Владимир Чернявский

Айно, идущий рядом

Автор:
Наит Мерилион
Айно, идущий рядом
Работа №100
  • Опубликовано на Дзен

В самые темные круги Айно снится один и тот же сон. Вокруг плещется лайко, а на боках его сферы зарождаются витиеватые серебристые узоры, затейливая вязь расползается во все стороны. Айно не терпится увидеть, как узор начнет отделяться от сферы, как россыпь светящейся пыли соберется в контур, как Айно распознает в контуре… крыло. Сначала с левой стороны, а потом и с правой. И вот уже в нос бьет запах свободы, осуществившейся мечты, тихого счастья. Айно знает, что в тот момент счастье будет именно тихим. В груди трепещется крик, триумфальный вопль, но так и не выходит наружу, чтобы не нарушить величие момента. Еще немного, и его сфера взлетит над водами лайко, еще немного, и коснется самой Луны. Айно вылезет на поверхность, будет стоять, раскинув руки, подражая собственной сфере, будет жадно вдыхать соленый темный воздух. А под ним целая дорожка из красных звезд, тропинки светящегося планктона. Вокруг шелест крыльев других сфер. Теперь Айно здесь, среди них, и тоже летит. Но самое главное в этом сне – это, конечно, Шас и его сфера. Она с легкостью расправляет крылья, могучие, как у древних варканов, и Шас взлетает к Луне чуть раньше Айно. Именно поэтому спасительный сон приходит в самые темные круги: во сне он видит, как Шас летит, тогда он с новыми силами может вернуться к реальности.

К реальности.

Штиль.

Рассвет не отразился в черном зеркале лайко, но окрасил сферу Айно оранжевым, исказился в мутной сфере Шаса, став безобразным. Безобразный оранжевый. Айно тяжело вздохнул. Будь его воля, будь это вообще возможно, он бы поменялся сферами с Шасом.

Погрузил руку в воду, удлинил, еще и еще, на много слоеввниз, пока не нащупал на вязком дне травяную губку. Айно тер бока сферы до тех пор, пока светило не поднялось выше горизонта на два шага.

Шас, конечно, свою сферу мыть не захочет. В очередной раз решил сдаться. Не выходит наружу.

Мимо проплыла желтая звезда, раскинув в стороны мясистые лучи. Айно не успел поймать ее: что-то со дна, более голодное и прыткое, утянуло лакомство вниз. Шасу наверняка снятся красные звезды – такие им на пути не попадались. Айно стер в кровь язык, убеждая и себя, и Шаса в том, что красная звезда им обязательно попадется, они съедят ее вместе и получат свою удачу.

А может, Шасу вообще ничего не снится, затаился в своей сфере затравленный, скрипит зубами, лопаются десна. Не мечтает ни о красных звездах, ни о крылатом городе, видит перед собой только черноту лайко.

Этого Айно боялся больше всего.

«Я – Айно, идущий следом. И почему все случилось именно так?»

Вытянув руку до самого дна, Айно рыскал в поисках еды. Катастрофически не хватало глаз Шаса. Вместо спинорога пальцы задели острый хрусталют, наверняка от одного только прикосновения кристалл лопнул. У Шаса сердце точно такое же, хрусталютное. Но, отправляясь в путь, Айно не знал, что и сфера у него хрупкая – треснула от первой бури.

На поверхности показалась черная голова с желтыми от горя огнями. Шас вылез, огляделся, опустил руку в воду.

– Тепло – сегодня на дне много пищи, – бесцветно сообщил Шас.

– Да, значит, нам сегодня повезло! – чрезмерно ярко воскликнул Айно.

Что-то в груди неистово колотилось.

Но Шас неодобрительно прищурился. Естественно, он считает, что повезло только Айно, а ему самому теперь ни в чем и никогда везти не должно.

Шас молча опустил голову в воду. Удлинил глаза, потянулись вниз, во мрак, желтые нити. Айно тут же удлинил руки, прикоснулся к мягкому дну. Спинороги хитрые: всей мякотью заползают в рог и ввинчиваются глубоко в илистое вязкое дно, прячутся от слепых рук Айно, но когда у него есть глаза Шаса…

– Чуть левее, подними руку, проведи еще вперед, замри. Жди.

Шас зажег глаза-фонарики, чей свет так манил спинорогов.

– Вот они, ползут целой вереницей, сейчас подцепим самого жирного! Синий… желтый…

Айно напрягся. Что-то в груди нетерпеливо стучало.

– Белый!

Рука стремительно опустилась на дно, прижав добычу. Встретившись с воздухом, спинорог тут же обмяк.

– Этого нам хватит на двоих.

Шас предпочитал подсушенную светилом мякоть, разошедшуюся на хрустящие волокна, поэтому Айно вытащил все содержимое из рога, одну часть положил на сферу, а вторую принялся раздирать зубами. Для него вся прелесть была в соленой маслянистой влажности. Пока пища не высохла, она казалась больше в размере, насыщала лучше.

Вскоре за еду принялся и Шас: медленно отщипывал тонкие нити со своей половины, долго рассматривал, прежде чем положить в рот. Это раньше он ел быстро, не желая тратить время попусту.

Самое вкусное – напоследок. Слоистый соленый рог! Это раньше они делили его пополам и долго хрустели остатками, теперь же Шас отказался от своей части.

– Ты чего? Не наелся? – Шас заметил, что рука Айно опущена в воду. – Сказал бы, чего в слепую шарить.

– Я за этим! – ворсистая губка повисла в руке Айно. – Давай вымоем твою сферу? Совсем мутная стала.

– Не хочу.

Это раньше сфера Шаса была прозрачнее всех сфер в колане.

– Как спинорог? Вкусный? – что-то в груди Айно противно щемило.

Шас кивнул.

Это раньше…

В груди поднялась волна. Айно устал подмечать коренные перемены между «раньше» и «сейчас».

– Мы ошиблись, что покинули колан… – ни вопрос, ни ответ – нечто среднее. Айно занял выжидательную позицию.

– Ошиблись.

Айно скрипнул зубами, не хотел так громко, само получилось. Чтобы не наговорить лишнего, он нырнул внутрь сферы. Здесь было хорошо, прохладно, сквозь студенистое тело сферы едва угадывалось очертание светила, расплывались и дрожали белые пятна облаков. Никакой тебе реальности: ни беспросветной бесконечности лайко, ни Шаса с его унынием.

«Я всего лишь шел следом!»

– Да ты и там не был счастлив! – не вытерпел, выскочил на поверхность сферы, приблизился к Шасу. – Все болел мечтой о крылатом городе! Только и делал, что о нем грезил! Ты ничего не видел хорошего в нашей жизни в колане, среди своих!

– Будешь? – Шас улыбнулся, указал на сушеные волокна спинорога.

– Я не люблю такое!

Айно трясло, хотелось схватить Шаса и опустить на дно лайко. На пару мгновений. Потом, конечно, достать. Извиниться…

– Теперь я понимаю, что был счастлив там.

Так много кругов назад они потеряли направление и плыли наобум. Ни крылатого города, ни колана, куда можно вернуться с поникшими головами.

– Даже если бы я знал, где дом, я бы туда не поплыл, – признался Айно.

– Глупость.

– Мы и так неплохо живем! Нет? Ко дну этот город с его крыльями! Мы просто теперь живем в пути! Едим не каких-то там, а белых спинорогов, ищем красные звезды, надеемся и живем! Разве так плохо? И мы оба живы!

– Оба живы, – без выражения повторил Шас.

– Ну и что, что у тебя маленькая трещинка на сфере?! Это не трещинка даже, а так… царапина!

Шас еще раз улыбнулся самой несчастливой улыбкой и нырнул внутрь сферы.

Разговор, по всей видимости, окончен.

– А ты думаешь, мне легко? – выкрикнул Айно.

Перед ним черное зеркало лайко, в нем отражается белый панцирь небес, скукоженное светило, и ничего больше.

– Ты думаешь, мне легко жить вне пространства, без направления? Каждое утро встречать в одиночестве! Вечно искать радости в глупостях! Верить вдвойне за тебя и за себя, что крылатый город где-то впереди! Что рано или поздно мы придем к нему! Это легко?

Айно никогда бы не подумал, что с Шасом может быть так… сиренево. А ведь были обороты, когда их предки путешествовали в одиночку.

Они родились в водах лайко много тысяч оборотов назад. Черные существа, живущие внутри прозрачных дышащих сфер, наделенные способностью удлинять глаза, уши, руки. Первые тангулы могли удлинять все сразу одновременно, легко искали себе пропитание на дне, разбредаясь по всей бесконечности лайко. Постепенно утратили способность удлинять все и сразу и теперь для выживания они были нужны друг другу. Так образовались коланы. Тангулы перестали кочевать по водам лайко, обосновавшись в плодородных водах.

– А ты мой колан! Я и ты – это колан. И что мне теперь делать? Я просто пошел следом, – уже совсем тихо сказал Айно.

Глупо называть даже сотню тангулов коланом, а уж двоих…

Белая волна перелетных чаю́шек рассекла хрусталютное небо. Айно долго смотрел им вслед, пока они не растворились.

Будь Айно чаюшкой, он бы летел где-то посередине, между поздними особями. А Шас, он бы непременно возглавлял косяк.

Счастливые птицы! Знают, куда лететь!

Во всем виноват Бартоль. Это он рассказал ранним тангулам о пестрой земле, твердой и грубой, совсем не похожей на лайко. Это он затуманил голову мечтами о желтых песках и алых утесах, зеленых сердцах-оазисах, о зеркалах бездонных озер, прозрачных, как сферы тангулов. Он с восхищением говорил о черных зубьях пиков, залитых бледно-карминовым рассветом, о растениях, что живут на той самой земле, об их могучих стволах, об изумрудных кронах, касающихся пушистых облаков, о золотых, цепляющихся за уходящее светило небесах, о зеркальных водах, отражающих стаи радужных птиц.

– Откуда вам это известно? – уточнил Шас, в том возрасте, когда простые сказки уже не будоражат что-то в груди, когда нужны логические объяснения.

– Мне рассказал один перелетный тангул.

– Пере-летный, – повторил Шас. – Но тангулы не летают.

– Но он… летел, – ответил Бартоль.

Тогда он и поведал о крылатом городе, о котором запрещено говорить в колане.

– Почему же ты не отправился искать этот город? – спросил Айно.

– Это вы еще ранние, в вас есть сила, скорость, выносливость, а я уже поздний.

«Уже поздний, уже поздний, уже поздний», – эхом отдавалось внутри сферы Айно тем темным кругом.

«Уже поздний», – эхом отдавалось внутри сферы Шаса все последующие темные круги.

И, конечно, однажды Шас заявил:

– Я хочу стать крылатым. Хочу всю середину жизни летать! Мы уже не такие ранние. Мы можем найти…

– Крылатый город, – повторил Айно, и внутри этих слов было столько золотисто-розового, серебристо-голубого, слишком светлого, чтобы тут же, испугавшись, не накрыть это тьмой реальности. – Это невозможно! Это просто сказка Бартоля!

– Откуда тогда он знает про землю, про спелые плоды, растущие на поверхности…

– Это все его воображение.

– А это название… Умэ! А его точные описания города! Как можно вообразить уходящие в небо спирали гнезд, где живут крылатые тангулы? Как можно выдумать нетопырей, с которыми они воюют? А горбатые животные, бороздящие сыпучие желтые просторы… Тоже воображение?

Айно очень хотелось перестать спорить, но было слишком страшно. И он спорил, пока Шас не собрался в путь.

– Цвет Умэ – жаркий оранжевый! – заявил Шас перед уходом. – Это лучший цвет!

– А цвет колана – спокойно-небесный. И мы так хорошо знаем его.

– Но это не лучший цвет!

– Дно с ними, с цветами! Как ты будешь добывать себе еду без меня? Будешь просто лицезреть спинорогов, идущих на твой свет!

Шас улыбнулся – тогда все его улыбки были золотистые. Он отправился в путь, когда сквозь облака просочились первые лучи, отразились в спящих сферах тангулов.

Айно, конечно, отправился следом. Долго убеждал и себя, и Шаса, что отправился лишь потому, что тот без него умер бы с голоду. На самом же деле Айно просто не хватило бы смелости самому отправиться в никуда. Он бы так и провел всю жизнь в колане, видя сны о темно-фиолетовых каменных глыбах, о величественных птицах, так не похожих на чаюшек, о сухом горячем ветре и вздыбленной тверди.

О крыльях.

И однажды Айно рассказал бы обо всем этом ранним тангулам. И на вопрос о том, почему же он не нашел тот самый город, он бы с горечью и достоинством ответил: «Я уже поздний для этого».

Но у Айно был Шас.

Что-то внутри кричало от восторга, от незнакомого прежде вкуса ожидания неизведанного, от того, что сны могут стать реальностью.

Бартоль говорил, что нужно плыть туда, куда летят чаюшки, что на пути им обязательно встретятся красные водные звезды, которые обязательно нужно съесть наудачу. Он много чего говорил. Наверное, не думал, что однажды проснется, а Айно и Шаса нет в колане. Наверное, даже сейчас, спустя оборот светила, его все еще сжирает изнутри чувство вины за свои сказки, в которые он заставил поверить ранних.

Красных звезд не было. А совсем недавно Шас и Айно увидели в небе две стаи чаюшек, летящих в противоположные стороны.

– Всехорошовсехорошовсехорошовсехорошо, – бесконечно повторял Айно.

А Шас молчал, тер глаза и молчал, неустанно плыл туда, куда полетела первая стая чаюшек.

А Айно плыл следом, ловил желтые звезды, когда они попадались на пути. В такие дни тангулы пировали. Звезды были сладкие и сочные, пачкали руки оранжевой мякотью, толкали на добрые, сине-зеленые разговоры. В такие моменты Айно было все равно, будет ли впереди крылатый город или нет. Шасу, в отличие от него, никогда не было все равно – крылатый город был всегда важнее сине-зеленых моментов.

Айно скрутился внутри сферы. Они – первые тангулы в своем колане, покинувшие его, и этим уже можно было гордиться. Жаль, что Шас со своими глазами не может разглядеть таких вещей. Все, что он может теперь видеть, – это спинороги на дне лайко и трещина на сфере.

Да что там эта трещина, так… царапина. Если не приглядываться, и не увидишь. Айно сам ее не сразу разглядел.

Крик чаюшек заставил вздрогнуть. Они кричали как-то… странно, по-черному. Тангул мгновенно вылез на поверхность сферы.

Чаюшки кружили в небе, их тела горели настоящим живым огнем, они падали на матовую воду лайко и шли ко дну, лишь до конца истлев.

– Это они так умирают, Айно. Ты посмотри: здесь нет ранних чаюшек, только крупные, поздние особи. Они слетелись сюда, чтобы умереть.

– Я никогда прежде не видел…

– И я…

– Может, та, вторая, стая летела не к крылатому городу, а сюда, к месту умирания?

– И мы последовали за ней… Ошиблись в выборе стаи.

Горящие птицы заполонили все небо, дотлевающие заполонили воду, и тангулы долго плыли среди маленьких оранжевых костров, ознаменовавших последний вдох жизни. Айно было жалко птиц, что-то в груди распирало его в разные стороны, хотелось уподобиться умирающим чаюшкам и так же кричать, но у Айно ничего не горело, кроме надежды.

– Они умирают так красиво, Айно… – впервые за долгое время в голосе Шаса – что-то цветное. – Они летели сюда, зная, что умрут. Подальше от своих стай, чтобы не напугать, не огорчить других чаюшек. Ты посмотри на эти огни в хрусталютном небе, на огни во тьме лайко. Да, мы ошиблись, что последовали за этой стаей… Но, возможно, мы не ошиблись в том, что та, другая, все-таки летела к крылатому городу!

– Ты прав, прав, – внутри Айно уже был целый пожар, в котором, как поздняя чаюшка, билась надежда, но он не посмел испортить настроение Шаса. – Мы следовали за этой стаей двадцать кругов светила. Значит, поворачиваем обратно и ищем новую стаю.

– Только теперь стоит обратить внимание на то, есть ли в стае ранние особи, – улыбнулся Шас почти прежней своей улыбкой.

И пожар внутри Айно мгновенно погас:

– Теперь будем знать! Это опыт.

Темный круг едва сменился светлым, как тень Шаса закрыла собой рождение светила.

– Мне нужны твои руки! – Шас указал на желто-синие разводы на лайко. – Прямо под нами целое поле тряпичника. Нарви побольше.

– Зачем это нужно… – Айно удивился, но руки тут же дотянул до самого дна, пальцы запутались в водорослях.

– Мы сплетем сеть, в которую будем складывать спинорогов.

Айно вытащил первый улов и протянул спутанный тряпичник Шасу, и тот мгновенно принялся разделять его на ленты.

– Зачем нам запасы?

– Мы допустили ошибку, не подумав о составе стаи. А если дальше, на пути к городу, дно совсем скудное? И мы не дойдем до Умэ по глупости, от того что умрем с голоду.

Звучало очень убедительно, и Айно поверил.

Сеть была готова на следующем круге, ее прикрепили снизу к сфере Айно, как сказал Шас, чтобы удобнее было складывать туда спинорогов, не вытаскивая их из воды.

И Айно, следуя указаниям Шаса, весь день закладывал в сеть синие, белые, желтые рожки.

На следующий круг все вновь повторилось. Шас был занят привлечением спинорогов, а Айно тем, что ловил их и складывал в сеть.

В небе плыли дрейфующие облака, величественно и безмятежно, Айно долго смотрел за ними, ощущал цвет момента.

– Сейчас очень… лазурно, – поделился он с Шасом.

Тот тоже, задрав голову, наблюдал за облаками, но Айно не был уверен в том, что Шас так же, как и он, думает о величии природы. Нет, скорее всего, он думал о том, что облака-то точно знают, куда плывут, и они плывут не по водам лайко, а по небу, и, должно быть, думал о несправедливости.

– Когда что-то ищешь, путь такой длинный, – через время ответил Шас.

– Ну и ладно, зато на этом пути у нас куча еды, воспоминание про горящих чаюшек и… наша лучшая среди тангулов дружба.

– Да, да.

– Хорошо, что мы пошли неверным путем! Зато мы видели огни, мы знаем про чаюшек гораздо больше, чем раньше. И тебе именно после этого пришла в голову мысль сделать запасы. Видишь, все правильно.

Шас ушел спать рано. Пропустил всю красоту небесного планктона. Серебристые узоры на темном покрывале: Айно разглядел в одном из них чаюшку с открытым клювом. Что-то хотела сказать, о чем-то предупредить… Так хотелось разбудить Шаса и показать ему величие темного круга. Но больше этого хотелось поменяться сферами с Шасом. Айно казалось, что он гораздо легче перенесет царапинку на сфере.

Еще много темных кругов Айно оставался в одиночестве, его бросало из стороны в сторону: то он злился на весь мир за несправедливость (и как эта проклятая буря посмела повредить сферу Шаса?), то проникался мудростью мироздания и думал, что все, что случается, оно во благо.

И все же… если бы буря была благоразумнее, она бы повредила сферу Айно. Иди себе за Шасом, лови спинорогов, следуй указаниям. Так было бы проще… Не пришлось бы так страдать.

На двадцать первый круг Шас вскрикнул:

– Чаюшки! Вон куда летят! – он вытянул глаза высоко вверх.

– Ранние есть?

– Есть!

– Видишь, Шас! Есть в жизни счастье! Есть справедливость!

Плотное небо рвали лучи, и стая белых чаюшек летела в сторону Умэ, Шас и Айно рассекали густую воду лайко, брызги от скорости били в глаза, капли соленой воды попадали в рот, что-то в груди создавало ритм из кусочков теплого сиреневого ветра, взрывной темно-синей погони, катящегося вниз светила, хода сфер. Наверное, это был самый золотой момент в пути. Словно Шас и Айно объелись дурманящих голову желтых звезд:

– Мы летим к тебе, Умэ! Пока без крыльев, но летим! – кричал Айно.

– Летииим! – эхом отзывался чуть отстающий Шас.

Глаза Шаса были в небе, когда Айно вскрикнул:

– Смерть!

Сфера резко остановилась, а Шас вылетел чуть вперед, заграждая собой Айно. Оба замерли.

Впереди, прямо из воды возвышалось нечто, горбатое, острое, агрессивное, черное. Оно не шевелилось, выжидало жертву. И Айно почувствовал себя спинорогом. И почему на оборотной стороне золотых моментов всегда прячется что-то черное?

Нечто молчало. Шас медленно опустил один глаз в воду, чтобы проверить, насколько оно велико. Через некоторое время глаз показался на поверхности – в нем ужас.

– Стоит на самом дне, и там, под водой, оно еще больше, чем на поверхности. К его основанию пристали спинороги, а значит, ими оно не питается. Наверняка питается тангулами, – по губам Шаса прочитал Айно.

В небе крикнула отставшая от стаи чаюшка, стала кружить над черной смертью и замершими в оцепенении тангулами. Айно вытянул руку, чтобы поймать глупую птицу, которая может разбудить нечто, но чаюшка увернулась и села на горб смерти.

Шас и Айно подались назад, не смея отвести взгляд от того, что случится с птицей. Но чаюшка и не думала улетать. Собрала крылья и стала прохаживаться по пикам молчаливой спящей угрозы. Прыгала, перебирала лапками, но не разбудила монстра. Отдышалась, расправила крылья и полетела догонять стаю.

Шас снова опустил глаз в воду, вторым же пристально следил за поверхностью нечто.

– Я приблизился к нему, рассмотрел, оно не шевелится, на нем целая жизнь: коньки, тряпичник, губки. Нет рта и глаз, конечностей для передвижения.

Айно с разрешения Шаса вытянул руку и прикоснулся к монстру.

– Оно твердое, местами шершавое, местами скользкое, в нем не бьется жизнь. Оно странное.

– И если вспомнить сказки Бартоля… Должно быть, это кусок камня. Утес? – предположил Шас.

– Первая твердь в нашей жизни, Шас, – с восхищением прошептал Айно.

Теперь нечто казалось ему меньше, оно не было черным, а скорее, темно-серым с вкраплениями зеленого.

Первым на твердь ступил Шас, тонкие нити цвета луны потянулись от лопаток к оставшейся на воде сфере. Тангулы были привязаны к ним нитями жизни. Без сферы жизнь невозможна, а Шас, конечно, любил рисковать. Будь Айно разумнее, он бы предложил обойти твердь стороной и плыть дальше. Но… это была первая твердь в их жизни, первое из сказок Бартоля, что действительно существовало в реальности. И Айно, покинув свою сферу, наступил на поверхность тверди. Грубая, жесткая, колючая, непоколебимая.

Тангулы гуляли по мелкому серому крошеву, пропитывались холодом, сидели на берегу, наблюдая, как небесные огни отражаются в сферах, покачивающихся на волнах лайко. Айно старался найти ту самую чаюшку с открытым клювом, хотел показать Шасу, но ее не было.

– Пойдем, поспим перед дорогой, – предложил Шас. – Без меня не выходи на твердь.

Айно так и не смог уснуть, все сидел, выхватывая из мрака фрагменты горбатой тверди, пока светило не встало, не залило все красно-желто-розовым. А сколько всего они, должно быть, не заметили без света. Айно не нарушил данное обещание – не гулять по тверди, а решил пошарить по ней руками. Он же не обещал ее не трогать.

Шарить вслепую по тверди совсем не то же самое, что шарить вслепую по дну. На дне все знаешь. Пораниться можно только о хрусталют. Здесь же вся поверхность опасная, больная. Что-то острое прошлось по коже, пальцы нащупали мягкий шарик. Айно дернул руку и вернул ее на сферу. В расцарапанной руке лежал неизвестный плод с черной ворсистой кожицей. Когтем Айно пробрался к мякоти, кроваво-красной, с приторным запахом. Айно коснулся мякоти кончиком языка. Сладко, но не похоже на желтые звезды. Оказывается, сладость, как и цвет, бывает разных оттенков.

Айно запустил руку в заросли кривых узловатых растений и вытащил еще несколько плодов. Шас все еще спал, когда Айно откусил первый кусочек. Станет плохо от маленького укуса – выбросит плоды, а если все будет хорошо, устроит Шасу прием пищи из даров тверди.

Его скрученный силуэт едва угадывался среди черных разводов от воды лайко. Разве будет красиво, если первый в их жизни завтрак из даров тверди Шас проведет на своей грязной сфере? Пусть он ленится мыть ее, но рядом же Айно.

Он подплыл вплотную к сфере Шаса, осторожно провел влажной губкой по поверхности. Главное было не задеть ту самую трещинку, Айно прекрасно помнил, где именно она находилась.

Не здесь.

Раньше не здесь. Перекочевала?

Что-то в груди почернело.

Айно провел губкой в том месте, где трещинка была изначально.

На месте.

Что-то в груди будто тоже треснуло.

Айно провел губкой еще раз и еще, пока не увидел целую сеть трещин, расползшихся по сфере Шаса.

Эта маленькая царапина породила целую паутину кривых трещин.

Тут же губка погрузилась в воду, и Айно выжал ее на протертые места, отплыл подальше. Скоро подтеки засохнут и станут прежними разводами, скроют ломаные линии.

Как быстро трещины порождают друг друга? И как долго сфера будет выдерживать путь глупых тангулов?

Сетка с запасами пищи…

Теперь все ясно.

– Ты давно встал? – Шас застал его врасплох.

– Не очень, – соврал Айно. Почему-то от испуга мелкая ложь впервые влезла в их дружбу.

Не впервые. Айно подумал о мириадах трещин, скрытых от него.

– Я раздобыл плоды тверди. Не думай, я не ходил туда без тебя, я искал руками.

Айно достал плоды и протянул их Шасу.

– Может быть яд.

– Вряд ли, я уже откусил кусочек, светило сделало шаг, все хорошо.

Шас хотел было отчитать Айно за недальновидность, но не стал. Это раньше Айно подумал бы, что тот поменялся после того, как увидел смерть чаюшек. Сейчас он знал: у Шаса просто было мало сил на споры. Вместо лишних разговоров, Шас откусил плод – брызнули алые капли, запачкали поверхность сферы.

Пусть и эти разводы засыхают и остаются на ней.

Все внутри Айно кричало, плескалось черным, красным, горело.

– Очень вкусно, – Шас даже закрыл глаза. Сок тек по рукам, струился по бокам грязной сферы. Когтем Шас подцепил косточку, раскрыл ее, обнаружив внутри маслянистое жирное ядро.

Плоды тверди оказались сытнее губок, и Айно предложил набрать с собой в путь. Протер свою сферу от липкого сока, впервые за все время не предложив Шасу сделать то же самое.

Заметил ли?

– Варкан!

Айно резко поднял голову в небо, чтобы увидеть невозможное. В небе кружила птица с крыльями, способными бросить тень на саму твердь, закрыть собой светило.

– Не верю… – но Айно верил, вопреки выскочившим словам.

Варканы уже давно казались выдумкой, красивым мифом. Величавые птицы сопровождали древних тангулов в их странствиях до того, как те утратили дар удлинять и глаза, и уши, и руки одновременно, до того, как обосновались в самых теплых и плодородных водах лайко, основав коланы. Варканы охраняли древних, указывали путь, а тангулы в благодарность кормили их спинорогами и красными звездами. В сказках же всегда так: красные звезды везде и всюду.

– Иди ко мне! Иди, хороший! – Шас отчаянно замахал рукой птице, будто боялся, что сфера лопнет именно сейчас и он не успеет насладиться чудесным зрелищем.

Варкан совершал круги, размеренно и горделиво, круги становились то уже, то шире, порой, казалось, он и вовсе исчез в небесах, как возвращался вновь. И Шас не смел удлинить глаз, чтобы без спросу рассмотреть птицу ближе.

– Спустись ко мне…

– Он не слышит тебя, Шас.

Варкан ушел на широкий круг, растворился, и, сколько бы его ни ждали, так и не вернулся.

До смены светила на луну плыли в тишине. Шас старался сохранить силы на дорогу, а Айно старался совладать с тем, что в груди еле шевелилось, будто отравленное, бурое, пульсирующее, перекрывающее доступ воздуху.

Никакая там не царапинка.

Целая сеть уродливых трещин.

В самые темные круги Айно снится один и тот же сон. Где-то внизу плещется лайко, и справа, и слева – большие крылья, способные бросить тень на любую твердь, закрыть собой светило. В нос бьет запах свободы, осуществившейся мечты, тихого счастья. Но самое красивое в этом сне – это, конечно, Шас и его сфера…

Что-то в реальности закрыло собой светило.

Варкан.

Изогнутый массивный клюв, властный взгляд, хрусталютные перья, будто залитые сизым туманом, мощные, пушистые, словно посыпанные пеплом лапы с кривыми когтями, готовыми рвать и терзать.

Варкан сидел на сфере Шаса и жадно поедал мякоть спинорога прямо у него из рук.

– …

– Не бойся его, – улыбнулся Шас, заметив онемевшего Айно, – он птица хорошая, достойная. Он укажет нам путь до Умэ. Мы еще с ним полетаем.

Айно сделал себе больно, чтобы убедиться, что реальность не продолжение сна.

– Ты, наверное, много сотен оборотов не пробовал спинорога, верно? – Шас провел пальцем по переливающемуся крылу варкана, но тот был слишком занят едой, чтобы среагировать на непрошеную ласку.

Варкан умный, понял, что тангулы будут его кормить. Он летел далеко впереди, но не исчезал из вида. Шас начал отставать. А вскоре и вовсе попросил отдыха. Конечно, под предлогом того, что нужно поохотиться на спинорогов, поискать в толще воды желтые звезды, ведь они дают столько сил разуму, глазам.

Должно быть, нелегко плыть на треснувшей сфере. Но Шас молчал об этом, и Айно тоже.

– Назовем его Крыль? – предложил Шас во время очередной остановки. – Уже несколько кругов он сопровождает нас. Можно считать, что это никакая не случайность.

– Не думаю, что стоит давать ему имя… В любой шаг он может исчезнуть. Не хватало еще, чтобы где-то в груди от этого пошли… трещины, – сдерживая все свои бурые и красные чувства, ответил Айно.

И когда же Шас решит рассказать ему про трещины? И как сильно они покрыли сферу сейчас?

Варкана назвали Крылем.

Надолго ли?

Гордая птица уверенно летела вперед, и Айно верил в то, что в Умэ крылья спасут Шаса. Ему по-прежнему хотелось поменяться сферами. Если бы только природа давала тангулам такой выбор! Нет же.

С другой стороны, гораздо легче быть тем, кто треснул. И как же тяжело быть тем, кто живет рядом с треснувшим.

В таком случае, может, и к лучшему, что все сложилось именно так: Айно быть сложнее, чем Шасом.

Айно удалось поймать две желтые звезды. Он выскребал когтями последние мякиши. И злился. Слушал это «Крыль, Крыль».

– Разумнее было бы тебе съесть звезду самому, – наконец высказал он вслух.

«Тем более с такой-то сферой».

– Звезда дает много сил, Айно. А Крыль же тоже живой, ему силы нужны для полета. Тем более, может, он первый раз пробует звезду. Хочешь покормить? – Шас протянул кусочек от своей звезды.

Но Айно не хотел никого кормить. Что-то в груди вновь горело. Слишком часто оно горело, с тех пор как Айно обнаружил, что они оба замалчивают о трещинах. И сферы их, хоть и рядом, бороздят воды лайко в одном направлении, следуют за полетом варкана, а все равно будто так далеко, что и не видно друг друга.

И снова хочется спать, потому что во сне все как-то понятнее, все как-то розово, оранжево, зелено.

С другой стороны, с появлением этой птицы в глазах Шаса появилась надежда.

Может, и стоит называть варкана новым именем, делиться с ним и губками, и звездами, если он приведет Шаса к заветным крыльям.

Может, и стоит…

Кошмары Айно снились редко, но и в них все было не так страшно, как оказалось в реальности. Еще пару шагов назад он рассуждал о пользе варкана…

Сначала были крики, а потом запах горящего мяса, сигнальные оранжевые, красные вспышки разлетевшихся перьев, дотлевающие тела чаюшек на траурной поверхности лайко.

Проклятый Крыль, может, сам летел сюда, чтобы сгореть, сдохнуть, расщепиться на проклятые мясные крошки и потонуть в воде, пойти на корм рыбам. Айно ненавидел его! Вот куда он привел их! Снова в место умирания птиц… и надежды.

Чаюшки в небе и на воде бились в предсмертной боли, источали боль, заражали ей.

И Айно хотелось сгореть вместе с ними, только чтобы не увидеть, как от разочарования лопнет сфера Шаса.

Чаюшки орали.

Все внутри Айно орало.

Крыль поднялся высоко и затерялся среди огней.

– Как они кричат… – Шас, задрав голову, смотрел на горящих птиц. – Ты слышишь? Может, мы здесь снова для чего-то. Чтобы потушить их? Спасти от их участи?

Айно был готов на все. Схватил летящую чаюшку и опустил в воду. Птица расцарапала Айно руку, и тот ее выпустил.

Главное – потушил.

Но чаюшка, сделав над тангулами два круга, бросилась на Айно и стала остервенело клевать. Шас подоспел вовремя, схватил безумную, и она вспыхнула ярким пламенем прямо у него в руках.

Заорала от боли, и Шас заорал, отбросил бестолковую птицу, схватился за глаза, нырнул внутрь сферы, выскочил, скрючился, бросился в лайко, прижался к сфере, не доставая из воды удлиненных глаз.

– Ослепила!

Птицы орали, а все внутри стихло.

– Ослепила!!! Айно! Я ничего не вижу!

На мгновение Айно стал твердью, будто чаюшки, Шас, волны на возмущенном лайко – все перестало спешить. Все обрело иной ритм –глухонемой.

– Я больше ничего не вижу…

Когда Айно впервые встретился с рыбой, он испугался так сильно, что несколько кругов не мог удлинить руки и опустить их в воду. Старшие говорили ему, что, как только паника пройдет, все вернется на свои места. С тех пор Айно считал себя трусом. Именно от трусости не он, а Шас первым погрузился в черноту лайко, решился на поиск крылатого города, ступил на неизведанную твердь, кормил варкана с рук. Айно многого боялся.

Шас полностью потерял ориентацию в пространстве, кричал, цеплялся руками за нити, связывающие его со сферой. Айно нужно было все делать спокойно. Айно нельзя больше было бояться.

Он подплыл к Шасу, помог ему забраться на сферу. С легким сердцем распустил весь запас спинорогов, чтобы связать сферы сетью, потянул Шаса за собой прочь, пока не утихли крики чаюшек.

– Как я следую за тобой? – голос Шаса исказился, будто вслед за зрением выгорели все интонации.

– Сам не знаю. Возможно, это наш скрытый дар, – солгал Айно. – Я плыву не спеша, твоя сфера направляется четко за моей.

Шас не поверил, шарил руками по сфере, но до основания не добрался, не нащупал связующую сеть, а в воду спускаться не решился.

– Ты видишь Крыля?

Пусть идет ко дну. Проклятая птица, которой впустую скормили половину желтой звезды.

– Скажу сразу, как увижу. Не переживай, он обязательно появится.

Через время Шас рассмеялся.

Сошел ли с ума во тьме?

– Не надо было спасать чаюшек от их участи. Они хотят гореть. Специально прилетают сюда, чтобы умереть. Видел, как она взбесилась, что ты ей помешал?

Айно улыбнулся, но вспомнив, что Шас теперь этого не видит, ответил:

– У меня теперь по всей голове следы от ее клюва. Может, мы решили спасти не ту?

– Возможно, не надо спасать тех, кто проделал такой путь, чтобы сгореть? Я лишь пытался найти смысл в конечной точке нашего пути.

– Это не конечная точка.

– Конечная. Я теперь не вижу. Не смогу охотиться…

Что-то в груди Айно похолодело.

– Но у нас есть запасы благодаря тебе. На них и протянем. Предлагаю экономить. По одному рогу в круг?

– Хорошо.

Айно не представлял, как он будет искать пищу без глаз Шаса. Он четко помнил то мгновение, когда распустил сеть с запасами, чтобы связать сферы. Тогда это казалось единственно верным решением.

Как еще он мог тянуть Шаса за собой? На голос? А что делать ночью? А течения? Как выжить во время бури, если один полностью потерял хоть какое-то направление?

– Глаза сильно болят? – перед сном уточнил Айно.

– Да дно с ней с болью, они не видят, вот что паршиво. И нет теперь во мне никакой пользы. Цвет колана – спокойно-небесный. И это лучший цвет. Как же я ошибся…

– Но цвет Умэ… жаркий…

– Призрачный! Пустой! А во мне… больше нет пользы…

Айно не знал, что ответить. Сказать пустое «нет», а где аргументы, которые убедили бы Шаса. Какой логике следовать в диалоге? Какие доводы приводить?

– Все будет хорошо… Все обязательно будет хорошо.

И весь темный круг Айно в отчаянии шарил руками по дну в поисках спинорогов.

Невозможно. Хитрые, они прячутся слишком искусно.

Весь следующий круг Айно ждал развязки. Сейчас Шас попросит еды, и не останется выбора, кроме как рассказать ему, что ничего нет.

Но Шас сказал, что совсем не голоден. И Айно решил лгать дальше.

Уже пять темных кругов Айно снится один и тот же сон: у них с Шасом две сетки, одна держит сферы вместе, а вторая полна спинорогов, желтых и красных звезд, даров тверди. Шас пробует еду на вкус и определяет, что это. Потому что зрения у него больше нет.

Зрения нет, но есть еда.

Айно протирает сферу Шаса с появлением светила и смотрит сквозь трещины на разломанный рассвет, искаженные нелепые лучи, раздробленное небо.

В этих снах больше нет глупостей вроде крыльев.

В этих снах у Айно и Шаса две сетки: одна держит их вместе, а вторая полна еды.

А потом Айно возвращается к реальности.

Пустое дно. Светило жалит.

Первые три круга Шас отказывался от еды, говорил, что не голоден. Врал.

Айно цокал языком, клацал зубами, шуршал губкой, говорил, что наелся. Врал.

На четвертый круг Шас перестал вылезать из сферы. Айно будил его через каждые пару шагов, но Шас просил сна, еще и еще. Возможно, Шасу тоже снились две сетки. Ведь кто думает о крыльях, когда столько кругов не было даже еды.

Айно не сдавался, шарил по пустому дну, пока светило вставало над горизонтом, пока медленно влачилось наверх, пока пекло затылок, скатывалось вниз, гасло. И во тьме Айно шарил по пустому дну в надежде, что спинороги спят и ему удастся схватить их вслепую.

Иногда Айно спал. Спинороги же не спали никогда. По-видимому.

На седьмой круг Айно понял, что их путь окончен.

Небо обуглилось, как огромная чаюшка, за черной коркой ни луча, ни кусочка хрусталюта. Вода в лайко от холода стала совсем матовой, билась в бока сферы угрожающе.

Лайко устало от бессмысленного пути тангулов. Лайко хотело все закончить.

– Шас, пожалуйста, проснись.

Айно не мог позволить им умереть, не попрощавшись.

– Надвигается смерть.

Шас устало опустил руку в воду. Загустевала, готовилась разбивать саму твердь, смывать с неба птиц, которых Айно не видел уже давно, но где-то они точно были.

– Мы потеряемся… – Шас хотел что-то добавить, но уже поднялась ранняя волна.

С четырех сторон потянулись в вертикаль черные воды, не выбраться, не спрятаться. Айно удлинил руки, обхватил сферу Шаса и свою. Водяной купол закрыл небо, завертелся, все перестало существовать.

Рухнул вниз, вдавливая тангулов в толщу густого мрака.

Еще один удар и еще.

Почувствовав воздух, Айно лишь крикнул: «Держись!»

И снова потянуло на самое дно, переворачивая, выкручивая.

Шас крепко держался за руку Айно.

Протащило по дну, в лицо били потоки, в нос и рот забился горький ил.

Подпрыгнуло, подкинуло, разорвало.

Айно полетел в воду со сферы, выпустив все, что держал. На лопатках натянулись нити до боли в жилах. Лайко отрывало сферу.

Руками барахтался, топил себя, спасал, рыл воду, рвал дно, искал сферу, искал Шаса. Запутался в струнах.

Лайко рвануло наверх, подбросило к небесам.

«Летите! Летите, как хотели!»

И Айно летел вниз, во мраке угадывалась белая рябь, дрожали нити.

Натянулись, сейчас лопнут.

Лайко позволило глупцам полет, перед тем как засосать в жадную пасть. Все голодны, и лайко тоже.

Боль в затылке стала концом, и Айно, наконец, выпал из реальности.

Но ему ничего не снилось.

Только что-то в груди теперь билось, и в ушах, и в голове. Билось спокойно, отмеряя вдохи и выдохи лайко.

В глазах скребло, жалило, щипало. Свет пробивался сквозь неясную пелену. Кто-то коснулся.

– Айно, Айно я здесь.

Брызнули яркие лучи, воздух со свистом ворвался в грудь и выскочил вместе с черной водой.

– Айно, Айно, я здесь, – Шас хлопал Айно по спине, распутывал узлы на нитях. – Все хорошо.

– Ты видишь? Как ты нашел меня? – хотелось с ужасом уточнить, точно ли они живы, но зрение было важнее.

– Не вижу.

Лайко успокоилось, а сферы Шаса и Айно по-прежнему были вместе.

– Как ты нашел меня?

– Упал в воду, запутался в чем-то… Наощупь понял, что сетка. Разве можно ее не узнать, когда столько шагов мы плели ее? Сетка удержала нас вместе. Вот только еды больше нет…

Что-то, что билось в груди, прыгнуло в горло, лишь бы вылезти наружу вместо признания:

– Еды нет давно… С тех пор как ты ослеп.

Айно ожидал криков, гнева, обвинений, но Шас лишь печально спросил:

– И все эти круги ты ничего не ел?

– Не ел.

– Ты, наверное, и направление потерял давно?

– Давно.

– Знаешь, после первой же бури надо было тебе уплывать! Со мной все понятно! А ты как выживешь?! – вспылил он. – Как же ты выживешь… – добавил в раздумье.

– А что такого случилось после первой бури? Царапинка твоя?

– А ты думаешь легко плыть на дефектной сфере?

– А ты думаешь легко плыть рядом с тем, у кого дефектная сфера?

– Так и не плыви рядом! Зачем было сеткой нас связывать?!

– Ты с самой первой бури не оцарапался, а разбился! Может, именно поэтому мы до сих пор не нашли крылатый город!

– Мы не нашли этот город, потому что его нет! Плыви домой! Дождись чаюшек и плыви!

Что-то в груди сжалось и взорвалось.

– Это ты плыл за своей проклятой птицей! И ты скормил ей половину звезды, которую я для тебя поймал!

Шас полез в сферу.

– Конечно, уходи! Ты давно уже сдался!

Легко быть тем, чья сфера вот-вот лопнет. Гораздо тяжелее быть тем, кто останется.

Айно поначалу злился, ворочался внутри сферы, ненавидел огни, плывущие над ним во тьме, но потом и сам сдался голоду. Понял, что в груди уже ничего не щекочется.

– Я слышу, как они ползают! – вскрикнул Шас. На голове его удлинились уши, завернулись в чешуйчатые рожки, расширились раковины. – Я слышу, как ползут по дну спинороги, слышу, как они шуршат, ввинчиваясь в дно! Готовь свои руки, Айно!

Голова была совсем мутной, когда добыча безвольно повисла в руке. Айно за раз съел три мякоти, и Шас не стал дожидаться, пока нутро спинорога высохнет. Внутри живота ныло и резалось, но Айно смеялся от истории Шаса про то, как он обнаружил свои удлиненные уши в ногах, как вылез наружу, а они стали сворачиваться, подобно донной улитке. В колане не было слышащих, только глаза и руки. Айно с разрешения потрогал черные завитки на голове Шаса.

– Ты же теперь и птиц сможешь слышать до того, как мы их увидим?

– Думаю, смогу! И мы снова найдем направление!

– Как же хорошо, – Айно разделил на две части оставшийся рог, захрустел. – Какой же удивительный у нас путь. И никакого города не надо. Ты только скажи, мог ли ты, сидя в колане, подумать, что мы с тобой решимся на такое? Знал ли ты, что пролетающие над нами стаи чаюшек сгорают? Думал ли ты, что мы попробуем столько сортов спинорогов, будем есть желтые звезды! Что переживем не одну бурю, сплетем сетку из тряпичника, набьем ее запасами и все потеряем. Мог ли ты представить, что однажды станешь слышащим? Что мы будем ходить по тверди, вкусим ее плоды. И что ты обзаведешься варканом, назовешь его Крылем, будешь кормить с рук…

– И он улетит.

– Ну и дно с ним! Главное, он был!

Шас улыбнулся, а потом резко дернулся. Рожок уха суетливо зашевелился. Айно ничего не слышал, но и так все понял.

– Новая трещина?

Шас замер.

– Я знаю про них. Знаю про то, что никакая это не царапина.

– Давно?

– С круга у тверди…

– Так давно…

Что-то в груди загорелось, подобно чаюшке, и Айно выпалил:

– Прости меня за то, что я называл это царапиной! Прости за то, что говорил, что мне сложнее…

– Ты прости, – глаза Шаса спрятались под ресницами, – за то, что не раскрасил твой путь… Вся сфера трещит… Лопнет не на этом круге, так на следующем… Я уже чувствую… Ты прости меня за то, что я лишь казался сильным. Ты же пошел в путь за сильным и смелым Шасом, а не за треснувшим и слепым.

Что-то в груди орало, подобно той же проклятой чаюшке, но Айно ответил спокойно:

– Я пошел вслед за Шасом.

Молчали долго: никто не хотел признаться в том, что чаюшки горят внутри, где-то там, в районе груди, в том, что эти самые, невидимые никому чаюшки сжимают горло цепкими когтистыми лапами, и невозможно сказать ни слова. Молчали, пока Шас не попросил:

– Набьем сетку спинорогами? У тебя должен быть запас. Найдем направление и поплывем в сторону города.

– Ты сказал, его нет.

– Это его для меня нет. А для тебя он точно все еще есть.

Айно на все согласился. Сетку подлатали за пару шагов, набили рожками, маленькими и большими, жирными и ранними. Перед тем как светило погасло, Шас все же услышал стаю.

– Направление – Умэ!

Весь следующий круг шли без отдыха. Шас упрямился, говорил, что время терять нельзя. Айно со всем соглашался, но лечь спать так и не смог, сторожил сферу. Самым страшным казалось проснуться и обнаружить одну лишь пустоту.

На второй круг сделали остановку. Айно водил руками в воде, задумался, когда зацепился за шершавую звезду.

– Небеса! Это же красная звезда! Я не верю! – закричал Айно, хватаясь за удачу.

Шас подпрыгнул на сфере, потянулся рукой в никуда.

– Подожди! Дай я шкурку сниму! Съешь! Съешь ее скорее, Шас!

– Только пополам!

– Обязательно пополам!

Айно разделил на две части обычную желтую звезду.

– Ну как тебе, Шас? Вкус другой?

Шас долго смаковал звезду, закрыв глаза.

– Другой… Интересный такой. С горчинкой… Гораздо насыщеннее, чем у желтых.

Айно улыбнулся, но Шас этого, конечно, не видел.

– Надо же… Успел красную звезду попробовать, – улыбнулся Шас. – Удача.

– Хороший у нас путь, правда же?

– Самый лучший, – согласился Шас.

– И все же… как бы это сейчас ни звучало… нет ничего красивее твоей сферы. Весь мир какой-то иной, – сказал Айно, разглядывая сломанный горизонт сквозь трещины, – и светило расщепилось на несколько оттенков, и небо повредилось по-особенному.

Еще один пронзительный «тррррак!». Уже не нужны были уши Шаса, чтобы слышать, как лопается сфера.

Внутри все царапалось, так и хотелось остановить момент, чтобы увидеть его цвет, но предательские глаза: все расплывается от этого звука, словно он отмеряет время.

– Помнишь, я сказал, что цвет колана лучше цвета Умэ? – спокойно произнес Шас. – Я был не прав.

– …

– Лучшее, что есть, – цвет этого дня.

Луна светила ярко. Айно не спал. Все следил за спящим Шасом и хрусталютной сферой. Две тонкие нити светились и уходили в глубину, туда, где из-за скопления трещин едва угадывался его силуэт.

Протянут ли еще круг? Или уже с подъемом светила все исчезнет?

Если однажды Айно попадется красная звезда, он обязательно ее попробует. И если вкус не будет с горчинкой, более насыщенным, чем у желтых, он, наверное, ужасно разочаруется.

Сложно тому, у кого сфера треснула. Сложно тому, кто рядом. Каждому – по-своему. И все, что может сделать Айно, – это радоваться всяким глупостям, выдумывать красные звезды и просто идти рядом.

Плескались волны, шептали новое, вибрировала сфера, что-то в груди стучало размеренно, четко, в такт небесным огням, волнам, легкому темному ветру.

«Я – Айно… Я – Айно, идущий рядом…»

Глаза от усталости залипали на каждой трещине, воображение выдумывало странное: трещины расширялись и сужались, будто дышали.

Айно встряхнул головой. Померещилось.

Это все от недосыпа, от усталости. Он лег на бок, считая изломы трещин. Словно созвездия, они покрывали поверхность сферы, расползлись темными нитями.

Остро выгнулись. Как будто треугольник поднялся.

Лабиринты надломов сузились, сжались. Расширились, разошлись.

Айно понял: не мерещится. Сфера билась в агонии. Страшный круг начался.

Шас затрепыхался внутри, но вылезти на поверхность не смог. Будто вся наружная оболочка затвердела. В груди Айно теперь сплошной пепел. Невозможно помочь Шасу, ни говорить, ни дышать невозможно. Одно лишь жалкое «Шас» повисло миражом в пустоте. Сфера затрещала. Оглушительно.

Маленькие трещины расползались от больших, ветвились, прорезали себе все новые пути. Где-то за ними, залитыми тоскливым светом, барахтался полустертый силуэт Шаса.

Ему больно?

Что больнее: умирать или видеть, как кто-то рядом умирает?

Беспомощное «Шас» прорезалось сквозь хруст разрушающегося мира и тут же раскрошилось, опало во тьму лайко. Страшный круг поглотил все.

Где-то за гранью зрения Айно увидел мозаику прошлой жизни, сиреневую дымку над горизонтом и такие же мечты об Умэ, серебряные дуги спящих сфер, безмятежных, необремененных мыслями о далеком, невообразимом. Жаркие вспышки птиц, багряные капли сладкой мякоти, путь, освещенный высверками красивых пустых слов. Внутри Айно расползалась пустота, всасывала в себя и силы, и мысли, и все цвета прежней жизни. Айно вдохнул пыль воспоминаний, будто вдохнул суть происходящего, выудил из памяти образ Шаса, летящего навстречу ветру.

Медленно тащилось время по ломаным линиям, застывало в уголках, сглаживало их. Неправильные линии сходились друг с другом, соединялись в бессмысленных фигурах, образовывали узор.

Луна серебрила зарождающиеся на боках сферы узоры, затейливую вязь, складывающуюся из прежде безобразных негибких трещин. Россыпь светящейся пыли собралась в контур, и Айно распознал в нем…

– Крыло!

Одно лишь слово вырвалось, и Айно закрыл рот руками, сдержав рвавшийся наружу триумфальный вопль, чтобы не нарушить величие момента.

Трещины расползлись по боками сферы, выпустив Шаса наружу. Вот он встал в полный рост, раскинул руки, а за ним и сфера расправила два лунных крыла, больших и мощных, как крылья древних варканов. И нити от лопаток потянулись к крыльям, ворочали блестящие лунные перья, до тех пор пока не нашли свое новое место.

Сфера оторвалась от поверхности лайко, капли, падающие вниз, рисовали множество кругов, а Айно смотрел вверх.

Темный круг сменился светлым. Небо лило прозрачную воду, а светило плело из нее пестрые дуги.

На миг прямо посреди лайко возникла желтая высокая твердь, пестрящая зелеными оазисами, падающими сиреневыми водами, уходящими в небо спиралями гнезд, и вокруг этой тверди множество крылатых хрусталютных сфер, решившихся на полет.

Шас показал Айно Умэ, будто теперь он мог не только видеть то, что недоступно простому тангулу, но и делиться своим зрением. А делиться он всегда любил.

Глаза у Шаса – голубые в цвет неба. Крылья его – в цвет чаюшек, а сам он черный – в цвет лайко.

Что-то в груди Айно тоже обзавелось крыльями.

Кто же мог знать, что у не разбившихся сфер крылья не растут? А разбиться и взлететь Айно всегда успеет. В тот миг он точно знал: счастлив тот, кто летит, но однозначно гораздо счастливее тот, кто, пройдя рядом весь путь от первой трещинки до страшного круга, видит твой полет.

+8
16:02
952
17:36
Гораздо легче быть тем, кто треснул. И как же тяжело быть тем, кто живет рядом с треснувшим.

О, да. Я знаю. Спасибо, автор.
00:49
Замечательно. Пронзительно. Глубоко.
Тут и слов-то нет… Желаю автору победы.
10:48
+1
«слоеввниз, пока» слиплось. Лопаются дёсна — дёсны ведь, это же женский род, множественные число?
11:01
Образно, да. Все хотят идти за молодыми и красивыми, а не за треснувшими и больными, что тут поделаешь. Жаль, из треснувших сфер прорастают крылья только после того, как тангул перестаёт быть тангулом.
За оригинальными и аутентичными образами и словечками прячется банальный миф, который все читали тысячи раз. Вот лучше бы в смыслах было столько оригинальности, сколько в авторском мире.
08:07
+2
к словам выше: миф не может быть банальным, миф — это отражение базового сюжета.
Пожалуй, я даже жалею, что мне довелось судить другую группу, а не эту — потому что тут мне было бы легко выбрать оценку.
Рассказ понравился, именно за счет своей мифологичности.
Загрузка...

Достойные внимания