За Гранью

Мне всегда не везло. Наверное, с самого детства. Просто удача отвернулась от меня, и я привык не полагаться на неё. Слишком уж непостоянная. Я всего добивался своими силами.

На этот раз мне тоже не повезло. Снова. Я вытащил самую короткую палочку. Из двух десятков одну! Наверное, моё невезение достигло своего предела. В эту секунду все вокруг негласно разделились на три лагеря. Одни смотрели с сочувствием, сожалением, не верили, что мы сможем вернуться. Другие — с радостью, что в их руках палочка длиннее, что не им рисковать своей жизнью. А третьи — с уверенностью, знали, что мы справимся. И среди них был мой брат.

Я стал последним, замыкающим девятку членом экспедиции на Фиртер. От этой экспедиции зависели десятки жизней. На плечи девяти человек водрузили непосильную ношу ответственности «за благополучие не только операции «Грань», но и всего мира». Почему девять? Я и не задумывался об этом. Почему нельзя было отправить восемь, не вершить судьбы простым жребием? Здесь не принято обсуждать приказы.

Операция «Грань» — величайшая тайна человечества. Всю жизнь я мечтал об одной профессии — исследователь за Гранью. Об этом теперь многие мечтают. Как раньше мальчишки играли в военных и пожарных, так сейчас играют в исследователей. Я зачитывался книгами о Грани, о величайших, храбрейших людях нашей эпохи. Я был только одним из тысяч восторженных юнцов, которых тянула неизвестность. Так говорили все вокруг, так мама старалась отговорить меня. Только я уже твёрдо решил.

Может у меня и не было детства, но был выбор, который я сделал сам. И не пожалел ни разу. Мальчишка вырос, но мечта осталась и превратилась в цель.

Многие останавливаются ещё перед интернатом. А я поступил, пусть в числе претендентов на вылет, зато своими силами. Я так гордился собой, когда проходили дни, а я, безумно уставший, возвращался в общежитие и падал на кровать, но держался. Дни перерастали в годы. Моя жизнь была чередой испытаний и падений. Тогда я почувствовал всю суровость выбранного пути. Фильмы, книги, чужие рассказы никогда не передадут настоящих сложностей дороги исследователя.

Только в интернате я осознал, что был никем. Первенец. Таких здесь не особо жалуют. Моя домашняя подготовка ничего не стоила рядом с тренировками ребят из династии. Но я закончил интернат, даже последний курс. Это было ещё сложнее, во много раз, но я справился. И теперь я здесь.

Грань, мечта моего детства, стала реальностью. Я переступил порог невозможного, отодвинул завесу тайны. С первого шага на землю станции началась новая жизнь. Остались в прошлом интернат, дом, семья — все. Нас заставляли забыть о себе, потому что здесь мы начинали с чистого листа. Здесь ломались все границы, стирались понятия реальности, рушились ценности, сама жизнь переворачивалась и получала новый смысл.

Грань была вторым миром, закрытым для всех, кроме его хранителей. Простыми словами это фантастика, какой ещё не создало самое пылкое детское воображение. Наш мир — лишь маленькая часть чего-то огромного, невероятного до бессмысленности. Он отгорожен барьерами, куполом, невидимыми человеку. Никто не знает, как открыли Грань. Или никто просто не говорит всей правды. Здесь нельзя задавать лишних вопросов.

Когда-то я считал, что исследователь за Гранью — верх человеческого совершенства, величайший герой. Но я стал исследователем и потерял свободу. Я чувствовал себя частью системы, пешкой в самой масштабной партии на планете. Сначала было много вопросов, а потом я закрыл глаза. Здесь все верят словам, не ждут большего, чем имеют право знать, работают наощупь. Мир за Гранью — слишком таинственное место даже для лидеров. Что уж говорить о простых исследователях-новичках?

Только на второй год я узнал истинную цель операции «Грань». Все исследования внешнего мира имели не только научную сторону. Наша реальность разрушалась, медленно, но бесповоротно. Никто не знал когда, но мир должен был рухнуть, умереть, чтобы уступить место новому. А мы не готовы были умирать вместе с ним. Грань стала единственным местом, где люди могли найти все ответы.

Нас отрезали от внешнего мира, но я не жалел ни о чем. Интернат сделал из меня другого человека. Слабые за Грань не попадают. А эмоции здесь считались слабостью.

Нам твердили ещё с интерната: «Грань — война» , но только в первую экспедицию я понял истинное значение этих слов. Внешний мир жесток и беспощаден, а люди ничтожны рядом с его великой силой. Но мы — те люди, которые готовы бороться и побеждать. Земные законы здесь не действовали, земные катастрофы казались мелочью... И все же мир за гранью красив до безумия. Может все мы здесь сумасшедшие. Но мы любим свою работу.

Братишка пошёл по моим следам. Он прошёл мой путь лучше, чем я сам. Но для меня Нейт так и остался младшим братом, единственным, кого я не смог поставить ниже исследований.

Все же у меня было счастливое детство... Никогда не забуду ночные посиделки с братом, фильмы под одеялом, наши совершенно серьёзные планы на взрослую жизнь... Я гордился Нейтом сильнее, чем самим собой. Хотя теперь я собой уже не гордился.

Я был среди лучших, среди людей, которые посвятили годы исследованиям. В сравнении с ними я снова стал никем. Но мне было, куда расти, за кем тянуться, и было, кого вести за собой. Я мечтал, что Нейт превзойдет меня, боялся за него больше, чем за самого себя. Братишка был моим самым дорогим человеком.

Я не раз уже участвовал в экспедициях с разным составом на разное время. Я знаю боль, голод, страх, смерть. Все они стали моими давними знакомыми. Я не раз и сам ходил по лезвию ножа. Я не боялся. Нет, кого я обманываю. Боялся. Просто я научился скрывать страх даже от самого себя.

Сердце бешено заколотилось, когда я вытащил короткую палочку, ладони стали липкими, внутри похолодело, и больно защемило под рёбрами. Это был страх, он сжимал тонкие пальцы на моей шее, не давая дышать. Но я не принимал эмоции.

Да, я не хочу умирать. И тогда не хотел, но я знал, верил, что справлюсь. Я сделал свой выбор, когда переступил порог интерната. Но разве знал я тогда, что буду участвовать в важнейшей экспедиции столетия?

Мир за Гранью начал меняться. Грядёт переворот, и только с Фиртера можно изменить его, направить в другую сторону, дальше от нас и от нашего мира. Проход на Землю уже закрыт. Неудача, и станцию уничтожит вместе со всеми, кто на ней остался, а Грань надолго останется закрытой для любых исследований.

Мир, как часы. А Фиртер заводит механизм. Высочайшая гора, скрытая густым сиреневым туманом, о которой рассказывают самые невероятные легенды. Только две экспедиции за всю историю добрались до подножия Фиртера, но никто из тех исследователей не вернулся живым. Нам предстояло сделать невозможное, прыгнуть выше головы. И кто сказал, что рождённый ползать летать не может. Я родился никем и полетел.

Братишка подбежал ко мне и прямо на глазах у всех обнял, уткнулся лицом мне в плечо. Я откинул непослушные вихры с его лица, прямо как в детстве. Он поднял голову, стараясь поймать мой взгляд. И я заметил, как подрагивают его плечи и неправильно блестят глаза. Он точно пошёл в меня, старался подавить эмоции.

– Я вернусь, слышишь. Мы справимся. И все будет, как раньше, — шептал я сбивающимся голосом. А он улыбался, грустно, но так искренне. Даже без слов я понял, что он все знает, но старается верить.

— Я пошёл бы с тобой, если бы только мог, — выдохнул Нейт и отстранился от меня, стесняясь слишком бурного проявления чувств.

Мы стояли друг напротив друга, молча обмениваясь мыслями. Я знал, что братишка боится за меня. И верит. От этого становилось теплее, отступал страх. Я всегда чувствовал странную связь между нами. А теперь она натянулась, как струна, стала почти осязаемой. Мы читали мысли друг друга, и это давно стало нормой. За Гранью я научился ценить братишку по-настоящему, просто понял, что такое потерять.

***

Расставание всегда тяжело. В горле стоял комок, я над, что многое должен сказать, но не мог. Слова были лишними. Хватило и взгляда. Братишка все понял и не стал даже обнимать меня, только пробился поближе сквозь толпу исследователей и прошептал на ухо, как в детстве:

— Возвращайся.

Я кивнул, хотел пообещать, но Нейт отступил, а моя новая команда уже была за границей базы. Здесь не приняты долгие прощания. Здесь не приняты чувства и привязанности. Я накинул на плечо рюкзак, проверил заряд бластера и не оборачивался, пока за спиной не закрылся проход. Пути назад не было.

Я понимал, что я лишний в новой команде, единственный недоброволец. Я ни с кем из них ещё не пересекался в экспедициях и теперь ловил на себе пристальные взгляды. За мной наблюдали. Меня оценивали. Я привык к этому ещё в интернате.

Долина света открылась перед нами. Она встречала и провожала каждую экспедицию, как верный страж мира за гранью. Чистая, совершенная она производила впечатление оазиса покоя, если не знаешь, что под ковром зелени скрываются жизни...

В это время долина была особенно прекрасна. Мелодия разливалась в воздухе, ветер играл на струнах трав, на изогнутых в спиральки листьях деревьев. Грустно звенели, покачиваясь на его волнах, будто стеклянные, головки серебрянчиков. Рваные облачка сиреневого тумана ещё клубились вдоль земли, и в них мерцали искорки почти земных светлячков.

Я остановился, следил как один из листочков сорвался с ветки и, кувыркаясь, покатился по траве ко мне под ноги. Ветер игриво звал за собой: упасть на траву, отдаться природе и покою, глядя на бесконечное небо, на поддерживающие его могучие кроны. Долина света так и осталась после всех красот мира за Гранью моим любимым местом.

— Ради этого стоило стать исследователем, – прошептал ветер звонким ещё детским голоском братишки. Он никогда не говорил этого. Он не был здесь ребёнком. Но ветер лучше знал. Ветер видел все...

Свечение разлилось вокруг моих ладоней, горячее, мягкое, оно сопровождало исследователей в начале каждого пути. Говорили, это благословение погибших, защита от смерти, концентрация удачи. Последняя мне бы не помешала.

Я когда-то спросил, почему, если свечение помогает, так много ребят не возвращаются. А ветер ответил, что это не защита, а вера, вера тех, кто отдал свою жизнь за нас. Там сейчас много наших ребят. Но они все равно с нами. И, будто прочитав мои мысли, одновременно раскрылись головки луноцветов, раскрашивая долину перламутровыми и голубыми волнами. И ветер бежал по их лепесткам, словно рябь на воде, обнажая скрытые золотые сердцевины. Я видел это уже немало раз, но каждый завораживал. Магия не может быть столь красивой...

— Это не магия. Это будущая жизнь...

***

Первым испытанием стала пещера Вристела, на самом деле место не слишком опасное для Грани. Первые исследователи пещеры не вернулись. А потом был сформирован график. Мы ходили в пещеру только в безопасное «белое» время. А сейчас «чёрное»... Но ждать было нельзя.

Я не знал, что последует за зияющей пустотой входа. «Чёрное» время представлялось мне чем-то неизведанным, опасным, даже привлекательным. Я редко так ошибался. Голые скалы пещеры, словно звериные клыки, выползали на поверхность, острые, отточенные, похожие на лезвия ножей. Тихое змеиное шипение раздавались со всех углов. Тени прыгали по черному камню, потусторонние голоса перешептывались за спиной. Ветер уже не пел — стонал, выл в уходящих наверх сводах.

И куда исчезли сверкающие всеми мыслимыми и немыслимыми цветами кристаллы, лучи света, играющие на полированной плитке камня? Пещера преобразилось до неузнаваемости. Каждый шорох разносился в спёртом, густом воздухе, усиливался во много раз. Камни с грохотом падали под ноги. Чёрные твари пролетали над головами, бились в руки, царапая кожу острыми коготками. Шуршащие демоны, вестники смерти.

Я не смог бы описать всего, что приготовила нам пещера. Но мы лишь начали, просто не могли не пройти до конца. Только у выхода нас ждала главная опасность.

В «белое» время пещера поднимается, выравнивается с поверхностью, и ничего не стоит пройти сквозь неё. Но в «чёрное» — опускается глубоко в недра земли. И мы остановились перед отвесной стеной. Я ступил на скользкий камень с уверенностью, не зря ведь столько часов провел на скалодроме, но не рассчитал свои силы.

Я карабкался по камням, сдирая в кровь ладони, разрывая о колючие ветки одежду. Я уже не чувствовал ног, все тело болело, мышцы ныли, старая интернатская травма давала о себе знать. Я снова видел горящие голубые глаза братишки, стискивал до скрипа зубы и лез дальше. Новые силы появлялись, когда, казалось, взяться им уже неоткуда.

Тогда я и почувствовал себя частью команды. Когда нога сорвалась, и я повис над пропастью, мелкие камушки полетели в бездну от бесплодных попыток зацепиться за гладкий выступ, когда я уже решил, что это конец, она протянула мне руку. Я даже не увидел её лица, схватился за крепкую ладонь, действуя на выработанных у каждого исследователя интинктах. Я запомнил только гладкую черную перчатку и тесемку на запястье.

Она не могла вытащить меня. Но мне хватило секундной поддержки, чтобы снова найти точку опоры. Только когда мы выбрались из проклятой пещеры на свет, я узнал имя своей спасительницы. Алеста Флетчет.

Она первая заговорила со мной, не бросаясь быстрыми фразами и пустыми вопросами, будто ей правда было интересно. Алеста нарочно отстала от остальных, чтобы быть со мной. Я и не подозревал, что есть кто-то настолько на меня похожий.

Жизнь Алесты — почти точная копия моей. Мечта детства, интернат, младшая сестрёнка... Она тоже была первой исследовательницей в семье. Бунтаркой. Пошла против родных, сбежала из дома. Я запомнил тот разговор почти дословно. Но одна фраза Алесты въелась в память глубже остальных и ещё долго не давала мне покоя.

— Я боюсь за неё. Но надо найти золотую середину между любовью и свободой. Они уже не дети.

Грустная улыбка и долгий задумчивый взгляд, который Алеста устремила на сестру, сильнее сблизили нас. А у меня появилась ещё одна причина уважать её. Алеста оказалась сильнее меня. Она смогла отпустить сестрёнку в свободное плавание, позволила ей сделать свой выбор. А я, как никто, понимал, насколько это сложно — чувствовать опасность, нависшую над дорогим человеком.

Для меня братишка так и остался мальчишкой с падающими на лоб вихрами и детской улыбкой, со смелыми идеями и глобальными планами. Он вырос, стал мужчиной, исследователем. А я не мог этого принять.

Как только мы вышли на плато, все разговоры смолкли. Ещё заметив, как в недоумении остановились лидеры, я понял: вихрь близко. Почти бегом мы с Алестой достигли края плато. Под нашими ногами растянулась пустыня вихрей. Она идеально оправдывала свое название. Ни единого дерева, речушки, живого существа, настоящая долина смерти, царство с единственным повелителем — вихрем. Жизни не было места здесь, вся она смывалась потоком пыли и яда.

Я остановился за спиной Алесты и вглядывался в горизонт. Воздух уже помутнел, пыль щекотала нос и щипала в глазах. А впереди вырисовывалось тёмное, будто сотканное из тонких серых нитей, пятно вихря. Отсюда он казался игрушечным. Пустыня была похожа на картинку из книжки, но вихрь — не штрихи карандаша. Это знал каждый за Гранью.

— Сколько до него осталось?

— Думаю, день у нас есть. Успеем добраться до первого входа.

Разве у нас был выбор? Мы не могли вернуться обратно, не пройдя и малой части предназначенного нам пути. Оставалось добраться до входа в подземную сеть — единственное спасения от вихря. Никто не сказал ни слова. И в воцарившейся мертвой тишине не было ни ожидания, ни напряжения, только немое предостережение природы и человеческий вызов. Я хотел опуститься на песок, но не позволил себе даже минутой слабости. Не рядом с такими людьми.

Нога ещё болела. Черт бы побрал ту тренировку в интернате? Кто ж знал, что падение обойдется мне так дорого? Бежать со всеми или сдаться. Понятное дело: я выбрал первое.

С каждой минутой становилось все тяжелее. Мы переходили на шаг, пыль била в глаза и в нос, ветер усиливался, предупреждал, прогоняя нас от смертельного очага. Но никто и не заговаривал о возвращении. Мы шли навстречу вихрю, а вихрь шёл навстречу нам.

Через пару часов стало ясно: мы ошиблись, не рассчитали свои силы и скорость вихря. Мы никак не успели бы добраться до входа. И тогда план резко изменился.

— Мы ещё успеем разложить проктар, — предложил кто-то в первых рядах.

Глупо, но я так и не узнал имена тех, с кем бок о бок шёл навстречу смерти. Да и никто из них мной не интересовался. Но я ошибся, когда позволил себе эту мысль. Мы все-таки успели стать командой...

Проктар, или прибор Проктарова. Его создали три года назад, как раз перед моим прибытием на базу. Это единственная возможность пережить вихрь, который мало того, что несётся с бешеной силой и скоростью, так ещё и зарождается в колдовском ущелье и насквозь пропитывается ядом. Но у проктара есть три значительных минуса: маленькая вместимость, одноразовость и закрывающийся снаружи вход.

Вообще проктар похож на большую и невероятно прочую коробку, которую устанавливают, закапывая в землю и пристегивая специальными креплениями. Внутри долго не просидишь, но на несколько часов запасов кислорода хватит. А потом микробомбы и выход наружу. Один раз я уже был заперт в железной коробке под землёй. Ужасное ощущение, если честно, но в разы лучше смерти от вихря.

Это предложение было вполне очевидно, предсказуемо, но встречено молчанием, немым согласием на грани страха. Кто-то один должен был заплатить жизнью за жизни остальных. Кто-то должен был остаться, чтобы обезопасить вход в проктар и закрыть снаружи главную заслонку.

Мы смотрели друг на друга, и никто не решался сказать вслух то, о чем каждый прекрасно знал. Алеста забыла обо мне. Я случайно заметил ее отстраненный взгляд, направленный в одну точку. И я понял: она думала о сестренке. А я о братишке. В эту секунду его образ встал перед глазами еще ярче, чем в пещере. Братишка снова улыбался. Я всегда видел его счастливым... Тишину нарушил холодный голос лидера:

— Кто это будет?

Неозвученный, этот вопрос казался не таким зловещим. Теперь он повис в воздухе, набатом звенел в ушах, почти осязаемо давил на плечи, до боли сжимал тисками ребра. Никто не решался ответить. В каждом боролись эмоции и разум, самоотверженность и жажда жизни.

Мне всегда не везло. Но в этот раз я не стал дожидаться судьбы. Хватит быть неудачником. Пора все закончить раз и навсегда.

Я сделал этот шаг неосознанно, поморщившись от боли в колене, не поднимая глаз от запыленных кроссовок. Чужие взгляды иголками впивались в кожу. А я только тихо, но уверенно, как никогда, заявил:

— И это буду я.

Новая тишина не давила, даже успокаивала, будто напряжение понемногу уходило. Я вздохнул свободно, полной грудью, несмотря на тяжёлую пыль в воздухе. В горле жгло, я едва сдерживал кашель. Внутри было неправильно пусто. Не такими должны быть последние часы перед смертью. А может так даже лучше. Легче.

Я смотрел на запылившиеся темно-красные носки кроссовок и видел только лицо братишки, его улыбку, детский завиток, падающий на лоб. И сам я неосознанно улыбался, как сумасшедший, улыбался, стоя на краю пропасти и готовясь шагнуть вниз.

— Хорошо, — севшим голосом подтвердил лидер.

Я чувствовал, как твёрдая рука легла на моё плечо, поднял глаза. Ребята окружили меня, смотрели как-то сочувственно и гордо одновременно. Наверное, в их глазах я был героем. Я, мальшичка-неудачник, лишний. Я не жалел о своём выборе. Хотя бы так, ценой своей жизни, но я буду полезен настоящим исследователям. Только братишку жаль. Хорошо, я не успел пообещать... Но ведь мы вместе в детстве мечтали о подвигах. Братишка будет потом с грустью и гордостью вспоминать обо мне, без сожаления, без разочарования. Я все-таки стану его героем.

А может в мою честь даже назовут что-нибудь... Глупо. Даже смешно. Наверное, где-то глубоко в душе я остался ребёнком.

И сейчас я сижу на верхней плите готового проктара и мгновенья проносятся перед глазами. Может правду говорят, что в последние секунды вспоминается вся жизнь. Только у меня были не секунды, а, если точнее, 1 час 14 минут, из которых час уже прошёл.

Я смотрю вперёд, не обращая внимание на пыль в глазах, на все усиливающийся ветер. Я встречу смерть с поднятой головой, как герой любимой книги, тоже за Гранью тоже отдам жизнь за команду.

Я уже ничего не вижу, кроме огромного вихря, все вокруг погрузилось во тьму и для меня навсегда. Но мне не страшно, не больно. Я просто смирился. Я чувствую, как бьется сердце о ребра, стараясь наверстать упущенное в последние минуты. Воздуха судорожно не хватает. Наверное, яд уже начинает действовать. Каждый вдох отдается щемящей болью в груди, частички пыли забивают горло. Безумно хочется пить, но какая теперь разница.

Я сливаюсь с темнотой, с бешеным вихрем в единое целое, чувствую его холодные пальцы на коже. Он обнимает меня медленно, давая мне последние минуты. Он хочет увидеть страх в моих глазах, но я слишком спокоен для человека в шаге от смерти. Я не исчезну. Я стану луноцветом, свечением на ладонях братишки.

— Вы слышите? — тихо шепчу я в микрофончик, надеваю наушник, надеясь услышать голоса на другом конце.

— Слышим. Ты герой, ты поступил правильно, и мы никогда этого не забудем, — голос дрожит.

А я улыбаюсь, и становится так легко и спокойно... Хочется смеяться. Я чувствую себя странно счастливым, свободным, я нашёл свою миссию. Последнюю, но наконец-то нужную.

— Сделайте это, — даже сквозь улыбку мой голос обрывается. Я не контролирую свои слова. А слезы текут по щекам, наверное, я все-таки не хочу умирать.

— Спасибо, спасибо за все, — доносится из наушников. Вроде голос Алесты... И связь обрывается.

Руки бессильно опускаются, микрофончик выпадает из ослабевших пальцев и погружается в багрово-коричневый песок. Я не вижу этого, просто знаю. Через плотную пыль уже ничего не разглядишь. Только вихрь вырисовывается впереди громадным силуэтом.

— Помогите Нейту.

Я не узнаю своего голоса, хриплого, тихого. Они не слышат меня. Эта мысль мелькает и скрывается за новыми голосами в голове. Я снова вижу братишку. Даже сейчас я переживаю за него сильнее, чем за самого себя.

— Я боюсь за неё. Но надо найти золотую середину между любовью и свободой. Они уже не дети...

А вихрь все приближается, у меня остаются последние секунды.

— Я пошёл бы с тобой, если бы только мог...

Я сжимаю кулаки, закрываю глаза, чувствую, как подкашиваются ноги, сбивается дыхание. Яд захватывает меня, но вихрь будет быстрее. И я встречу его на ногах.

— Возвращайся...

Не вернусь. Прости, братишка.

***

Одинокая тёмная фигурка выделялась на фоне пропитанного багровой пылью воздуха. Он стоял, раскинув руки, готовый отдаться неизбежному. И вихрь захватил его в свои объятья.