Можешь задавать мне любые вопросы, я знаю, у тебя они есть, - она шептала это ему прямо в ухо, так, что Андрей ясно чувствовал ее дыхание на своей щеке.

В полной темноте он ощущал ее невидимые руки, крепко обнявшие его плечи, ее призрачные волосы, волнами растекающиеся по всей комнате. Окутав его своими чарами, точно сознавая, что, как и когда надо сделать, Лота прекрасно контролировала нашего героя и наводила его на нужные размышления. А он тем временем ощущал к ней абсолютное, столь не свойственное его натуре доверие.

-Почему мне так страшно? Почему мне кажется, что я скоро умру?

-Ты же вовсе не это хотел спросить, не так ли? Но я отвечу тебе: потому что твоя душа попала в очень непростые условия, тебе, мой милый, предстоит самое страшное испытание в жизни, и твое несчастное существо должно быть к нему готово, чтобы исполнить высшую цель, ради которой мы все здесь собрались, - заговорщически лепетала она.

-Так ты знаешь мою судьбу? Но ты не похожа на ангела или Бога…

-Не имеет значения, кто я и что я могу. Важен лишь ты, Андрей, тебе нужно будет сыграть свою роль. Но для начала спроси же меня о Нём, - слегка повысив голос, приказала она.

И в голове нашего героя, подобно молнии, возник образ Димы. Димы, который столь хищно смотрел на Варю, который расставил сегодня все фигуры на доске, устроил этот праздник для неё.

-Что-то не так с Димой. В его взгляде было что-то…. - откашлявшись, начал наконец Андрей.

-Правильно! - тут же воскликнула Лота и нетерпеливо заговорила каким-то новым, пылким тоном. - Человек, которого ты называешь Димой, подобен птичке в клетке собственной болезни. Да, Дима болен, болен страшно. Он жадно хочет на волю, но сам себя прячет за железные прутья помешательства. Все его чувства обострены до предела, импульсивны, преувеличены донельзя. Едва ли он подозревает, насколько безумен, насколько близок к грани, - наш герой чувствовал ее влажные губы и восторженный шепот у самого своего уха. - Он понятия не имеет, на что способен! И твоя, Андрей, задача, твоя задача в том, чтобы раскрыть пошире глаза, напрячь слух и воспринимать все, что происходит вокруг. Тебе не надо за ним следить, даже не думай об этом. Но ты должен быть внимателен. Андрей, ты не представляешь, насколько это важно. В будущем ты обязательно все поймешь, сейчас я могу лишь рассказать тебе историю этого бедного человека, Дмитрия Чертанова.

-Внемли моему голосу, - отдышавшись, сказала Лота, и это было последнее, что услышал Андрей перед тем, как погрузиться в продолжительную болезненную галлюцинацию.

Дмитрий Сергеевич Чертанов родился в пригороде столицы в богатой семье чиновника. Перед ним с самого рождения были открыты все двери. Все, кроме человеческих сердец. Ещё маленьким мальчиком он понял одну фатальную для себя вещь, не давшую ему повзрослеть, спокойно спать и дышать в будущем, - Дима был нежеланным ребенком. Его отец даже в замужестве поддерживал статус «не нагулявшегося холостяка». Статный брюнет с неисчислимыми амбициями, планами и идеями, который так полюбился молодой актрисе - в будущем матери Дмитрия - на деле оказался обеспечиваемым родителями нарциссом. Невинной девочкой, Юлия с головой бросилась в омут «руки и сердца» Сергея Чертанова и выбралось оттуда истерзанной изменами, изрезанной ссорами и насмешками девушкой, чье отчаяние прогрессировало по мере округления живота. Это вышло случайно, ей до последнего не хотелось верить, что собственное тело ставит ее в безвыходное положение, лишает ее всякой возможности сбежать от этого «дьявола». Едва ли нашелся бы день, когда ее не тошнило от осознания того, что в ней растёт Его сын, который будет носить Его отчество, Его фамилию и навсегда свяжет её с Ним. В лице самого Дмитрия она видела лишь отражение мужа, ребёнок и правда был очень похож на отца. Легко догадаться, с каким презрением это сломанное существо относилось к своему сыну. К 12 годам один лишь взгляд ее на Митю вызывал у него нервный тик и панику. Однако был один человек, которого мальчик боялся больше всего, - человек, которого он видел в отражении зеркала, - он сам. Дима вобрал в себя все самое худшее от родителей: темперамент отца-холерика, его же черные крошечные свинячьи глаза, религиозность, импульсивность и нервозность матери - все это вылилось в бесконечный шторм концентрированного гнева, что бушевал в сердце младшего Чертанова. И боялся он, ужасно боялся, что когда-нибудь не сможет себя сдержать. Но в будущем ему удалось испепелить сей шторм куда более сильным чувством - невыносимой физической болью:

Существовала одна веская причина, удерживающая Юлию Чертанову от побега из мира сего, - «гнусная стеклянная птица», как называл ее Дима. Хрустальный павлин, если быть точнее, являлся единственным, что осталось у его матери от родителей и поддерживал в ней тлеющую надежду на светлое будущее. Дима же его попросту ненавидел. Нетрудно догадаться, что однажды он-таки разбил его в порыве неконтролируемой злобы.

Ему было 13 лет, первые секунды он в ярости разглядывал свои руки, что стали причиной краха самого сокровенного, что было в их доме. Митя уже знал, как отреагирует мама, с каким сочувствием посмотрит она на разбитую птицу, с каким отвращением - на сына, и как переведет вопросительный взгляд на мужа, предвкушая наказание младшего Чертанова. Диме в тот момент стало так больно, так больно, что с размаху он впился руками прямо в осколки павлина, который своими сияющими в желтом свете глазами укоризненно глядел на мальчика. Нежными, по-детски пухлыми пальчиками Дима сжимал осколки и чувствовал, как тысячи крошечных лезвий режут его душу и руки. Чувствовал на себе торжествующий взгляд матери, чувствовал страшное неестественное облегчение. Спустя пять минут полубессознательного созерцания блестящих от крови и стеклышек ладоней Дима успокоился. Едва ли он чувствовал физическую боль, едва ли он понимал, что делал с собой. Мальчик лишь пошёл в свою комнату, предплечьем захлопнул дверь и, аккуратно держа руки на весу, лёг в кровать. Он практически сразу погрузился в сладкую дрему, в его мыслях преобладала ясность, они струились, словно весенний звонкий ручеёк. Лёгкая боль приятными пульсациями циркулировала по нервной системе, успокаивала по-настоящему травмированную душу. Впервые за долгое время он засыпал с чистой совестью, еще не зная, что это был последний день, когда его гниющее заживо сердце по-настоящему билось.

15:43. 28 декабря. Андрей в панике проснулся в своей постели. В его голове еще были живы образы окровавленных ладоней, блестящих осколков, презрительного взгляда Юли Чертановой. Постепенно возвращаясь к действительности, Андрей заметил нечто новое, резко контрастирующее с песчано-желтым, пыльным убранством его места жительства. На тумбе около его кровати, помимо маминых садовых яблок, лежала квадратная, обитая алым бархатом, коробочка. Дрожащими пальцами он открыл ее и увидел небольшую белую пилюлю и отпечатанную машинкой записку: «Успокоит совесть и душу. Принимать строго в 23:00 28 марта 1987 года. - Лота».

У него не возникло сомнений в том, что этот загадочный презент оставила именно она, поэтому он со спокойной душой убрал его в надёжное место и погрузился прежнюю дрему.

***

8:59. 15 января 1987 года. Утро этого морозного дня ознаменовало кончину не только зимних каникул, но и переживаний Андрея Белова. Он искренне не понимал, для чего он здесь, чего ему ждать, что будет в марте, как ему следует себя вести? Задаваться этими вопросами он особенно начал после первых минут, проведенных на первой паре. Андрей едва узнал девушку, сидящую на первой парте. Варе Хмельницкой, казалось, обрезали крылья и бросили вниз с высоты облаков в гнилой зев греховной земли. Туфли на высоченном каблуке, декольте, виднеющиеся лямки бюстгальтера, ногти, выкрашенные в цвет кроваво-красных губ, что так ей не шло, так портило ее элегантные белые руки. А хуже всего золотой браслет на запястье, напоминающий багряный след от сброшенных кандалов из-за десятков рубинов, которыми он был усеян. Браслет все не давал Варе покоя, она без устали поправляла его, словно это украшение раздражало ее нежные руки. И убивало Андрея то, что она не только не ответила на приветствие самого Андрея, но и стыдливо отвела глаза, когда в зал вошел Дима, человек, которому и к которому она была не безразлична.

Однако было еще кое-что, чему Белов не придал значения. За него это сделал Чертанов. Сергей Борисович Самотихин, их преподаватель, входя в аудиторию без тени смущения буквально пожирал глазами эту несчастную девушку. Варя же была непроницаема, исключая моменты, когда она то вздрагивала, то начинала нервно поправлять волосы, то, казалось, вот-вот разразится смехом в ответ на неловкое замечание семинариста. Что же стало с этой тихой, невинной девочкой? Митя, который никак не мог забыть ее неловкие поцелуи в его машине, которого мучила нелепая ссора, произошедшая между ними, который понимал, что любит эту девушку, что хочет ей обладать, несмотря ни на что, Митя решил во что бы то ни стало узнать причину, побудившую этого ангела обрезать себе крылья.

00:39. Суббота, 17 января. Все случилось так быстро и легко. Дима вдыхал затхлый воздух ночного города. Вдали слышался шум реки, слабые пьяные переговоры, которым вторил звон бутылок и шум проезжающих машин. Митя сидел, прислонившись к холодной кирпичной стене, пытаясь отыскать взглядом звезды на небе. Световой шум, обрывки грязно-серых облаков мешали разглядеть даже необыкновенно яркую улыбку Луны. Глаза слепил желтый мертвый свет сгорбленного фонаря. Такой знакомый желтый свет, свет, лишающий Дмитрия возможности увидеть небесную гладь, а небеса - увидеть деяния Дмитрия (иначе как они могли допустить это?). Митя Чертанов перевел взор на свои руки, освещенные тем же веселым янтарным светом, таким знакомым светом. Он видел, как на них пляшут озорные огоньки, переливаясь, подобно самоцветам теплых оттенков: золотого, оранжевого, алого, как паруса из книжки, бордового, как мамин шарф, и ярко-ярко-красного, как ногти Вареньки. Ногти, что лежали в каких-то 30 сантиметрах от молодого человека, сложенные друг за дружкой в аккуратный ряд. На некоторых из них еще поблескивали синевато-фиолетовые остатки того, что раньше можно было назвать Варенькой. Куски ее плоти. Проще говоря.

В эту ночь даже сухой, пропитанный тяжелым запахом отходов и продуктов чьей-то жизнедеятельности воздух нисколько не мешал Диме видеть мир в ярких красках. Он сидел на мокром от красной слякоти асфальте, вкушал каждое мгновение своей жизни, смаковал его, пропускал через себя и выдыхал в глухой, подобный гробу переулок. У Мити не было плана, не было надежд, желаний и мечт, едва ли он был способен на что-либо, кроме дыхания и созерцания выходящего из его рта пара. Но как только начало светать, что-то заставило его встать, перешагнуть через какую-то уродливую помеху на его пути (он сам не разобрал, был то мешок мусора или спящее животное), поправить прическу своим обычным движением (хотя тогда это ему далось с трудом из-за странной грязевой корочки на ладонях) и пойти домой. На полпути его одолела странная тревога, словно он забыл у кого-то спросить что-то очень важное, словно потерял ключи от квартиры. Однако, убедившись, что ключи на месте, он облегченно вздохнул и умиротворенно произнес: “Как хорошо было бы встретить этот рассвет вместе с ней!”

***

10:34. Среда, 25 февраля. Институт временно закрыли из-за случившегося. Сергея Борисовича арестовали. Прошел уже почти месяц, с тех пор как похоронили Варю. Но для Андрея она умерла еще за два дня до своей физической кончины. Лота тоже исчезла из его жизни, Андрей даже усомнился в том, не придумал ли ее. “Во всем мире остался только один человек, способный понять меня. Я не видел его с самых похорон..Надеюсь, он с собой ничего не сделал...” - подумалось Андрею, и вот уже через 5 часов он стоял на пороге квартиры Чертанова. Дверь оказалась не заперта, Андрей решил подстраховаться и крикнул:

-Дима, ты здесь? Это твой одногруппник, Андрей Белов. У тебя было открыто. Я войду, если ты не против, я беспокоился за тебя…из-за Вари, - более тихо добавил он, но в ответ получил только молчание.

После чего его поглотил мрак.

6:11. Четверг, 26 февраля. В голове зазвучал гул, похожий на писк неработающего канала на старом телевизоре. Андрей помнил, как раньше ночью любил прокрадываться в зал, включать древнего квадратного друга и подолгу щёлкать каналы один за другим, сидя на теплом советском ковре, пока не наткнется на такой “канал смерти”. Он мог часами слушать этот писк, пока тот не исчезал под напором тысячей беспорядочных и абсурдных мыслей. Вот и сейчас этот звук болезненно нарастал где-то на задворках его сознания, не давая пробиться голосу разума и пугающим воспоминаниям о сегодняшней ночи. Каждую секунду он причинял Андрею сильнейшую боль, буквально разрывая его на части изнутри. Однако достигнув пика, он скоропостижно исчез. Его место занял ослепительный свет звезд, небрежно рассыпанных на небе, которое было видно с балкона той самой квартиры. Откуда-то справа раздавался голос Димы:

-Сегодня такая сладкая ночь. Тогда была совсем не такая.

-Тогда? - удивленно спросил Андрей.

-Когда я Вареньку убил.

-Нет, Дима, что ты такое говоришь, это не ты был, - облегченно заговорил наш герой, - это другой, все уже доказали. Самотихин Сергей Борисович, астрофизик. Он подарил Варе браслет своей жены и из-за него же убил, когда Варенька отдавать не хотела. Они, говорят, в интимной связи состояли, а жена узнала, вот он и убил… Неужели ты газет не читаешь?

-С рубинами браслет? - загадочно поинтересовался Чертанов.

-Да, золотой, с рубинами, но он исчез, не нашли в итоге. Говорят, в реке утонул, раз на набережной Варю нашли…

-Нет, он у меня. Потому что я убил. Голову разбил ей. Во всех подробностях помню, совесть ты моя, совесть, - насмешливо пытался говорить Дима.

-Глупости какие! Да быть того не может! - ужасался Андрей, пока не перевел взгляд руку, что протянул ему собеседник.

-Да нет же… ты надо мной шутишь, Митя, шутишь ты?

-Нет, тут гравировка - “Самотихина Верочка”, видишь?

-Как же это…

-Я тебе не расскажу, Андрюша, как. Но Богом клянусь, не матерью, матери у меня нет, Богом клянусь, что я ее убил.

Андрей молчал. Смотрел на браслет и силился убедить себя, что это злая шутка. Но нет, это точно тот самый браслет. Обрезал ангелочку крылья. Ногти у нее вырвал. Самотихин. Нет, Чертанов. Дима. Дьявол. Тем временем ночное небо растворялось. Андрей наконец раскрыл слипшиеся веки и увидел грязно-желтый потолок. Родной потолок общежития. Он ничего не чувствовал, кроме чудовищной слабости. Предательски мутное сознание то и дело рисовало перед ним образы Мити. Но здесь его нет. Что случилось? Он умер? Нет, еще нет. Несколько часов созерцая разводы на потолке, безутешный Андрей душил себя мыслями об убийце. Чтобы заглушить мысли об одиночестве, он принялся рассуждать вслух:

-Наверное нет никого там. Наверху. Оставили нас один на один с дьяволом.

-Нельзя этого точно знать. То, что там, наверху, куда более бесконечное и незыблемое, чем люди. Можно ли по опыту юной души, подобной бабочке однодневке, судить о тех высотах? Что есть истинная высота в принципе? Какой мерой следует измерять убийцу?

-Нет более истинной меры, чем наука. Все остальное - сказки, фантазии человечишек без лиц, без имён. Но имя есть у науки - она закон, на языке которого написана наша жизнь.

-И как с точки зрения науки объяснить поступок Чертанова?

-Что-то в его голове пошло не так, прервался какой-то важный процесс…

-Значит, мы могли бы излечить убийцу, заполнить этот пробел и дать ему новый шанс? Согласно этой науке, можно математически описать свои переживания и порешить их одним точным выстрелом - каким-нибудь лекарством, которое восстановит химический баланс в голове и сделает человека нормальным? В итоге получается, нет его вины в том, что в идеальной машине его организма мелькнула лишняя шестеренка?

-Причём здесь лекарства, химия и лечение? Он таким родился, несомненно, это ошибка природы или «высших сил». Излечить таких, как он, невозможно.

-И что тогда правомерно было бы сделать с таким дефектом природы?

-Уничтожить..

-Смертная казнь? Такую участь ему присуждает безукоризненная наука?

-Да, основываясь на ней, такую участь ему присуждает общество. В этом мире оно и судья, и объективность, и правда, и совесть. Оно защитило бы Варю перед лицом чудовища, что покусилось на ее жизнь и свободу.

-Разве ты не своими же руками линчуешь свободу, которую так страстно стремишься защитить? О какой свободе может идти речь, когда ты связываешь себя «моралью большинства». Какая тут может быть речь о личности, о созидании? А если через несколько лет большинство признаёт худшие человеческие пороки, приводящие даже к смерти, - абсолютной и даже необходимой нормой?

-Это невозможно. Общество никогда не станет повиноваться деструктивным веяниям, ведь общество - люди, а люди, естественно, хотят жить.

-Откуда тогда взялись наркотики и алкоголь, почему тогда идут войны? Люди полны слабостей, да даже из теории эволюции следует, что не существует единой для всех правды и морали. Венцом в таком обществе есть не что иное, как власть, деньги, сила. Это следует из твоей же биологии. Социум, что рисует нам она, есть лишь прямоходящие звери, что рвут друг другу глотки и сердца, лишь бы наполнить свое брюхо. О какой объективности тут речь? Каждый будет ратовать за то, что ему ближе, выгоднее. Как можешь ты от лица мнимой правды и совести присуждать Мите смерть?

-Я не знаю. Не знаю, как это объяснить. Но разве такой, как он, не заслужил этого?

-Он духовно умер, когда надругался над Варей. Наказание его настигнет, но не тебе и не другим людям судить его. Приговорив его к смерти, ты поступаешь с ним так же, как он с жертвой. Оказавшись под защитой закона, физической силы масс, ты собираешься посягнуть на его жизнь, пользуясь той же физической силой.

-Но не оставлять же все как есть!

-Разумеется, он опасен и должен быть изолирован от людей. В любом случае следует обратиться в органы.

Так или иначе наш герой пришел к единому мнению с самим собой. Но до чего же необычно он себя чувствовал! Словно коснулся рукой небес, воспарил и потерялся в доселе незнакомом измерении. Где же выход? Где правда? У кого-то обязательно найдутся ответы на все эти вопросы, но реальная жизнь неутомимо стучалась в дверь: в любую секунду Митя может снова напасть на человека, а ответственность ляжет на Андрея Белова, который не решился донести на одногруппника. За кипой новых тревог он снова забыл о чем-то. Лота? Вопрос Татьяны Алексеевны? Все подождет.

5:40. Суббота, 28 марта. У нашего героя неоднократно случалась бессонница, однако сегодня на то была особая причина - суд над Митей. Белов был обязан явиться, хоть его и тошнило от одной мысли снова встретиться взглядом с убийцей Вари. По рассказу молодого человека без проблем был найден обвиняемый и доказательство самой вины. Улику, представляющую собой гроздь налитых кровью рубинов на золотом обруче, вытащили из кармана абсолютно невменяемого Чертанова. Он беспробудно пил со дня последней встречи с Андреем. Его роскошное место жительства превратилось в обитель страха и пороков. Зашторенные окна, занавешенные зеркала, догоревшие стеариновые свечи, горы невнятного мусора свидетельствовали о крайней стадии духовного гниения человека, что еще в декабре любил, смеялся, восторгался и, одним словом, жил. Было ли хоть что-то, о чем теперь думал этот призрак? Что держало его на земле?

Со времени признания Андрею Диме действительно не давало покоя одно обстоятельство: присутствие невидимых глаз. Они следили за ним, скрываясь в заросших паутиной углах, тонкими нитями они направляли его ослабевшее тело, горькими словами отравляли заблудшую душу. Повсюду он ощущал присутствие Лоты. Неоднократно она вела с ним беседы:

-Почему ты не выбросишь эту безделушку? - шипела она, смотря на тот самый браслет.

-Боюсь потерять связь с реальностью. Он лучше других напоминает мне, кто я, - окутанный пьяной дымкой разум Димы на удивление ясно соображал. - Из всех чувств у меня остался только страх. Он питает меня, а я питаю его. Страх того, что после смерти я не исчезну. Я боюсь бессмертия. Когда-то во мне была надежда, что в аду я смогу стать другим человеком. Но кажется, ничто и никогда не очистит меня от этой скверны, - презрение к самому себе молниями вспыхивало в тоне молодого человека. Вскоре он продолжил:

-Будь у меня другая семья, другое окружение, я бы не стал чудовищем, это очевидно. Будь у меня возможность переродиться, прожить жизнь заново, я бы использовал ее, но это невозможно. Всю жизнь я варился в одном котле с отребьем, что населяет этот город, всю жизнь я потакал низменным желаниям и повадкам этих крыс. Я стал частью этого болота, - после этих слов на лице Лоты изобразилось удивление, за которым последовала довольная улыбка.

-Ты никогда не был здесь счастлив, да, воробушек? - в ее глазах плясали искры нетерпения, и она заткнула Митю, который начал было протестовать. - Я знаю, ты завидуешь той несчастной. Варя - девственная, кристально чистая душа. Ты бы так хотел, подобно ей, быть идеальным безмозглым созданием. А что, если есть мир, где это возможно? Хочешь, на твоих руках не будет ее крови? Только твоя. Я могу это сделать, - облизываясь, словно хитрая лиса, которой удалось сцапать сыр, вопрошала Лота.

-Но в измерении, которое ты описываешь, Варя погибнет в январе? - спрашивал Митя, будто это было единственное, чего он не знал о мире, что открывает ему Лота.

-Разумеется. Все будет идти своим чередом.

-Тогда я хочу этого. Назови цену.

-Прекрасно! Пусть все произойдет в рамках пари! Митенька, ты так уверен, что поступил правильно, убив эту девочку! Но думаешь ли ты так на самом деле? Если ты признаешь один скромный факт в конце своей новой жизни, то ты победил. И будешь достоин погрузиться в небытие. Если проиграешь - я заберу тебя в ад.

-Какой скромный факт? Ты думаешь, я не хотел убивать Варю? Думаешь, я сделал это в бреду? А сейчас живу смехотворными оправданиями? Как ты смеешь, тебе известно, чего ради я…

-Да-да, милый, ты хотел дать ей возможность попасть в рай. Спасти то, что осталось от белоснежного оперения голубки. Но я допускаю, что твоя истинная сущность найдет сей поступок нецелесообразным, даже чудовищным. Но если ты уверен в себе, котик, есть все шансы победить. Только представь, ты, дилетант от мира верующих минуешь участь презренного большинства и познаешь истинное ничто. Я так хорошо тебя знаю, Дима, разве это не мечта?

-Лота, я ведь не буду помнить, кто я? Даже Митя из другого мира меня не узнает?

-Конечно нет, о таких мелочах и не думай. Так ты готов заключить пари, солнце?

-Да. Я готов.

Так и подписал себе приговор Чертанов. Он ясно чувствовал подвох, но его существование виделось ему абсолютно безнадежным. Казалось, хуже уже некуда. Поэтому его разум слабо волновало то, что Лота не дала ответов на многие вопросы, не говорила о собственной выгоде от этого пари. Душа же его ликовала: собственными руками ему удалось миновать безысходность, разрушить тюрьму страха перед грядущим. Из-за всего вышеупомянутого Митенька легко воспринял приход милиции, даже не пытался отрицать вину. На суде Диму единственно сопровождала довольная ухмылка: его тешила невменяемая от горя мать, что неоднократно срывала речь прокурора. И в конце концов из-за особой жестокости преступления ему присудили смертную казнь, согласно 102 статье УК РСФСР. Самому преступнику это было безразлично, а вот Андрей остался недоволен. Вернувшись домой, он не мог найти себе места, зная, что проиграл эту партию. Наш герой вел неравный бой с мирозданием, но что-то подсказывало ему, что существует лазейка. Он мог бы выиграть. Но по каким правилам они играли, где искать щель? Нет никакой справедливости в смертной казни, Варя бесследно исчезла и ничто ее не вернет, как бесследно исчез и Дима, как бесследно исчезнет он сам, Андрей. Ничего не имело смысла. Все произошедшее - чья-то бредовая фантазия. Ни у кого не было выбора. Им всем предназначено было исчезнуть. Утешало хотя бы то, что Андрей знал, как успокоить совесть: заботливая Лота оставила ему лекарство от жизни и ее проблем. Так Андрей выпил таблетку, и был стерт с лица земли. Через несколько часов расстреляли Митю. Но ни одно небесное тело не видело этого. На черном куполе не было даже звезд. Так не осталось никого.

***

Дима и Андрей стояли друг перед другом. В абсолютном мраке они чудом могли видеть лицо человека напротив. Необъяснимый тусклый свет источала фигура, что сидела в кресле сбоку от них. Лота. Ее глаза скрывались под гладью черных волос, что обвивали всю комнату. Но в этот раз это не стесняло Андрея: ему легко дышалось, мысли были ясны и структурированы, угольные Митины глаза не вызывали отвращения, как прежде.

-Начнём же! Позвольте мне вас познакомить! Дима, солнышко, перед тобой тот, кто решит твою судьбу! Андрей, перед...- раздался заботливый голос Лоты, но ее прервал яростный крик.

-Закрой пасть, мы и так знакомы! Что я здесь делаю?! Какого черта ты не выполнила обещание? - начал Митя, лихорадочно ощупывая раскуроченную пулями грудь.

-Но-но! Не торопи события, Митенька. Скоро все встанет на свои места, - зажав рот Димы одной из сотен своих рук, она ласково продолжила, - слушай меня, Андрей. Чертанов - тот, чью судьбу ты должен будешь решить. Исходя из своего жизненного опыта, дай характеристику сему феномену и его поступку. Я меж вам буду арбитром, незаинтересованным лицом. Митя, тебя, котик, попрошу...

-Стой. Мне тоже нужны ответы. Получается, я был марионеткой в твоих руках? Жил только ради этого момента? - жалобно вопрошал Андрей, не в силах сдержать накопившееся негодование.

-Какие же вы все нетерпеливые! Ты все поймешь, когда выполнишь мою просьбу, - властно одернула его хозяйка этого мира.

-Это какой-то Божественный суд, в конце которого мы все умрем? - чуть не плача, продолжал Белов.

-Но-но! Вы оба уже мертвы. Окончательно и бесповоротно.

В Андрея словно выстрелили из дробовика. Невозможно было поверить в реальность происходящего. Он поднес ладонь к носу, убедился, что дышит. Это не сон. Сном скорее была его жизнь. А вот она. Правда. Бьет ключом наружу. Так страшно! Нет, так просто! Все очень просто. Андрея Белова больше не существует, не существует науки, любви - в этом измерении они ничего не значат. Он истерически рассмеялся:

- Я ведь проиграл. Лота, я проиграл?

-Нет, Андрей, ничего еще не кончено. Но ты действительно не угадал правила. Пытался играть в монополию шахматными фигурами на шахматном поле, - спокойно, словно ей были известны все мысли собеседника, отвечала она, - отсюда твое неудовлетворение. Но попробуй сейчас, смотря на меня, убить одним выстрелом двух зайцев: понять, что в этом мире истинно, и понять, что совершил твой друг с точки зрения этой самой истины..

-Дима верит в Бога… Но я не могу. Твои действия, Лота, противоречат всему, что я знал о высших силах. Но то, что эти высшие силы существуют, я вижу, я тебя вижу. Тебя сотворил не человек, ты не подвластна ни нашей объективности, ни нашей правде, но мы подвластны тебе. Ты говоришь, что игра ведется на шахматном поле, значит, человечеству известны правила. Только вот такие, как я, придумывают собственные и удивляются, почему не могут выиграть. Но выиграть ведь возможно, Лота?

-Конечно, Андрей, если прочитать правила, играть будет легко и приятно… Ты хотел придумать свои - проиграл. Все просто!

-Так значит, истина была у меня перед носом? Нет, молчи. Я это знал. Но не хотел ее открывать. Легче было остаться несчастным. Я убивал сам себя, - на глазах наворачивались слезы, у Андрея перехватывало дыхание, он был так близко к тому самому чувству, - и мало чем отличаюсь от Димы. Такой же монстр…

-Монстр? Монстр?! Ты ничего не знаешь обо мне, Андрей, - устало запротестовал Митя, который все это время с тревогой рассматривал пулевые ранения.

-Нет, я знаю. Я любил Варю не меньше тебя. Я понимаю, почему ты ее убил: спасти ангелочка от падения на землю. Наша к ней любовь, Митя, ненастоящая. Она была попыткой слепца познать красоту ее глаз, их призрачно-голубого оттенка. Мы слепы. Мы были так слепы, когда жили… - буквально рыдая, шептал Андрей.

-Я в отличие от тебя верил, читал эти, как вы говорите, шахматные правила. Забавная метафора, Лота, ничего получше в голову не пришло? - он рассмеялся, но боязливо дернулся, когда почувствовал на себе ее взгляд. - Так что, Андрей, повторяю, мы с тобой не похожи, ты понятия не имеешь, что я, точнее кто.

-Митя, ты думаешь, что понял правила? Разве в них написано убить того, кого любишь? - поникшим голосом пытался парировать наш герой.

-Разумеется! Это высшее проявление любви: я спас ее от мук ада. Исполнил волю Божью: пораньше отправил к нему одну из самых невинных душ, когда ее еще не успела окончательно развратить грязная свинья. Да, Андрюша, мой поступок порицается обществом, тобой в том числе. Однако что такое это общество по сравнению с одним истинно верующим человеком?! Это я порицаю общество, а не оно меня.

-Что делает твою веру истинной? С чего ты взял, что действуешь согласно с Божьей волей? Подумай, что принес твой поступок? Хоть кто-то стал счастливее от того, что ты сделал? Разве ты выиграл шахматную партию? Скажи честно, ты сам хоть на секунду был счастлив?

-Я был счастлив, когда целовал ее. Больше - никогда, - спустя несколько минут тихо ответил Чертанов, его голос предательски дрожал.

-А я счастлив сейчас, Митя. Когда наконец понял, что ответить на чёртов, - Андрей смеялся и плакал одновременно, - вопрос Татьяны Алексеевны. Я - твоя совесть, и я - объективность.

-Как замечательно, мальчики! Так какой же вывод делает наша милая совесть? - поспешно ворвалась со своими сладкими сентенциями Лота.

-Дима, ты признаешь, что исполнение воли Божьей было лишь оправданием? - взяв себя в руки, спросил наш герой.

-Но Варя счастлива. Небеса счастливы. Я спас невинную душу..

-Не тебе это было решать. Ты человек. Знание правил игры не дает права действовать от имени их создателя. Не ты решаешь, кто попадет в рай, кто - в ад. К тому же, ты не смог выиграть в собственной битве. Какая тут может быть речь о знании правил, это просто смешно. Ты с треском провалился! - нетерпеливо высказалась Лота. - Андрей, тебе слово, я жду.

-Дима, ты ведь такой же, как я. Мы оба упали на самое дно и даже не пытались всплыть. В нашем окружении не нашлось гроссмейстера: нас никто не научил всплывать. Скорее нас тащили глубже, да? Мы пешки, пытающиеся победить в монополию ферзя, - тон Андрея казался неестественно спокойным, умиротворяющим, - будто это чья-то злая шутка. Я знаю, ты чувствуешь то же, что и я. Поэтому я не могу осуждать твой поступок. Сейчас я понимаю, ты вовсе не чудовище. Ты любил, как мог любить. Дима Чертанов, ты - инвалид во всех смыслах этого слова. И поступил правильно, когда убил Варю Хмельницкую.

-Андрей… Но ведь все мои слова были просто оправданиями, я сам себя не понимаю. Я уже и не знаю, зачем это сделал.. - отрешенно ответил судье убийца.

-Зато я знаю. Из благих намерений. Ты убил ее из благих намерений. Ты не злой человек, Митя. Ты - покалеченный, - уверенно и окончательно сказал Андрей Белов.

-Я не знаю. Я не могу поверить.. Я не знаю… - Дима смотрел на отверстия в груди и не мог понять, как может быть мертвым, ведь впервые за многие годы чувствовал себя живым.

-Какая прелесть! Ты выиграл пари! Андрей, нет, Дима, смотри, ты признал, что поступил во имя блага! Да здравствует благо, да здравствует счастье! Как же там было… ни блеска лжи, ни тени лести? - мелодично залепетала Лота.

-Пари? - непонимающе уставился на нее Митя.

-Воплощение твоей души, не растерзанной невзгодами, признало то-то, не признало се-то, и теперь твоё сознание отправится в небытие! Ты ведь об этом мечтал!

-Воплощение души? Я - душа Димы?!

-Совершенно верно! Андрея Белова никогда не существовало. Ты был создан в рамках пари, своего рода Митина совесть. Ты не жил, не умирал, отдельно от Мити ты - ничто, - неизменно радостным голосом пояснила Лота.

-Но что со мной будет? Я хочу жить! Лота, я хочу жить! Вы же не можете просто уничтожить меня. Я же человек, смотрите, - Андрей, казалось, снова был на грани истерики.

-Умолкни. Это не твоя душа. Не твое дело. Во всем мире нет никого, кого бы волновала твоя участь. После “смерти” ты никуда не попадешь. Я бы все отдал, чтобы оказаться на твоем месте. Впрочем, я окажусь, да ведь? - Митя говорил подавленно, словно победа его не радовала вовсе, словно ничто уже не могло его обрадовать.

-Пренепременно окажешься! Только попроси, - с нескрываемым восторгом ответила Лота.

-Тогда пусть это случится. Я выиграл в пари. Я выиграл.. - были последние слова Дмитрия Чертанова.

***

Мрак. Ничего на бесконечные километры вокруг. Осязание? Здесь нечего было осязать. Зрение, обоняние - все бесполезно. Но Митя знал, его глаза открыты. Он сохранил способность мыслить. Но не мог двигаться, не мог знать, что движется. Физически он ничего не чувствовал. Понять Митю может любой человек: стоит лишь задуматься о биении своего сердца. Разве обычный человек знает, когда оно сокращается? Нет, но оно бьется. Только мы ничего не чувствуем, пока не приложим ладонь, испещренную нервными окончаниями, к груди. Дима не был мертв, но и не был жив. У него не было тела: остался только внутренний голос, сознание. Оно занимало какой-то крошечный кусочек пространства в кубометрах этого ничего. Ничего не изменилось вокруг, Митя пробовал отсчитывать время, пробовал рассмотреть что-то в абсолютной темноте. Тщетно. Никто его не слышит, не видит. Ничего. Никогда. Бесконечно.

….

Он молился. Беспрерывно вспоминал давно забытые строки, призывая Лоту помиловать его. Это было более, чем страшно, более, чем невыносимо. Быть нигде и ничем. Иногда он терялся в собственных мыслях, ему начинало казаться, что внутри него говорит кто-то другой. Он вел диалоги с “другим”. И бесконечно мечтал.

…

Молитвы превратились в бесконечный крик о помощи, разливающийся по бесконечному пространству бесконечной пустоты. Его никто не слышал. Никто не знал, как ему страшно. Никто ему не поможет.

…

Голос. Мелодичный женский голос. Он циркулировал, подобно крови, по его бессильному сознанию. Она звала его. Такой родной голос. Мама. Это ее голос. “Дима” - словно неоновая вывеска возникла перед его мысленным взором. Он уже не помнил, что существуют другие люди, что существуют цвета, буквы. Но что-то решительно старалось пробудить его. Ласковый женский голос. Звал его по имени. У него было имя? Дима - его имя? Надо ответить. “Умоляю, Лота, я больше не могу” - тихо шептал он внутри. “Дима, пора. Открывай глаза. Просыпайся. Новый день настал. Смотри, как встает рассвет..” - бесконечно повторял голос. Звал его. Звал. Он очнется. Он сможет очнуться.

…

Бесконечное число секунд назад он стоял перед Андреем. Подписал ему смертный приговор, впрочем, как и себе. Сейчас он снова находился в той комнате. Еще даже не затянулись отверстия от пуль в его груди. Лота сидела на том же кресле. Дима едва осознавал, кто он, почему у него это странное тело, что за свечение источает фигура напротив.

-Где Андрей?

-Там же, где был ты. То есть нигде. Его нет. Но это неважно. Тебе понравился этот маленький сон? Я подождала ровно один день. В твоем городе сейчас встает солнце. Из-за тебя умерло еще два человека, - с напускным безразличием ответила Лота.

-Сон? Маленький сон? - озадаченно вопрошал Дима. - Кто-то умер…?

-Умер ты. Умерла Варя. Найдут повешенным Сергея Борисовича. Найдут тело сбросившейся с моста Юлии Чертановой. Ты всему виной. Ты.

-Я был там. Во тьме… Почему? Почему я здесь?

-Ты должен быть благодарен. Ты так мечтал об исчезновении, но, оказавшись в пустоте, не оценил сей подарок и молился об избавлении. Я вернула тебя. Пой мне дифирамбы, мальчик, - с неприкрытой издевкой говорила она.

-Что ты такое? Чего ты хочешь?!

-Поговорим о том, чего хочешь ты, Дмитрий Чертанов.

-Я…. хочу быть счастливым, - вспоминая последний разговор с Андреем, медленно выговорил он.

-Прекрасно! Что же могло бы сделать тебя счастливым, мой милый? - она рассмеялась. - Ты хоть понимаешь, что во всей Вселенной не осталось для тебя ни единого подходящего места?

-Что же мне… делать? - отрешенно спросил он в ответ.

-Остается только занять чье-то. Попросить кого-то поменяться с тобой местами.

-Как.. кого? Здесь только ты…

-Так умоляй меня.

-Лота, я не понимаю… Почему?

-Митенька, я - единственное существо, которому ты небезразличен. Я хочу помочь. Мне не составит труда встать на твое место, а мое тебе и в самых смелых мечтах не грезилось. Соглашайся!

-Что такое… это место? О чем ты говоришь?

-Люди не могут знать, не могут понять, что оно из себя представляет. Но когда-то давно ты мечтал там оказаться. Хотя едва ты понимал, чего хотел. Как хорошо, что с высоты Луны не видно нас с тобой! Я покажу тебе, Митя, откуда я..

И она показала ему нечто настолько непостижимое, что едва ли человеческие слова могут хотя бы поверхностно передать всю величественность и опасность Того Места. Разумеется, Дмитрий Чертанов согласился на предложение Лоты. Повторяя за ней особые слова, он позволил ей выиграть пари. Обрести новую жизнь, в которой она в очередной раз погубит своего сына - Митеньку.